***
Игорь вроде решил, что Пете неприятно вся эта нежность, но он-то бывалый, он с такими постель же делил, и как-то все совершенно не сходилось! Прошлые партнеры Игоря и в постели старались по минимуму и получить, и отдавать ласку, но Петя… Петя в постели и целовал, и себя давал целовать, Игоря наглаживал и ласкал жадно, и сам на ласки отвечал с таким отчаянием, с такими стонами, что у Игоря потом эта картинка на внутренней стороне век отпечатана была, а в ушах еще часы его стоны стояли. Хмуро глядя на него из-под кепки на работе, выслеживая будто, он пытался сложить пазл, но не понимал. Петя не любит нежности. Было логично, и Игорь не трогал его излишне, не лез обнимать, целоваться и нежно ласкать сквозь одежду аккуратными, медленными поглаживаниями. Это было понятно. Неприятно, обидно даже, но — понятно. Но после их второго, третьего, а уже и четвертого секса у Игоря закрались сомнения. Ну не складывалось оно все как-то! Как его не тактильный Петя во время секса превращался в тактильного монстра, а вне — каменел и смотрел напуганными глазами? Не складывалось… Заметив, что Петя пошел на перекур, Игорь встал вслед за ним. Нагнал его в курилке и улыбнулся ему. — Привет, — Петя широко улыбнулся. — Будешь? — Я не курю. — Я тоже. Только когда на работе все через сраку, — выдохнул Петя и закурил. Спрятал почти полную пачку сигарет в карман вместе с зажигалкой и сделал затяжку, блаженно прикрыв глаза. — Чем меньше куришь, тем больше кайфа от каждой новой сиги. — Я заметил, — кивнул Игорь и лениво подошел чуть ближе. Приобнял со спины и уткнулся подбородком в его плечо, ссутулившись. Петя вздрогнул, замер и как-то почти отчаянно вжался в него, чуть плечи сжав, будто испугался. Игорь потянулся губами к сигарете, и Петя протянул ему. Игорь затянулся, вдохнул поглубже и выдохнул. Курения он не понимал, но у Пети сиги какие-то вкусные — с капсулой какой-то черничной, с приятным сладким послевкусием. — Бабские, — гордо сказал Петя, из рук не вырываясь. Игорь нежно погладил его поджавшийся, напряженный живот, прикрыв глаза. Поцеловал в шею и Петя вздрогнул. В его руках он ощущался каким-то напуганным зверьком, которому вроде тепло и хорошо, а вроде и боится, что рука, которая гладит, может задушить. Игорь нежно погладил его по животу, целуя его шею, поднялся выше, к линии челюсти, чуть повернул к себе за подбородок его лицо, целуя бледные веснушки. Сейчас весна, солнце только-только стало появляться, и Игорь ждал лета, когда веснушек станет больше и ярче. Петя немного пожмурился, съежился в его руках, будто пытался уйти от его касаний. Игорь прохрипел у уха: — Тебе неприятно? Петя немного помолчал. — Приятно… Игорь нахмурился, плохо понимая. Если Петя был бы не тактильным, разве ж было ему приятно? Игорь поцеловал его в горячую скулу, потерся носом о висок, чувствуя, что Петя в его руках будто бы еще меньше стал. Нежно погладил его по животу. Петя себя даже и не знал, куда деть. Каменел от простой ласки, не понимал, как Игорь его с такой любовью касается, как нежно его трогает. Пете было приятно-приятно, так хорошо, что едва плакать ни хотелось. Его ведь так никто никогда. Петя как-то ведь и привык, что чужие удары нужно считывать за поцелуи, и не понимал, как надо реагировать на настоящие поцелуи. Он и не понимал, почему Игорь вообще его вот так трогал, так гладил и так целовал. Почему хотел. Пете страшно было. Страшно, что любой поцелуй обернется ударом, что вот-вот станет очень больно, и Пете будет в сто раз больнее, чем обычно, потому что раньше удар — это просто удар. Это никогда не «удар по месту, куда тебе до этого нежно поцеловали». Петя просто терялся, стоя и не зная, что сказать, как реагировать. Не знает, почему внутри и так хорошо, и так страшно одновременно. Почему хочется оттолкнуть Игоря и, вместе с тем, теснее прижаться. Почему хочется сначала рассмеяться, а потом заплакать. В Пете будто бы было слишком много боли, ужаса и страха, чтобы вместить в себя немного любви и нежности. Ему так хотелось убежать. Но он остался стоять вот так. И Игорь, целуя его за ухом, осознал: проблема не в нем. Проблема не в том, что Пете не нравится. Проблема в другом. В чем?***
