Эффект соглашения

Агата

      Искусство судопроизводства, в сущности, есть ничто иное как искусство пользоваться доказательствами. По крайней мере, так когда-то высказался один философ. Иронично ли, но за длительные пять лет обучения в Беркли добрая половина тех, кого я когда-то могла назвать однокурсниками, яро пытались оспорить это утверждение. И чем дальше после выпуска они заходили в своих стараниях, тем меньше, как мне кажется, у них было шансов добиться реальных высот на юридическом поприще. К счастью, в отличие от меня.       — Ты слышала, что к вечеру обещают дождь?       Голос Рэйчел пробился тяжело, словно обитый натуральным войлоком. Головная боль, которая совсем недавно отступила, ударила новой порцией, да так, что уютно расположившийся на столе карандаш как будто обещал избавить от страданий, если я прямо сейчас вгоню его себе в висок.       — К чему это?       Не открывая глаз, разминаю до тошноты тёплыми пальцами лоб, чтобы хотя бы так освободить сцепленный оковами разум от пыток. Могу поклясться, что в эту же секунду моя ассистентка укоризненно качает головой, обхватив обеими ладонями спинку компьютерного кресла, о которое она опирается, чтобы сохранить равновесие.       — Пиджак на крючке, — ответила она. — Этот ты с пальто не носишь, потому что он слишком длинный. Значит, пришла сразу в нём же, верхнюю одежду нигде не оставляла, да и зонта я здесь не вижу.       Порой мне совсем невдомёк, каким образом у Рэйчел Линд остаётся время на то, чтобы волноваться ещё и о моей грешной душе. Нет, не так. Как у неё сохраняется на это сострадание.       — Не думаю, что если завтра кто-то пустит слух о моей скоропостижной смерти от обморожения, то на Манхэттене начнётся паника. Скорее, парочка бездельников из департамента полиции на соседнем углу устроят праздничный салют.       Приятный слабый звук поставленного на лакированный стол бумажного стаканчика и поднимающийся выше многообещающий кофейный аромат.       — Это тебя взбодрит, — бросила Рэйчел, шурша по пути листами бумаги, которые ещё отдавали типографской отдушкой.       Медленно так, чтобы утренний свет, ловящий лазейку в жалюзи, не пробил в измученной мыслями голове сквозную дыру раньше времени, поднимаю веки, постепенно привыкая к освещению, в котором местами плавали зависшие в воздухе частицы пыли.       — Спасибо, — притягиваю лечебный стаканчик ближе. Головная боль едва ли не рефлекторно притупилась, сползла под глубины коры, как ищущий убежища дикий зверь.       Просто притаилась.       Так легко она не пройдёт, это исключено. Помнится, что где-то на дне сумки покоится вскрытая пачка ацетаминофена. Хотя… пока можно переждать. Потом…       Взгляд Рэйчел, который ранее я не видела, окончательно выбил мысли о том, чтобы принять лекарство. Как минимум, потому что ей о нём знать необязательно. С другой стороны, как будто поздно. Ассистентка уже склонила голову примерно на сорок пять градусов, а значит, что какой-нибудь укоризненный вопрос обязательно будет озвучен.       И провалиться мне на этом месте, если я не знаю, какой именно.       — Ты беспокоишься о сегодняшнем слушании, ведь так? — она по-ковбойски оседлала стул для посетителей и сложила локти на его спинке. — Шерил Митчелл, верно?       Киваю и отворачиваюсь в сторону. Если буду смотреть на девушку в ответ, того и гляди, вновь стану жертвой её проницательности, а этого нельзя допустить. День и без того обещает быть поганым до безобразия.       — Я думала, что всё уже решено, — бросила она, — разве ты не размазала её предыдущего адвоката ещё на позапрошлом слушании? Знаю, знаю, меня там не было, но я точно слышала, что из зала суда он вышел краснее лобстера в «Адской кухне».       — Господи, Рэйч, что за фразочки? — устало и привычно отчитываю ассистентку. Иногда мне кажется, будто четыре года разницы в нашем возрасте настоящая пропасть. Хотя, с другой стороны, когда мне самой было двадцать три года, я таких вольностей определённо не допускала.       — Возьму слова назад, если я хоть в чем-то не права.       