Жизнь мертвых продолжается в памяти живых. (Цицерон)
«Это странно и страшно. Мне стыдно признаться, но свой самый большой страх я так и не смог победить. И когда осознал, что не смогу это преодолеть, стало ясно — ничего другого не остается, как принять то, чего я так боюсь. Это ли трусость? Или, может, храбрость? — Я не знаю, правда… Если кто-то вдруг решит обвинить себя в моем поступке, прошу — не делайте этого. Никто из вас не виноват. Вся вина лежит на моих плечах, просто она оказалась слишком тяжела для меня. Я бы хотел, чтобы она стала хоть чуточку легче, но разве жизнь интересует наше мнение? Я спрашивал себя не раз, почему мои чувства именно такие. Почему так сложно выносить все это в одиночку? И хотел, чтобы кто-то разделил со мной тяжкий груз, сказал мне: «Ги Мун, ты не один» — и я бы поверил! Но никто не сказал, потому что на самом деле никто не понял, никто не знал. Но я никого не виню, нет. Быть может, просто слишком хорошо умею притворяться радостным, веселым, беззаботным и сильным? Знаю, вы много раз зададитесь вопросом, почему я сделал то, что сделал. И версий поначалу будет много, а со временем станет еще больше. Но правильная всего одна — у меня не осталось сил, чтобы продолжать этот марафон на большой скорости, сохраняя счастливую улыбку на лице. Я очень устал. Возможно, кто-то сказал бы, что всё не так плохо, и я сам себе накрутил в голове, а печаль на самом деле зародилась внутри меня без достаточных на то оснований. Что я должен ее победить также, как позволил появиться и заполнить пустоту во мне. Но это не правда. Всё не так. Тоска медленно копилась день за днем от всего, что меня окружало. Мне хотелось жить, улыбаясь со всей искренностью в сердце. Кто-то скажет, что в мире существуют тысячи людей, чья судьба гораздо тяжелее моей. И они продолжают жить. Мне нечего на это ответить. Наверное, только то, что, видимо, я слишком слаб, хоть и не хочу в это верить. Да, так многим будет больно из-за моего поступка. Я не хотел причинять боль другим никогда. Но чувствую, что больше не смогу оставаться здесь, даже если очень постараюсь. Даже потому, что вам так хочется. Я ценил других, но не знаю, кем или чем был для них на самом деле. Теперь, когда столько всего произошло, и так много осталось за спиной, часто думаю: «А стоило ли оно того?». Огромное количество людей узнало обо мне, но я чувствовал, словно день за днем маленький кусочек отрывался от моей души. И хоть когда это всё началось для меня, я так мало знал, был неопытен и, может, глуп, не могу не признать, что очень старался. Всегда. До самого конца. Надеюсь, и вы верите в это. В день, когда я уйду, пожалуйста, не лейте слез. Читайте мои стихи, слушайте мои мелодии. И на вопрос о том, почему я ушел, отвечайте себе и другим: «Просто не всякая ноша нам по плечу». Простите. И прощайте. Ги Мун.»***
10 августа 2018 года
— Я не могу… Не могу… Су Хэн склонил голову, продевая пальцы сквозь густую черную челку, закрывая обеими ладонями глаза и ощутив через несколько секунд, как стекают слезы под манжеты белоснежной рубашки, надетой с черным пиджаком. Чи Вон грустно взглянул на парня, сопроводив это тяжелым шумным выдохом, но все-таки шагнул вперед, помогая другу приколоть маленькую светло-коричневую бабочку на карман. — Я не хочу видеть его… таким… Стоявший у дверей небольшой комнатки, где они втроем сейчас находились, Ю Су нахмурился, глядя в пол, скрещивая руки на груди. Его скулы были напряжены, и макнэ* сейчас выглядел гораздо старше. — Ты должен, Су Хэн. Мы все должны. Это наша последняя встреча здесь, ты ведь понимаешь… — глухо произнес он вполголоса. Услышав эти слова, Су Хэн, не выдержав, отнял ладони от своего лица и, вцепившись кончиками пальцев в плечи все еще стоявшего напротив Чи Вона, склонил голову, уткнувшись лбом в его ключицу, разрыдался в голос. — Это все моя вина… Я должен был заметить, должен был понять! Я дурак, дурак, дурак! Не