Let me sew the buttons

      В действительности прошло чуть меньше двадцати четырёх часов, однако у Вегаса складывалось ощущение, что с момента ссоры миновали дни. Хотя назвать это ссорой можно было едва ли. В ссоре должны участвовать двое, должны спорить и кидаться оскорблениями, должны напоминать друг другу, что сволочи. Если бы произошло именно так, то Вегас чувствовал бы себя гораздо лучше. Это могло бы даже привести к горячему, безжалостному, грубому примирительному сексу. С этим он бы справился.              Но Пит счёл себя обязанным демонстрировать безразличие.       Разговаривал ли он с Вегасом?       Да, разговаривал. Посредством звуков и односложных ответов.              Пытался ли Вегас извиниться? Ключевое здесь «пытался».       Да.       И Пит пресёк его попытку бесстрастным лицом. «Всё нормально. Ты не виноват», — не взглянув на него и вернувшись к уборке на полке.              Продолжал ли Вегас таскаться за ним по пятам и спрашивать, что он может сделать, чтобы, эм… заставить его почувствовать себя лучше?       Да.       И Пит снова равнодушным тоном отвечал: «Всё нормально. Просто… давай сейчас не будем об этом. Я в порядке», — и сосредотачивался на мытье посуды.              Вот это. Вот это поведение — то, с чем Вегас не может справиться. Он не знает, что с «вот этим», блять, делать, и чувствует, что у него вот-вот взорвётся башка.       Сейчас он уже и не вспомнит, из-за чего Пит бесится.       Нет! Вообще-то он вспомнит, как грандиозно облажался, вручив Поршу рубашку, которую Пит купил для него в качестве подарка-сюрприза. Ключевое слово — «сюрприза».       Он должен бы как следует извиниться перед ним. Но слушайте, давайте апеллировать фактами.       А фактически вина лежала не полностью на нём. На заключении сделки с главарём конкурирующей банды на металлургическом заводе эта идиотина Порш умудрился разодрать свою рубашку в такие клочья, что нечем было прикрывать спину. И разодрал он её не потому, что подрался, а потому, что зацепился за ржавый крюк какого-то станка.       Позже Порш совершенно случайно нашёл под задним сиденьем тачки Вегаса пакет и спросил, может ли одолжить одну из трёх незатейливых хлопковых рубашек. Персиковую, нежно-голубую или белую. Подобные цвета Вегас ни за что бы не выбрал сам и понятия не имел, как и кем здесь был оставлен этот пакет. Он предположил, что, возможно, свои вещи забыл Ноп, поскольку разрешил телохранителю, которому сорок с небольшим, взять машину днём, чтобы съездить в торговый центр на встречу со своим первым бойфрендом, и отпустил его тогда пораньше.       Вегас вёл тачку второпях, потому что они уже опаздывали в бар Йок, где договорились встретиться с Питом и остальными. Ему было плевать на дискомфорт Порша, который бы вошёл в бар полуголым. Но совсем не было плевать на Пита, который бы вряд ли оценил, если бы вместе с Вегасом из салона автомобиля вышел полуголый Порш.       Поэтому Поршу, выбравшему белую рубашку, он ответил «да похер» и прокомментировал, что «на ощупь материал дорогой». Он не забыл съязвить, что даже у его телохранителя есть определённые стандарты. И подумал позже предложить Нопу купить ещё одну рубашку для себя или своего кавалера, воспользовавшись карточкой компании. Он чувствовал удовлетворение, являясь столь щедрым работодателем. Сегодня он совершил много добрых дел. Что ж, отдайте ему должное, ради Пита он старался быть лучшим человеком.       Только вот откуда ему, блять, было знать, что те рубашки были пошиты для него по заказу Пита, попросившего Нопа по пути забрать их и спрятать где-нибудь в машине подальше от глаз Вегаса? Ну откуда? Это оказался сраный сюрприз, в который Пит вложил всю свою душу, тайно снимая мерки с тела Вегаса в погоне за желанием увидеть его в чём-то, что он обычно не носил. Та белая рубашка была самой особенной, потому что в ней Вегас выглядел бы так, словно «ты смотришь на кого-то и думаешь, что позволил бы этому человеку сделать с тобой всё что угодно». Это слова Пита, а не Вегаса. И если бы однажды Вегас попал под дождь, капельки воды стекали бы с его волос, то белая промокшая рубашка, налипшая к его подтянутой, рельефной груди, позволяющая Питу глазеть больше, чем любой бархат или шёлк, выглядела бы чрезвычайно убойно и сексуально, и тогда бы он трахнул Пита. Опять же, слова Пита, а не Вегаса.       