«Я скептик, но написал то,
во что вряд ли поверю, если не встречу.
Так было всегда и навряд ли изменится,
я всегда говорю, «не видел или не чувствовал — значит, этого нет, а если всё же увижу, значит, приму как факт, что был не прав.
Но никто не запрещал нам фантазировать, вдохновляться и создавать вымысел,
поэтому-то эта работа и существует».
Скептические взгляды на разные мифы и легенды существовали уже давно, находя своё оправдание в том, что «если не видел, значит, не существует», но полностью это не отрицается, ведь есть и обратная сторона: «не видел — не значит, что не существует». Но и навязывать людям, яро доказывая, что ты не такой, раз не веришь в то или иное, такое себе дело. Не легче бы принять то, что человек считает по-другому и это его взгляд на мир, а конкретнее, волновать это не должно, но волнует, грызёт и разъедает изнутри, вынуждая настойчиво доказывать свою правоту. Не все же скептики яро убеждают тех, кто верит, что на самом деле этого нет, а точнее, просто лично не замечено глазами, но и не все, кто верит, навязывают свою правду. Так и что же? Почему всё усложняется тем, что кто-то что-то кому-то навязывает? Не хотите принимать золотую середину? Где все остаются при своём: «И тебе, и мне». Всё так: люди слишком зациклены на том, что их правда верна, а всё, что выходит за её рамки, всё, что въелось под корку и прошло через поколения, не исчезнет так просто, потому что для людей, — это дико и неправильно, по их мнению. Начало всего этого глубоко, слишком глубоко.***
Мы любим легенды, которые дарят нам ощущения сказки: русалки, сирены, гидры, боги, эльфы, феи, энты, нимфы, аякаси и многие другие. Всё это представлено за занавесом мифов, в некоторые из которых люди верят. От богов — властителей всего сущего, создателей этого мира и хранителей людского народа, без которых не было всего, чем владеют сейчас люди; сирен — морских муз, олицетворяющих собой обманчивую, но очаровательную морскую поверхность, под которой скрываются острые утёсы или мели; аякаси — морских чудовищ, обитающих в открытом море, и по мифам похожие на огромных змей, хотя некоторые всё же называют их рыбами; до нимф (и более) — божеств природы в древней мифологии, представленных чаще всего в виде девушек, представляющих собой различные живительные и плодородные силы природы. Впрочем, можно описывать до утомительного долго. Сказ пойдёт лишь про одну легенду. Существует могущественная империя, в которой вера в них сильна, что вряд ли найдутся те, кто любит и почитает их больше, чем кто-либо ещё. Алмадэлмар благоговейным шёпотом проскальзывает между губ людей как что-то невероятное, что-то, что должно быть запретным, но остаётся открытым взору людей. Кристально-голубые воды, окружающие большую империю, разливаются по её улицам, отражаясь на белоснежных домах. Мерцание завораживает тех, кто только впервые оказался на чарующей части света. Вера в нимф в империи сильна, ибо нет тех, кто бы не знал и не верил в них, а также в то, что они оберегают их земли и души. Но насколько бы не была сильна вера, этих божеств так и никто не лицезрел, разве что кроме вдовствующей королевы империи. Она призналась, что ей посчастливилось наблюдать водных нимф и нереид, но все мы и так знаем, что сложно поверить словам, когда собственные глаза не видели того, что было запечатлено другими. Впрочем, королева и не стремилась к тому, чтобы ей поверили, она же была свидетелем того незабываемого момента, и этого более чем достаточно. Нереиды были теми, кого почитали больше всего, ведь страна располагалась буквально на воде. Хотя их не видели, но люди описывали их как миниатюрных, хрупких существ. Глаза морских божеств были цвета кораллов, что таились в водах, а волосы сливались под цвет лагун, чья красота была неоспорима. Но, как и везде, у нереид, если верить легендам рыбаков, есть тот, кто считается их «королём». Могущество того велико, так как воды, что являются сутью Алмадэлмара, в полном его подчинении. У него нет чёткого описания внешности, люди не осмеливаются что-либо предполагать в отношении этого, но есть один старый рыбак, который однажды поведал, что ночью, стоя на берегу, видел вдали размытую стройную фигуру. Тонкая рука с острыми ногтями как будто трепетно держала длинными пальцами смычок, а другая — скрипку необычной формы, и на ней, если приглядеться, можно было увидеть острые пики, напоминающие железо, которые тянутся к магниту, если тот поднять вверх. Однако разглядеть сие прекрасное существо рыбаку так и не удалось.***
Тёмная густота, что накрыла собой всё небо, предупреждала о неизбежном хаосе, надвигающемся на воды Алмадэлмара. Но даже это мнимое предостережение не спасёт Эверволт. Корабль, преодолевая штормовые волны, стремится спасти себя от кровавого крушения. Ледяная вода поласкает хлёсткими волнами палубу корабля, неспокойные волны из стороны в сторону бросают Эверволт, который всеми силами пытается удержаться на буйных волнах. Члены экипажа из последних сил тягаются с природой, которая решила поиграть с душами людей. — Капитан! — раздаётся крик боцмана. — Шторм усиливается! Соскальзывая вниз по грот-мачте, капитан судна с хлюпающим звуком приземляется на скользкую палубу, залитую водой. Белая рубашка, промокшая насквозь, как вторая кожа облегает загорелое мускулистое тело. Массивные ботфорты, разбрызгивая воду в разные стороны из-за размашистых шагов своего хозяина, не замечая воды, шли по направлению к боцману. — И что же вы хотите этим сказать, мистер Шарс? — Низкий спокойный голос раздался недалеко от звавшего, который, вздрогнув, быстро повернулся к кэпу. Дёгтевые глаза пронзительно смотрели на человека, доходившего