Агата
Сигаретный дым обжёг глотку и медленной отравляющей змеёй потянулся к лёгким. Перед глазами слабо закружилась пелена, скрывающая из поля зрения монитор компьютера и слившиеся воедино кадры записей видео наблюдения. Закашливаюсь, когда понимаю, что секундная помеха сменяется дезориентацией в пространстве, а значит, и старая добрая подруга, которую доктор Ривьера назвала «мигренозной аурой», уже близко. Прописанные же её рукой таблетки повторно остались лежать дома, надежно скрытые от мира зеркальной дверцей ванного шкафчика. — Бесполезно, — спокойно, но будто преждевременно звучит над головой голос Нильсена. — Не мог же он сквозь стены просочиться, — качаю головой, а затем чувствую, как сигарету забирают прямиком из пальцев. — Эй! — Мы словно за призраком гонимся, — адвокатишка игнорирует возмущение и медленно затягивается, — это может быть кто угодно. Да хоть вон тот приплюснутый с глупым выражением лица. Зарываюсь пальцами в волосы и убираю длинные пряди назад, контролируя желание пригвоздить нос адвокатца к стенке подручным степлером. — Во-первых, прекрати оскорблять офицеров полиции, хотя бы в моём присутствии… — А во-вторых? — Хитро щурится и протягивает сигарету обратно. — А во-вторых, имей совесть не портить чужие вещи своим ДНК. — Смущаешься? — С чего бы? — демонстративно касаюсь фильтра губами, впуская в лёгкие дым. — Не хочу подцепить герпес. Адвокатец опускается чуть ниже, едва ли не к уху. Схватить степлер захотелось с прежним рвением. — Доказать, что его нет? Пользуюсь презрительной усмешкой и отодвигаю «Казанову местных ресторанчиков» локтем. — Хочешь предоставить чек-лист своих анализов — обратись к моей ассистентке. Не понимаю, правда, на кой чёрт они ей сдадутся, но так и быть, готова распечатать грамотку, что в Рождество тебя будет безопасно приглашать под омелу. Перематываю очередной бесполезный кадр, до плешивой дотошности вспоминая день, отображаемый на видео. День допроса владельца автомобиля, на который столь бесцеремонно ворвался адвокатишка, и, судя по довольному хмыку, в его глазах тот инцидент носит разве что повод для насмешек. Поминутно рассматриваю, как здороваюсь с Сэмюэлем и его коллегами, как мы проходим в комнату для переговоров со свидетелем, как Эшли с кем-то ругается по телефону... А вот и появление героя вечера: адвокатец, который расхаживает по офису полиции, как дома. Словом, ничего такого, что мне не было бы известно и раньше. — Хотя, может, ты и прав. Потираю глаза и готовлюсь переключить материалы. Третий день подряд мы оба приходим в наш с Рэйчел офис к семи утра, чтобы была возможность проверить записи, и третий день предсказуемо ничего на них не находим. — Насчёт отсутствия герпеса? — Насчёт видео, идиот! До того сильно ударяю по клавиатуре, что в первые пару секунд опасаюсь, как бы собственными действиями не обеспечить аппаратуре вечный покой. Не успевает запуститься тайминг следующего офицерского дня, как на запястье плотным браслетом смыкаются чужие пальцы. — Ну-ка, стой, — озадаченно процеживает Нильсен, — а где флаг? Он возвращает кадры обратно и едва не полностью загораживает монитор, так, что теперь я вижу лишь часть снующих по офису сотрудников. — Какой ещё флаг? — пытаюсь двинуть адвокатишку плечом, но тот не шелохнулся. — Белый. Который я хотел… Неважно. Погоди, дай мне минуту. Планирую было поинтересоваться, все ли утренние сны досмотрел этот человек, учитывая, с какой скоростью из его рта вылетает новый бред, но не успеваю промолвить и слова, поскольку за дверью слышится знакомый аккуратный шаг. Случилось то, чего не происходило в предыдущие три дня: я забыла о времени и не успела вышвырнуть Нильсена из кабинета до прихода Рэйчел. — Вот чёрт! — Мало того, что картина сотрудничества с адвокатом не входила в список приоритетных для демонстрации, так тут ещё и дыма, как от сгоревшей пиротехники. — Что? Что такое? При всей своей догадливости адвокатец явно не понял, что именно меня смутило. Более того, потянул сигарету обратно, вероятно, надеясь, что так я быстрее освобожу компьютерную мышку и позволю ему лично руководить просмотром материалов. — Убери это от меня! Немедленно! Отъезжаю на стуле, демонстрируя чёткие границы между нами, а после куда тише добавляю: — Если что, портил лёгкие здесь только ты, а я как добросовестный человек пыталась тебя остановить. Адвокатишка хитро улыбается и мельком оглядывается в сторону двери. Понял, наконец. — Боже, госпожа Харрис, мы ведь не в средней шко… Повторяю ход локтем, заставляя Нильсена немедленно заткнуться. В следующую секунду дверь