Ну правда, Пит же мог просто попросить. Хватило бы и слова. Вегас бы даже разделся ради него. С огромным энтузиазмом.       Когда он услышал гневное признание Пита, возмущающегося о том, почему он позволил Поршу взять белую рубашку, то был уже слишком возбуждён и возлагал большие надежды на разрешение конфликта сексом, вероятно, в душе, поскольку для дождя погода была весьма сухая. Однако реальность на данный момент такова, что там уже стояла засуха.       Он объяснил Питу свою версию истории. Как Пит вообще мог подумать, что Вегас добровольно отдаст что-то Поршу? Он и сам пришёл в ярость, когда этот балбес Порш заполучил то, в чём Пит воображал увидеть Вегаса. Он бы с удовольствием вернул ту вещь, но в один момент они оба заметили выходящего из уборной в баре Порша в помятой рубашке и следующего за ним Кинна. Самая настоящая зависть тому, что с этой рубашкой классно потрахался Кинн.       Вегас вздохнул, когда допивал чай, а Пит, даже не удостоив его взглядом, просто прошёл мимо. Ему пришлось буквально с душой придумывать какой-нибудь способ, чтобы извиниться перед Питом.       Он, услышав о его фантазии, просто больше не мог дождаться возможности его трахнуть. И тоже был горазд привнести в это частичку своих задумок.

________________________________

      Из душа Пит выходит сердитый, угрюмый, злой и прочие-прочие прилагательные, которыми реально было бы описать его попеременные чувства а-ля «пошёл этот Вегас нахуй», «может, это и не совсем его вина» и «но он ведь должен был обратить внимание на то, что находится в его собственной машине».       Он слышит, как открывается дверь и как в комнату заходит Вегас. Не оглядываясь, подхватывает с кровати голубую рубашку и брюки, заранее подготовленные для мероприятия в детском саду Вениса.       Бросив взгляд на зеркало, он замечает непринуждённо восседающую на диване фигуру Вегаса, пялящегося на него с невинной улыбкой, означающей, что в его голове зреет план. Как бы там ни было, ни на какие его уловки Пит не купится. Чёртов мудак!       Когда он тянется застегнуть пуговицы, то не обнаруживает трёх верхних. Какого х-       — Ой! — позади с наигранным удивлением раздаётся голос Вегаса. — Похоже, тут не хватает пуговиц. Ты не торопишься? Не переживай. Я могу пришить их обратно, — в руке он уже держит иглу с продетой в неё нитью, а на кофейном столике стоит полная коробка для шитья. Не следует и спрашивать, как он сумел предвидеть, что на рубашке Пита, с которой всё было в порядке, когда он оставлял её на кровати перед тем, как отправиться в ванную, будет не хватать трёх верхних пуговиц.       Пит пристально смотрит на него, подавляя желание возразить и выругаться. Он обладает прекрасным самоконтролем, что подтверждается беспечно сказанным: «Нет, спасибо. Я просто надену другую». Он окидывает ещё одним взглядом того, чья ангельская улыбка в стиле «как тебе будет угодно» ничуть не дрогнула, затем подходит к гардеробу и берёт другую рубашку, теперь коричневую.       Он не сводит с Вегаса глаз, решаясь на очередной трюк, когда понимает, что и на этой рубашке тоже не достаёт трёх верхних пуговиц.       — Ох! Опять? Кажется, нам стоит провести беседу с парнишкой из прачечной, — голос звучит абсолютно буднично и невозмутимо. — А пока позволь я пришью эти пуговицы. Или ты опоздаешь.       Пит раздувает ноздри. Если Вегас знал, что он опаздывает, и всё равно… неужели именно так он должен вести себя после того, как расстроил его вчера! Пит и пошёл бы с голой грудью нараспашку, под стать некоторым, но он ведь гость на детском и семейном мероприятии, а на его шее и груди всё ещё видны бледно-красные следы чужих зубов.       