ему до уровня груди. При всём при том тот был не так уж и низок, но до капитана, похоже, далековато. — Эверволт может потопить! — Боцман предпринимал попытки добраться до кэпа, перекрикивая ветер. — Ты собрался на тот свет, Шарс? — выгнув бровь, саркастично спросил Чон. Боцман озадаченно посмотрел через пелену воды на капитана и произнёс: — Никак нет, кэп. Чон подошёл вплотную к мужчине и, хлопнув того по плечу так, что корпус тела Шарса накренилось вбок, с чуть заметной ухмылкой произнёс: — Тогда, чёрт тебя дери, Шарс, иди, и как другие члены команды не дай кораблю потонуть, потому что я уж точно не собираюсь идти ко дну. — Ещё раз хлопнув его по плечу, Чон направился к мальчишке, что не мог управиться с распустившимся парусом. — Чёртов малец, если я тебя люблю как сына, это не значит, что все могут выдержать твой ужасный характер. – Ворча под нос, боцман направился в противоположную сторону от альфы. Белоснежная кожа ярко выделялась на фоне тёмного штормового моря. Вода, повинуясь своему хозяину, тихой гладью разливалась под миниатюрным телом, не давая ему уйти под неспокойные воды. Изящные руки с железными серебряными когтями лежали друг на друге, а лисьи флюоритовые глаза смотрели на Эверволт, что должен потонуть, ведь ему самому и его «гостям» не спастись. Рядом из волны, разбившейся за спиной, появилась фигура, которая была выше и чуть крупнее, чем тельце рядом. — Может, спасёшь бедолаг? — разнёсся высокий голос рядом. Глаза цвета заката, смотрящие на него с немым вопросом, встретились с такими же, как и у него: необычными, с разными оттенками фиолетового и голубого. — Раз так хочется, то сам этим и займись. — Тихий хриплый голос скучающе пронёсся музыкой. Закатив глаза, омега ответил: — Мы хоть и братья, Юн, но вода до последней капли любит лишь тебя. Логично, что помочь можешь только ты, у неё хозяин лишь один. Лисьи глаза направлены на корабль: обладатель принимал решение. — Назови причину для спасения, Хо? — Не любишь людей, да? Как всегда, ничего нового, — хмыкнул омега. — Зато ты обожаешь, поэтому и жалеешь. — Язва ты. Там нынешний король Алмадэлмара… — И? — перебил того пепельноволосый. — Не перебивай, когда старшие говорят, — возмущённо цокнул Вентус. Омега тихо рассмеялся: — Прости, прости. — Юн, хватит, — уже серьёзно начал король Вентус. — Мы можем не успеть. — Так хочешь их спасти? — посерьёзнел в ответ Юнги. — Да, — уверенно раздалось в ответ. В бушующем море повисло минутное молчание, что было прервано тревожившемся Хосоком. — Юнги-и-и… — протянул омега. — Как ты всё-таки раздражаешь своей любовью к людям, — буркнули в ответ. — Ладно, чёрт с тобой, помогу я. Но то, что находится выше уровня воды, не моё, поэтому это уже твои проблемы. — С этим я разберусь. — И король воздушных нимф растворился в штормовых облаках. — Это он в отца, сто процентов. Любитель человечишек, — зло проворчал нимфа. Вытянув руку в сторону так резко, что прозрачный рукав колыхнулся, а в тонких пальцах, украшенных острыми когтями, появился прозрачный альт с чёрным кантом, на основании которого были расположены острые пики, напоминающие строения башен Алмадэлмара. В противоположную же руку опустился смычок. Основание было такое же, как и сам альт: выполнен из тонкого стекла, а на него уже натянуты сверкающие нити, воссоздававшие поблёскивающую воду на ярком солнце. Из грифа по обе стороны торчали такие же острые концы, как и на основании, дополняя своеобразный дизайн альта. Положив инструмент на плечо, пепельноволосая голова склонилась вбок, гладкая линия челюсти опустилась на подбородник, а хрупкая рука со смычком, зажатым длинными пальцами, разрезала воздух и готова была начать свою песнь, больше медлить было нельзя. В голове прозвучал голос Хосока: «Ты готов?» Юнги медленно опустил веки и ответил: «Готов, разнеси туман по морю, лишнее внимание не нужно». «Всё что пожелаете, Ваше Величество», — со смехом ответил Хо. Над морем раздался манящий звук флейты и через секунду же ей вторил альт, созданный с ней в один день и час. Вода и ветер не смели перечить своим хозяевам, беспрекословно подчиняясь.***
Шарс старался отгонять панику, пробивающуюся под корку головы, заполняя мозг нелицеприятными картинами в быстром темпе, которые сменялись одна за другой, как в калейдоскопе. Тело пробрала дрожь, а ноги приросли к палубе, когда до его острого слуха донёсся звук флейты и… скрипки? Сначала ему показалось это странным: что забыл звук инструментов в бушующем штормовом море? Может, у него галлюцинации? Он прислушался ещё раз, уже более внимательно, чем в первый, и нет — это не галлюцинации. Кто-то и вправду играет эти чарующие мелодии, но кто? Разбрызгивая воду, боцман со всех ног бежал по скользким доскам к капитану, напрочь позабыв об осторожности. По судну вновь раздался режущий крик Шарса. — Капитан! — Запыхавшийся голос не оставлял попыток докричаться до альфы. Тяжело вздохнув, Чон обернулся на голос своего боцмана и неодобрительно рыкнул, увидев, как тот несётся по скользкой палубе, забыв о самых простых мерах безопасности на судне. — Шарс, тебе сколько лет? — зашипел Гук. — Ты правда помереть решил! — Кэп, сейчас не до этого! — остановившись рядом с Чоном, тяжело дыша воскликнул боцман, если это вообще возможно при его отдышке. — Прислушайтесь, кто-то играет на флейте и скрипке! На него посмотрели как на идиота. — Ты всё-таки упал и ударился головой, пока бежал. — Да не падал я, прислушайтесь же вы! Только из уважения к бете, что вырастил его как собственного сына, Чон решил внять беспокойству Шарса к этому абсурду. — Тишина на палубе! — пророкотал низкий голос Гука, заставляя замолкнуть людей. Прислушавшись