Петя искренне не понимает, чем заслужил любовь. Не понимает, почему в щёку ему прилетают ласковые поцелуи, а не сильные удары грубых рук. Не понимает, по какой причине эти самые грубые руки обращаются с ним ласково, не причиняют боль, а лишь приносят с собой волну удовольствия каждый раз, пуская множество мурашек по телу. Поэтому сейчас он, убедившись, что Гром спит крепким сном, осторожно выскользнул из кровати и остановился за прикрытой дверью ванной комнаты, на стене которой было расположено большое зеркало. Хочет понять, чем цепляет. Внутренний мир — отвратительный, просто омерзительный и ничем хорошим, как думается Пете, цеплять не может. Значит, дело, скорее всего, во внешнем? Точно! Продолжая щуриться из-за яркого света, Хазин приближается к зеркалу, внимательным взглядом рассматривает каждый миллиметр лица. Множество веснушек, которые под лето становятся в разы более заметными, небольшие синяки под глазами, но при всём этом всё равно достаточно красивые черты лица. По крайней мере, уж точно во вкусе Игоря. Других причин нет. И кулак никогда не летит, потому что жалко красивую мордочку покалечить, любоваться будет нечем. И даже в постели Гром постоянно зацеловывает его, боготворя, видимо, только тело, но никак не самого Петю с его прошлым и настоящим. Элементарно. Но почему-то при этом до невозможного больно. Приходится с силой закусить нижнюю губу, чтобы не взвыть. Ничего. Справится. По крайней мере, Игорь с ним, Игорю нравится, и самому Пете, вроде как, тоже. Непривычно, очень странно, и всё равно нравится. — Ты чего тут? — низкий голос раздаётся неожиданно. Петя вздрагивает и испуганно оборачивается. Заспанный, сейчас майор выглядит совершенно не как тот, кто голыми руками способен уложить стайку бандитов, а потом, в качестве бонуса, проделать тоже самое с их союзниками. — Любуешься? Мог бы на утро отложить, Петь, ну... Без тебя уже спать не получается, знал? — нет ни единого упрёка на полном серьёзе. Игорь посмеивается, подходит ближе и осторожно, обвив руками талию, размещает голову на плече. Смотрит в отражение. Хазин снова рассеянный, снова выглядит потерянно, как крошечный котёнок, и Игорь не знает, правда, вообще не знает, какова причина такого поведения. Почему Петя снова вздрагивает, когда сухие губы касаются шеи, а широкая ладонь в привычном жесте ложится на впалый живот. — Я бы тоже любовался. Ты красивый. Очень. Он знал! Знал, Петя, знал, Игорь только что подтвердил его догадку! Всё-таки из-за внешности. Всё-таки именно её и любит. Не Петю. Часть Пети. Почти незначительную часть. — Весь красивый, — Гром плавно ведёт ладонью к середине грудной клетке, и этого жеста Хазин понять не может. Намёк на душу? Характер? Ещё что-то? Точно нет. Простое совпадение, никак не более. — Ты тоже, — Хазин неловко улыбается, снова стоя столбом. Игорь с довольным урчанием тычется носом в изгиб шеи. — Пойдём спать? — шепчет он, обдавая нежную кожу горячим дыханием. Снова мурашки. Снова хочется то ли отпрянуть, то ли прижаться теснее. Игорь, конечно, замечает. Просто молчит, никак не комментирует, решив оставить как минимум на завтрашний день. Успеется. Наверняка успеется. Сейчас важно, скорее, подметить как можно больше фактов, которые, Гром надеется, позже соберутся в одну единственную картинку, объясняющую каждую реакцию Пети. — Пойдём. Петя мысленно радуется. Он понял! Наконец-то понял!***
В этот раз ускользнуть от Игоря было достаточно легко — Петя словил момент, где тот увлечённо разговаривал с Прокопенко, скорее всего, о новом деле, и выскользнул из отдела, игнорируя взгляды некоторых коллег. Внутри, в голове, огромное количество неприятных мыслей и сильнейшее желание выпить практически до беспамятства, чтобы от этих самых мыслей избавиться. Потому что терпеть Петя не может. Стоило только убедиться в весьма логичной догадке, что Грома интересует только его внешность, так вместе с этим добавились дополнительные переживания – а если тот найдёт кого-то, кто красивее? Кого-то, кому удаётся совмещать нормальное прошлое, хороший характер и красивую внешность? Наверняка же! Рано или поздно. Через неделю, через месяц, через год – Хазин не знает, но переживать начинает уже сейчас. Потому что такого счастья и человека в его жизни раньше не было. Потому что такое счастье очень легко упустить, особенно такому, как он. Петя не помнит, как оказывается в квартире с наполовину пустой бутылкой коньяка. Не помнит, как валится на диван и пытается сжаться в комочек, чтобы хоть таким образом спрятаться от мыслей. Он кидает взгляд на часы, предполагая, сколько времени осталось до прихода Игоря, и уже заранее продумывает то, как будет притворяться спящим, дабы избежать вопросов. Бутылку спрячет в вещах, вскоре незаметно выкинет по пути в отдел, а от похмелья избавится ледяным душем и бутылкой минералки, встав на час раньше привычного. Хазин осматривает квартиру взглядом, поджимает губы, не представляя, что будет делать, когда Гром решит бросить его. Скучать — точно да. Вспоминать, насколько было хорошо, и снова употреблять — тоже да. Попросит Прокопенко уволить его по собственному желанию, переедет в Москву и оставит майора в покое, зная — через время тот забудет о нём, как о незначительной части жизни. Голову займёт новый, по-настоящему любимый человек, а не гнилой нарик, и тогда всё будет хорошо. У Игоря всё будет хорошо. А для Пети это