Он шарится по гардеробу, перебирает свою новую и старую одежду и осознаёт, что в ходе неожиданной трагедии все его рубашки лишились трёх верхних пуговиц. Он разворачивается, метнув в мужчину напротив недовольный взгляд. Вегас что, испытывает его терпение?       Но упомянутый мужчина лишь улыбается хитро-искренней улыбкой.       — Что такое? Теперь я могу помочь? — демонстрируя в ладони полностью готовые иголку с ниткой и пуговицы.       Пит передвигается к шкафу с одеждой Вегаса. Каким бы психопатом этот человек ни был, он же не осмелится испортить свои драгоценные шелка и бархат. Хотя Вегас же всё равно не испытывает потребности в верхних пуговицах, так что результат Питу должен быть очевиден.       — Давай я помогу, Пит? Венису нужно поддерживать имидж в саду. Его отец не может опоздать в такой важный день.       Пит готов разразиться самыми премерзкими ругательствами. Спокойствие! Спокойствие, Пит. Не давай ему никакой реакции.       Тогда он ухмыляется так же насмешливо, как и тот упомянутый мужчина.       — Раз уж ты так этого хочешь, то вперёд.       Лицо Вегаса по-детски загорается, когда он ступает ближе со своим набором для шитья.       Пит снимает рубашку и кидает её на кровать со словами: «Закончи до того, как я вернусь. Там похожу и в футболке», — радуясь тому, как с чужого лица сползает улыбка. И достаёт себе серый пуловер с длинными рукавами, собираясь натянуть его на торс.              Это определённо частью его ебучего плана не было, потому на секунду Вегас впадает в уныние. Но только лишь на секунду. Такие люди, как Вегас, всегда неплохо импровизируют. Он открывает коробку для шитья, достаёт из неё ножницы и заходит Питу за спину.       — Тут какая-то нитка торчит. Дай уберу.       До того, как Пит успевает опомниться, у него на плече оказываются ножницы, а на ткани — ровный разрез.       — Уупс! — Вегас прикусывает язык, когда в отражении зеркала пересекается с неверящим взглядом Пита. И неумолимо продолжает резать материал. — Прростии!       — Какого хера ты добиваешься?! — поворачиваясь к нему, выкрикивает Пит.       — Чего я могу добиваться? — Вегас корчит непонимающую морду с намёком на ухмылку в уголках губ, бросает футболку на пол и достаёт из шкафа тёмно-зелёную рубашку. — Я добиваюсь того, чтобы мой муженёк в саду нашего сына выглядел эффектным и классическим джентльменом, каким он и является, — говорит, невинно пожимая плечами и самостоятельно просовывая руки Пита в рукава.       На «муженька» Пит не среагировал, пока Вегас застёгивал на нём рубашку и медленно прижимал его к дверце шкафа. В противном случае, в доме может не остаться ни одной пригодной для носки одежды.       — Псих, — бормочет он.       — Твой псих, — поправляет Вегас, ликуя прохождению первой ступени плана.              Затем он подносит набор для шитья, меняя нитку в игле на зелёную, и крайне искусно завязывает узелок на конце.       — Ты шить вообще умеешь? — Пит прищуривается.       — Эй! Да брось! — на такую недооценку Вегас склоняет голову набок, подходит с пуговицей и иголкой на шаг ближе к Питу и, наклонившись, своим самым низким соблазнительным голосом на выдохе произносит: — Ты ведь знаешь, какие умелые у меня руки! — ухмыляется, глядя на то, как лицо Пита покрывается румянцем.       Он придерживает иглу губами во время того, как поточнее располагает первую пуговицу на краю рубашки.       Он выглядит как самый сексуальный домохозяин, о котором можно только мечтать. Любит готовить, убирает, пусть и потому, что у него обсессивно-компульсивное расстройство, даже шить умеет. Ну да, разыгрывает весьма скверные игры до тех пор, не получит то, чего хочет. Но что есть, то есть. Слушайте, идеальных не существует. Однако это Пит планирует не озвучивать и унести с собой в могилу. Он и так опозорился тем, в чём вчера в порыве гнева признался.       