открывается, впуская свежий и немного морозный шлейф воздуха, тянущийся за Рэйчел Линд. Натягиваю до дурноты кривую и откровенно фальшивую улыбку, замечая краем глаза, что ровно такая же тот час появилась и на лице Александра. А заодно и то, что руку с сигаретным остатком он спрятал за спину. Ну в точности, как дети. — Что это вы тут… — Рэйчел вдохнула полную грудь воздуха и запнулась. Наступаю Нильсену на ногу, дабы перестал чудить, поскольку очевидно, что моя помощница сразу всё учуяла. — Что происходит? Её озадаченный взгляд прошёлся по помещению и остановился на кофейной чашке, куда, не сложно догадаться, до того времени стряхивался пепел. — Да так, — адвокат вытаскивает руку из-за спины и, напоследок затянувшись, кидает окурок в кружку, — небольшой юридический консилиум в поисках одного маньяка. Ничего необычного. Господи, какой дурак… Рэйч вешает тёплое пальто на крючок и медленно снимает лёгкий муслиновый шарфик — предмет её гордости, выцепленный на одной из прочих Рождественских распродаж. Вновь обращает взор к кружке, после чего вежливо приподнимает брови, устремляя немой вопрос в основном в мою сторону. — Не обращай внимания, — развожу ладонями, — пусть делает, что хочет, лишь бы быстрее. — Да, — подозрительно учтиво соглашается адвокат, — времени у нас мало, прокурор Харрис торопится занять место под омелой. От услышанного Линд подавилась воздухом, так и не успев к этому времени занять собственное место. Богом могу поклясться, она едва сдержала смешок. Хлестко ударяю адвоката Нильсена в поясницу. — Не слушай его, — пытаюсь защититься, пока ещё осталась такая возможность, — мы просто смотрели некоторые… кхм, видеоматериалы. Потом расскажу. — И как можно скорее меняю тему разговора: — ты составила сводку? — Есть такое достижение, — соглашается ассистентка и вжимает кнопку компьютера, заводя механическую машину, — там не так уж и много. Сейчас скину на почту. Ладно, одной головной болью будет меньше. Неужели свершится день, когда Александр ткнёт пальцем в человека, о котором он безостановочно трепался всё это время? Даже не верится. — Ну и что не так? — уточняю у адвоката, но под столом осторожно ударяю стопой, намекая, что обсуждать видео стоит аккуратно. Рэйч надёжна, даже больше того, однако заставлять её скрывать что-то от Эшли будет несправедливо с моей стороны. Просьба искать материалы по всем бывшим заключённым, перебравшимся в этом году в текущий штат — и без того рисковая затея, к которой я прибегла лишь с одной целью — ускорить расследование. Но здесь ещё можно найти подходящее оправдание. А вот в том, что мы ищем одного из них либо его приспешников в ближайшем отделении полиции — задача потруднее. — Сюда, — палец Александра врезается в экран, — а теперь не отводи взгляд. Внимательно. Что за игры? — Смотри, смотри, госпожа прокурор, — настоял, словно прочитав мысли. — Да смотрю я… Слегка меняю положение в кресле, сосредотачиваясь на слежении за отделом. На первый взгляд, кажется, будто офис ведёт обычную жизнь: сотрудники сменяют друг друга, появляются и уходят свидетели, жалобщики и прочие граждане Соединённых Штатов. Однако в тот момент, когда отчётливо вижу, как покидаю офис полиции под руку с появившимся в тот день Стивом, осознание настигает… А где кадры его появления? Переключаю временную шкалу обратно и прищуриваюсь, чтобы лучше сконцентрироваться. Никаких помех, никаких признаков склейки, однако, если присмотреться внимательнее, становится ясно: части видео попросту нет. Ни момента, как допрашиваемого свидетеля выводят из пятого кабинета, а затем провожают к ресепшену, чтобы вернуть личные вещи, ни появления со стороны входа Стивена, ни момента, когда адвокатец ворвался в комнату для переговоров, вызывая тем самым общее неудовольствие. Оборачиваюсь к слишком довольной для подобных обстоятельств роже адвоката: — Какого хрена?! — Тот же вопрос, — удовлетворённо соглашается. Игнорирую любопытный взгляд Рэйчел, зная, что она не будет настаивать на пояснениях, но интереса скрывать не станет. Честное слово, когда-нибудь я всё расскажу. Но не сейчас. Уж точно не сейчас. О том, что дыхание участилось, понимаю, когда замечаю вздымающуюся от напряжения грудную клетку. Вот почему кадры от начала октября не показали нам ничего подозрительного. Кто-то явно подчистил их, как и те, на которых мы это заметили. Этот урод провёл нас даже здесь.***