к звукам вокруг, капитал различил лишь бурю и штормовые волны… Стоп, дождя не слышно. Чон осмотрелся вокруг, но он и правда неожиданно перестал лить, впрочем, не настолько, насколько могло быть, — всё же это открытое море, а оно переменчиво, но это радует: одной проблемой меньше. Уже собираясь обратиться к боцману с тем, что ему это просто померещилось и он всё же где-то ударился головой, как Гук резко выпрямил спину и развернулся к туману, что стал покрывать море. — Шарс? — Да, капитан. — Это не скрипка, а альт. — Что? — Я говорю, что играет не скрипка, а альт. Звук низкий, не слышишь, что ли? — Я, по-вашему, похож на того, кто разбирается в музыке и инструментах? —возмущённо проговорил тот. Альфа осмотрел того с ног до головы. — И правда, о чём я думал? — чисто риторически поинтересовался Гук. — Тц, засранец! — стремясь избить того, воскликнул боцман. Из груди альфы вырвался красивый смех, и обладатель уворачивался от шуточных ударов. — Кэп! — прокричал матрос. — Шторм стихает! Внимание Чона снова вернулось к тому месту, в которое он всматривался ранее. Там что-то было, но что — непонятно. Мелодия тем временем с каждым разом набирала обороты, становясь всё ярче и чётче: теперь уже все её слышали. — Что это? — разносился по палубе шёпот озадаченных людей. Синее море затихло, обращаясь в штиль. Ни бури, ни дождя — лишь туман холодным одеялом рассеивался по гладкой поверхности. Корабль всё так же шептал недоумевающие и боязливые звуки, что перемещались по судну, но вот гагатовые глаза мужчины неотрывно смотрели на манящий изгибами силуэт. Чон медленно перекатывал языком серебряную серёжку в губе, упорно пытаясь рассмотреть в плотном тумане миниатюрное тело. К сожалению или счастью, но матовое одеяло бережно укутывало в своих объятиях брата своего хозяина, не давая зверю, что сидел в мужчине, облизываться на стройный силуэт.***
— Он пялится, — зачем-то шептал Юнги брату, появившемуся спустя недолгое время возле него. — А тебе жалко, что ли? И вообще, кто он? — приподняв бровь, хохотнул Хосок, наблюдая за братом из-под полуприкрытых век. — Но он пялится! — кошкой зашипел Юнги, бросая взгляд то на брата, то снова на судно корабля, которое не было видно из-за матового полотна. — Капитан этот, — как будто Хосок колдун, а не нимфа, поэтому должен был понять всё с самого начала, ответил омега. Закатив глаза, Хосок проговорил: — Господи, ну, убей его теперь за это! — раздражённо цокнул языком тот. — Даже если и пялится, то всё равно не видит. Не убудет от тебя, нежный ты наш, — сюсюкаясь с нимфой, Хосок собирался ущипнуть за щеку, которая так и завлекала своей мягкостью. Флюоритовые глаза вспыхнули фиолетовым огнём, и обманчиво-дружелюбно пухлые, черешневого цвета губы растянулись в улыбке. — Думаешь, прибить не смогу, потому что брат? — проговорили сквозь зубы. — А, Хосок-а? — Губы всё так же были растянуты в улыбке, которая уже начинала больше смахивать на оскал. Истерично хмыкнув, Хосок облизал пересохшие губы и, отступая босыми ногами по холодной воде назад, спросил: — Вот так ты, значит, любишь старшего брата, Юнги-я? — Он всё так же пятится назад от младшего брата, наступающего с грацией хищной кошки. — О да, — ответил омега и бросился вслед за Вентусом, что уже испарился в воздухе. Чонгук смог опомнится и прийти в себя только тогда, когда за матовой пеленой уже ничего не было видно. Вздрогнув всем телом, он приглушённо рыкнул себе под нос от недовольства, оттого что желанный силуэт исчез из поля зрения гагатовых очей. И размашисто направился к штурвалу корабля; ветер лёгким дуновением снова поднимался над тёмно-синим морем: лучше в активном темпе держать курс к порту, вдруг море решит, что ещё мало поиграло с душами людишек. Чуткий слух неосознанно зацепил разговор альф. — А может, это кто-то из нереид? — благоговейным голосом произнёс Корн. — Ведь они всегда оберегали нас от бед. — Надо будет сходить в храм, поблагодарить за спасение, — вторил ему Мак. — Да, да. Альфа тяжело вздохнул и стал дальше держать путь по направлению к своей изначальной цели. Он с самого детства не верил в эти легенды про нимф, хотя и был королём империи, в которой им возносили хвалу, любили мифических существ. Сам же он являлся скептиком — он верил в то, что видел собственными глаза. И похоже, сегодня его скептицизм подвергся сомнению впервые за двадцать пять лет жизни, поскольку глаза видели, а зверь чувствовал своё. — Поднять паруса! — раздался оглушающий рокот по палубе Эверолта. Команда оживилась и принялась за свои прямые обязанности. — Держать курс к дому! Команда взорвалась радостными криками предвкушения, все с нетерпением стремились домой, ведь последний раз были там долгие шесть месяцев назад.***
Ночи в Алмадэлмаре были поистине прекрасны. Кристально-голубые воды в освещении луны переливались серебром и бросали блики на дома. Зелёные сады были раскиданы по всей империи и заполняли собой практически все участки земли, являя своим видом потрясающие красоты, коих нигде больше нет. В стране везде царил покой, улыбки ярко играли на лицах людей. Возможно, для других это могло бы показаться странным, но для империи воды — это обычное дело. Сама жизнь царила в благословенных землях. Чонгук устало вздохнул, стоя на террасе и разминая напряжённые мышцы, что перекатывались под смуглой кожей. На неприкрытую грудь падали блики воды, окружавшие площадку, придавая рельефному телу особый магнетизм. Его венистая рука прошлась по шее, где мышцы были особенно сильно забиты. В ту же секунду с губ сорвался облегчённый выдох, оставалось лишь окунуть тело в тёплую жидкость, — и это будет Эдемский сад воочию. До ушей донёсся