Она поднялась и поочерёдно размяла шею, затем плечи, из-за чего её взгляд обратился на какое-то время к единственному в нашем кабинете широкому окну. В ту же секунду Рэйч внимательно и непонятно прищурилась, а затем едва ли не одним прыжком оказалась у оконной рамы, оперившись ладонями о подоконник.       — Неужели тот офис всё-таки сдали?! — резко вернулась ко мне. — Ты видела? Туда кто-то явно въезжает.       Качаю головой. Мысли мои уже довольно далеки и от кабинета в офисе соседнего здания, аккурат напротив нашего окна, и от утренней эмоциональной гимнастики моей ассистентки, и от остывающего на столе спасительного стаканчика кофе, в силах которого мало-мальски избавить черепушку от терзающей боли.       Дело Шерил Митчелл тянется вот уже почти год. С самого начала в нём было столько противоречий, что я и сама сомневалась в правильности выстроенной логики обвинения. Примерно первые две недели, не больше.       В девичестве Стюарт Шерил познакомилась со своим будущем мужем — Теренсом Митчеллом — примерно в шестнадцать лет. До этого она росла в многодетной семье. Её мать была зависимой от внимания противоположного пола женщиной, четыре раза она выходила замуж и три разводилась. Шерил приходилась старшим ребёнком. Отца она не помнила и не знала, как того следовало ожидать, ни один из её отчимов не смог его заменить. Это не имело прямого отношения к делу, однако, один из адвокатов — Шерил периодически их меняла — умудрился найти время для того, чтобы упомянуть о непростом отношении к девочке со стороны последних двух отчимов. Не знаю, была ли то игра на присяжных, либо Шерил сама не знала, какую сторону её жизни решит внести в слушание собственный правозащитник, но говорить о том, как далеко зашли действия мужей матери, она отказалась.       Было ли дальнейшее последствием подобной жизни либо нет, уже неясно и неважно. В шестнадцать лет девушка познакомилась в интернете с двадцатипятилетним Теренсом Митчеллом. Тот сразу очаровал её — он красиво говорил, красиво ухаживал, и, казалось, единственный во всём окружении девочки не видел никого, кроме неё. Она сбежала с ним уже через три месяца после знакомства, а ещё спустя два месяца вышла за Теренса замуж. Учитывая, что Шерил пока оставалась несовершеннолетней, логично предположить, что её мать всё-таки была в курсе этой истории, хоть и не призналась в этом. По словам женщины, она не преследовала дочь, остальное к делу отношения не имеет. На том показания закончились.       После скромной и простой свадьбы жизнь Шерил изменилась, но далеко не в том отношении, о каком она наверняка мечтала. Всё началось с малого. У Теренса без причины пропадало настроение, он задерживался на работе, приводил домой друзей, отпускавших в отношении девушки двусмысленные шутки. Шерил терпела. Как только за всеми дружками мужа закрывалась дверь, Теренс менялся и долго убедительно просил прощения, объясняя, что и он не в восторге от такого отношения со стороны своих, как оказалось, коллег, однако до повышения по службе ничего не может сделать. Клялся, что потерпеть осталось всего немного, а затем он устроит Шерил такую жизнь, о которой она и мечтать не могла. И медовый месяц. Они обязательно отправятся в упущенный медовый месяц. Очарованная красочно описанным будущим Шерил верила… Пока не допустила промашку.       С самого детства Шерил мечтала о собственной семье. О такой, где она будет хозяйкой, где будет чувствовать себя защищённой. Разумеется, она мечтала и о собственных детях. Но вот Теренс их не планировал, о чём ясно дал знать молодой жене. Она же, в свою очередь, уверяла, что принимает противозачаточные. Ничего подобного девушка не употребляла.       