Мои чувства наяву.

Скоро наступало 11-е ноября — день рождение Фёдора. Для него самого это был обычный день, как и все остальные, и, определенно, сам он не праздновал бы его, если бы не Николай. Они долго спорили на этот счёт, Николай настаивал на ярком весёлом празднике, а Фёдор предлагал только дать подарок, раз он так хочет. И некоторое время спустя, они пришли к компромиссу: Николай приходит 10-го, то есть за день до дня рождения, принеся с собой подарок, а также помогает накрыть праздничный стол. На этом всё. Частично присутствует желаемое обеих сторон, поэтому, в принципе, всё честно. А вот и настало утро 10-го ноября. Время 7:40. Николай очень редко просыпается так рано, но, что не поделаешь ради лучшего друга. Похлопав себя по щекам, чтобы окончательно проснуться, он быстро собрался. Так как было достаточно холодно, он надел тёплые тёмные брюки, сверху водолазку молочного цвета, а поверх всего этого бежевое пальто (надеюсь, вы представили то же, что и я). Смотрелось очень красиво, не зря нарядился. На завтрак Николай ничего не съел, надеясь поесть у друга, хотя у него в холодильнике и шкафах часто бывает пусто. Эх, какой Фёдор всё же бывает лентяй, иногда сам невнимательный, забывчивый и ленивый весельчак их компании удивляется и вздыхает, приложив пальцы к переносице. Обычно, когда Николай обнаруживает отсутствие еды в доме Феди, то сам ходит по магазинам, словно заботливая мамочка. После такого, еда, на самом деле, держится недолго, что очень ожидаемо из-за очередных голодовок. Спустя минут 10-15 Николай дошёл до дома друга. У него были свои ключи от дома Федора, а у Фёдора также ключи от дома Николая. Поэтому он запросто зашёл. –Федь, я пришёл! — звонко позвал друга Николай, снимая пальто и обувь. –А, заходи. — еле слышно послышалось из гостинной, и Николай сразу же направился туда. –Чего сидишь грустишь тут? — всё улыбаясь спросил Николай, также садясь рядом на диван и видя, как друг смотрит какое-то шоу или передачу. В общем-то, не важно. Вдруг Гоголь дёрнулся и побежал обратно к входной двери. –Нет-нет-нет! Я забыл твой подарок! –почти крича произнёс парень, смотря взволнованным взглядом на Фёдора, тот всё ещё спокойно сидел, видимо, даже не сильно обращая внимания на происходящее. –Ну, ничего страшного. Потом занесёшь. — спокойной ответил Достоевский Николаю. –Ыа, лааадно. — почти сразу согласился Гоголь. Кажется, лентяи они оба. –Точно, а что ты хочешь поесть на дне рождении? — резко перевёл тему Коля. –А, ну, не знаю даже. — призадумался Федя. –Мы можем приготовить салаты, продукты у меня должны быть. А сладости и торт купим вместе вечером. –Оу, хорошая идея! Приступим? –Ага.– ответил Достоевский перед тем, как встать и поплестись вместе с другом на кухню. Спустя три часа у них практически всё было готово. Осталось лишь доделать один салат и прибраться за собой. Честно, выглядела кухня, будто после ядерной войны (простите). Никому не хотелось убирать весь этот бардак, оба утомлены, и им просто хотелось пойти поваляться и передохнуть. Но в итоге, они всё решили на ЦУ-Е-ФА, Николай проиграл. Как же ему не везло в играх с Достоевским. Если даже он выиграет, то это большая редкость, но почему-то Гоголь продолжает упорно стараться и верить в то, что обойдёт Фёдора в этом. Фёдор, улыбаясь и дразня друга, отправился в гостиную продолжать просмотр телевизора, пока ему вслед обиженно смотрел Николай. Ещё через полчаса к Фёдору присоединился Коля, наконец закончив с уборкой. Это было утомительно. –Феедь, я так устал.