глухой звук ударов о дверь и мелодичный голос, что вопрошал: — Чонгук-а, можно войти? — Женский голос приятно прошёлся по ушной раковине, пуская по усталому телу мурашки, которые прямиком уходили под кожу, подбираясь к самому сердцу, что билось в мощной груди. Потяжелевшие от усталости веки ленно раскрылись, а корпус тела лишь наполовину развернулся к двери. — Конечно, мам. — Губы тронула лёгкая улыбка, когда в комнату вплыла миниатюрного телосложения омега, головой доходившая ему лишь до груди. Каблуки на ногах отбивали цокающий звук, который негромко рикошетил от стен комнаты, что была залита приятным полумраком, а блики воды в успокаивающем медленном темпе покачивались на потолке. Женщина подошла к альфе и задрала голову вверх, хмурясь. «Шея быстро устанет», — в очередной раз подумалось ей. Всегда уставала с тех пор, как её сын обогнал омегу в росте. — Бесстыдник, не мог накинуть рубашку, прежде чем давать разрешения войти? — возмущённо проворчала женщина, хлопая ладошкой по торсу Чона, который охнул, схватившись за него, — рука матери была маленькой, но тяжёлой. — Чего ты там не видела-то? — пробурчал Гук и уклонился от повторного удара. — Айщ, гадкий мальчишка, он ещё и пререкается. — Король так-то, — вздёрнул бровь Чон и заливисто рассмеялся, когда женщина отзеркалила его приподнятую бровь. Её лицо само за себя говорило: «Да что ты». — И вообще, ты сына шесть месяцев не видела, и сразу же бить, когда могла бы обнять. Вот так проявляется твоя материнская любовь, да, мама? — Думаю, Алмадэлмр проживёт и без короля, — угрожающе произнесла омега и направилась прямиком к альфе, что хохотал во всю, раскрыв руки для объятий. Через секунду в них оказывается хрупкое тело, тут же крепко зажатое в своих тисках, но так, чтобы не навредить. Лёгкие раскрываются, впуская в себя нежный аромат яблок и шиповника, когда нос утыкается в мягкие пшеничные волосы. Прямо как в детстве, когда ещё был лишь наследником, а не королём. — Я соскучился, — тихо, только ей одной адресованное, только чтобы она услышала, прошептал Чонгук. — И я скучала, сынок, и я, — так же тихо-тихо прошептала вдовствующая королева в горячую грудь, поглаживая крепкую спину маленькими ладошками. Потому что габариты не позволяют зажать сына в объятиях, как в детстве. Теперь всё наоборот: её зажимают в надёжных руках, выражая так всю свою любовь к единственной любимой женщине в этой империи и на этой Земле.***
Белоснежные босые ступни касались холодного мрамора, который ещё не успел нагреться в раннее утро только просыпающегося солнца. Чёрный шёлк длинным подолом струился за изящным гибким телом, через раз кутая тонкие ноги хозяина в свой мягкий прохладный плен. Выбившиеся пряди пепельных волос лезли в глаза, немного раздражая своего обладателя, который одиноко бродил по дворцу в столь ранний час. Хоть он и не жаловал людей, но ему всё же нравилось гулять рано утром или поздно ночью по огромному дворцу, когда все ещё или уже спали. Его манили красота и архитектурное великолепие этого строения. Коридор, в котором сейчас находился нимфа, был выполнен в молочных тонах, как и весь дворец. Выбранное оформление здания не бросалось в глаза, что позволяло утонуть в своём спокойствии. Всё тот же холодный мрамор, утягивающий всех, кто когда-либо находился в любой части бесконечного дворца, в свои путы великолепия, туманя головы, отражал в себе эффектность постройки. Ещё большая таинственность дворца чувствовалась из-за бликов воды, что бриллиантовым блеском ложились на зеркальный мрамор. По правде сказать, омегу это тоже каждый раз заставляло уйти в прострацию, так как вода была его сутью, а тут такое зрелище. Чуть заострённая арка как раз была тем загадочным источником, через которую попадало отражение воды. Целый дворец вместе со всей империей был как один большой грот, обожаемый водами. Юнги держал путь к своему излюбленному месту. Туда, где вода окружала со всех сторон. Единственное место во дворце со множеством арок вокруг было укрыто белой полупрозрачной тканью, которую приводил в движение ветер, а в центре единолично расположился прозрачный рояль, звук которого можно было услышать лишь благодаря Юнги, ведь комната была подарком вдовствующей королевы именно ему. Когда Юнги опустился на банкетку, длинные тонкие пальцы нависли над клавишами, голова взметнулась к потолку, на котором были фрески, несущие в себе минималистичные узоры, своеобразно дополняли архитектуру дворца и в ту же секунду оставили от себя только призрачный след в памяти. Пальцы плавно опустились на клавиши, выбивая из них первые ноты, веки вновь плавно раскрылись, являя миру свечение флюоритовых глаз. Гибкие фаланги пальцев легко бегали по жемчужным клавишам, топя дворец в мелодии, которую может подарить этому свету лишь король Нереид. Спокойная вода, что прибывала некогда в спящем состоянии, под звуки рояля, управляемого своим хозяином, пришла в движение и мирно покачивалась в такт умиротворяющей мелодии, написанной гениальным композитором. Прохладный ветер поступательными шажками двигался по направлению к кровати. На ней в ворохе одеяла спал мужчина, и лишь его широкая спина да чёрная макушка были видны среди хаоса из тканей. Ветер за пределами спальни выбрал свою цель и быстрыми поползновениями прокрался в помещение, добравшись до голой кожи, что покрылась крупными мурашками, когда маленькая шалость ауры, которая решила поиздеваться над любимым королём, была проделана с успехом. Гук вздрогнул и, тихо рыкнув, прошёлся пятернёй по волосам, превращая их в беспорядок. Он развернулся с живота на спину, потянувшись, выводя из спящего режима мышцы тела, что охотно откликались приятным