в разы важнее своего собственного состояния. Алкоголь заканчивается в бутылке быстро, силы покидают тело следом за ним. Хазин тяжело вздыхает, снова бросает взгляд на часы, и, поджав ноги к груди, пользуется возможностью улечься на диване. На пять минут. Не больше. Потому что встать и уйти в спальню, перед этим заметя за собой всевозможные следы, не получается: единственное, на что хватает Петю — сбросить ногу и коснуться ею холодного пола. У него есть два часа. Если позволить себе прикрыть глаза на пять минут, ничего страшного не случится, верно? Не верно. Заметивший пропажу, Игорь возвращается значительно раньше с трепещущим подобно птице беспокойством в груди. Потому что его не предупредили. От Пети не было какого-либо намёка на то, что он устал и хочет отдохнуть. Петя вообще никому, кроме начальника, и то, по смс-ке, ничего не сказал. Шаги медленные, осторожные, словно майор боится спугнуть, и через несколько секунд в глаза бросается фигура, лежащая на диване. Без пледа, без одеяла и даже без подушки. Значит, Петя уснул случайно. Обыкновенная усталость или стало плохо? Ответ находится почти сразу — Гром замечает бутылку, стоящую рядом, и вздыхает. Значит, что-то всё-таки случилось. Что-то серьёзное, о чём Хазин решил умолчать. — Петь, — Игорь присаживается на корточки, проводит прохладными кончиками пальцев по лицу, приглаживает растрепавшиеся волосы. Видит, как Петя хмурится, невнятно мычит и слабо двигает головой, пытаясь уйти от прикосновений. А потом открывает глаза и вздрагивает. — Игорь?! Ты... — взгляд метается к часам, потом снова на Игоря, потом снова к часам и к бутылке, спрятать которую не удалось. — Ты почему так рано? Я... Я просто, я... — Сколько раз я говорил, чтобы ты в таком состоянии даже и не думал о том, чтобы вернуться домой! Сколько, Петя? Сколько раз, я, блять, спрашиваю!? Юрий Андреевич — язык не поворачивался назвать его отцом даже мысленно — уже переходит на крик, громко хлопая ладонью по столу, из-за чего Хазин вздрагивает. Он не может ответить. Потому что помнил, чем обернулся прошлый раз, когда незаметно проскочить в комнату не удалось. Помнит, как синяки ещё долго не сходили с тела, а все деньги уходили на заживляющие мази. Помнит и боится представить, что будет сейчас. — Ты ещё и молчать вздумал, придурок? Конечно, не знаешь, что папке сказать, — мужчина делает широкие шаги, значительно сокращая дистанцию между ними. — Давай, чё ты? Я полный придурок и будущий алкаш, у которого нет будущего. Я проблема для своих родителей и я делаю всё, чтобы то, что они вложили и продолжают вкладывать в меня, ничего не значило. Повторяй, Петя! — Я... — Мямля! Юрий Андреевич за полсекунды заносит руку для удара. Снова. — Петь, — вторит своим же словам Игорь и накрывает подрагивающие ладони своими. Холодные. — Завтра мне всё расскажешь, ладно? Пойдём полежим. Петя не понимает, почему тон такой спокойный. Не понимает, почему на лице Грома нет и толики отвращения, не понимает, почему тот продолжает относиться к нему с такой нежностью, игнорируя явно неподобающий внешний вид. Может, ждёт, пока протрезвеет, а потом выскажет? — Вставай, — хрипловатый голос прерывает размышления. Игорь поднимается первым, слабовато тянет Хазина на себя, предполагая, что добраться до кровати самостоятельно тот точно не сможет. Стыдливо опустив взгляд в пол, Петя послушно идёт следом. Смотрит на заплетающиеся ноги, на руку мужчины, заботливо сжимающую свою собственную, и не знает, что говорить. Тревожно. Перед завтрашним днём чертовски тревожно. Что скажет Игорь? Что сделает? Может, специально проснётся раньше, соберёт вещи в чемоданы и вышвырнет за порог? Может. Только вот его действия сейчас полностью противоречат мыслям Пети. Игорь укладывает его в кровать, накрывает мягким пледом, ложится рядом и притягивает податливое тело сильными руками. Тычется губами в макушку, приглаживает волосы ладонью, про себя отметив, что Хазин снова замер, не зная, как реагировать. Целует в висок, в лоб, гладит по спине, немного задрав футболку. Затишье перед бурей? Петя не знает. Петя пытается насладиться напоследок и несмело касается губами шеи в ответ.***
