***
Так однажды целитель не замечая времени разбирал незначительные просьбы пациентов по типу лёгкой простуды, сразу же находя решение и описывая его в ответном письме, склонившись за столом в кабинете до полуночи, пока домой не вернулся Чжун Ли (тоже задержавшийся в бюро), которому Чан Шэн в тот же миг пожаловалась, чуть ли не засыпая на импровизированной лежанке рядом с хозяином. Мол, "я его уговаривала, но он же упрямый!". Бывший Гео Архонт на это лишь понимающе и устало кивнув, подошёл к Бай Чжу и чуть склонившись, убрал очки в сторону, закрывая ладонями его глаза. Доктор хотел было возмутиться, однако резко оказавшиеся в темноте и до жути уставшие очи дали о себе знать, заслезившись. – Пожалуйста, не делай так больше, – без излишних упрёков и злости произнёс Чжун Ли, убрав ладони и начав массировать затёкшую шею, плечи лекаря, перебирать пальцами длинные пряди цвета потускневших изумрудов, сейчас так свободно струящихся по спине, окутанной лёгкой полупрозрачной тканью молочного оттенка – ночной халат с различными узорами нежных красок, показывающими прекраснейших представителей растительного мира в городе контрактов. На эти нехитрые действия скованное усталостью тело отзывалось охотно и довольно, подставляясь под касания. Бай Чжу поймал чужую ладонь, положив её на свою щеку и прильнув, тихим голосом произнеся извинения за невнимательность к своему здоровью. – Я могу?.. – осторожно спросил темноволосый, высвободив руку и аккуратно проведя ею по зелёному водопаду прядей. Получив в разрешение еле заметный кивок, он привычными действиями начал заплетать лёгкую косу, чтобы во сне кое-кто не запутался в собственных же волосах. Закончив делать ночную причёску, Чжун ли взял со стола рядом небольшую ленту, приятную на ощупь. Подобные были разбросаны по всему дому, ведь неизвестно где придётся сделать хвост или ту же самую косу, а закалывать волосы не всегда удобно. Так и сейчас перевязав своё творение, Чжун Ли ещё раз провёл рукой по чужим прядям, оставив на них невесомый поцелуй, и без лишних слов удалился в спальню – знал, что возлюбленный и без наказа последует за ним.***
Ещё часто они спорили. Но этот "спор" отличался от понятия данного слова у других влюблённых. Они не кричали друг на друга, не махали руками, не повышали тон и не переходили на оскорбления. Да и определённого ярко выраженного начала и конца этого действия не было – когда истративший немалую часть своей жизненной силы на пациентов и не отдохнувший Бай Чжу вновь заходился в кровавом кашле без возможности нормально вздохнуть, Чжун Ли мигом оказывался рядом, поддерживая, но в глазах пылал огонь непонимания, обиды, тревоги и горя. Не один целитель видел прощания, смерти, расставания. За долгое существование Моракс вдоволь нагляделся, как в когда-то искрящихся счастьем глазах потухает весь мир, как будто последняя звезда на небе решила покинуть его вслед за сёстрами. Когда он решил стать обычным человеком и жить, как его народ, то думал об этом: что если найдётся создание, которое сможет заставлять сердце заходиться в ускоренном ритме, а взгляд приковывать железными оковами к себе? И то, чего он, пожалуй, боялся – случилось. Поэтому в подобные моменты проявления "болезни" любимого терял всё своё спокойствие и сон, но обретал чувство беспомощности, отчаяния и безысходности. Каждый раз слыша звук хрипов, прорывающихся из лёгких, сердце пропускало удары, а глаза непривычно поблёскивали от желающих проступить слёз. Как-то раз он даже спросил в одно тихое утро после практически бессонной ночи из-за такого приступа кашля у обессиленно расположившегося на его коленях Бай Чжу, пока сам Чжун ли рассматривал его бледное лицо, устроившись на мягком диване: – Ты хоть один раз в жизни подумал о себе? – пауза в полминуты, которую дал лекарь, зная, что последует дальше. – Ты подумал обо мне? Судорожно выдохнув и зажмурив глаза, зеленоволосый, кажется, пытался сбежать из этой реальности, однако выходило скверно. Спустя несколько мгновений молчанья всё же тихо ответил согласием. – Тогда почему не остановишься жертвовать собой изо дня в день? – голос немного не слушался, выдавая жуткую тревогу, однако это пыталось приглушиться напускным спокойствием, дабы не давить на больного. – Ты должен жить и для себя тоже...Жить для меня. Бай Чжу отвернулся, уставившись в стену и пытаясь остановить в голове цунами из часто наблюдаемых сцен, но теперь в этих сюжетах он был одним из главных героев. Он мог бы и дальше молча тонуть, захлёбываясь, пока не почувствовал, как перебирающие ранее пряди пальцы исчезли. Доктор вернул голову в прошлое положение, вглядываясь в лицо мужчины, и успел пожалеть об этом сотню раз за секунду. Непривычная безжизненность воцарилась на коже, длинные аристократичные пальцы обхватили переносицу, веки были зажмурены изо всех сил, а на щеке чуть поблёскивала одинокая влажная дорожка. Бай Чжу никогда не видел слёз этого вечно спокойного, сильного и уверенного человека, но сейчас... Поднявшись с его колен и сев на диване, осторожно протянул пальцы к чужим рукам, обхватывая их и убирая от лица. Мужчина не желал открывать глаза – вечно добрый взгляд медовых очей он не выдержал бы. Чжун ли думал, что за проявленную слабость придётся платить – лекарь попросту разочаруется во всегда таком сдержанном человеке, но ощущение обхвативших его шею рук и прильнувшего тепла будто бы оживило, заставило усомниться в своих рассуждениях. В тот вечер были произнесены тысячи "извини" из разных уст.