покалыванием своему обладателю. Аура светящейся искрой наблюдала за пробуждением короля людей и любовалась красивым образом, что всё никак не выходил из оков сна. Она вновь окатила рельефное тело лёгким прохладным ветром и счастливо колыхнулась, когда альфа подскочил, резко сев, помотав кудрявой головой, отгоняя от себя остатки сна. Чон сощурился, устремляя агатовые глаза за окно, раскрытое нараспашку, и с минуту наблюдал за восходящим солнцем. Тёплое чувство счастья разлилось по телу от осознания, что он, наконец, дома, и теперь вновь, как и прежде, может каждое утро, да и ночь, наблюдать за чарующими пейзажами Алмадэлмара, его империи, его дома. Оторвав взгляд от живописного вида, Гук встал и как есть, в одних свободных чёрных штанах, босиком направился прогуляться по утреннему, ещё полуспящему дворцу. Лёгкий шлёпающий звук открытой кожи отскакивал от молочных стен камина. Засунув в карманы обе руки, Чон запрокинул голову к потолку и чуть прикрыл веки, вдыхая свежий морской воздух, который успел пропитать эти стены. Грудная клетка зашлась в рваном выдохе — приятное ощущение. Горящие после сна ступни приятно холодил зеркальный мрамор, а аура всё так же продолжала следовать за альфой, обдувая ветерком неприкрытый верх и приводя кончики кудрявых волос в движение, начиная надоедать Гуку. Ладонь зарылась в чёрные кудри и зачесала их назад, чтобы те не так сильно лезли в глаза. Заслышав приводящую в дрожь мелодию, ноги сами повели к источнику звука в ту часть дворца, на которую был наложен запрет на вход. Только ему да вдовствующей королеве и её служанке, что поддерживала там порядок, можно было там находиться. Его мать, ещё когда он был совсем маленьким, приказала реконструировать этот коридор. Когда строительные работы были закончены, также по её же приказу в центр поставили рояль. Только не совсем классический по дизайну, а прозрачный. Да и играть на нём не представлялось возможным — он попросту не издавал звуков. Когда же он поинтересовался из любопытства, для чего это часть дворца нужна и зачем нужен сломанный рояль, женщина ответила так, что его любопытство разгорелось ещё больше. Это был подарок наследнику Нереид, и рояль на самом-то деле был рабочим. Только, правда, его звучание можно было услышать, лишь когда его владелец заиграет. Ему тогда это показалось сказкой, что априори не может существовать. И мама переделала эту часть дворца для себя, чтобы отдыхать время от времени, ведь он не верил в мифы, легенды, сказки, называйте, как хотите. Да и за столько лет Чонгук никого там не видел и не слышал. Пару раз, бывало, заставал там маму со слугой-мальчиком, правда, лишь силуэты, но никогда не заходил в тот момент, когда омега хотела побыть в уединении с кем-то. Он был не вправе нарушать чужие личные границы без дозволения. Но похоже, пришло время поступиться этим правилом, потому что в любимой части дворца своей матери кто-то находился и, более того, играл на рояле, что вводило в ещё большее заблуждение. Он остановился напротив полупрозрачных штор и увидел силуэт миниатюрного тела. Глаза, как заколдованные, тягуче медленно проходились по размытому контуру соблазнительных изгибов. Чон тяжело вобрал в лёгкие воздух, что был пропитан запахом песка, находящегося под палящим солнцем, и отдалёнными нотками маракуйи. Это напомнило ему момент, когда они с членами команды пришвартовались к одному из портов для пополнения запасов, приняв решение остаться на ночь. Заселившись тогда в одно тихое местечко возле пляжа, где лучи знойного солнца однозначно любили то место, падая на песок и на всё то, что окружало ту местность. Там пахло точно так же, как и здесь, в анфиладе. Он не мог надышаться тем изумительным запахом — настолько приятным оказался тот для восприятия. Аура обратила внимание на то, куда падал взгляд мужчины, и счастливо дёрнулась в сторону — ей импонировал брат правителя, и похоже, что не ей одной. Она подлетела к прозрачной ткани и проказливо взметнула ту в сторону, являя взору альфы нимфу. Чон опомнился только тогда, когда ткань плавно опустилась и закрыла ему вид на того, кто так манил к себе. В нетерпении протянув руку вперёд, он убрал преграду, что мешала впитывать в себя омегу, который, не замечая его, продолжал играть на сломанном инструменте. Босые ноги сами повели к сидящему незнакомцу, с каждым шагом значительно сокращая путь к нему. Он видел, как выпирающие оголённые лопатки двигались из-за движения рук, которые вливали в стены необычную, но не наименее прекрасную мелодию. Чёрное шёлковое платье струилось по фарфоровому телу, облегая его и не скрывая соблазнительные пропорции. Поблёскивающие цепочки из застывших капель, не касаясь кожи, свисали, огибая тонкую шею, вниз по выпирающим позвонкам, направляясь прямиком к открытой пояснице. Ткань в манящем жесте сползала чуть ниже неё, как будто приглашая пальцы стянуть ненужный кусок материи. Влажный язык прошёлся по пересохшим губам, а пульс участился. Чонгука волновал этот омега, пепельная голова чуть склонилась вбок так, что свисающие серьги в виде гагатового полумесяца стекали по плечам и во впадины ключиц. Правая рука, забитая чернильными рисунками, сжалась в кулак до хруста, иначе бы притянула хрупкое тело к горячей смуглой коже. Пальцы Юнги дрогнули, когда он почувствовал чьё-то присутствие. Нифма резко повернулся, впоследствии жалея об этом, потому что не готов был увидеть полуголого альфу, что смотрел прямо во флюоритовые глаза. Омега бы соврал, если бы стал отрицать, что не мог оторвать взгляда от накаченного рельефа грудной клетки и ярко выраженного пресса, который был так соблазнительно обрамлён косыми линиями, что уходили