История плохо закончилась. О дальнейшем приходится лишь догадываться, сама Шерил в детали вдаваться не стала, но, вероятно, она решила устроить Теренсу сюрприз, к которому и готовилась некоторое время — известно, что юная миссис Митчелл купила нарядную детскую одежду и наверняка спрятала до поры до времени, но с такой же наивностью, с которой она одна приняла решение родить ребёнка, Шерил не допускала мысли, будто Теренс может копаться в её вещах…       Девушка поступила в отделение неотложной помощи в тяжёлом состоянии: у неё было множество ушибов, сильные отёки и, как следствие, выкидыш. Её нашли соседи во дворе собственного дома, беспомощно лежавшей на газоне в осколках разбитого на втором этаже окна. Сотрудникам полиции Шерил рассказала до бездарности неправдоподобную историю о том, что она просто решила помыть окна и случайно оступилась. Каким образом она должна была оступиться, чтобы разбить стекло, представители правопорядка не озадачились. Удовлетворившись и таким оправданием, они больше не копались в этой истории, а в семействе Митчелл наступило долгожданное затишье. Друзья Теренса навещали их всё реже, соседи больше не слышали ругани, да и в целом, как будто жизнь молодых наконец-то наладилась. Так прошло ещё два года.       Ключевую, как по мне, роль в этой истории сыграло то, что по достижению совершеннолетия Шерил поступила в медицинский колледж — как отметила её семья, будучи ребенком она уже мечтала стать кардиологом. Реакция на эту новость со стороны Теренса неизвестна, но некоторые из однокурсников Шерил отмечали, что иногда девушка могла без причины взять длительный больничный, а порой и вовсе приходила с очевидными гематомами на плечах или запястьях. Каким образом они появлялись, подсудимая решила не оглашать, но даже со всеми недальновидными замечаниями сменяющихся недоадвокатов это было и не нужно. Не сомневаюсь, что присяжные сделали нужные выводы.       Однако и в таком виде Шерил продолжала посещать колледж. Что бы там ни происходило внутри их семьи, Теренс, в итоге, позволял ей это делать. Почему?       Потому что именно там Шерил умудрялась достать для него наркотики. Вот почему.       Говорят, что студенты медицинских учреждений те ещё проныры. Что-то подсказывает, что это сыграло девушке на руку. И хоть адвокаты Шерил до последнего грызлись, что добыть такие препараты как опий, морфин, а уж тем более героин Теренс явно мог и другим путём, я не сомневалась в собственной правоте. Лишь одна вещь мешала мне — у меня не было доказательств. Ни единого. Как я ни старалась, как ни пыталась обеспечить учреждению нужные проверки, поставщик не был найден.       Совершенно неудивительно, если ты заранее предупреждён, что станешь соучастником убийства.       Именно убийства.       Теренса нашли в собственной квартире с иглой в руке. Всё произошло настолько быстро, что он даже не успел её вытащить или же попросту ничего не понял. Последний препарат, который мужчина принял перед смертью, никакой не морфин и даже не героин. Это был фентанил. Сто миллиграм при смертельной дозе от двух. Совпадение? Разумеется, нет.       Опытный наркоман — а Теренс был достаточно опытным наркоманом — никогда бы не принял дозу фентанила, превышающую раз в пятьдесят смертельный порог.       И как удобно, что его легко перепутать с морфином.       Сегодня будет последнее слушание по этому делу. Вот уже как неделю моя голова забита одной лишь Шерил Митчелл.       Не потому что я сомневаюсь в сопоставленной мной цепочке событий, вовсе нет. Шерил сама вызвала скорую, запись аудио с её всхлипами и икотой во время беседы в девять-один-один уже отзвучала в стенах судебного зала, и меня это не волнует. Многие преступники поступают именно таким образом, так что вызов скорой помощи порой чаще доказывает вину подсудимого, чем обратное. Слишком много совпадений и очевидный мотив с лёгкостью перекрывали попытки адвокатов списать дело на несчастный случай. Нет, беспокоило меня не это…       Меня беспокоит то, что за неделю до произошедшего Теренс влип в историю покрупнее, чем употребление наркотиков.       — Рэйч, — бездумно царапаю бумажный стаканчик в ожидании, когда Линд перестанет пялиться в окна напротив, словно малое дитя, — а что, Митчелл действительно вновь поменяла адвоката? На какие деньги?       — Без понятия, — бросила она. А затем вернулась к обсуждению треклятого кабинета: — Нет, я серьезно, ты посмотри! Они уже и мебель тащат.       