Итак, его звали Джордж Джексон. Бывший пилот, бывший водитель школьного автобуса, бывший заключённый. Человек, на чьём лице навсегда отпечатался когда-то перенесённый инсульт, из-за чего одна половина вечной маской опустилась вниз. Катастрофа, лишившая любимой работы, общественного мнения и заставившая перебраться в Балтимор. — Так что ты думаешь? Александр без всякого зазрения совести отбирает новую сигарету — на этот раз не начатую — и с лёгким налётом наглости замолкает, ожидая щелчка зажигалки. — Что, если ты продолжишь в том же духе, я перейду на электронные. Благодушно позволяю ему воспользоваться чужим огоньком и открываю крышку по новой, на этот раз для себя. — А как же недавние высказывания, что это всё несерьезно, и ты просто не хочешь портить репутацию среди коллег? — Вот когда увижу, как твои вещи вывозят из соседнего офиса, тогда и брошу, — выдыхаю дым, поморщившись от собственной прямолинейности. В конечном итоге, не мне судить о том, искать ли адвокату новый кабинет, да и задирать его почти вошло в привычку. Но все-таки… Я не могу сказать, что с его появлением по соседству «что-то не так», потому что в этой детали «не так» буквально всё. Однако, когда былое напряжение сошло на спад, то сменилось другим, не менее неприятным чувством. Чувством опасности. Не от самого Нильсена, нет. Скорее… Ещё буквально несколько дней назад я была уверена, что и на милю не подпустила бы этого человека к любому расследованию, а сегодня мы оба ведём одно и то же дело, да ещё и его же скрываем. Словно участники идиотского тайного братства, сидящие в подвале дома и дрожащие от страха, что их вот-вот спалит чей-то родитель. Это давит. Нити, связывающие нас над одним расследованием, давят. Понимание, что когда всё закончится — как раньше уже не будет. И чем больше мы узнаём друг друга, тем больше накладывается лишних обязательств: нельзя будет пройти мимо, сделав вид, словно никого не заметил; не получится сохранить вежливое молчание, например, в очереди за стаканчиком кофе; не удастся игнорировать их общение с Эшли и… И с другими. — Ладно, шутки в сторону, — прокашливаюсь, якобы вдохнув лишнего дыма, — выкладывай. Александр пытливо наклоняет голову, вызывая новый поток раздражения. Мы оба прекрасно знаем, что взаимное желание подышать воздухом обосновано только лишь тем, что обсуждать дело Джексона при Рэйчел я бы не стала. Она уверена, что материалы я запросила лишь для того, чтобы лишний раз проверить статистику по приезжим в штат бывшим заключённым: справедливости ради, собирать её является частью моей работы. — Что именно, госпожа прокурор? — Делает затяжку через улыбку. — Основные данные ты уже посмотрела. Причём, стоит отдать должное, весьма оперативно. — Да, посмотрела, — складываю руки, — что Джордж Джексон был осужден на двадцать лет за убийство двенадцатилетней девочки, но вышел досрочно за примерное поведение и незадолго до твоего появления переехал в пригород Нью-Йорка. Теперь я хочу знать, с чего ты решил, что известные два нападения — его рук дело? Адвокат неспешно вышагивает вперед, увлекая пройтись по улице, наполненной кучей туристов и прочих жителей, желающих заранее купить подарки к Рождеству. Оспаривать вопрос не стал, мы и так оба знаем, что он логичный. Девочка в деле Джексона, конечно, тоже была задушена, однако никаких отличительных признаков, которые связывали бы покушения четырнадцатилетней давности, и те, что произошли сейчас, не было. Возраст жертв, характер нападения, да и другие детали во многом отличались. Я знаю преступников, которые намеренно меняют характер деяний, однако подобное всё же редкость. А единственное, что связывает дела сейчас — способ убийства, ну и то, что жертвы не были подвергнуты сексуализированному насилию. Однако если искать преступника только по этим признакам, то можно сразу вернуть за решётку еще человек тридцать, известных на моей памяти. — Джексон получил срок лишь за одно убийство, — ответил Нильсен, — но уверен, если бы он признался во всех, которые совершил, ему бы точно дали пожизненное. — У тебя есть веский повод для подобных выводов? Я сейчас серьезно. Александр поднял лицо выше, ловя мелкие снежинки. Редкие солнечные лучи, выглядывающие из-за облаков, коротко коснулись тёмной челки и спрятались обратно. Напряжение в его виде граничило с безмятежностью, и, если бы я не знала характер беседы, то со стороны могла бы подумать, что мы на обыкновенном свидании. Обсуждаем покупку плиты или чем там люди занимаются? — Я уже говорил. У меня его нет, госпожа прокурор. Чертыхаюсь. Не от злости. И не от бессилия. Сама не понимаю, от чего. — Ты заявлял, что были другие девочки, я верно помню? — Да, — закрывает на секунду глаза, позволяя снежинке упасть прямо на веко, чтобы