***
Следующий день прошел, словно в тумане. На рынок бегать Эва зареклась, все разы Феоною встречала именно там. Если и сунется вновь — только в сопровождении друзей, а лучше вообще охотников. Внезапно быть в их компании стало в разы безопасней, чем в полном одиночестве. Эва была убеждена, что Амен с его славой опытной ищейки, сразу заподозрил Реммао. А вместе с наставником под подозрения обязательно попали и его ученики, и Эвтида точно первая в списке. Как ни хотелось верить в особое отношение к ней эпистата, думать, будто дело во влечении и только в нем, было наивной глупостью. Эпистат хочет держать их близко-близко, под присмотром, оттого удивительно было, что приставили их всех как писарей к лекарям. И хоть была в паре не с Исманом, врачеватель, за которым Эву вынудили записывать, был приятным тихим мужчиной средних лет. Дотошный, медлительный, работать с ним было несложно и спокойно. Друзья, ученики Реммао, как и Эва, записывали за лекарями, сам Рем остался помогать в храме Амона-Ра. Никто из них не следовал за ищейками, как привязанный, и свобода эта была удивительна. Если Амен и не спускал с них глаз, как обещал, то делал это способом, который Эве был неведом. Мысли же ее до самого вечера занимал Амен и их вчерашний неудавшийся поцелуй. Зачем целовал ее? Неужели влечение Эвы к эпистату было взаимным? Раз так, почему убежал так спешно, будто то не поцелуй был вовсе, а проверка, уходил от нее, как от прокаженной, словно ее хворь атаковала, и она заразна. К вечеру Эва уже откровенно злилась. Как злилась всякая женщина, несправедливо отвергнутая мужчиной, и вот уже метания Феонои не казались детской прихотью. Сама не лучше, думает о том, как эпистат клюнул ее в губы, когда хотелось поцелуя. Настоящего. Такого, какой бывает у женщины и мужчины, которых тянет друг к другу. Эву к нему тянуло. По-другому не назовешь. Иначе зачем ей, разумом понимая всю опасность верховного эпистата, идти по лезвию и нарываться на него в ночи? Зачем ехать с ним в колеснице, зачем так отчаянно цепляться за его мощное тело в боязни упасть, зачем покорно следовать за ним по первому зову, даже не дерзнув сопротивляться, будто на ней ошейник, а в его руках — конец цепи. Ненатянутой, ведь идет сама, по своему желанию. Но что с его стороны, откуда ей знать? Видит ли он в ней потенциальную жертву, лгунью, преступницу, шезму или же все-таки женщину? И как получить ответ на этот вопрос, если страшно рядом слово лишнее сказать. Дерзить, огрызаться — не страшно, а вот так откровенно спросить, как мужчину, так боязно. Боязно, но необходимо. Если не может бежать от него подальше, так хочется быть рядом, близко-близко, только бы подпустил. Он станет ее погребальным костром, а она и не уверена уже, так ли ей жаль будет сгореть в нем. Еле дотерпела до заката. С заходом солнца у писарей заканчивалась работа, да и лекари не стремились задерживаться дольше. Пара врачевателей еще дежурит в лечебнице, но не больше. Эва возвращается в храм вместе с Исманом, Дией и Реймссом. Думает, как половчее улизнуть от друзей без вопросов, и в итоге уходит, упоминая мельком Реммао. Так, чтобы друзья подумали: наставника пошла искать, но на деле скользит в правое крыло, где разместили охотников. Где охотники, там и Амен, где же ему еще быть? Должен же эпистат следить за своими, как всякий вожак за стаей. Весь день не попадался ей на глаза, как будто специально избегал. Обычно Эва ловила его взгляды по утрам перед тем, как он отправлялся в патруль, а она — в лечебницу, но не этим утром. Его не было, Эва переживала. Случилось что или дело в их не-поцелуе? Прятаться лишний раз Эва не стала. И так у людей эпистата хватает причин ее подозревать, после ее ночных прогулок с наставником и без него. Уж лучше правду скажет, если кто спросит. Спрашивать было кому. Хоть и впору было всем спать до смены караула, в коридоре все равно полушепотом переговаривались пара охотников. Одного из них Эва даже узнала, это был Тизиан, единственный, кто удосужился ей представиться. К нему и пошла. Раз примелькалась, будет лояльней. Охотник кивнул, заметив ее приближение. — Снова шастаешь, где не следует. Что ищешь здесь? Твои покои в другой стороне. — Ищу эпистата, — лучшая ложь — правда с примесью лжи. — Господин приказал явиться для разговора. На охотника не подействовало. Собеседник его тоже напрягся, и Эва поняла, что сказала что-то не так. — Его здесь нет. И не лги больше, если бы эпистат к себе позвал, знала бы, где его комнаты. К себе иди, пока лишнего ничего не подумали. Под лишним явно подозревали порочную связь, но Эве не было до того дела. Если Амена нет в крыле охотников, где разместился верховный эпистат? Делать нечего, Эва решила вернуться в общие залы. Как еще найти Амена, когда тот находиться не хотел, у Эвы идей не было. Разве что вновь по храму подольше погулять, молясь так его и не встретить. Раз Судьба — злодейка, все случится в точности наоборот. Впрочем, бродить не пришлось, шезму даже коридор охотников не покинула, как вновь столкнулась с эпистатом лоб в лоб. Амен проследил за ней взглядом, вопросительно вскинул бровь — что делала среди комнат охотников? Эва остановилась, всем видом приглашая к разговору. — Объяснись. Эва нахмурилась. Не так должен начинать