Вегас становится слишком близко, поскольку позади Пит ограничен дверцей шкафа. Его мысли прерываются острой болью от иглы в груди, из-за чего он непроизвольно шипит.       — Ой! Извини! Больно?       Он ни сколечки не тянет на «извини», когда пропускает нитку через ткань и пуговицу. Затем возвращает её обратно, тыча остриём в кожу Пита и этим не спеша вытягивая капельку крови.       — Ах! — Пит подгибает пальцы на ногах от пробирающего его грудную клетку мандража. — Ты, вроде, говорил, что знаешь, что делаешь?       И Вегас с ухмылкой кивает:       — Прости, я пока ещё учусь. Но если ты не будешь в итоге доволен моей работой, то можешь заставить меня сделать что угодно, — и льнёт своими бёдрами к бёдрам Пита. Не касается, но очень к этому близок.       Как бы это могло быть Вегасу невыгодно?       — Зачем ты так близко?       — Ну! Не пришью же я пуговицу издалека. Это так не работает. Ты просто не дёргайся и дай мне закончить начатое, — говорит он, проводя большим пальцем — пальцем той руки, которая держит пуговицу на краю рубашки — по свежим чёрточкам на груди Пита, не сводя с него своих тёмных глаз.       Будто бы у Пита мозгов маловато, чтобы поверить в эту чушь. Плевать! Он не выдаст ему никакой реакции.       Он кусает губы в ожидании следующего укола, но тот оказывается едва ли ощутимым, совсем слабым, и Пит почти скулит. Почти.       Вегас, очень сосредоточенно, продолжает творить своё искусство, поглядывая на отводящего взгляд в сторону Пита. Наслаждается этими полушипениями нужды. И ради них ещё немного прижимается тазом вперёд.       Идентичные уколы происходят снова и снова, с периодическим поддразниванием не особо сильных прокалываний кожи. Мандражирующая боль шквалом проносится к члену, а затем Вегас надавливает большим пальцем. И всё это при сохранении зрительного контакта.       — Готово, — говорит он, завязывая узелок, а затем утыкается лицом в грудь Пита, чтобы перегрызть нитку зубами.       И Пит понимает, что это не должно заводить настолько, насколько заводит сейчас, когда Вегас горячо дышит, касаясь губами и кончиком языка. Но это заводит, и ему хочется больше этого рта, он сжимает по бокам кулаки, чтобы не схватить Вегаса за голову и не вжать её в собственную грудь, ему очень хочется этого рта ещё и там, внизу. Ощущение такое приятное, что Пит, вероятно, открыл для себя новый кинк. Но как раз именно в этот момент Вегас отстраняется.       — Теперь следующая.       Момент заминки, когда он располагает вторую пуговицу, заставляет Пита осознать, что он злится на этого мудака по схожей, блять, причине. На этот раз он набирается мужества. Сдержанно предвкушая продолжение.       Очень (не)сдержанно.              Вегас возвращается к своей миссии с прежней осторожностью, с обратной стороны продевая иглу с нитью через ткань и пуговицу.       Пит знает, что происходящее здесь отнюдь не примитивное пришивание пуговиц, учитывая то, как ресницы Вегаса, когда он натягивает нитку, приподнимаются навстречу его собственным. Они оба с самого начала всё понимали. Так какой тогда смысл разыгрывать спектакль, когда Вегас, разомкнув губы, своими тёмными блестящими глазами смотрит в расширенные, наполненные похотью зрачки Пита.       Но Вегас, похоже, управляется теперь чересчур осторожно, потому что на этот раз никакой колющей боли не возникает, ведь игла элементарно проходит через ткань.       Пит хмурится, но ничего не говорит, в то время как Вегас совершенно невинно мажет языком по своим губам.       — Что-то не так? — интересуется Вегас, следом, когда Пит не даёт ответа, поднимая глаза.       То, что происходило ранее, повторяется снова. Снова едва ощутимый, недостаточно глубокий, чтобы его почувствовать, укол. А после ничего.       — Ты… — Пит раздражённо поджимает губы.       — Ты ведь знаешь, что если чего-то хочешь, то можешь сказать? — Вегас жмётся бёдрами к его полутвёрдой промежности, оставляет их губы всего в нескольких дюймах друг от друга, околдовывая Пита этим заклинанием. — Просто скажи, Пит. И я буду у твоих ног.       