сразу растаять, — в тот год ещё три девочки пропали без вести. Как я и говорил, поначалу полиция считала, что они удрали из дома, но трое сбежавших в одном городишке… Слишком уж простое совпадение. — А что тела? — Их не нашли, — Александр опустил голову обратно и стряхнул снег с чёлки. — Когда Джексона поймали, ему сделали выгодное предложение с целью найти тела и передать их родственникам. — Сделка со следствием… Словно по щелчку всплывает воспоминание о нашей с Нильсеном первой встрече. Пристальный и недовольный взгляд из аудитории. Как и высокопарная речь о том, что сделка требуется не только для выгоды подозреваемого. — Верно, леди прокурор, — затягивается сигаретой, — информация была не для чужих ушей, но она касалась напрямую… В общем, я знаю, что Джексону предложили признаться во всех убийствах и показать, где оставил тела, а взамен, вместо смертной казни, он получил бы пожизненное заключение. — И судя по тому, что сейчас он не за решёткой, от предложения Джексон, как понимаю, вежливо отказался, а найти достаточных улик полиция не сумела, не правда ли? — Полиция нет, — Нильсен недовольно кинул сигарету в ближайшую урну, — но мы их нашли. Вернее… Ты спросила меня, почему я уверен, что это он, не так ли? Раньше я не смог бы этого объяснить. Уверен, доказательства в стиле «чувствую нутром» вашей прокурорской душе было бы мало, верно? — Подмигивает, но не даёт вставить и слова возмущения на подобную фамильярность. — Предположения стали крепче, когда я узнал про ту деталь. Про то, что он оставляет что-то в память о жертве. Ну и совсем убедился, когда увидел его, с позволения сказать, послание. — Тоже достижение, — не удерживаюсь, чтобы вставить пять центов, — многие серийники так делают. — Верно, многие. Но всё-таки… Есть две вещи, которые я знаю о Джексоне точно: он любит мухлевать и он же обожает давать подсказки. Складываю руки, чтобы запустить ладони под рукава пальто. — И как понимать твои слова? Нильсен, словно заразившись, также прячет ладони, но уже в карманы куртки. — В прошлый раз у Джорджа Джексона нашли аксессуары. Множество заколок, резинок с цветочками, других украшений... вся подобная хрень. Проблема была в том, что семьи жертв их не опознали. Кроме одной. — Последняя девочка? Кивает. — Да. У нее был такой… большой красный бант. В половину головы. Очень запоминающийся. Как раз тот, за которым бедняжка отправилась в этот чёртов школьный зал, где нашли её тело. Я тоже там был в тот день. Почти вся школа была. Хочу было задать новый вопрос, но в следующий момент от самых кончиков пальцев до макушки поднимается неприятно-знакомая холодная волна. Она невесомым молотом ударяет под затылок, отчего голова начинает кружиться, а сама я чувствую, как опора уходит из-под ног. Черт. Как же вовремя. Слова, чрезмерными усилиями собранные в остатках сознания, так и не вырываются наружу. Вместо них перед глазами расплывается туманное тёмное полотно, заставляющее полностью потеряться в пространстве. — Куда собралась?! В последний момент, ровно перед тем, как я позволила себе облокотиться о стену ближайшего торгового центра, Александр умудряется схватить меня за рукав и потянуть на себя. В дичайшем замедлении, будто в кино, понимаю, как врезаюсь в его куртку, чувствуя щекой холодный плотный материал. — Госпожа прокурор, я понимаю, что мой талант к рассуждениям давно вводит вас в шок, но падать в обморок необязательно. Слабо улыбаюсь, теряясь между недостижимым желанием рассмеяться и в который раз ударить этого человека. — Просто голова закружилась, — пробую оттолкнуться, однако гад держит крепко. Ну и пусть. Один раз можно. Не съест ведь. — Хватит, я понял, — требует, прерывая любые трепыхания. — Постоять с минуту от тебя не убудет, верно ведь? Дыши и любуйся… Не знаю, чем в этом городе можно любоваться, но попробуй найти. У тебя это неплохо получается, судя по всему. Может, он и прав. Как всегда. Нет, как в редкие минуты, когда я позволяю себе признать его правоту. Объяснять, что головокружение вызвано вовсе не историей искомого нами преступника, а безответственным отношением к приёму лекарства, слишком сложно — отложу разговор на потом. Если он, конечно, вообще состоится. — Что насчёт посланий? Вопрос задаю, скорее, на автомате, чем из желания продолжать эту тему. Всё, о чем я сейчас действительно думаю, так это о пропущенных по расписанию таблетках, которые, наверное, всё-таки стоило пить регулярнее. Откуда же мне было знать, что доктор Ривьера и не думала шутить, когда выписывала их? — Прямо сейчас у меня к тебе единственное