разговор человек, который еще вчера целовал. Но Амену было все равно, а Эве стоило привыкнуть. — Вас искала, эпистат, поговорить хотела. Без лишних ушей, — девушка плечом повела и кивнула за спину, где двое любопытных охотников, явно навострили уши, видя, как военачальник их разговаривает с ученицей. — Думаю, в ваших комнатах подслушивать некому будет. Амен думал недолго, затем кивнул, развернулся молча и пошел прочь, очевидно приглашая последовать за собой. Эва приглашением воспользовалась, грациозно скользнув вслед. Разве что не развернулась язык показать Тизиану, что ей не поверил. Думала, куда ее ведет? В сторону общих зал прошли, а после — к лестницам, видать, занял покои получше, повыше. После первого пролета остановился, развернулся, сложил руки на груди и посмотрел очень строго. — Говори, что хотела. Эва нахмурилась и очень показательно посмотрела по сторонам. — Мы не в ваших комнатах. — Нечего тебе делать в покоях чужого мужчины, непокорная. Говори здесь. Ты лишних ушей не хотела, здесь их нет, будь уверена. Эве такое не понравилось. Она-то думала прижать Амена, когда возможности отступления не будет, а не здесь, где эпистат в любой момент мог уйти, оставив ее без ответов. Было очень неуютно. Всё пошло не по плану. Но мужчина всем своим видом кричал, что уступать не будет, придется подчиняться. — Ответьте, зачем поцеловали меня вчера, затем ушли? Амен хмурился и явно не хотел отвечать. Вопрос ее не стоит потраченных на поиски эпистата усилий, но Эва успела понять, что мужчина перед ней честный и порочить женщин по прихоти не станет, а потому слукавила: — Понимаете же, в каком неловком положении я оказалась из-за вас. Намек, что их могли увидеть. Это не так, но едва ли Амен вчера, покидая ее в такой спешке, успел убедиться, что в коридоре больше никого не было и никто из любопытства за ними не подглядывал. А раз так, за очернение репутации он должен ей хотя бы правду. Удалось провести, эпистат замялся, но ответил: — Хотел узнать твою реакцию. — Для чего же? — Другой вопрос. Это уже не твое дело. Все остальное тебя не касается. Идем, провожу до твоей комнаты, не то снова заблудишься. С наставником твоим утром поговорю, чтобы рядом тебя впредь держал и не позволял ходить к мужчинам. План провалился. Ничего не узнала, только вопросов все больше. И по виду его даже не скажешь, испытывает ли он что к ней или насмехается над неопытной. Хотя и кажется Эве, что Амен не такой, кто знает, какой на деле. Шли так же молча, не торопясь. По пути никого не встретили, после заката храм погружался в тишину, редко кто бродить будет. Разве что неугомонная Эва да всевидящий Амен. Из-за давящей тишины вокруг, негромкий и глубокий голос Амена прорезался в ее сознание, словно был криком: — Я тебе так противен? Сначала не поняла вопроса. С чего бы ему такое спрашивать? Остановилась, тема беседы звучала так, будто на ходу правильно поговорить не получится. Нужно обдумать. Амен тоже остановился, развернулся, подошел ближе, нависая, а Эва снова вынуждена была задрать голову. Какой же он все-таки высокий, невозможно. Мысль, скользнувшая быстро, заставила задрожать от волнения перед этим могучим мужчиной, воином. — Почему вы так подумали? Амен отвел взгляд. Впервые выглядел уязвимым, но стоило моргнуть, как вновь собран. Эва снова решила, что ей могло показаться. — Моей внешности нередко пугаются, Эва. Не стоит стыдиться, если и ты тоже. Нет, не показалось. Эва мучительно думала, вспоминала. Там, в Гермополе, после исполнения заказа Феонои, Эва тоже нос к носу столкнулась с эпистатом, была напугана его появлением, хоть и знала, что не в чем ее подозревать. Амен тогда верно понял ее испуг. Его это расстроило. Вчера тоже. Он поцеловал, внезапно, неожиданно, она оттолкнула. Ей показалось, он был расстроен. Потом не видела его весь день, утром взгляд ее не поймал, как бывало прежде. Боясь ошибиться, она произнесла вслух: — Вы подумали, что противны мне, потому что я вас оттолкнула? — Испугалась. Объяснения были лишними. Он кивнул, подтверждая догадку. У Эвы закончился весь воздух. Она разрывалась между ликованием от мысли, что реакция ее его расстроила, и злостью, что все вышло так глупо. Чеканя каждое слово, спросила: — Вы не подумали, что это мог быть мой первый поцелуй, и он был неожиданным? Всё это время стоял близко, разглядывая ее лицо. Задержал дыхание, потом выдохнул, очень шумно. Приблизился еще, почти вплотную, взял за подбородок, потянул к себе, и пришла очередь Эвы перестать дышать. — Если бы предупредил о поцелуе, не испугалась бы? Не оттолкнула? Эва кивнула, и тут же почувствовала на губах его теплое дыхание. И сейчас она с готовностью подалась вперед, вписываясь в его рот своим, и тут же застонала, будто бродила сотни лет по пустыне, а сейчас впервые сделала глоток прохладной воды. Амен добавил к ее стону свой, и Эва поверила, что жаждал этого поцелуя так же, как и она. Ласкал ее губы вдумчиво, нежно, так, как от него не ожидаешь. Разместил большие руки на ее хрупкой талии и притянул к себе, не желая отрываться ни на секунду от ее рта. Губы ее мягкие, податливые, так приятно их целовать, ласкать языком, не заходя дальше, даже так достаточно. Эва прильнула всем своим телом к нему. Стонала. Не умела