отпуская плеч друга, Су Хэн посмотрел на него, словно побитая собака. — У меня нет такого права, я знаю, но… простите меня… Накрывая его ладони своими, Чи Вон аккуратно опустил их вниз, становясь прямо, расправляя плечи, выглядя теперь более представительно и серьезно. — Прекрати, прошу тебя, — с ощутимым нажимом в голосе произнес он, что давало понять — терпение даже старшего в группе отнюдь не бесконечно. — Ты ни в чем не виноват, хватит посыпать голову пеплом! Ги Муну это никак не поможет, ты только тревожишь его дух на том свете и не даешь ему покоя! Что он сказал бы, видя тебя таким?! Не дожидаясь каких-то новых реплик, Чи Вон крепко взял Су Хэна за запястье и, коротко кивнув Ю Су на дверь, уверенной походкой направился к выходу. Помедлив, макне, нервно закусив губу, покинул комнату следом за ними. Всю дорогу до здания, где должна была пройти церемония прощания с Сон Ги Муном, все сидевшие в авто молчали. Лишь время от времени слышалось, как хлюпает носом Су Хэн, периодически вытирая лицо платком, одолженным Ю Су. Обычно не скупившийся на драматичные тирады и извечное ворчание в сочетании с жалобами на тяжкую долю менеджера Ли Ки Ён не издал ни звука, дождавшись, когда парни усядутся в авто, и теперь только устало поглядывал в окно, поднимая глаза к небу, которое затягивала серая пелена облаков, закрывая солнце. Первые капли дождя ударялись о землю, стучали по крышам машин. В голове Чи Вона непроизвольно промелькнула мысль о барабанной дроби в память о том, кто покинул мир живых три дня назад. Сидевший рядом Ю Су выглядел словно живая кукла: его миленькое лицо было бледным, а расфокусированный взгляд больших глаз с пушистыми ресницами казался стеклянным. — Небо плачет вместе с нами… — хрипло прошептал он, нарушая напряженную тишину. — Это добрый знак. По плохому человеку не будут скорбеть… Возможно, это звучало наивно и глупо, но ни один из сидевших в салоне авто не произнес ни слова против. Каждый шаг по траурному залу был тяжел для Су Хэна. Ему казалось, что к ногам привязаны огромные гири, и походка парня стала шаркающей. Он уже видел перед собой мать Ги Муна, понимал, что сейчас предстоит подойти к ней, сказать какие-то слова, которые, конечно, не облегчат ее боль, и тугой незримый узел в его груди затягивался все туже. Стало трудно дышать, пульс ускорился. Наконец, Су Хэн оказался на расстоянии чуть больше протянутой руки перед женщиной, и пора бы как-то начать. Выдохнув, молодой человек склонился в почтительном поклоне и, проглотив скопившуюся в горле слюну, выпрямился, заглянув в глаза Джи Ю. «Такие же, как у него…» — произнес голос в голове Су Хэна — Аджумма* Сон, — вместо его нормального голоса звучит немного скрипучий, но ни на что лучше парень сейчас способен не был, — примите мои соболезнования. Ги Муе был лучом света и добра в моей жизни. Я благодарен судьбе за то, что мне посчастливилось быть с ним знакомым. Спасибо вам за сына. И… простите меня за то, что не смог его уберечь… Сон Джи Ю была уже немолода, и случившееся подкосило ее, прибавив к внешности еще несколько лет. Тем не менее, она выглядела доброжелательно и нашла в себе силы мягко, хоть и слабо, улыбнуться Су Хэну, отчего тот еле подавил в себе желание в который раз за последние три дня расплакаться. — Тебе не в чем себя винить, — ответила женщина, покачав головой. — Ги Мун был поздним ребенком. Он появился, когда я уже почти оставила надежду стать матерью, и принес в мою жизнь счастье. Думаю, мой сын с самого раннего детства понимал, для чего пришел в мир, и потому старался дарить другим радость, никогда не показывать слабостей, жить с улыбкой на лице, делать вид, что у него все хорошо, даже когда это было совсем не так, — она отвела глаза в сторону, словно погрузившись в воспоминания о Ги Муне. — У него хорошо получалось. Даже слишком… Никто никогда не имел возможности заметить его печаль, если он сам этого не