послание, — критично осаживает адвокат, — стой и не дёргайся. Если твоя маленькая прокурорская душонка попадёт в больницу с нервным срывом, это будет весьма неприятное происшествие. Последние слова, будто отрезвляющая пощечина, приводят в сознание. Толкаюсь ладонью, заставляя адвоката отступить и расслабить объятья. — Помню, да, — сжимаю в пальцах виски и хорошенько встряхиваюсь, чтобы вернуть мозги на положенное им место. — Я — твоя инвестиция и всё такое. Не переживай, я не собираюсь пускать расследование на самотёк. Александр раздражённо выдыхает и будто собирается что-то ответить, но поджимает губы, смеряет недовольным взглядом, а после протягивает вперед ладонь. — Сигарету, — требует на возникшее удивление, — сейчас же, госпожа прокурор. Цокаю, преисполняясь желанием нашипеть на этого человека за его наглость, однако, сама не знаю, почему, в итоге, повинуюсь и достаю пачку курева из кармана. — Давай быстрее, — решаю закончить диалог в ближайшие минуты, отчего судорожно ищу любое оправдание, — мне… Я ещё обещала позвонить Стивену, но забыла, а работы впереди много, так что… — Так, прокурор Харрис, — кажется, что прошло не так уж много времени, но от недавней галантности Александра не осталось и следа. Теперь передо мной вновь стоял тот самый циничный человек, что светил холодным и бесстрастным взглядом на каждом совместном судебном заседании. — Если ты не собираешься довести меня до рака лёгких, просто помолчи. Дай с мыслями собраться. На языке так и вертится вопрос, чем же таким возмутительным я сейчас рискую довести его до болезни, но отбрасываю идею. Хватит уже ходить вокруг да около. Пусть рассказывает и отправляется к чертям. Дел, что ли, у него больше нет, как воровать чужие сигареты? — В прошлый раз, — наконец заговорил, — этот человек тоже оставлял послания. Мать Стивена заправляла, да и сейчас занимается местным самоуправлением. Ну знаешь, весь этот контроль по украшению района на праздники, оформление распродаж и прочее… У нас была своя собственная еженедельная газета. Обычно в ней собирались разные новости, например, объявления о грядущих скидках в маркете или приезд какого-нибудь бродячего цирка. — Да, знаю, у нас тоже было что-то похожее. Традиции регионов остаются традициями. Я всё еще помню, как впервые устроилась на подработку и разносила в точности такие же газетки, а отец посмеивался, что рано или поздно я заряжу ими кому-нибудь в лицо, поскольку, вместо того чтобы просто оставлять корреспонденцию на пороге дома, предпочитала швырять её, не доходя до подъездной дорожки. — В тот раз полиция не обратила внимание на одну важную деталь. — Ну ты-то, конечно, заметил сразу. На удивление, Нильсен качает головой. — Не я, — отрешённо бросает он, — братец Янг. Точнее… В какой-то момент он начал собирать выпуски газет — не помню, за каким чёртом — и в один день показал мне две из них. Спросил, что я об этом думаю. — А подробнее? — Каждый раз, перед тем как кто-то пропадал, в газете давали одно и тоже объявление. Вернее, разное, но со схожим смыслом. О пропаже щенка. — Нильсен, прекрати говорить загадками. Я едва держусь, чтобы не поднять тебя на смех, — вполне серьезно предупреждаю. — Да нет, честно, — он отчего-то даже пристально вгляделся в сигарету, — эти объявления были странные. В том плане, что… Давай объясню подробнее. Первой пропала Кристи Райс: у нее были темные волосы и родимое пятно чуть ниже подбородка. В классе часто из-за него дразнили. За пару дней до её исчезновения в газете появилось сообщение: «Пропал щенок. Черного окраса, на шее пятнышко, глаза умные». А Кристи, между тем, была отличницей. Знаешь, что самое интересное? Проверки ради, мы со Стивом решили позвонить по одному из номеров, которое оставил очередной заявитель. Адресов не было. Только телефоны и имена. — Я угадаю: такого абонента не существовало? — В точку, госпожа прокурор. Разминаю похолодевшие пальцы, понимая, что количество полученной информации никак не собирается уживаться в голове. Слова адвоката всё больше выглядят как правда: если всё так, как он описывает, то Джексон или кто-то другой явно ведёт игру. Но при этом… Что-то во всём этом не так. Осознание, что именно, зреет где-то рядом, вертится почти у самой головы, но никак не формируется в очевидную и внятную к пониманию истину. — Дай мне время подумать над этим. Александр не показывает реакции: ни одобрительной, ни ей противоположной. Предполагаю, что можно счесть за согласие. В любом случае, я не смогла бы дать ему сейчас какой бы то ни было конкретики, потому что целая уйма вещей не складывается в единую картину. Зачем было давать намёки, ещё до того как… он выполнит задуманное? Он не сомневался, что всё пройдёт без помех? Или надеялся, что его поймают? Но, если последнее имеет смысл, почему Джексон не признался во всех преступлениях? Не хочу выглядеть, как человек, который знает всё на свете, однако практика показывает, что если преступник сыпет подобными выкрутасами, то явно хочет, чтобы все на свете признали его славу, и обычно подобные люди сразу рассказывают обо всех своих жертвах. Идиотское тщеславие, да. Но не у него. Либо… Либо партия прошла успешнее, чем всем показалось?***