целоваться, совсем, но отчего-то сразу поняла, почему всем, кого знала она, так нравится это делать. Они никуда не торопились, Амен позволил Эве насладиться этим поцелуем. Поверил, будто это ее первый настоящий поцелуй. Скользил по губам ее языком, приятно. Она чувствовала его запах, гранат и мирт, и думала, будто теперь это любимый ее аромат, навечно будет связан с его поцелуями, сладкими, словно сок из самых спелых гранатов, терпкими, как аромат масла из мирта. Амен прерывался, целовал легко и быстро в уголки губ, щеки, скулы, целовал прикрытые веки и возвращался к губам. Хотел целовать ее шею, должно быть, очень чувствительную, но всего этого и так было много. У Эвы кружилась голова от обилия незнакомых ранее ощущений. Не знала, что бывает так, а теперь, узнав, не хотела прекращать. Открыла рот в громком стоне, но Амен заглушил его, примкнув к ее губам. Скользнул языком в ее рот, и Эва задрожала. Слышать на словах о таких поцелуях и ощущать их на деле — как небо и земля, невозможны никакие сравнения. Ее подбросило к нему, и Амен поймал ее, поднимая. Эва обвила руками его плечи, стремясь быть ближе, открыла рот шире, приглашая. Амен кружил языком, напор его с каждой секундой становился сильнее. Эва впилась ногтями в его плечи, не заботясь о следах. Амен прижал ее к своему телу теснее. Она почувствовала его мужское желание, и это не испугало ее, только подстегнуло ответную реакцию. Ее тело горело под его прикосновениями, губы жгло от поцелуев. Амен отстранялся, опаляя ее рот своим дыханием, продолжал целовать уже лениво, поток страсти иссяк. Оторвавшись от ее требовательного рта, уперся своим лбом в ее и на миг прикрыл глаза, возвращая самообладание. Эва дышала быстро, прерывисто, как будто до этого бежала от Гермополя до Фив и обратно. Девушка смотрела в его глаза и задыхалась от того, сколько эмоций смогла прочитать в его взгляде. Ужасалась, как ему удается скрывать от окружающих столько чувств. Боготворила, что ей позволил сейчас увидеть. Влечение, страсть, желание. Амен возвращал себе спокойное дыхание, но глаз не закрывал и взгляд не прятал. Смотри, Эвтида, ты ведь так хотела увидеть, любопытная. Смотри, не смей отворачиваться, читай того, кого все боятся, сама боишься, хоть и жаждешь узнать. Нежность, привязанность, беспокойство. Это все — о ней? О чем ее собственный взгляд сейчас рассказал Амену, что тот так довольно усмехается, без злости, без иронии? Амен отстранился, и Эва не сопротивлялась, пусть и потеряла желанное тепло. — Идем, провожу тебя. Поздно уже гулять. Заторможенно кивнула. Всё еще не могла пережить ощущение его губ на ее собственных. Амен целовал ее нежно, но властно, так, что не оставалось сомнений: такой мужчина захватывает женщину и делает своей, но так, что отказаться не захочешь. Она следовала за ним, смакуя послевкусие их поцелуев, но комната ее была недалеко. Как и вчера, остановился у двери. Взгляд снова нечитаем, но Эве хватало и одних только знаний, что за ним — страсть. Не важно, что сейчас вновь смотрит безразлично, шезму запомнила все его эмоции надолго. Хотела распрощаться, не знала, что теперь говорить, вся дерзость вмиг исчезла перед взаимностью ее влечения. Амен решил проблему новым поцелуем. Приник сладко, увлекая, нежно и трепетно, не свяжешь такой хрупкий поцелуй с его могучей фигурой. Отстранился, улыбаясь тому, как Эва последовала за ним, будто ей все еще неимоверно мало его губ. — Спи, не ищи приключений. Так и ушел. А Эва еще несколько часов ворочалась в постели без сна. Чудилось, будто слишком жарко, невыносимо спать. Вспоминала его губы, его язык, его руки на ее талии, вспоминала, как хотелось, чтобы он опустил их ниже, подхватил под бедра. Вспоминала, каким твердым почувствовала его под одеждой, и щеки ее пылали от этих воспоминаний, а внизу живота крутило от страсти при мысли, что Амен хотел ее, как мужчина. А она хотела его.***
Наутро ей должно было стать легче, привычнее, но не стало. Утром с рассветом показалось, что все вчерашнее сон или ошибка. Испуганная, она шла в лечебницу, плелась за Дией и Исманом, еле переставляя ноги. Друзья испугались, что захворала, но Эва убедила их, что все с ней в порядке. Не говорить же им, что вчера осмелилась целовать эпистата, а теперь боится будущего, даже в ближайшем часе своей жизни не уверена. Как трудно ей было. Вспоминать жаркие губы, голодный взгляд, жадные объятия. Чувствовать возбуждение при мысли о строгом взгляде. Помнить о том, кто она, а кто он. В мыслях Эвы он уже давно ее казнил. И страшнее всего казалось ее принятие неизбежной участи. Один взгляд разрушил все ее сомнения. Его взгляд, нашедший ее по традиции этим утром. Решительный, волнительный, обещающий. Эва мгновенно покраснела, вспоминая его вожделение, и отстала от друзей, не желая, чтобы у ее смущения были свидетели. Амен махнул рукой, подзывая к себе, Эва буркнула, что забыла в комнате уголь и перья, скрываясь от спутников быстрее, чем те заметят, куда она пошла. Подобралась к эпистату. Тот был один, все охотники, сменяющие ночной караул, покинули храм еще час назад. Амен не целовал ее, словно они любовники, и Эва благодарила его за это. Незачем вот так в открытую. Да и Реммао убьет ее, если станет свидетелем их ласки. Но по взгляду его она