хотел… Су Хэн больно прикусил щеку изнутри, задержав ненадолго дыхание, и сжал кулаки до побеления костяшек. — Аджумма Сон… пожалуйста, позвольте вас обнять?.. Ему было абсолютно плевать, что это «не по-мужски», что он может выглядеть со стороны как слишком эмоциональный тюфяк, что такое проявление чувств не особо принято на людях. Он сделал маленький шажок вперед, шаркнув подошвой по полу, и ждал ответа. Женщина, снова посмотрев в его глаза, слабо кивнула головой, и Су Хэн, не медля, крепко прижал Джи Ю к широкой груди, заключая в объятья, мысленно вкладывая в них всю нежность, на которую вообще был способен. Выдержка все же дала трещину, и по щекам парня снова покатились слезы. Положив ладонь на его спину, женщина осторожно похлопала по ней несколько раз, успокаивая, и от понимания этого Су Хэну стало совсем погано: ведь это он должен пытаться хоть немного утешить Джи Ю, а получается, жалеют его самого. — Простите, простите… Боковое зрение улавливает все новых и новых людей, прибывающих в траурный зал, но пелена слез постепенно замутняет зрение. И алтарь, усыпанный белыми хризантемами превращается в размытое пятно. Наверное, это и хорошо — видеть фото, с которого солнечно улыбается Ги Мун, просто невыносимо. Мысль о том, что снова придется увидеть его бездыханное тело, и это, как сказал Ю Су, будет их с Су Хэном последняя встреча в мире живых, буквально разрывает на части. Хочется кричать, биться в истерике, разрушить этот чертов алтарь, выбросить цветы, подбежать к телу Ги Муна, сказать, что его идиотская жестокая шутка слишком затянулась, и потребовать, чтобы он поднялся на ноги. Но в этом уже не будет никакого смысла. Сон Ги Муна вечен, и Су Хэну не под силу его прервать. Бледный, серьезный, красивый, выражающий всем своим видом спокойствие, которое кажется жутким. Да, это Ги Мун, но какой-то другой. Ги Мун, которого помнит Су Хэн, весел, улыбчив, беззаботен, шутлив. Он терпеть не мог строгую одежду, о чем не раз втихаря жаловался другу, но покорно надевал то, что требовало руководство, связавшее их по рукам и ногам контрактом. Интересно, видит ли самого себя сейчас Ги Мун с того света? Су Хэн с горечью подумал о том, что если б это было так, его другу наверняка не понравился бы собственный вид, и он выдал что-то вроде: «Хэй, я похож на того, кто уже не первый год старательно полирует задницей кресло в офисе. Просто кошмар!». — Су Хэн? Чи Вон положил ладонь на плечо друга, и тот вздрогнул от неожиданности, поскольку, погруженный в размышления, практически отключился от внешнего мира и не замечал, что происходит вокруг, и кто находится рядом. — Ты в порядке? Может, вызвать доктора? «Наверное, со стороны я выгляжу действительно ужасно», — подумалось Су Хэну. Он медленно развернулся к Чи Вону в пол-оборота. — Нет. Я не в порядке. Но доктор не сможет это исправить… Остаток дня прошел словно в тумане. После окончания церемонии прощания Су Хэн не произнес больше ни слова. Вечером, войдя в ванную комнату, он увидел в зеркале человека, который больше походил на зомби из дурацкого фильма ужасов: красные глаза с расширенными сосудами, темные круги под ними; опухшие губы, искусанные от нервного напряжения; бессмысленный взгляд, не выражающий ничего, кроме душевной пустоты; чуть растрепанные волосы; ослабленный на шее галстук, который в какой-то момент показался удавкой. На мгновение Су Хэну подумалось, что применить последний в качестве способа последовать за лучшим другом — не такая уж плохая идея, и он почти злобно улыбнулся своему отражению. — Почему… почему ты не разделил эту тяжесть со мной? Мы вдвоем бы выдержали всё… Все, на что хватает сил сейчас — это дойти все той же шаркающей походкой до кровати и буквально свалиться на нее, уткнувшись лицом в подушку. «Как ты мог так поступить со мной, со всеми нами?» Дождь за окнами уже давно превратился в ливень. «И как я мог не услышать твой безмолвный крик?..»