С той же скоростью, с какой в конце ноября город охватил снежный покров — середина декабря отличилась грязными подтаявшими островками бывалого снега и не менее безрадостными ряженными Санта-Клаусами, чьи костюмы в этот унылый период смотрелись особенно невзрачно. — Агата… Агата, ты ещё здесь? Поворачиваю руль и внимательно слежу за ситуацией на дороге, где какой-то напыщенный хам явно решил проигнорировать правила дорожного движения и проскочить вперёд, перекрыв другим людям движение по главной полосе. — Да, мам, — едва сдерживаю раздражённый выдох, за который лишний раз придётся оправдываться, — где же мне ещё быть? Она промолчала с десять секунд, а затем с непониманием и заблаговременной претензией уточнила: — Это сейчас была ирония? Ты надо мной смеешься? Как можно? Обычно я не позволяю себе думать о ней в подобном ключе, прекрасно зная, что ничего, кроме лишней нервотрёпки, это не принесёт, однако сейчас, когда она с первой минуты услышала, что я на дороге, и всё равно решила продолжить звонок, злость приняла вовсе неконтролируемый характер. Отвлекаться за рулём я терпеть не могу, ну просто на дух не переношу, и уж кому-кому, а ей это известно. — Мам, давай скорее, — притормаживаю перед светофором и крепко сжимаю в пальцах руль, — что-то важное произошло, кроме того, что Пол опять отказался есть приготовленные тобой блинчики? Она сдавленно, но прекрасно слышно чихнула и сразу всхлипнула. — То есть ты даже просто выслушать меня не хочешь, да? — Голос подскочил, словно на карусели. — Я не прошу тебя сочувствовать, но выслушать! — Я готова тебя выслушать, но прямо сейчас я еду на работу, — порой мне бы хотелось в такие моменты чувствовать хотя бы толику прежнего разочарования. Или обиды. Хоть чего-то, кроме давящего ощущения рутины и навязчивых мыслей, что мешки, наполненные кукурузой, я бы таскала с большим удовольствием, чем выслушивала очередной скандал. — У меня такое ощущение, что всегда, когда я тебе звоню — ты работаешь. Утром ты работаешь, днём работаешь, вечером работаешь… На выходных ты готовишься к работе… Не хочешь с матерью общаться — скажи прямо, а не увиливай! Не понимаю, действительно ли она так считает, или настолько утонула в жалости к самой себе, что напрочь забыла о том, как неплохую часть собственного заработка я направляю к ней в карман? Заодно и Полу, если уж на то пошло. — Господи, мам, ты… Договорить не удалось. Громкая связь оборвалась, а в салоне восторжествовала прекрасная в своей приглушённости тишина. Опять бросила трубку. Опускаю голову на руль, стараясь в то же время не задеть случайно клаксон. Усталость сжимает позвоночник стягивающей лентой, причиняя ужасный дискомфорт в плечах, шее, пояснице… В голове бьётся столько мыслей, что схватить одну из них было бы удачей не менее славной, чем поймать синюю птицу. Кажется, будто я и сама не знаю, зачем с такой яростью гонюсь за чужими тайнами прошлого. Пока убийца орудует в рамках города, дело вполне можно было бы передать в окружную прокуратуру. Его бы и Рэйчел с огромным удовольствием забрала — я знаю, что она давно ждёт первого серьезного расследования. Взять в пример день, когда она сама решила съездить на выставку, где должны были публиковаться работы пропавшей, а позже убитой Линдси… Уверена, она хотела бы, чтобы я доверилась ей. А теперь ещё и эта странноватая убеждённость адвоката, что преступник тесно связан с жизнью его, а заодно и семейства Янгов. Зачем я вообще его слушаю? — Ты спятила, Агата… Свихнулась... Позади звучит недовольный сигнал чужого клаксона, заставивший резко поднять голову и сообразить, что своей задумчивостью я совершенно упустила момент, когда на светофоре загорелся зелёный свет. Вжимаю педаль газа, но сразу торможу, отчего звук сигнала повторяется. Ставлю на сотку, что водитель позади меня уже готов отправиться на разборки, однако порыв произошёл сам по себе, словно ногой управлял сам дьявол. А всё потому, что в этот же момент я