видела — хотел целовать. Он видел, что и она хотела. Украдкой положил ладонь на ее открытый бок, погладил. Стая мурашек бегала по коже там, где он касался, и Эва жмурилась от удовольствия. Не было в ее жизни мужчин, что были так нежны и чьих прикосновений ей хотелось. Только Амен. Наклонился к уху, горячо шепнул: — Поймаю тебя ночью, непокорная. Отпустил ее, Эва быстро сбежала, ладонями растирая покрасневшие щеки. Не думала, что так отреагирует на его дыхание возле ее ушей. Она была невинна, но не глупа. Здесь, в Верхнем Египте, женщины оставались и свободными, и свободолюбивыми, а из мужчин власть над ними имели разве что их отцы, и то лишь из отеческой заботы смели управлять жизнями дочерей. Даже ровесницы Эвы, ученицы в храме Тота, что учились на жриц или письму, любили посудачить о мужчинах, и об опыте с ними. Эва знала, как это происходит в теории, но не встречала в жизни тех, с кем хотелось попробовать. А с Аменом — хотелось. Прикосновения его, его дыхание на ее коже, вызывали целую толпу волнительных мурашек. Они бегали вдоль всего тела и закручивались тугим узлом возбуждения внизу живота. Необычное, непривычное, поразительное ощущение выбивало почву из-под ног. Ощущалось еще в первую встречу, дрожь волнения от страха и влечения, но в полной мере Эва осознала лишь сейчас, с какой силой тянуло ее к воину. Опасному, способному убить ее, переломить шею без усилий своей мощной рукой, но страх отступал перед восхищением. Из-за обещания, что Амен оставил ей напоследок, к закату скопилось напряжение, вырывающееся наружу нервной дрожью нетерпения. Возвращалась в храм, едва не летела, хоть и знала, что эпистат с патруля еще не вернулся. Дождаться решила в комнате, в этот раз жили поодиночке, без соседей, компанию Эве составляла лишь Афири, кошка, бродящая по настроению между ее покоями и комнатой Исмана. Эва сидела на окне, тиская довольную кошку. Луна давно взошла, время позднее. Любопытства ради шезму выставила вперед ладонь, прищурив один глаз, посчитала высоту луны. Три часа до полуночи, Амен давно в храм вернуться должен был, если не решил черномагов вместе с вечерними патрулями выслеживать. Ночью ему легче, должно быть, без солнца, без мантии, а днем они видеться не могли, Эва должна была выполнить работу, ради которой эпистат их сюда привез. Задумалась, обещал ведь поймать ее ночью. Значит, стоит выйти из комнаты и вновь по храму бродить отправиться? Нет, не может же ей вечно везти на эпистата, попадется другим охотникам или наставнику, лгать придется, объясняя, чем занимается. Перед носом мелькнула тень, Эва вздрогнула, едва не повалившись на спину внутрь комнаты. Очень неграциозно, но в итоге не упала, придержала сильная рука. — В привычку уже входит пугаться меня, а обычно смелая. Добрая усмешка. Эва узнает голос, тянется вперед, без страха прыгая в руки эпистата. С первого этажа не далеко, ноги ее на уровне его плеч, ловит Эву без труда. Афири сбегает, не выдерживая кувырков хозяйки. Эва смеется. — Зря кошку напугал. Не думала, что из комнаты меня украдешь. На «вы» уже не получалось. Не могла она звать господином того, кто целовал ее с такой охотой. — Сегодня решила не гулять? Эва помотала головой, прикусила губу. Не объяснять же ему причины прогулок, пусть думает, что она просто воздухом дышит и приключения любит. Он ведь до этого ее только в храме ловил, не знает, что она по городу бродила. — Ты ведь не колкостями перекидываться пришел, скажи, зачем похитил или отпусти и помоги мне в комнату вернуться. Улыбается, вернула в голос былую дерзость. Сложно было помнить, что перед ней верховный эпистат, когда видела перед собой голодающего мужчину. Читала в его взгляде эмоции, снова был открыт ей, снова поражал умением держать все в себе до момента близости. Амен усмехнулся, вместо ответа прижал Эву к стене своим крепким горячим телом, и это заставило ее подлететь к нему, вжаться, открыв рот. Так возбуждающе горячо, демонстрация силы, власти. Эва и не знала, как сильно ей может понравиться такое. Теперь понимала. Амен заявлял на нее свои права, и как бы ни дерзила ему, оба знали, чьей станет в итоге. Приник к ее открытому рту в голодном поцелуе. Тоже терпел весь день, злился, что не мог поцеловать утром, не стоит для всех напоказ выставлять их связь, пока не стоит, позже, если все уляжется, станет понятным, тогда можно открыться, но сейчас признавать в девчонке любовницу — это подставлять под удар. Он не хотел. Целовал жадно, она отвечала с не меньшей страстью, всё еще неопытно, скромно, неловко, но это тоже нравилось. Никогда не считал себя таким, было все равно, первый он у своих женщин или нет. Но мысль, что никто до него ее даже не целовал, отчего-то очень пришлась по душе. Оторвался от ее рта, сминая укусом нижнюю губу, уперся лбом в ее лоб — интимный жест, любимый им. Она тяжело дышала, а он был раздражающе спокоен, перебирал легкими поцелуями по ее скулам, щекам, горячо дышал на ухо. Эву подкинуло от наслаждения, ближе к нему, вписалась в его мощное тело своим, маленьким, дрожащим, и громко простонала, поражаясь своей реакции. Амен сыто улыбался, она чувствовала это своей кожей. — Чувствительное место, да? — тихий голос, хриплый от сдерживаемого желания, снова на ухо, и снова Эва непроизвольно