Утро встречает не яркими лучами восходящего солнца и тихим посапыванием рядом, как было обычно, а отвратительно сильной головной болью и полным непониманием происходящего. Воспоминания приходят постепенно. В голове начинают всплывать картинки произошедшего вчерашним вечером: как Петя пришёл домой с бутылкой алкоголя, как случайно уснул на диване, и как Гром не вовремя вернулся с работы, после чего почему-то начал целовать его, а не крыть матом. Может, не всё потеряно? Может быть, Петя выглядел недостаточно отвратительно, чтобы его бросить, и есть ещё небольшой шанс? Нужно только избавиться от похмелья и привести свой внешний вид в порядок. Крепкая рука на боку уменьшает шансы, но Хазин, надеясь на чужой крепкий сон, медленно сдвигается ближе к краю. — Стоять, — голос Игоря раздаётся неожиданно, вынудив вздрогнуть и моментально замереть. — Куда собрался? — мужчина двигается ближе, горячее дыхание щекочет затылок Хазина, пуская мурашки по телу. Тот кусает губу. — В душ, — собственный голос звучит неожиданно испуганно и тихо. — Хочу избавиться от... ну, ты понимаешь. Игорь почему-то посмеивается и тычется губами в заднюю часть шеи, не собираясь выпускать из объятий. — Давай полежим. Потом вместе сходим. Петя хмурится. — А тебе разве не противно? Я же пил вчера, сейчас наверняка неприятный запах, а ещё... Точно! Игорь не видит лица, поэтому просит остаться в кровати. Ничего страшного же не случится, верно? Но Хазин на всякий случай трёт его ладонью, особое внимание уделив глазам, и надеется, что это хоть немного поможет. — Не противно. Казалось, с каждым словом майор удивляет в разы больше. Каждое его действие сейчас отдаётся не столько приятным ощущением в груди, сколько, по большей части, волнением. Почему он это делает? Зачем делает? Говорит правду или обманывает, в надежде, что через пару часов Хазин вернёт себе нормальный, привычный вид, и снова будет светить красивым личиком в отделе? Мысли снова прерываются. Происходит то, чего он боялся. Гром тянет на себя той рукой, что обнимала, буквально заставляет перевернуться, не оставляя другого выбора. И, когда ещё более испуганный, Петя смотрит на него с выпученными глазами, тихонько посмеивается. — Никогда тебя раньше таким не видел. Вот именно, что не видел! Не смотри сейчас, не смотри, не смотри, ты же разочаруешься! Не смотри! — Очень милый, — продолжает негромко проговаривать Гром, кончиками пальцев скользя по лицу, ближе к волосам, чтобы ласковым движением пригладить растрёпанные волосы. Конечно, Петя не выглядит сейчас как модель: у моделей нет следа от подушки на щеке, нет немного припухшей из-за алкоголя кожи, нет сухих губ и нет столь растерянного вида. Петя выглядит в разы лучше, потому что сейчас, перед ним, он настоящий, а не мальчик с картинки, каким иногда пытался казаться. — Нет, серьёзно. Красивый, очень красивый. Самый-самый, — его голос звучит невозможно нежно, движения ласковые и осторожные, словно Хазин сломается от прикосновения не в том месте. Губы оставляют множество мягких поцелуев, покрывая ими каждый участок лица, и Петя снова застывает. Почему Игорь не бьёт? Почему продолжает демонстрировать любовь? Почему эта любовь вообще существует? Петя не заслуживает его. Совершенно точно не заслуживает. И Игорь, Игорь нуждается в ком-то нормальном, а не бывшим наркомане с омерзительным прошлым и множеством страхов за спиной, несмотря на попытки казаться сильным и серьёзным. Игорь нуждается в ком-то, кто без лишних мыслей будет целовать его в ответ, дарить нежность в двойном количестве, не пугаться прикосновений и просто быть хорошим партнёром. Игорю нужен кто-то другой.***
Иногда Пете хочется отмыться от того, кто он есть. Иногда ему хочется перешить, переделать себя. Иногда даже собственное отражение вызывает раздражение. Но сейчас это не иногда. Сейчас это постоянно. Каждый раз от мысли, что его видит Игорь, его разглядывает, ему улыбается, Петю перетряхивает. Как-то это неправильно, что ли, нечестно, его же просто не покидает ощущение, что он кого-то обманывает. Игоря. Себя. Мир. Он вообще себя теперь постоянно мучает. Недостатков Игоря в упор не замечает, зато свои старательно рассматривает. Спустя неделю тщательного такого рассмотрения начало отталкивать даже собственное лицо. Недавно вроде красивым был, очень даже ничего, а сейчас любое выражение лица казалось глупым. И еще Игорь, и все его улыбки, и смех… Как он обнимал, целовал в голые плечи, терся щетинистой щекой о шею. Как глупо улыбался, выводя веснушки. Говорил с улыбкой: — Ты у нас просто солнышком поцелованный. — Ага. Тобой. Так странно. Этот момент для Игоря был идеальным. А Петя себя чувствовал несчастным просто за то, кто он есть. За то, что никогда у него такого в жизни не было. За то, что ему врали. Что нет, не может лучик света осветить многолетнюю тьму. Петя закрыл глаза, отвернулся. И остался во тьме. В нем было достаточно сил, чтобы любить. Но недостаточно смелости, чтоб принять чужую любовь. Пете легче было сбежать. Прятался от себя, прятался за своей внешностью, улыбками, за своим белым, гибким телом, казалось, что это даже работало. И все равно — он снова тут. Все, что ему хочется, это убежать от Игоря. Сделать ему больно, чтобы Игорь не сделал больно ему. Потом, когда вглядится, когда разглядит. Сложит два плюс два, Петино прошлое, когда поймет, кто он есть. Когда внешность и эти глупые веснушки наскучат, когда