Пит сглатывает, опускает округлившиеся глаза на его приоткрытый рот…       Вегас выжидает, вдвойне уверенный, что он всего в секунде от победы, когда Пит подаётся вперёд…              [Тук-тук-тук]       — Хиа! Можно взять на сегодня твой родстер Порш?       Вегас поворачивает голову к двери. Если бы мысли могли убивать, то Макао сейчас был бы уже погребён на глубине шести футов под землёй за использование этого «Порш». Он избавляется от Макао, дав ему волю делать всё, что захочется, разве что не в самой вежливой формулировке.       — Долго тебе ещё? Давай побыстрее, — произносит Пит, на его лицо вновь наползает выражение безразличия.       И Вегас практически скулит, угрюмо, как побитый щенок.       Но мужчинам никогда не положено сдаваться.       Поэтому ему приходится всё начинать заново, теперь с дополнительными осложнениями, вызванными тем, что Пит велит ему немного отойти и взять ножницы, чтобы обрезать нить.       — Это будет такая возня, а ты сам знаешь, насколько хорошо могут справиться мои зубы, — он наклоняется к его груди, в этот раз облизывая оставленный иглой укол в области солнечного сплетения. Ох! Как же сильно ему хочется впечатать там метки. Может, он бы поразмыслил над этим, если бы не Макао. Он вывезет к чертям все модели «Порше» из своего гаража.       Перейдя к следующей пуговице, он почти сломил Пита, различив несколько укусов нижней губы и то тёмное вожделение в его расширенных зрачках.              Пит чувствует, как горячий, влажный язык лижет полосу по основанию его горла, и ему просто смерть как хочется ощутить этот рот полностью. Кроме того, между его ног образовалась проблема, на которую давит — не сильно, просто проскальзывает — чужое бедро. Тут Вегас неожиданно отстраняется и обрывает нить.       — Готово.       А Пит оказывается искренне этому удивлён.       — Так быстро?       Вегас с понимающей ухмылкой прикусывает губы.       — В смысле… ты нормально их пришил или на отъебись? — быстро добавляет Пит, проклиная себя за то, что позволил ему себя обдурить.       — Не волнуйся, — Вегас упирается рукой в дверцу шкафа, запирая Пита в импровизированной клетке, и наклоняет голову под таким углом, который, по его мнению, сейчас самый подходящий. — Ты знаешь, что эти руки и рот круглые сутки к твоим услугам. В любое время ты можешь просто попросить.       И ради этого голоса Пит шлёт нахуй чувство собственного достоинства и гордость. Потому что, если честно, у рук и рта Вегаса и правда крайне много талантов. И он знает, что единственный, у кого настолько разносторонне развитый домохозяин. Так почему бы его предложением не воспользоваться?       — Отсоси мне.       — Видишь! Это не так уж и трудно, — тот опускается на колени, чтобы сделать Питу изумительный минет. И, возможно, что-нибудь ещё.       Человек, который верит в поэтапную работу, всегда добивается успеха.                     — Я всё ещё злюсь на тебя, — с притворным гневом говорит Пит, по пути к двери растягивая губы в улыбке.       — Ну, у нас осталось ещё куча рубашек, — Вегас радостно теребит иголку с ниткой, складывая всё в коробку для шитья.       — О! К слову об этом… — Пит оборачивается, ухмыляясь. — Раз уж у тебя такая страсть к шитью, то, прошу, к тому времени, как я вернусь домой, разберись со всеми рубашками, на которых в результате внезапного бедствия оторвались три верхние пуговицы.       — Я думал, мой муженёк предпочёл бы, чтобы я делал это, когда они на нём, — дразнится Вегас.       Пит улыбается.       — Я говорю о твоих рубашках, милый. Пусть тебе и не нужны верхние пуговицы, всё же они необходимы тебе для поддержания надлежащего внешнего вида. Сам ведь знаешь, я такими навыками не обладаю. Я всего лишь деревенский мальчик, куда мне до твоих шелков и бархата…       Ухмылка исчезает с лица Вегаса, когда до него доходит осознание содеянного.       — Удачи! Хорошо тебе провести время, — покачивая головой, улыбается Пит, когда выходит за дверь.