выгибается, жмурясь от выстрелов удовольствия по нервам. Сама не подозревала даже, что у нее такие чувствительные уши, а Амену понравилось открытие. Он хотел совершить еще, прежде чем воспользоваться всем, что узнает. Эва дрожала в его объятиях, крепко держалась за шею, цеплялась за плечи, вонзая острые ноготки в его неприкрытую мантией кожу. Губы Амена сползли на ее шею. Хотелось целовать сильнее, но было нельзя оставлять вот так в открытую на ней следы своей страсти, а потому ограничивал себя, сдерживая яростный напор. Закинул ее ногу на свое бедро, так было удобнее. Эва тихо постанывала, пока Амен покрывал поцелуями ее открытые ключицы. Она точно чувствовала его желание, как тверд он был внизу, сама терлась об него, как кошка, совершенно теряя голову от страсти. Такое — впервые, но как удивительно хорошо и правильно ощущалось ее тело в его крепких объятиях. Как подходил он ей, а она — ему, такая маленькая рядом с ним, но необходимая. Не могла она облечь в слова все, что чувствовала в этот момент, наслаждение, что получала от острых поцелуев, удовольствие, разливающееся внизу от того, как вжимал он ее бедра в свои. Как хотелось, чтобы не было между ними преграды из их одежды. Его поцелуи, как и вчера, становились тише, медленнее, вернулись к ее губам. Успокаивал ее страсть, даря щемящую нежность, и вот уже и ее дыхание приходило в норму, разум возвращался. Эва обнаружила себя, всё еще прижатую к стене храма его могучей фигурой под окном собственной спальни. Почти что на открытом пространстве на виду у всех, кто мог проходить мимо случайно, и лишь редкий кустарник мог хоть как-то скрыть их переплетенные тела от зевак. Ужаснулась собственному положению, какому риску позволила себя подвергнуть. Амен считал смену ее настроения, прекратил целовать, отпустил ее ногу, но все еще прижимал к стене, не спеша отстраняться совсем. Смотрел внимательно, а Эва снова не могла прочитать его взгляд, как следует, понадеявшись, что в нем все еще сокрыто недавнее вожделение. Амен тряхнул головой, возвращая и себя в рассудок. — Позвал бы тебя к себе, провел бы тихо, но дела есть. Эва кивнула. Да, дела. А пришел, чтобы поцеловать на ночь? Видно, прочитал иронию в ее взгляде, усмехнулся. — Не планировал распаляться. Возвращайся в комнату, тебе выспаться нужно. Эва все еще была ошеломлена его недавним напором и собственной готовностью ему отдаться, чтобы язвить в ответ. Позволила поцеловать себя в губы совсем легко и невинно, и подсадить обратно на окно. Убежала вглубь комнаты тут же, украдкой подсматривая за удаляющейся широкой спиной эпистата, одновременно надеясь и боясь, что он обернется. Если бы Амен сам не остановился, Эва позволила бы ему все. Ее пока еще пугала готовность вот так отдаться человеку, забыв о том, где они находятся. О том, кто они, уже не шло речи, Эва проклинала саму себя, но не в силах была противиться этому мужчине. Пусть лучше станет ее погибелью, чем откажется от этого. Как невыносима была бы ее жизнь под боком у него без возможности к нему притронуться.***
Так продолжалось уже какое-то время. Стало приятной традицией. По-прежнему ловила его заинтересованный взгляд по утрам, прежде чем им было суждено разойтись в разные стороны. По вечерам искала встречи с эпистатом там, где их никто не увидит. Амен целовал ее, всегда страстно, всегда горячо, всегда позволял ей прочувствовать его твердую плоть, возбуждал мыслью о том, как сильно сам ее желает, но никогда не делал ничего, кроме этого. Не опускал руки ниже талии, не пытался забраться под одежду. Только целовал, ласково гладил бока и спину, вылизывал ее шею, горячо шептал на уши всякое, вызывая по коже табун мурашек. Эва теряла голову от его ласк и дарила свои, неумелые, в ответ. Гладила грудь, целовала его шею, мяла губы в попытках вести поцелуи. Наслаждалась тем, как много Амен ей позволял делать, что не позволял другим женщинам — об этом он сам ей поведал однажды, усадив на себя сверху. Нависая над ним, на его коленях, чувствуя между ног его упирающееся в нее желание, Эва гладила его шею, челюсть, скулы, брала его лицо в свои ладошки, тянула к себе, целуя губы. Амен с удовольствием притворялся ведомым ей. Здесь, на веранде в саду при храме в свете яркой луны его бледная кожа блестела, волосы искрились серебром, а глаза из голубых становились почти прозрачными. Перед ней призрак или дух, такой прекрасный и желанный. Уже и не верилось, что когда-то считала его пугающим. Не могла она так о нем думать, нет. Он смотрел на нее, как на лучшую женщину в своей жизни, и Эва так отчаянно хотела верить этому взгляду, хоть и знала, как Амен хорошо умеет скрывать свои чувства в нем. Умеет скрывать, так, быть может, умеет и выдумывать. Нет, невозможно так притворяться. Гладил ее бедра, решившись на такой интимный жест, притягивал к себе, обнимая в пояснице, припадал своим жарким ртом к ее. Прекрасен, восхитителен, желанен. Она приподнималась и опускалась на нем, не отрываясь от его губ, вторя первобытному инстинкту, заложенному, казалось, в самой ее сути. Одежда между ними все еще мешалась, Амен все еще не позволял себе их раздеть, не заходил дальше, но позволял ей ерзать на нем и стонать ему в губы, подрагивая от трения между их телами. И Эве не было