Юля улыбнется. Или Дима. Пете вообще казалось, что Игорь с ним от безысходности. Что на самом деле он страдает. Игорь просто не знает, но ему же идеально подходит Дима. И Петя мучился. Собирался расстаться, но понимал, что не мог. С Игорем так хорошо бывает, особенно, если не думать. Борода так щекочет приятно, когда шею целует, на ухо что-то хрипит до мурашек, Пете же так хорошо-хорошо, хоть и горько от того, что все это обман. Он потом случайно Игоря с Юлей видит. Знает, что друзья, но в том, как он ее обнимает, как она смеется и смотрит на него, в том, как она ему отвечает, Петя угадывает что-то, что вгрызается в сердце. Ревность глупая, детская, обидная и горькая. И ни о чем, кроме того, как Юля прижималась к Игорю, Пете думать не выходит. Он прокручивал эти сценарий снова и снова, снова и снова. И Юля так к нему подходила, такая маленькая и по-забавному юркая в его руках, и он, который ее обнимал, как недостающую часть пазла. Глупая ревность. Глупые домыслы. Он это знал. Но это знание не уменьшало ни неуверенности, ни страха. Он об этом думал, и этим ж себя изводил. Искал в ее взгляде что-то большее, в касаниях Игоря, как на перемотке, снова и снова усматривал едва читаемую нежность. Эта встреча длилась не больше минуты. В голове Пети эта минута превратилась уже во вторые сутки. Этого стало так много, так много беспомощности, злости, ревности и обиды, что теперь это было невыносимо. Он сам себя извел, сам себя довел до страха того, что вот-вот и Игорь все поймет, он его разлюбит. Вот завтра. А если не завтра, то послезавтра. Это же очевидно, Господи, это так очевидно! Пете было проще сбежать, чем бороться с самим собой. Игорь, на самом деле, изменения в Пете заметил. Он вроде и привык, что Петя дерганый, то зажатый, то перенапряженный, но в последнее время вообще, как дикий котенок. В руки не дается, смотрит волком, будто обиделся на что-то, но Игорь в упор не понимал, на что. Он, может, и не подарок, но был уверен, что в их отношениях был шелковый. Места для проеба просто не было. Игорь на все звонки и сообщения отвечал, желал спокойной ночи и, просыпаясь раньше, писал «доброе утро» с обилием эмодзи. Петя говорил, что это «кринж», но говорил с улыбкой. Что такое «кринж» Игорь знать не знал, но Петя улыбался — значит, все как надо. Времени тоже много вместе проводили. Игорь его по крышам водил, Петя — в бары и рестики. Один раз Петя напился и пьяным валялся в квартире, но Игорь значения этому не придал. Если повторится — поговорят. Один раз увлечься и перепить — ничего страшного. Тем более утром Петя не блевал и выглядел вполне нормально, значит, норму свою знает. В общем-то, не считая загадку Петиной тактильности и его дерганности, Игорь считал, что у них все хорошо. А тут вот это… Напряженный такой, смотрит странно, вечно зубы сжаты. Никакого интима тоже не было. Не то чтобы Петя каждый день перед ним ноги раздвигал, но Игорь не припомнит, был ли у них хоть один день без разрядки разными способами. Фантазия у Пети была дай Бог, всегда мог удивить. Иногда прям на работе… И тут… Игорь в догадках терялся и придумал простое советское поговорить. Вечером вина выпьют, Игорь в лоб спросит, случилось у него че или обиделся. Игорю все виделось просто и понятно. У Пети тем временем рушился внутри целый мир, который он сам придумал, просто потому что все вокруг него происходящее его глазами приобретало странные, пугающие формы. Игорь будто бы жил в реальном мире. А Петя — в мире теней. Игорь видел руки, строящие забавные фигурки. Петя видел ужасающие тени на стене. Вино они вправду выпили. Петя был очень собранным, задумчивым, на Игоря смотрел стеклянными глазами и почему-то почти не смеялся со всех его шуток. Обычно смеялся! Даже если Игорь ее уже в пятый раз пошутил. И даже если это бородатый анекдот. Юля его юмор тоже называла «кринжом», но Петя смеялся, значит, все в порядке. А сейчас вот не смеялся. Значит все совсем не в порядке. Игорь допил вино (он вообще-то больше пиво любил, а Петя виски и вино, но жижа с запахом сгоревшей детской больницы Игорю в глотку вообще не лезла, так что сошлись на вине) и спросил: — Петь, у тебя все хорошо? Ты в последние дни ходишь такой, будто призрака увидел. Петя поднял на него взгляд, моргнул рассеянно и сказал: — Я, на самом деле, поговорить хотел… Игорь внимательно на него посмотрел. — О чем? Кто-то умер, что ли? У тебя лицо, будто бы ты на похоронах. Петя мотнул головой и бросил: — Пойдем покурим. — Ты ж куришь только после тяжелой работы. Петя только кивнул и встал. Игорь хмыкнул. Он тоже особо не курил, но с Петей рад был. Они часто курили одну сигарету на двоих, и Игорь таял просто, как подросток, глядя, как Петя выдыхал дым и каким жестом передавал сигарету Игорю. А Петя явно млел от того, когда