дальше под ткань чёрных штанов. Закусив губы, он неотрывно смотрел в потемневшие глаза напротив. — Что? — тихим хриплым голосом спросил пепельноволосый. Чон хмыкнул и неспешными шагами сократил оставшееся расстояние. Пальцы потянулись к подбородку и, аккуратно обхватив его, приподняли вверх, приближая как можно ближе к себе и заставляя задыхаться от происходящего не только себя, но и того, кто сидел на бутоньерке. — Кто ты? — Его слегка сухие губы почти касались губ напротив. — А главное, что ты делаешь в этой части дворца? Юнги смотрел прямо в гагатовые очи, что жадно пожирали его, не оставляя ни кусочка. Сердце в груди билось как сумасшедшее, разгоняя по телу красную жидкость. Он был не готов так рано встретиться с тем, кто на протяжении многих лет был хранителем его сердца, даже не подозревая об этом. — Владелец, — уверенно произнёс Юн. Даже будучи утопающим, он не собирался так просто сдаваться на милость топящего. Смолянистые, со штангой в правой, брови нахмурились, мозг пытался осмыслить услышанное: «Владелец?» Его мать была владелицей, так почему же этот омега так уверенно говорит, что на самом деле он им является? Это не могло уложиться в его голове, пока в сознании не всплыли слова матери: «Подарок для наследника Нереид». Он разжал пальцы, выпуская из плена подбородок омеги, и выпрямился, возвышаясь над хрупким телом, не отнимая пожирающих глаз от того, кто безбожно манил. Флюоритовые глаза озорно блеснули. Нимфе было интересно, догадается ли глупый альфа, что он король Нереид, который был так любим людьми. Гук сопоставлял то, что он видел собственными глазами там, в штормовом море, и то, что происходило на данный момент, а также полученную информацию. Когда же в голове всё сложилось, он был в лёгком шоке — всё-таки не каждый день видишь тех, в кого не верил с момента, как появилось собственное виденье на мир и на всё, что его окружало. Похоже, Чон и его волк решили для себя, кто будет владеть их сердцем, бережно храня в этих хрупких, изящных руках, пока оно не перестанет биться. Вопрос в том, готов ли омега сделать то же самое. В любом случае, если Гук хотел, то умел добиваться того, чего сильно жаждал, и этот омега был тем, кому он готов был открыть себя. Странно и немного пугает, ведь он не верил в любовь с первого взгляда, да и навряд ли эта была она. Но то, что он точно знал, так это то, что ему нравится нимфа, потому что чертовски сильно тянет к нему, как ни к кому прежде. Чон его добьётся, узнает его душу и отдаст своё наполненное чувствами сердце ему единственному, что зовётся у людей любовью. Красиво очерченные губы разошлись в хитрой улыбке — до глупого альфы дошло, а Юнги наконец-то решился протянуть свои руки к тому, кого оберегал столько лет. Юнги терпеливый: он дождётся того момента, когда Чон отдаст ему свою любовь, которую он бережно будет хранить в тонких пальчиках, в ответ доверив свою.8 лет спустя
Прозрачный халат с белым кантом облегал стройные изгибы миниатюрного тела. Полы невесомый ткани мягко струились по его очертаниям и бесшумно следовали за своим владельцем по мрамору. Пепельные волосы были собраны в небрежный пучок, скреплённый китайской заколкой, которая была привезена мужем в подарок во время очередной вылазки в другую страну. Выполненное на заказ изделие было украшено свисающими серебряными колечками, что тянулись до самой шеи. В середине же тонких цепочек висела водяная капля, внутри которой растекалась флюоритовая клякса. А под каплей виднелся гагатовый полумесяц. Вместе они были окутаны тонкими ветками сакуры, которая прутьями вилась вверх. Цветки дерева распускались в нежных розовых тонах, напоминая рассвет в Алмадэлмаре. Когда Юнги дошёл до своего конечного пункта назначения, его белая рука легла на холодную поверхность двери и толкнула вперёд, впуская в полумрак комнаты. В ней витал аромат кофейных зёрен и лёгкий шлейф маракуйи. Подойдя босыми ногами к большой кровати, на которой из-под одеяла виднелось смуглое тело, а точнее только широкая спина, привычный вид по утрам — только в такой позе можно было застать мужчину. Взобравшись на кровать, Юнги подобрался к телу мужа, который был в разы больше него самого и, перекинув тонкую ногу через расслабленное тело, уселся на его поясницу. Пальчиками, почти не касаясь, прошёлся вверх, вдоль по позвоночнику и, склонившись к крепкой шеи, коснулся кончиком языка, пуская мурашки по гладкой коже. Его губы пристроились к изгибу между плечом и шеей, оставляя алеющий засос. Хриплый голос снизу донёсся до Юнги: — Любовь моя, я сплю, а ты меня соблазняешь. Давай ты перенесёшь это дело на чуть попозже? — зарываясь глубже в подушку, проговорил Чон. Нимфа хмыкнул. — Нечего было до полуночи сидеть с Хосоком, обсуждая, куда вам отправиться на сей раз. Это можно сделать и днём. Тем более уже час дня, имей совесть, — хлопнув того по голой спине, проворчал омега. — Тем более никто тебя не соблазнял, а пытался поднять твоё тело и напомнить, что кое-кто обещал научить Минхо ездить верхом. — Давай ты скажешь нашему сыну, что его отец на время не активен? — поглаживая руку омеги, который так приятно разминал его шею, спросил Гук. — Не активен, значит. — Лисьи глаза опасно сощурились. — Мгм, — послышалось в ответ полусонное мычание. Юнги острыми ноготками прошёлся по спине, оставляя на ней красные полосы, Чонгук зашипел и, повалив омега на спину, навис над ним. Грудная клетка подрагивала от рыка, что исходил от альфы, который склонился и прижался к тонкой шее, вдыхая в лёгкие сносящий голову запах. — Вредина. — Низкий голос проникал под кожу. Протянув руки вперёд, Юнги обвил ими крепкую шею мужа и ласково потёрся аккуратным носиком об его щёку. Пальчиками нежно перебирал пряди иссиня-чёрных волос, что в беспорядке мягко опускались на глаза Чона, не обращавшего на них никакого внимания, который увлечённо водил носом по шее омеги. — Минхо ждёт, Гук, — тихо проговорил Юн, не нарушая их умиротворения. — Уже иду, любовь моя, — еле слышно пробормотал снова засыпающий Чон. Мелодичный смех раздался в приятной тишине комнаты. Мягкие губы оставили на чуть кудрявых волосах поцелуй, выразив так свою любовь.***