мало, ей было достаточно того, что она чувствовала, удовольствие, которое стреляло вдоль позвоночника острыми импульсами по нервам. Сидела на нем верхом, ерзала и доводила себя до экстаза, выгибаясь в спине, запрокидывала голову в бессловесном крике. Амен наблюдал, приоткрыв рот в восхищении, за невинной, но бесстыдной женщиной. Эва расслабилась в его руках, упала на него, обнимая за плечи. Устала, была очень довольна, расстраивалась только, что единственная получила сегодня наслаждение. Хотела позаботиться о нем, спросить, как лучше ей это сделать, но Амен был непреклонен. Подхватив ее на руки, донес до ее покоев, впервые зашел в ее комнату, укладывая на кровать. Пожелав ей доброй ночи, ласково поцеловал лоб и ушел, мягко прикрыв за собой дверь, оставляя Эву в совершенном смятении. Разве так возможно? Она ведь видит, чувствует, как сильно он ее хочет каждый раз, ему даже время не нужно, заводится с первых мгновений поцелуев, так почему не берет ее, такую готовую отдаться? Мечется по комнате, не зная, что и думать. Может, с ней что не так? Может, узнал, что она шезму и теперь играет? Это было бы ужасно. Не понимает его мотивации, слышала от подруг в храме Гермополя, что мужчины не ждут долго близости, вперед всегда первыми рвутся, так почему же эпистат не таков? Взгляд ее падает на кровать. Под ней все еще ждет своего часа голубое вино, и план, такой четкий, такой глупый и безумный, возникает в ее мыслях.***
Снова крадется в ночи, боясь встретить не того. В руках — сосуд с вином, в мыслях — решимость. Уже знает, где покои Амена, на третьем этаже, рядом с комнатами верховного жреца и его доверенных. Надеется застать там только эпистата, но на всякий случай прячется за угол от всякого шороха. Везет ей, жрец спит глубоким сном давно уже, как и все в храме. Кроме Эвы, опять ищущей приключений на голову. Ждет Амена. Эва думала, если Амен не найдет ее в комнате, пойдет искать, но не будет долго пытаться, знает, что может быть занята с Исманом, может в комнате Дии засидеться за разговорами, а потому после пойдет в свои покои отдыхать, чтобы отчитать Эву утром за то, что не нашел вечером. Тут Эва его подловит. Не отвертится, пустит к себе. Кто-то схватил ее за руку, и Эва с тихим вскриком попыталась вырваться. Потянули на себя, спиной врезалась в чью-то мощную грудь. Не осталось сомнений, в чью, остальные охотники в сравнении с эпистатом выглядели щуплыми коротышками. — Ждал у твоей комнаты, а ты здесь караулишь. Снова неприятности ищешь? Его голос был непривычно холоден, почти груб, но Эва не позволила себе поверить в это, знала, что он так запугивает только. С улыбкой кивнула на другую руку, в которой зажимала сосуд с вином. — Подумала, так тяжело в Фивах, кругом зло, болезнь и смерть, хочется отвлечься от этого. Амен призадумался, привычно отведя взгляд. Эва уже знала этот жест и находила его очаровательным. — Отчего с подругой не расслабишься? Ко мне вздумала лезть. Эву закусила губу, изображая обиду. Почти заставила слезы появиться в глазах. Если блефовать, то до конца. — Хотела с тобой. Раз так, могу и Дие предложить. Вино хорошее, ей понравится. Пойду я. Развернулась, в самом деле собираясь уходить. Не насильно же в него вино вливать? Не получится, Амен вон какой, его только умаслить можно. Она подозревала, чем может обернуться идея, и, заранее готовая к провалу, почти не расстроилась, только Амен все равно перехватил ее поперек груди и привлек к себе. — Не спеши. Не думал, что ко мне придешь, но раз уже здесь — заходи. Не стоит лишний раз по храму гулять и привлекать внимание. Эва улыбнулась, боясь выдать всю глубину своего ликования. Вошла вслед за ним в комнаты. Они оказались в спальне. Окна — широкие, выходили в сад при храме, что не был заброшен и за ним ухаживали, как следует. Занавешены не были, но того и не требовалось на таком этаже, никто заглядывать внутрь не будет, зато внутри было совсем не душно и светло от яркой луны. Эва заметила рабочий стол, заваленный свитками, свободный стол, явно предназначенный для завтраков и поздних ужинов, пару стульев, широкую кровать посередине комнаты и дверь в другое помещение, назначение которого оставалось неизвестным. Слишком аскетично для комнат, расположенных рядом с покоями верховного жреца, но очень просторно и очень подходило Амену. Эва поставила вино, заметила пару кубков, тут же их наполнила. Не планировала пить сама, только дать Амену сделать хоть несколько глотков, но пока не знала, как следует вернее воплотить такое. Он стоял за ее спиной, наблюдая, как дерзко и по-хозяйски девушка принялась тут всем заправлять. Не мог понять, нравилось ли такое. Врал. Понять мог, а принять — еще нет. Не позволял никогда женщинам так глубоко забраться под кожу, а эта и спрашивать его не стала, сама залезла. А он и рад. Обернулась, улыбалась слишком много этим вечером. Точно задумала что, хорошо ее выучить успел. Усмехнулся. Не знает еще, кого обыграть пытается. Обошел ее, приближаясь к столу, взял один из кубков. Посмотрел на Эву. Следит внимательно за его бокалом, подозрительно. Ловко, но неумело, далеко ей до интриг при дворце Фараона. Принюхался. Вино как вино на вид. Обычное. Запах непривычный, странный, притягательный, головокружительный. Все равно уже