Игорь, не выпуская сигарету из пальцев, протягивал ее Пете, и тот обхватывал фильтр губами из чужих рук, затягивался, глядя Игорю в глаза, и выдыхал дым. В этот раз Петя достал две. Игорь хмыкнул. Он в этих ваших символизмах и метафорах совсем не разбирался. Петя сделал в тишине пару затяжек, пока Игорь упрямо сверлил его взглядом. Он сам дубовый, но сейчас даже ему некомфортно, будто Петина напряженность и ему передалась. — Петь, че случилось? Помочь в чем надо, проблемы какие? Говори, разберусь и по… — Нам надо расстаться. Игорь медленно моргнул. Че? Нет, подождите. Какого хрена? Игорь подвис, уставившись на Петю нечитаемым взглядом. Расстаться? В смысле? Зачем? Игорь искренне считал их отношения идеальными, Петя вроде такой счастливый, а сейчас… расстаться? Почему? — Не понял, — пробасил Игорь, затушив бычок и кинув окурок в банку из-под кофе. Петя не ответил, просто сжав губы и глядя в сторону. Игорь насупился и сделал шаг вперед. — Петя, какого хрена? — Никакого. Просто подумал, что так будет лучше. Я вообще отношений не планировал. Мы переспали и переспали, а потом эта шаверма и… — Хочешь сказать, что я тебя заставил? Хуево тебе было или че? Ты прямо говори, я тебе не Марина двенадцать лет. Петя сглотнул. — Ну? Че молчишь? Петь, я нихрена не понимаю, недавно все хорошо было, и ты думаешь, что норм вот такое заявлять? Или ты этих отношений не хотел? — Хотел… — Ну так и че? Плохо тебе было? — Да не во мне дело, — выругался Петя, глянув на Игоря краем глаза. — Тебе так лучше будет. — Охуеть. Петь, тебе че, тринадцать, чтобы с драматичным лицом заявлять, как мне лучше будет? Тебе лучше будет голову полечить, видимо. — Ты нихрена не понимаешь. Так говоришь, будто я сидел-сидел и такой: о, надо с Игорем расстаться! — Судя по твоей аргументации так и было. — Бля, Игорь, да я с самого начала об этом парился! Думал, пройдет, но нихера не проходило. Сидишь, днями думаешь, что тебя где-то наебывают, что что-то не так! Всю жизнь было наоборот, а тут появляется майор Гром — Питерский супермэн — и внезапно влюбляется в бывшего нарика? Мы не в романчике, Игорь, так не бывает! — Ты ебнулся? — вскинул бровь Игорь. — Как не бывает? Ну, блять, извини. В следующий раз попрошу кого-нибудь инструкцию, кого мне любить, а ща вот вышло как-то так. Ну уж извини, что петух я такой, полюбил тебя. — Это неправильно, — зашипел Петя сквозь зубы. — Я знаю, чем это кончится. — Чем же? — спокойно спросил Игорь. На самом деле, он весь этот треп даже серьезно не воспринимал. Был уверен, что у Пети какой-то внезапный всплеск желания к драме. Только Игорю не тринадцать, чтобы вестись на это. — Ты меня бросишь. — О как. Белисимо, — кивнул Игорь. — Долго придумывал? — Я не придумывал. Я тупой наркоман. Наркоманов нормальных встречал? Вот и я нет. У меня из нормального только ебало, и то, пока не бухаю. Я не хочу и дальше дни проводить, думая, когда же тебе надоест и захочется нормального человека рядом. Игорь внимательно на него посмотрел, вскинув бровь. Спросил: — Ты понимаешь, что ты все это выдумал? Я тебе и повода не дал вот так думать. Ты сам выдумал, сам загнался, сам решил, что так и будет и сам решил расстаться. Я вообще сидел и жизни радовался. Я и не думал тебя бросать. — Пока не думал! — почти истерично взвизгнул Петя, глядя на Игоря напуганными глазами. Игорь подвис, а следом осознал — Петя искренне верил в то, что говорил. Что он плохой-кривой, и Игорь его бросит. Что по-другому и быть не может. Петя так сильно себя накрутил, что это стало для него реальностью. — Петь… у тебя все нормально?.. — Игорь аккуратно подошел к нему ближе, протянул к нему руки, и Петя уставился на него диким, напуганным взглядом. Если прям ща случится нервный срыв — Игорь не удивится, все отношения накручивать себя, какой ты плохой и тебя скоро бросят — у любого бы крыша начала подтекать. — Петь, все хорошо, ладно?.. — он аккуратно притянул его к себе. Петя испуганно вздрогнул, как маленький, напуганный зверек. — Я не собирался тебя бросать. Да, у тебя… сомнительное прошлое и я всю эту хрень осуждаю, но ты же сейчас другой. Петя замотал головой, просипев: — Неправда. — Правда. — Наркоманы не меняются. — Наркоманы — нет. Бывшие наркоманы — да. Петя дышал сбито, будто не мог нормально вдохнуть. — Петь… почему ты все это придумал? Тебе плохо было со мной? — Хорошо… — задушено прошептал Петя, поджав губы. — Это тебе… должно было быть со мной плохо… — С чего ты это взял? — спокойно спросил Игорь, погладив по спине. Не растерялся. Он и с жертвами изнасилований в моменте язык общий находил, со своим собственным партнером — пусть и на грани истерики — тоже найдет. — Потому что… потому что я такой. — Какой? Петя сглотнул. — Такой… Со мной никто по-человечески, значит, заслужил… И значит… — Значит, что