— Отец, думаешь, Берсерк разрешит себя оседлать когда-нибудь? — спросил Хо, идя рядом с отцом по залитому закатом дворцу, прикрыв кошачьи глаза и вслушиваясь в извечный шум моря. — Если будешь терпелив и сможешь найти подход к нему, то он признает в тебе своего друга и хозяина, — проговорил в ответ Чонгук, улыбаясь уголками губ. — Главное, уважай его, и в ответ он сделает то же самое. Минхо нахмурился, задумавшись на пару минут. — А если у меня не получится найти к нему подход, то что тогда? — С мрачным выражением лица продолжил юный альфа. — Тогда не будет ли это значить, что ты просто решил сдаться, не попробовав все варианты? — хмыкнув, спросил сына Гук. — Терпение — сложная штука, Минхо. Готов ли, ты к тому, чтобы ждать и не сдаться к моменту, когда Берсерк готов будет тебя принять? Дриада снова глубоко погрузился в свои мысли, взвешивая все за и против. — Готов, — уверенно произнёс он в ответ на вопрос отца. — Тогда дай ему время, Минхо-я. Но не забывай проявлять внимание к нему и не заставляй принимать себя силой — это может обернуться тебе не тем, чего ты так хочешь. Пусть постепенно привыкает к тебе, видит и чувствует, что ты для него друг и защита, а не тот, кто может причинить боль. — Я понял тебя, отец, — чуть улыбаясь, сказал Хо, смотря прямо в гагатовые глаза. Чонгук же видел в них себя и своего мужа, как если бы смотрел в зеркало и в любимые флюоритовые очи. Природа поиграла с глазами Хо-я, смешав два противоположных цвета, — это делало глаза сына необычными. Люди, смотревшие в них, не могли отвести взгляда, а соврать им не представлялось возможным. Минхо умел до пугающего чётко определять, когда человек говорит правду, а когда врёт, вынуждая гагатовый цвет преобладать над флюоритовым. Их шаги разносились в стенах длинного коридора, разбавляя приятную тишину. Чонгук потрепал волосы сына, когда тот, увидев впереди сгусток белого тумана, радостно блеснул глазами. — Дядя Хосок! — крикнул дриада и побежал к появившемуся красивому мужчине, что разразился громким смехом, подхватив племянника на руки. — Привет, Хорс, — поприветствовал Чон короля Вентуса и старшего брата мужа. — И тебе привет. Не видел Юнги? Не могу его найти, — спросил омега, ставя альфу на пол и трепля длинными пальцами пепельные волосы. — Спит. Ночь выдалась утомительной: море бушевало, — серьёзно проговорил Гук. — Когда это он так полюбил людей, что защищает их от шторма? — усмехнулся Хосок. — Сам же знаешь: когда стал мужем короля тех самых надоедливых людишек. Они переглянулись — оба понимали, что насколько бы Юнги не жаловал людей в прошлом, всё же не мог позволить их душам покоиться на водяном дне, поэтому тихо оберегал тихо в стороне. — Ладно, хотел лишь сказать, что хочу забрать Хо к себе, соскучился я, — сказал Хосок. Минхо радостно воскликнул и посмотрел на отца с надеждой. — Можешь отправляться с дядей, но ты же помнишь, что у тебя есть ответственность за кое-кого? — спросил Чон, серьёзно посмотрев на альфу. — Конечно, я буду навещать Бера каждый день, — закивал дриада. — Хорошо, тогда отправляйтесь. Я предупрежу Юнги. — Отлично, — сказал Хосок, взяв Минхо в охапку, и их след простыл.***
Вернувшись лишь глубокой ночью, Чон старался не потревожить сон омеги, накрытого шёлковой простынёй, которая прилегала к его голому белоснежному телу. После купальни на обнажённом теле альфы, покрывая бёдра, висела ткань цвета слоновой кости. Он уселся на мягкий стул, который был расположен на террасе, скрытой от посторонних глаз стеной деревьев, красивым садом, радуя гагатовые очи. Веки сами собой закрылись, подавая первый сигнал владельцу, что Морфей уже ждёт его в своём царстве. Но тут же ушёл на второй план, когда на бёдра опустилось маленькое тельце. Руки по наитию нашли своё привычное место на худых изящных ножках, сжимая и пододвигая к себе ближе, оставляя на кожи отпечатки пальцев, — её чувствительность дурманила и поражала. — Я тебя разбудил? — спросил Гук, смотря через полуприкрытые веки на омегу, который, облизываясь как кот, потягивался в крепкой хватке рук, зная, что удержат. — Возможно, — тихо промурлыкал Юнги, утыкаюсь в шею мужа и потираясь холодным носиком об неё. — Не стыдно? — Нисколечко. — Красивый смех сотряс мускулистую грудь, на которой удобно устроился омега. Юнги приподнялся и с напускным возмущением посмотрел на расслабленного Чонгука, что пускал по его телу приятные мелкие мурашки, поглаживая большими пальцами кожу под собой. Впрочем, недолго длился спектакль. Разрушившись под влиянием красивой улыбки мужа, Юн подался вперёд и бережно поцеловал любимую родинку на подбородке мужчины, позже ластясь к единственному человеку, который мог наблюдать эту его сторону. — Ты был с Минхо у Берсерка? — спросил омега. — Были. Бер к нему присматривается, — лениво ответил Гук. — Он примет его. — Почему ты так думаешь? — Хо единственный, к кому Бер хотя бы присматривается. Другие бы уже лежали в лечебнице от его дикости и необузданности. — Пусть остаётся свободным. Он с Минхо этим похож. — Верно. На террасе повисла приятная, не давящая тишина на недолгие несколько минут. — Хосок приходил и забрал с собой Хо. Хотел тебя предупредить, что украл