понял, что все неспроста. — Что в вине, Эва? У девчонки хватило ума возмутиться, пусть и не слишком убедительно. Эва притворно задохнулась в возмущении и уперла руки в бока. Думала, грозно выглядит, но ему было почти смешно. Не чувствовал от нее угрозы совсем, а потому позволил себе веселость. — Думаешь, отравлю? Сейчас первая выпью. Эва тянется ко второму кубку, но Амен видит, как мелко подрагивают ее пальцы в волнении. Хмурится — все-таки что-то опасное? Не хочется верить, что она бы стала, но руки так предательски дрожат. Нет, он перестрахуется. Пусть обижается, что он не доверяет ей, чем позволит ей выпить что-то подозрительное в бравой попытке доказать ему, будто все в порядке. Амен останавливает ее решительно, перехватывая руку, не позволяя схватить кубок. Смотрит строго, почти зло. Эва сглатывает и отводит взгляд. Ну вот, ничего у нее не вышло. Как самоуверенно было думать, будто в силах юная ученица обвести вокруг пальца опытного эпистата, только разозлила. Одергивает руку, смотрит на него виновато. — Это вино из голубого лотоса. Оно не отравлено. Амен в удивлении вскидывает брови и переводит взгляд на сосуд с вином и кубки. Знает о таком вине, сам, конечно, не пробовал, не было никогда необходимости. Удивлен был только, что Эва остановила свой выбор на этом, неужто не знает о его свойствах? Нет. Виновато отводит глаза, значит в курсе. Смеется, а Эва шокировано смотрит, ведь слышит его смех впервые. — Мне оно ни к чему, Эва, разве не знаешь? Покраснела. — Знаешь. Помнишь. От меня не утаишь. Зачем тогда напоить хотела? — Почему не берешь меня? Вот я перед тобой, хочу тебя, как никого и никогда в своей жизни, почему даришь ласки и уходишь, а до конца не доводишь? В голосе — мольба, почти слезы, но Амен уже не уверен, может ли верить им. Все равно снова смеется, подходит к ней близко-близко, кладет одну руку на талию, привлекая к себе, второй цепляет подбордок, заставляя посмотреть в свое лицо. — Ждал, когда готова будешь, и сама попросишь. Ты все молчала, думал, не время еще. Не хотел давить и пугать тебя, Эва. Понимаешь это? Эва кивнула. Во взгляде смута, не уверен был, что до нее дошел весь смысл его слов, но и так достаточно. Вроде что-то поняла. Он накрыл ее рот в поцелуе, сначала нежном, но переходящем в нетерпеливый. Подхватил на руки, усадил на стол, встал между ее широко разведенных бедер, мгновенно заводясь от ситуации. Напросилась в его покои, маленькая хитрая девочка, добилась желаемого. Выдумала невесть что, а могла лишь попросить, он был готов падать перед ней на колени. Целовал глубоко, жадно, Эва отвечала со знанием дела, уже научилась поцелуям, сама вела за собой, если хотела. Она застонала в его рот, схватила за плечи, впившись ноготками в кожу, а бедрами придвинулась к нему теснее. Амен врезался в нее своим возбуждением и зарычал в ее губы от невозможности этих ощущений. Между ним и ей — жалкая преграда из ее белья и его шендита. Положил руку на ее бедро, скользнул под юбку, мягко ведя верх, прощупывая границы. Эва не сопротивлялась, только дрожала от возбуждения, даже ноги не сводила. Провел пальцами между ног, оттянув белье, был поражен, какой влажной она стала от его ласк. Готовая, жаждущая, невероятная. Ждала его в себе, призывала, еще шире разводя ноги. Амен скользнул внутрь одним пальцем. Эва дернулась под ним, запрокидывая голову. Застонала, придвинулась ближе, Амен придержал. Не ерзай, сам. В ней было так горячо и тесно, одна только мысль оказаться внутри, казалось, подводила его к самому краю. Представлял, как хорошо будет в ней, невыносимо приятно, но боялся причинить ей вред. Вынул палец, Эва разочарованно выдохнула. Амен поймал ее поплывший возбужденный взгляд и потянулся к нетронутому кубку с вином. Хорошо, что принесла все-таки, пригодится. Взял в руку, поднес к ее губам. Эва в миг пришла в себя, глядела немного напугано, с вопросом. — До меня тебя даже не целовал никто. Я у тебя первый, Эва, а я большой везде. Будет больно. Пей, всего несколько глотков, расслабишься сильнее, хуже не станет. Эва смиренно кивнула, приоткрыла рот, Амен помог ей выпить. Отсчитал пять маленьких глотков, остановил, убрал кубок и отодвинул подальше. Сам приник к ее рту в поцелуе, слизывая с губ остатки вина, терпкого, горчащего. Снял с нее всю одежду, с удовольствием следуя губами за ее платьем, остановился на животе, поднял взгляд. Она следила за ним с трепетом и надеждой, и одновременно — с испугом. Не знала таких ласк, может, и не слышала о них. Выпрямившись, Амен вновь вклинился ей между бедер, возвращая ладонь на ее лоно. Провел вдоль, размазывая ее влагу, проник внутрь одним пальцем. Эва застонала, притиснулась к нему, закинула свои руки на его шею, притягивая ближе. Сама утянула его в поцелуй. Амен добавил еще один палец, тяжело выдыхая в ее губы. Так тесно, так жарко и влажно, так сильно хочется оказаться в ней, но еще рано. Нужно ждать, когда вино подействует, и, сложившись с ее собственным возбуждением, подготовит ее для него. Подхватил на руки, Эва сцепила на нем свои ноги, облепила. Амен мягко положил ее на кровать, отстранился, любуясь. Обнаженная, желанная. Околдовала его своими женскими чарами окончательно. Эва призывно раскинула бедра, не ведая, как сильно ее страсть