проблема была в других людях, а не в тебе. Петя мотнул головой. — Нет… я заслужил, правда. Я тоже заставлял людей страдать, и делал больно. Изменял, врал, исчезал из жизни и… — И ты что-то делал из этого в наших отношениях? — Нет… — И я это ценю, — кивнул Игорь. Вообще-то не то чтобы он это и вправду ценил, для него не изменять было так же априорно, как и дышать, просто теперь он понял, что для Пети это вообще-то подвиг: вести себя адекватно. — Я не знаю, что было раньше. Знаю, что сейчас ты пиздец красивый и классный. Что мне хорошо с тобой. Ты красивый даже во время похмелья. И когда ходишь напряженный с таким лицом, будто у тебя запор. Ты красивый не потому, что у тебя такое лицо. А потому что ты мне очень нравишься, понимаешь? Петя мотнул головой, глядя на него с таким отчаянием и мольбой, и Игорь понял: Петя совсем не хотел расставаться. Он хотел, чтобы эта боль в нем, из-за его неуверенности и страхов, исчезла. Ему просто было легче сбежать. Вот и все. — Петь… у тебя был кто-то кроме Нины?.. Петя ответил не сразу. Подумал немного и пожал плечами. — Наверное, были… — И что было в этих твоих «наверное, были»? Тебя… бил кто-то? Петя качнул головой. — Отец только… Остальное не считается. Сильнее отца уже никто бы не смог, — он криво усмехнулся, смотря на ночной город. Подул теплый майский ветер. Игорь тяжело выдохнул и, поцеловав его в лоб, крепко прижал к себе. Петя спрятал лицо в его шею. Игорь внезапно понял, насколько большой пробел в том, что он не расспрашивал о Петиных прошлых отношениях. Теперь догадывался, что в них скрывалось много ответов на Петино поведение и его иррациональный страх. — Петь… Киса, послушай меня. Я хрен знает, как там твоя голова работает, но ты эт… попробуй голову выключить и посмотреть на это без своего этого грустного прошлого. Я… я может и не идеальный, но разве я че-то делал не так? Думаешь, если бы мне было не интересно, я бы проводил с тобой столько времени? Петя, да я выходные начал брать с тобой! Чтобы время с тобой провести! До этого я такого слова не знал! Петя сжал губы, вжавшись лицом в его шею. — Я понимаю, просто… Просто так не бывает. — Бывает. Прям ща. Вот я. Стою… — он выдохнул и, поцеловав его волосы, сказал: — и люблю тебя. С твоей больной дурацкой головой, — он аккуратно взял его лицо в свои ладони и посмотрел в его глаза. Взгляд у Пети был такой, будто он страдал прямо сейчас, даже с ним, даже в его руках. — Не выдумывай хрень, Петь. Было бы мне на тебя насрать — я б не разозлился так на твои эти внезапные предложения. — Ты еще передумаешь сто раз, — прохрипел Петя, глядя в глаза. — Я дальше буду ныть и страдать, что ты меня бросишь. Знаешь, как заебывает? — Догадываюсь, — выдохнул Игорь. — И догадываюсь, что это не твоя вина. Че-нить придумаю, Петь, чтоб дурь эту твою из башки выбить. — Но… зачем? Юля же есть, или Дима, например… Они нормальные и тебе с ними хорошо будет. Игорь пораженно вскинул брови. — Потому что ты мне нужен. Я с Юлей и Димой уже больше года общаюсь и ниче у нас не было. А с тобой вон как быстро все случилось. Ты думаешь, если мне кто-то сильно нравится, я буду год кругами ходить? Нет. Увидел, понравился, узнал, что нравлюсь в ответ — все. Как с тобой вышло. Неделя знакомства и вон, сразу в постель. — Так я думал… ты просто переспать хочешь… — Хочу. Переспать хочу, трахнуть хочу. Во всех позах. Отсосать тебе тоже хочу. И еще на тебя сонного утром смотреть хочу, целовать тебя хочу, на крыше сидеть, дело разбирать. Бубнеж твой слушать, с тараканами твоими познакомиться хочу. Разобраться в тебе хочу. Жить с тобой хочу. Дохуя чего хочу, Петь, а если твое единственное желание все это разрушить — флаг тебе в руки. Петя отчаянно, почти испуганно закачал головой. — Не хочу… Я правда хочу вот так, с тобой… Ты нормальный, вроде… Я просто боюсь, что слишком нормальный, и я тебя заебу. Боюсь, что во мне нихрена нет, что я просто слабак, и что тебе это не понравится, когда ты поймешь. Мне просто кажется, будто бы ты не замечаешь ничего плохого во мне, будто я тебя обманываю. — Не обманываешь. Ты был мудаком, не спорю, сейчас уже нет. А че было меня не волнует. Если смотреть всегда на прошлое — можно башкой пойти. Я вот почти пошел однажды. И ты, я вижу, уже почти… Ну не реви хоть, а? — ласково усмехнулся Игорь и аккуратно вытер большим пальцем мокрый уголок глаза. Пете хотелось реветь. Реветь, орать и, может, даже ударить Игоря по лицу. Просто потому, что он не знал, как можно по-другому реагировать, что вообще говорить. Он просто стоял и смотрел на Игоря, не понимая, что происходит. Почему его утешают, почему Игорь терпит. Почему его просят остаться. Петя придумал разные сценарии окончания этого диалога, но не было ни одного, где Игорь бы отнесся к нему, как к маленькому