нашего сына на неопределённый срок, — всё так же с ленцой произнёс альфа. Юнги лишь закатил на это глаза. — Как всегда в его духе: захотел — взял. Чон посмеялся на это заявление, умалчивая, что омега был похож этой чертой на брата. Переместив одну руку на поясницу мужа, он пробежался по ней фалангами пальцев и аккуратно надавил на неё, из-за чего корпус омеги прогнулся вперёд. Тот подался под ними и, выгнувшись, медленно двинул бёдрами, вычерчивая плавную волну. Округлые ягодицы прошлись по промежности Гука; с губ слетает тихий стон удовольствия. Гагатовые глаза были похожи на две чёрные дыры, пожирающие манящее тело перед собой. Язык прошёлся по пересохшим губам, а лисьи глаза смотрели в упор, в самую бездну чёрных дыр, зная, что их взор навечно будет прикован лишь к нему одному. Юнги прекрасно понимает, что этот альфа с ужасным характером, который правит большой империей, желает только его и ведётся только на него. Он просто не мог спокойно усидеть на крепких бёдрах, беспокойно двигаясь и проезжаясь по вставшему члену всё чаще. Его глаза переместились на губы, которые уже кровоточили из-за клыков, терзающих нежную кожу. Высунув кончик языка, Юнги прошёлся по ранкам, слизывая капельки крови, что отдавала металлическими нотками. Язычок переключился на верхнюю губу, а потом и вовсе мягкие губы накрыли израненные перед собой. Ими он наткнулся на маленькое колечко, которое омеге нравилось оттягивать зубками каждый раз во время ленивого поцелуя. Рвано выдохнув, Чонгук схватился пальцами за подбородок и грубо поцеловал маленькие, ещё пока целые губы мужа, продолжая вылизывать своим языком рот перед собой. Левая рука скользнула к кольцу мышц, из которого вытекала природная смазка. Погладив двумя пальцами нежную кожу вокруг колечка, он поймал губами сладкий стон Юнги и ввёл их в тёплую, мягкую промежность, резко толкнувшись, из-за чего зашипел от острых ногтей нимфы, которые прошлись по шее и вниз до ключицы. Красные полосы проступили на смуглой коже, а следом за ними и красные бусинки, наотмашь стёртые фарфоровой ручкой, в результате растянувшиеся кровавыми мазками до чётко очерченного пресса. Оттолкнув пальцы мужа, Юнги стянул мешающую ткань и прошёлся длинными пальчиками, что были предназначены для рояля, по всей длине вставшего члена. Накаченные бёдра под ним резко подались вперёд. Он на согнутых подрагивающих ногах приподнялся и медленно опустился на ствол, блаженно выдохнув. Чон впился пальцами в тонкую талию, крепко сжимая до приятной покалывающей боли, до ярких отметин на коже. Бёдра резко толкнулись вперёд, глубоко вгоняя член. Низкий стон отдаётся в ушах, а грудная клетка подрагивает от похожих на рычания звуков. Острые клыки оставляли на бледной коже неглубокие раны, а губы —чуть алые засосы. Всё тело постепенно окрашивалось в его метки — собственничество всегда было его главным пороком, которое проявлялось с самого детства. В рваном медленном ритме он выбивал из мужа сладкие стоны. Омега был щедр и всегда был готов порадовать мужчину завораживающим голосом, коим его наградила природа, чем Чон пользовался с завидной регулярностью. Юнги начал хныкать, когда удовольствие постепенно начало накрывать с головой. Губы саднило, а лёгким не хватало воздуха, они до отказа были забиты запахом кофейных зёрен. Обратив взгляд полуприкрытых глаз на мужа, он снова зашёлся в хныкающем звуке, когда Чон в очередной раз попал прямо по простате, а его губы изогнулись в ухмылке, из-за которой внутри всё подрагивало. Он сжал в себе член альфы и язвительно улыбнулся, когда Гук хрипло простонал, — месть весьма сладкая штука. И тут же губы, готовые выпустить из своего плена очередной стон, раскрылись, но воздуха не хватило и протяжный звук не слетел с опухших, чуть кровоточащих губ, сдавливая лёгкие. Тело сотрясла волна оргазма, когда Чон особенно резко толкнулся в соблазнительное тело. Тугие стенки тесно сдавили в себе член, обрекая альфу на такую же сладкую участь. По террасе раздался долгий, тягуче низкий стон. Всё ещё тяжело дыша Гук провёл языком по удлинённым клыкам, толкаясь редкими толчками в расслабленное тело Юнги, который поглаживая пальчиками грудь мужчины и мурлыкал. Собственное тело требовало продлить удовольствие, которое мягкими волнами прокатывалось по изнеженным телам. — Донесёшь меня до кровати, мне самому лень, — хрипло проговорил Юнги, обнимая руками мужа за шею, и уткнулся в неё, чувствуя себя прекрасно. Мужчина лишь тихо рассмеялся, аккуратно сняв нимфу с члена, поднялся и пошёл к бассейну, что расположился в центре маленького тайного сада. — Что это ты удумал? — открыв один глаз, поинтересовался Юн. — Чон Чонгук, только посмей. Клянусь, ты каждое утро будешь просыпаться мокрым на нашей постели в течение всего чёртового месяца, — угрожающе зашипел на альфу, который, не слушая, уже стоял в прохладной воде. — Пизда тебе, — с каменным лицом вынес вердикт. Чон подскочил на кровати, когда ледяная вода окатила его с ног до головы, и раздражённо зарычал, не до конца понимая после сна, что произошло. Рукой откинув мокрые пряди назад, он бросил злой взгляд на комнату, ища виновника сие действия. Взгляд остановился на маленьком омеге, который стоял у входа, облокотившись о дверной проём, и ехидно ухмылялся. Злость как рукой сняло, но непонимание ситуации всё ещё оставалось неизменным. — А я предупреждал тебя. — Юнги послал воздушный поцелуй и, смеясь, покинул комнату. Вспомнив слова мужа, произнесённые ночью, Чон лишь тяжело вздохнул и упал на подушки сзади. И тут же снова раздражённо зарычал, прикрывая глаза ладонью. Мокрая ткань неприятно липла к спине. — Блядь… — обречённо раздалось в тишине спальни.end