заметила на тротуаре удивительно знакомое лицо. Светлые кудряшки, тонкий стан, изящная походка… Разрази меня гром, это же сама Келли Сандерс! Вызываю новое неудовольствие прочих водителей, когда резко поворачиваю вправо, почти нарушив тем самым правила движения, но воспользовавшись единственной возможностью в срочном порядке припарковаться. Забытые годы, проведённые в университете Беркли, дразнящим шлейфом увлекают за собой и заставляют позабыть об осторожности. Я не видела Келли с того самого дня, как она подбросила в воздухе шапочку выпускника. За время общей учёбы я так и не смогла набраться смелости, чтобы поговорить о том конфликте... Ситуации, когда отправилась на конференцию вместо неё. И которая во многом изменила мою жизнь, но вовсе не из-за вздёрнутой среди аудитории Нильсеновской руки и его категоричных замечаний. А потому что едва ли не сразу по возвращению в стены общежития я получила тот самый билет, которого столь неистово ждала: мне предложили практику в прокуратуре Нью-Йорка. Не сказать, что до сих пор моё сознание съедала совесть, ведь я никоим образом не имела отношения к произошедшему, а точнее, к тому, что постель Сандерс была облита соком ядовитого плюща. Но я прекрасно понимала, на кого подозрения падали в первую очередь. Дураком быть не нужно, чтобы знать это. А сейчас, когда сама судьба вновь нас столкнула... Это не просто судьба, это яркий знак: я должна поговорить с ней. Выскакиваю из салона автомобиля, едва потратив время на то, чтобы заблокировать двери, и чудом не свернув шею на первом же участке оголённого льда, спешу вслед за девушкой, которая, слава всем святым, попросту не может торопиться, так как катит впереди себя заметно-увесистую коляску. — Келли! — Окрикиваю по пути. — Келли, погоди секунду. Богом клянусь, больше никогда в жизни не буду покупать ботинки на каблуке. Боюсь даже представить, насколько смехотворно выгляжу, пока пытаюсь успеть за чужим размеренным шагом. И как же хорошо, что рядом нет тошнотворного сарказма адвокатишки. Оклик действует. Поначалу девушка вздрагивает, а затем, хоть и недоверчиво, однако оглядывается, позволяя себе убедиться в предположениях. Годы изменили её, когда-то известную на весь университет красоту. Подходя ближе, я отчётливо замечаю, что ранее идеально уложенные пряди волос Келли слегка укоротились и как будто поблекли. Привычный румянец больше не украшает щек, а в глазах, вместо задорного и горделивого огонька, совершенно иная, не поддающаяся пониманию эмоция — утомлённость. — Бог мой, это ты, — останавливаюсь, часто дыша. Выгляжу, как дурочка, но как-то само собой вышло. Что-то напрягает в её внешнем виде, заставляя разыгрывать непривычную радость от встречи. — Келли Сандерс! Как же мы давно не виделись. Девушка боязливо оглядывается на спутника — высокого и крепкого телосложением мужчину с коротко стриженными волосами. Лицо его кажется знакомым, однако не настолько, чтобы вспомнить имя. — Теперь уже миссис Уилсон, — получив одобрение очевидно супруга, поправляет она и кладёт ладони на плечи девочки лет шести, которая не менее опасливо вцепилась в рукав матери. — Агата, ведь? Харрис, да? И правда, сколько лет… Точно, вот кто это. О романе Келли и Зака Уилсона в университете знали если не все, то добрая половина. Парочку извечно швартовало между ссорами и примирением. Зак прославился, как знатный ревнивец, видевший в светлой улыбке Келли целый мир, и делиться этим миром с другими считал едва ли не трагедией. Отходчивая же Сандерс каждый раз предоставляла молодому человеку третий, четвёртый, пятый шанс и неизменно принимала все дорогие подарки, которые тот преподносил. — Не знала, что вы перебрались в Нью-Йорк, вот же совпадение, — лживая, лживая учтивость. Ненавистная и съедающая совесть. Ну почему, чем больше я общаюсь с Нильсеном, тем больше привыкаю врать? — Вообще-то мы тут проездом, — отвечает она и крепко сжимает ладони на плечах дочери, — решили немного отдохнуть, после того как Зак завершит в городе дела. — Так это командировка? — от количества сахара в собственной улыбке, с которой обращаюсь к мужчине, я однозначно схвачу диатез. — С последующим отпуском, — неожиданно расслабленно кивает он. — Ох, мы же не познакомили вас, — он подмигивает ребёнку и ободряюще улыбается, — это наша старшенькая — Сара, а этот великан — Марк. Поворачиваюсь в сторону коляски, в которой шлёпал ботинками крепкий и щекастый бутуз. — Очень приятно, — присаживаюсь к Марку и пытаюсь поймать пухлую детскую ладонь. — А вы оба в командировке? Разумеется, спрашиваю не про ребёнка, но