От звонкого голоса моей помощницы в подкорке ударяет сильнее и сильнее. Осточертелое: бум, бум, бум…       Может, и впрямь уже с ума схожу? Когда ты последний раз брала отпуск, Агата?       Примерно тогда, когда и сама находилась на месте Рэйчел. С тех самых пор как пост штатного прокурора покинул мой наставник, дела сыпались сплошным потоком, а я едва не утонула в их количестве, и лишь одна мысль вытащила меня из этой трясины: шанс заявить о себе будет всего один. Нельзя его упускать.       Осторожно поднимаюсь из-за стола, надеясь, что по пути кости черепа не проломит атмосферным давлением. Заметив мои махинации, ассистентка очевидно радуется, вероятно, предположив, что это ей удалось вытащить меня из-под завала тяжеленных мыслей.       — Сделаем ставки, сколько протянут?       Непонимающе свожу брови, отчего Линд округляет глаза и опускает плечи. Активно расставляет ладони:       — За те два года, что я здесь, это уже пятые, — поясняет девушка, — клянусь тебе, там какой-то проклятый офис.       Усмехаюсь и качаю головой, подходя к помощнице почти вплотную. Складываю руки и обращаю внимание туда же, куда безостановочно таращится и она: через внушительных размеров окно, пока не прикрытое типичными серыми жалюзи, прекрасно наблюдается, как парочка рабочих пытается втащить в контору высокие массивные шкафы, громоздкого вида диван и не разобранный компьютерный стол.       Так, значит, два года? Быстро же…       Как часто я думаю об этом? О том, что возможно, только возможно, но я заигралась в погоне за статусом.       Бывший штатный прокурор Нью-Йорка, чьё место теперь я и занимаю, был действительно человеком с большой буквы. Менее десяти процентов проигранных дел — просто с ума сойти. С тех самых пор, как его кресло освободилось, я поклялась себе, что сохраню положение прокуратуры штата в том же виде, в каком он оставил её.       До сих пор клятву эту мне удавалось держать.       Смешно и удивительно, как долго Рэйчел пыталась спрятать мои уши от слухов, что за спиной меня величают не иначе как «Цербер-Харрис». Вот уж глупости, мне это даже приятно. Сплетни - как еще одно подтверждение хорошо проделанной работы.       — Что за глупости, Рэйчел, — вполголоса отвечаю, — какой-такой проклятый офис? Что в нём, по-твоему, особенного?       — Ну, не знаю, — она игриво пожала плечами и не упустила момента, чтобы едва ли не заговорщически подмигнуть, — например, прекрасный вид на него из окна штатной прокуратуры?       Позволяю себе подхватить её усмешку, и головная боль как будто на минуту отступает. Это верно, видок напротив окна не самый приятный, но лишь для того, кому, как говорится, есть, что скрывать, и чья мания выросла до невероятных масштабов.       Не припомню, чтобы я с видом назойливой офисной соседки хоть раз выглядывала, чем там занимается тот или иной арендатор.       Что бы там себе ни возомнил очередной «сосед», у меня попросту никогда не было времени на подобный абсурд. Да, порой я подолгу задерживаюсь в собственном кабинете, свет из моих окон может гореть ещё долго после наступления первых часов мнимой Нью-Йоркской темноты, но вовсе не от того, что мне интересна жизнь прочих клерков.       Иногда… Иногда я просто сижу перед ярким экраном монитора по несколько часов, но с абсолютно невидящим взглядом. Работа здесь ни при чём, к чёрту работу. Просто каждый, абсолютно каждый вечер случается то, что я ненавижу больше всего на свете.       Мне приходится возвращаться домой.       Покупая апартаменты с видом на Ист-Ривер, я ещё не знала, насколько давящей бывает вечерняя тишина, насколько бывает безразлично содержание собственного холодильника и насколько тяжело, оказывается, засыпать в окружении лишь собственных мыслей. Я работала в офисе, а когда возвращалась домой — работала дома. Так шли двадцать четыре часа, за ними недели, пролетали дни благодарения и независимости… Рождество на пару с бокалом вина… Запертое в вечной петле одиночество.       — Знаешь, пожалуй, всё-таки загляну вниз, — встряхиваюсь, чтобы выкинуть из головы навязчивые мысли, — мне неспокойно, ничего не могу поделать.       — Это называется маниакальный приступ, слышала о таком?       Наставления Линд никогда не были столь предсказуемыми. Шучу, они всегда именно такие, но за это она мне и нравится.       Кто-кто, а Рэйчел знала, зачем мне это понадобилось: если Шерил Митчелл действительно сменила юриста, и если новый её адвокат и впрямь не дурак, то, конечно же, вместе с полученными материалами по делу он не упустит шанса заглянуть в отделение полиции по Бакстер-стрит. Я бы, например, сделала это первым делом.       Не говоря о том, что какую-никакую полезную информацию он бы действительно там нашёл.       — Так ты со мной?       Снятый с вешалки пиджак приятно ложится на плечи. Поправляю из-за ворота волосы.       — Нет, серьёзно, — Рэйчел явно не нравился такой исход, но своё пальто она со спинки стула подняла, — на что ты надеешься, Агата?       С трудом удерживаю иронию в себе. Иногда она такая… Как бы это сказать… Наверное, слишком переживающая.       — Я ни на что не надеюсь, — хватаю со стола недопитый кофе и с непривычной для последнего времени активностью спешу вон из кабинета, оглядываясь по пути на помощницу, — просто вчера… — выдыхаю, на секунду остановившись, но сразу заставляю себя продолжить шаг, — история Шерил Митчелл не из лёгких, понимаешь? А присяжные… — оглядываюсь, чтобы убедиться, что никто на этаже не слышит, как штатный прокурор распыляется о заседании, — в общем, это простые люди, Рэйч. Они всего-навсего люди.       — И что в этом плохого?       Наивность, с которой девушка задала этот вопрос, не выводит меня из себя, но более чем ясно даёт понять, сколь много Рэйчел пока непонятно о нашей работе. В какой-то степени это закономерно. За два года работы не охватишь всех возможных случаев, так что я понимаю ее. Пока нажимаю кнопку лифта, стараюсь подобрать слова так, чтобы Линд уж точно согласилась, что опасения мои не напрасны.       — Нет никаких сомнений, что это она убила своего мужа, — поясняю, наблюдая, как двери кабинки закрываются, ограждая нас от остального мира, и говорить мне проще, — для такой умной девчонки, как Шерил, нет особенного труда додуматься подменить морфин на фентанил. Особенно когда есть возможность его достать. Это факт, Рэйч.       — Да, ты уже говорила это, — она добродушно качает головой.       — Знаю, что говорила, дай с мыслями собраться, — облокачиваюсь головой о кабину лифта и прикрываю глаза. Головная боль концентрируется в висках и волнами расходится обратно. — Так вот, я веду к тому, что как бы ни играли факты в нашу сторону, сколько бы они ни доказывали, что Шерил действительно причастна к смерти Теренса, наркотик он всё-таки вколол себе сам. Так что действительно смышлёный адвокат нашел бы, как правильно подобрать аргументы.       — В пользу случайного передоза?       — Предыдущих её защитников наслушалась? — усмехаюсь. — В этом их главная ошибка, кстати. Теренс превратился в бывалого потребителя, так что, если бы он захотел разнообразить себе жизнь фентанилом, точно бы не перепутал дозу, ошибки быть не могло.       — Что же остаётся?       Приоткрываю глаза, не без льстивого самодовольства наблюдая, как Рэйчел слушает мой рассказ с неподдельным удовольствием. Сколько ни верчусь в этих кругах, столько убеждаюсь, что люди идут в юриспруденцию по разным мотивам. Эта вот девушка явно обожает детективные истории.       И укорить её в этом нельзя.       — Хочешь знать, что бы я сделала, будь на месте её адвоката?       Она часто и с предвкушением закивала. Эту игру Рэйчел и впрямь любила. Иногда, когда буквально всё вокруг кричало, что дело решённое, а мне просто подвернулась удача в лице слишком уж очевидного состава преступления, мы разбирали некоторые моменты еще раз, но уже с другой стороны. И каждый раз оказывалось, что даже самое очевидное преступление могло показаться не таким уж очевидным, а ряд действительно неприятных злоумышленников при умелом адвокате мог бы добиться свободы.       