на него действует. Ничего, сейчас покажет. Обнажился сам, нетерпеливо и быстро. Склонился над ней, целуя грудь. Тоже впервые, до сих пор не позволял себе опускаться ниже ее открытых ключиц, теперь отыгрался. Уделил внимание соскам, целуя, облизывая. Эва, такая открытая, податливая, честная в своей реакции, прогнулась, желая быть ближе к его губам, схватила его голову, прижимая. Амен усмехнулся бы, но рот был занят. Втянул в себя ее грудь, Эва вскрикнула и потянула его за волосы от себя. — Остро, Амен. Отстранился, посмотрел. — Остро? — Слишком сильно, пожалуйста, нежнее. Он кивнул, поцеловал грудь вновь, легко, подул на соски, спустился ниже. Скользил языком по животу вниз, и вот уже лицо его было напротив ее лона. Эва дышала прерывисто, сжимала руками простыни под собой, извивалась, не могла никак без движения. Слишком много ощущений внутри, ярких и восхитительных. Амен припал с поцелуем к ее лону, широко проводя языком по половым губам. Эва вскрикнула, подлетела. Амен положил ее ноги на свои плечи, руками подхватил ее под ягодицы, не позволяя лишний раз пошевелиться, и беспощадно приник к ней, целуя, втягивая в рот, посасывая. Вылизывал так отчаянно, как еще не делал ни одной женщине. Эва снова запустила пальцы в его белые волосы и снова потянула за них, пытаясь его отстранить. Амен не поддался, чувствовал, как близко она к удовольствию. Добавил внутрь два пальца, задвигался в ней, давя изнутри вверх на чувствительную точку. Эва закричала, тут же закрывая рот ладонью, смутно помня, что не стоит так сильно шуметь. Ноги ее непроизвольно сжались вокруг его головы. Амен дождался конца ее наслаждения, представляя, как будет ощущать восхитительную пульсацию не пальцами, а членом, затем отстранился. Положил голову ей на живот, щекой ощущая остаточную дрожь ее тела. Ей нужно остыть, ему — сбавить темп. Эва тяжело дышала, он это чувствовал. Устала немного, он понимал это. Но не мог остановиться прямо сейчас, пусть эгоистично, но она сама к нему пришла, сама себя предложила. Даст ей отдохнуть. Эва опустила руку на его затылок, ласково погладила, привлекая внимание. Амен поднялся до ее лица. — Амен, это было… Он прервал ее поцелуем. — Мы еще не закончили, Эва. Она скромно кивнула и притянула его к своим губам. Амен ответил ей с удовольствием, одновременно с этим направляя себя в нее. Она была такой открытой после своего оргазма, податливой, мягкой, почти не почувствовал сопротивления. Рад был, что хорошо подготовил. Толкнулся внутрь на всю свою длину, поймал губами ее немного болезненный стон, остановился, сжал в объятиях. Был готов ждать бесконечно долго, пока разрешит двигаться. Эва лежала напряженная, сжимая руки вокруг его плеч, стискивая. Амен гладил ее тело, целовал скулы, ждал. Эва кивнула, и Амен двинулся в ней на пробу, покидая ее тело и возвращаясь. Она тянулась за ним в такт, поразительное вино действовало, как того хотел Амен, разливаясь желанием по ее венам. Эва почувствовала, как вновь возбуждается, глядя на прекрасное лицо единственного ее мужчины, обрамленное светом убывающей луны из окон. Во взгляде его — сплошное наслаждение, и Эве нравилось знать, что Амену хорошо с ней, ей самой становилось невыносимо сладко от этого. Когда тянущая боль совсем ушла, почувствовала удовольствие, которое не испытывала даже от его поцелуев там. Это было незыблемо. Единение их, как женщины и мужчины. В груди ее росло теплое чувство к этому человеку, что было одновременно щемящей тоской и невыносимой нежностью. Эва хотела верить, будто и Амен чувствовал к ней хотя бы что-то подобное. Потянулась к нему ладонью, положила на щеку, ласково поглаживая. Смотрит в ее зеленые глаза своими ясно-голубыми, и Эву с головой накрывает что-то в его взгляде, настолько глубокое, что она еще не в силах это постичь, недостаточно прожила на этом свете, чтобы понять, что там, в его душе. Амен закрывает глаза, жмется к ее ладони в доверчивом жесте, ласкается, будто истосковался по человеческому теплу. Будто не ведал его никогда, а Эва — первая, кто приласкал. Приникает своим лбом к ее. Она уже любит этот жест, самый интимный из возможных. Она движется ему навстречу, и ритм их совпадает. Ей так хорошо, невозможно хорошо. Знала, что может быть больно, но больно было лишь немного, а сейчас сплошное удовольствие мягкими импульсами плещется по телу. Амен стонет ей в губы и ускоряется, Эва поддается ему. Он припадает мягкими поцелуями к ее шее, и ей так хорошо от этих касаний, что волна экстаза вновь накрывает с головой. Стонет. Мужчина вторит, ее лоно сжимает так сильно, что Амен едва успевает покинуть ее тело, выплескивая свое удовольствие на ее бедра. Нависает сверху, держит свое тело на согнутых руках, пока Эва, судорожно дыша, обнимает, стараясь расслабиться, отпустить. Затем перекатывается, ложится рядом, силы будто покинули, но хватает, чтобы притянуть девушку к себе. Эва послушно оказывается в его руках, замирает, жарко дышит в шею. Так ошеломлена, что сказать нечего. На языке ни одной колкости, лишь благодарность. Не понимает, как дерзить теперь этому мужчине, что сделал ей настолько хорошо. Амен усмехается, будто наперед знает все ее мысли. Прижимается своими губами к ее горячему лбу и шепчет. — Спи, непокорная. И она засыпает.