и тут где-то на подсознательном уровне всплыл смешок адвокатца. После представления как почти натурально вышвыриваю мужчину из головы, становится чуть легче. — Келли пока не работает, — вновь отвечает Зак, — мы решили, что пока все трое не пойдут в школу, ей лучше побыть с детьми. — Трое? — не поднимаясь, оборачиваюсь в сторону супругов. — Вторая дочь сейчас болеет, так что мы не стали брать её на прогулку, — мягко вступает в диалог Келли, — она с няней. — Вот как, — понимаю, что улыбка принимает более искренний оттенок, когда маленький Марк хватает меня за указательный палец. Совершенно очаровательный малыш с глазами матери. — Вы остановились в отеле? Быть может… — Мы сняли апартаменты, — голос девушки мгновенно меняется, — Зак ненавидит отели. Мы… предпочитаем оставаться в кругу семьи. — Тем более что доктор прописал моей супруге как можно чаще оставаться в покое, — Уилсон приобнял жену за талию и потрепал дочь по голове. Сара скорчила недовольную мину и принялась раскачиваться на месте, намекая родителям, что слегка утомилась от диалога. — Я всего-то хотела пригласить на чашку чая, — делаю вид, будто Марк занял всё моё внимание, чтобы не выглядеть слишком подозрительно. — Не стоит, Агата, — по тону Келли понимаю, что она хочет как можно скорее закончить этот диалог. — Я сейчас… Всё, чего я хочу, это провести время с мужем и уж тем более не вспоминать университетские годы. Ну и кого она пытается обмануть? Будучи «выскочкой Сандерс» Келли обожала учёбу. Надеялась стать известным адвокатом, писать научные работы и рано или поздно прославиться едва ли не на федеральном телевидении. — Понятно, — нарочито соглашаюсь, но прежде чем подняться на ноги и окончательно попрощаться, аккуратно запихиваю в открытый пакет с подгузниками визитку. На всякий случай. — Были рады. — Зак протягивает ладонь, когда я вновь оказываюсь напротив них, подчёркнуто заканчивая общение. — Разумеется. Отвечаю на рукопожатие и напоследок подмигиваю Саре, которая тут же спрятала лицо в куртке матери. Зак перехватывает коляску из рук жены и первый поворачивается ко мне спиной, начиная движение, Келли же, позволив дочери схватить её за руку, двигается следом, однако в самый последний момент, словно случайно оборачивается и пару секунд задумчиво, но всё-таки как будто неодобрительно оглядывает меня с ног до головы. Агата, ты параноик. Идея запихать тайком визитку больше не выглядит столь же блестящей, как пару минут назад. Меня не волнует, что Келли может обо мне подумать — мы никогда не были подругами, однако… Внутри по-прежнему тлел неприятный осадок от дурости собственного поступка и одновременно замешательства. Совершенно потерявшись в этих составляющих, возвращаюсь в салон автомобиля, со скрипом напомнив себе, что работа просто так не сделается. Хлопнув же дверью изнутри и чувствуя, как приятно оттаивают после уличного ветра пальцы, замечаю, что совсем забыла телефон, а между тем на экране светились три пропущенных вызова от Линд. Завожу мотор и включаю вызов по громкой связи, подумывая о том, что, возможно, было бы неплохо сделать по городу лишний круг, чтобы поставить мысли на место, и только потом ехать в офис. — И тебе доброго утра, — стараясь, чтобы голос звучал непринуждённо, бросаю сразу, едва Рэйчел ответила на звонок, — ты набирала? — Ага, — на фоне слышится шелест бумаг. — К тебе тут посетитель приходил, очень хотел знать, когда появишься. Кидаю взгляд на экран, чтобы убедиться, что я не проспала весь день, а на часах всё ещё девять утра. — Так рано? Что за посетитель. — Да, он сказал, что хочет обсудить с тобой какого-то там врача…. Погоди, я сейчас найду, записала его фамилию. Знакомая такая, я её уже где-то видела… Бумаги зашелестели вновь. Улыбка касается губ, когда понимаю, что так и тянет спросить, чью именно фамилию записала помощница, хоть и без слов понятно, что не доктора. — Он что, уже ушёл? — уточняю более важный момент. Странно, что посетитель, который нашёл время, чтобы прийти столь ранним утром, не захотел дождаться хотя бы ответного звонка. Да и если дело срочное, мог бы оставить детали самой Рэйч. — Просил передать, что подождёт внизу в кофейне, где мы обычно обедаем. Если ты, конечно, не против личной встречи. Странная формулировка. Однако не успела я поинтересоваться, что именно пыталась обозначить этим Линд, как она сама появилась на связи, едва не вызвав простейшей фразой новую аварийную ситуацию: — Нашла! Говорю же, что видела фамилию — в твоих доках и замечала. Вот же совпадение, да? Джордж Джексон его зовут. И как это понимать?