Вскидываю в голове цепочку событий и отвечаю:       — Ну, если отмести совсем абсурдные варианты, но сделать вид, что Шерил ни капли непричастна к убийству, то остаётся единственная более-менее достоверная версия. Если бы… Просто представим, что нашёлся бы для этого повод… Если бы такой человек как Теренс был бы чем-то сильно напуган, как думаешь, он бы решился свести счёты с жизнью? Теренс был слабым человеком, раз поднимал руку на собственную девушку, а значит, вполне мог бояться боли.       — Смерть же от наркотиков не так страшна? — даже в столь простом диалоге Линд в сотый раз подтверждает, что не зря она занимает свой пост. И за это я ценю её тоже, да.       Двери лифта открываются, впуская в тесную кабинку утренний свет, пробивающийся за стеклянными дверьми на выходе из холла первого этажа. Привычным движением достаю из нагрудного кармана пиджака очки и надеваю их, спасаясь от мучительных для моего состояния ярких лучей.       — Именно, — отвечаю и первая выхожу на улицу, — так что, если бы я была на месте ее адвоката…       Резко останавливаюсь, позволяя Рэйчел случайно врезаться в моё плечо. Это похоже на смешанное необъяснимое чувство, как-будто только что что-то изменилось, но что именно, ты так и не понял.       — Что такое? —Линд так же, как и я, приглядывается к зданию напротив, около которого стоял грузовой автомобиль, откуда пара крепких грузчиков по-прежнему таскали коробки и мелкую мебель. Не прошло и секунды, как она сообразила в чём дело, причём не только сообразила, но ещё и озвучила быстрее, чем я сама успела понять, что же так сильно меня смутило: — Ничего себе, а это смело!       В тот самый момент, как мы покинули здание прокуратуры, прямо над противоположным входом ещё одна пара разнорабочих аккуратно крепила эстетичную вывеску с крупными буквами «Адвокат».       С ума сойти, это же надо иметь такую дерзость!       Так вот кто собрался «соседствовать» напротив нашего кабинета. Какой-то вшивый частный адвокатишка! Я уже не говорю о том, что, кроме нашей с Рэйчел компании, он примостился ещё и к отделению полиции, в которое мы как-раз направлялись. Лучше рекламы не придумаешь.       Разнорабочие с долей неуклюжести задержались около грузового автомобиля, кажется, что им срочно потребовалось что-то решить, и один из них активно оглядывался в поисках нанимателя.       — Не нравится мне это всё.       Снимаю только-только надетые очки, чтобы рассмотреть картину лучше. Острое нехорошее предчувствие ударило в грудную клетку, да так и осталось в ней, словно пойманный птенец. Что-то неприятное таилось во всей этой неразберихе, клянусь, неприятное.       Неподалёку от грузчиков спиной к нам стоял высокий молодой человек, разговаривающий по телефону. По тому, с каким терпением рабочие ждали окончания этого звонка, не оставалось сомнений, что обозначенный «наглец-арендатор» находится прямо перед нами. И чувство моё лишь усилилось, особенно когда один из грузчиков попробовал обратиться к заказчику негромким уважительным «Мистер Нильсен, там…».       Услышанная фамилия заставила меня прищуриться. Она задержалась в сознании, как нечто знакомое, но такое… Забытое.       Нильсен… Нильсен… Откуда я?.. Думай, думай, думай, Агата. Вспоминай!       — Да ладно тебе, — миролюбиво отвлекла от мыслей Линд, — ну частный адвокат, ну заявился на нашу улицу…       Молодой человек с очевидной неохотой повернулся к рабочему, не убирая далеко телефон. Теперь он стоял почти напротив нас, и лицо его стало видно совсем хорошо, пусть сам мужчина нас не заметил.       Чтоб меня!       — Погоди, — хватаю ассистентку за руку, словно она могла бы куда-нибудь уйти, — я его знаю…       Рэйчел недоуменно оглянулась в мою сторону, затем в его, затем вновь ко мне.       — Кого? — решилась уточнить, хоть ответ и без того должен быть очевиден.       Мы виделись всего один раз и очень давно, но этого было достаточно, чтобы на всю жизнь запомнить чужой нахальный взгляд.       — Я знаю этого сукиного сына!