ребенку — с теплой, терпимостью и пониманием. Он даже не знал, что говорить. Просто смотрел на Игоря мокрыми глазами. Никуда ничего не делось, ему все еще хотелось сбежать из собственного тела. Неважно, злой он или добрый, сильный или слабый, ему все равно было противно от себя. А Игорь смотрел на него абсолютно так же, как и вчера, будто бы ничего не поменялось. Петя тихо просопел: — Ну и нахер оно тебе надо? — Не знаю, — ответил спокойно Игорь. — А я? На хер я тебе нужен? Петя сглотнул, поджал губы и посмотрел в сторону — не потому что врал, а потому что сил смотреть в глаза больше просто не было — и проговорил еле слышно: — Потому что я люблю тебя. — Вот тебе и ответ, — выдохнул Игорь, аккуратно взяв его руку в свою и поцеловав в костяшки. Поднял взгляд, считывая реакции, и снова поцеловал. Нежно потерся щекой о тыльную сторону ладони, поцеловал в запястье и подался к нему ближе. Накрыл его губы своими, обнял, к себе прижал, нежно погладив по спине. Петя замер в его руках. Игорь целовал, гладил. Забрался ладонью под бадлон, лаская выпирающие позвонки, оторвался от губ, целуя щеки, горячие скулы, линию челюсти. Прикусил слабо и спустился к шее, ладонью продолжая ласкать спину. Петя позволил себе чуть расслабиться и — о чудо — это вышло сделать куда легче. Ничего из него не пропало, никакие страхи и ужасы, и ожидание удара пульсировало в крови, но теперь… что-то было не так. Оказалось, что он все выдумал, что это все не по-настоящему. Оказалось, он может попробовать довериться Игорю. Что его целуют не по ошибке. А потому что Игорю хочется. Хочется целовать его, гладить и ласкать, доставлять ему удовольствие. Петя выдохнул, вцепившись в спину Игоря, потерся о него своими бедрами. Неуверенно прошелся ладонью вверх, прижав Игоря к своей шее. Тот, довольно рыкнув, лизнул под челюстью и потерся носом. Приласкал, погладил, поцеловал. Петя закрыл глаза и позволил себе просто отдаться этой ласке. Гладил в ответ, целовал за ухом и терся носом о шею, вдыхая смесь запахов. — Петь, — захрипел Игорь, уткнувшись носом где-то за ухом, —ты когда сказал расстаться я испугался пиздец. Прости, если грубо че-то сказал… Боялся просто. Я тебя не хочу терять. Мне с тобой хорошо. Боюсь тебя потерять. Обидно такое слушать просто. Я стараюсь — даже если не видно — страшно немного, что херни могу сделать и не заметить. Что обижу случайно или еще че. И тут такие фразочки. Я пересрался, — он поцеловал его нежно в плечо сквозь ткань бадлона. — Не хочу тебя терять, Петь. Понимаешь? Петя так и замер в его руках. Игорь потерся носом о линию челюсти. А Пете впервые от чужой нежности не хотелось истерично рыдать в ужасе. Хорошо было. Петя сказал: — Прости… я просто… В голове насрано, говорю же. В тебе проблема только в том, что ты слишком хорош. Мне реально сложно, Горь. Ты когда утром лежишь и целуешь меня — мне реветь хочется. Перегруз какой-то, честное слово… Игорь тяжело выдохнул и выпрямился, нежно погладив Петю по гладким щекам. Заглянул ему в глаза — уверенно, спокойно, и сказал: — Значит, будем тебя понемножку к нежностям приучать. Чтоб ты не боялся и реветь не хотелось. Ок? Петя отчаянно закивал, будто боялся, что если недостаточно четко свое согласие выразит, то Игорь развернется и уйдет. — Все хорошо, Петь, — успокаивающе улыбнулся ему Игорь. — Было б правда лучше, если б ты о таких заебах сразу говорил, а не оставлял меня гадать кроссворды… Еще какие сюрпризы есть? — Вроде нет… — сказал Петя. Ему хотелось сказать, мол, но пока сам их ртом сейчас не сказал — и не осознавал с такой стороны. Что проблемы не в нем, не в Игоре, а в Петином прошлом. Что ему просто страшно, непривычно, что он так долго жил в страхе и напряжении, что теперь просто не знал, как реагировать на нежность. — Поцелуешь меня? Игорь тихо хмыкнул. Спрашивает еще. Он склонился, нежно гладя его щеки, и поцеловал. Петя ответил, прильнул к нему ближе, зарывшись пальцами в темные волосы на затылке, притянул к себе ближе. Игорь целовал его, ласкал, мягко уводя в гостиную и там, так и не дойдя до кровати, разложил на диване. Целовал, гладил, ласкал. Мягко погладил поджавшийся живот и бедра, целовал шею и плечи. Скинул бадлон, вычерчивая губами веснушки. Петя смотрел в потолок, гладя Игоря по волосам, ловил каждое касание губ, каждое хриплое «хороший мой» и не чувствовал ничего, кроме щемящей, почти болезненной нежности внутри. Может это было вино, или внезапные откровения, или собственное озарение… …но Пете впервые не хотелось ни убегать от чужой ласки, ни реветь. Пете впервые показалось, что эти ласки так же естественны, как и его чувства к Игорю. Ему даже казалось… будто бы он все-таки их достоин. Не за что-то. А просто потому что он есть. Он закрыл глаза, откинув голову назад, и блаженно улыбнулся.