– сказав это, Николай свалился на диван рядом с другом. –Хаха, нужно просто уметь играть. — ухмыльнулся Достоевский, явно дразня м показывая своё превосходство в этом деле. У них был впереди ещё целый день. Николай подумывал сбегать домой за подарком, но он однозначно обратно не выйдет. Лень ему не позволит. Так что, как-нибудь в следующий раз. В итоге, они весь день провели у телевизора, смотря всякие программы, шоу, сериалы, фильмы, и сыграли ещё в приставку пару раз, но, видимо, они не любители этого. Скорее, им больше нравится смотреть и делиться впечатлениями и мнениями насчёт просматриваемого. Этим они и занимались почти весь день. Ближе к вечеру они уже собирались и выходили. Насчёт торта они решили не сильно париться, поэтому зашли в ближайший продуктовый магазин и купили торт, фрукты и ещё немного сладостей. Что ж, теперь осталось только накрыть на стол завтра. За весь день они сильно устали, хоть он был не самым активным. Поэтому, сразу после прихода, они надели пижамы и легли спать. У Достоевского была пижама цвета тёмного ночного неба, а также присутствовали много рисунков сонных медведей в шапочке с подушкой в руках, это выглядело очень мило. У Гоголя были в чёрно-белую полоску шорты и молочного цвета с жёлтым оттенком оверсайз футболка, с надписью: Good night!. Смотрелось очень мило (канон.). Так как у Фёдора была достаточно большая кровать, Николай, каждый раз когда оставался на ночь, лежал рядом, тот в свою очередь не очень-то был и против. Так сложилось и в этот раз. Пожелав друг другу сладких снов, они легли спать. Николай прижался к Достоевскому. Для них это было приемлемо, что не сказать о других, многие бы удивились, узнав это, и были бы вопросы: Вы же друзья! Как вы можете так спать? Вы вообще спите вместе? Как так можно? Или же сразу: фу, вы геи. На самом деле, удивительны были они, а не эта дружная парочка. Через полчаса они уже крепко спали. По крайней мере, Фёдор. Николаю, видимо, не спалось. Вдруг Фёдор начал задыхаться. Он чувствовал чьи-то руки на своей шее и кого-то на своём животе. Резко проснувшись от этих ощущений, он увидел на себе Гоголя, что душил его. –Коля! Что ты творишь?! Остановись! — задыхаясь прокричал Фёдор Николаю. –Что с тобой, Коля?! Ты в своём уме?! Очнись! Достоевскому не хватало сил убрать руки со своей шеи. И откуда только у Коли было столько сил? Поразительно. Со временем, у Фёдора становилось всё меньше и меньше сил, как и шансов на то, что он выживет, и на то, что Николай уберёт руки и придёт в себя. В это же время, тот смотрел на него испуганными глазами, потея, видимо, от переживаний? Так почему он не остановится? Но вместо этого, он лишь сильнее надавил, после чего что-то в теле Фёдора хрустнуло. Кажется, это была его шея. Он перестал брыкаться, дёргаться, а также прекратились попытки выбраться. Неужели, он умер? Да, так и есть. Николай сломал ему шею. Сломал ему шею своими руками. Зачем? Неизвестно. Одна рука Фёдора уже свисала с края кровати. Руки Гоголя уже не сильно давили на шею друга, даже просто спокойно лежали. Глаза Достоевского были направлены куда-то вверх, в никуда, в пустоту. Никаких признаков жизни. Даже еле заметного шевеления от дыхания. Ничего. Гоголь в то время неравномерно, тяжело дышал, сидя все ещё в таком положении. Даже не убрав руки, всё также смотря на лицо друга. Но он дрожал. Возможно, от страха? От только что сделанного поступка? От осознания ситуации? В любом случае, наверное, нам и не узнать. Спустя ещё пару мгновений, он поднялся со своего места и встал рядом с кроватью и телом. Но, вместо ожидаемого, он начал смеяться. Истерически смеяться, а потом так же резко прекратил. Следующими действиями, он накрыл одеялом друга, и лёг рядом, как ни в чем не бывало. Словно, ничего и не было. Так и есть? На следующее утро, он продолжал делать вид, словно всё в порядке. Проснувшись раньше друга, чего и следовало ожидать от трупа, ведь он больше никогда уже не проснется, Николай крикнул: –С днём рождения, мой милый друг! –он действительно ничего не понимает? –Пойду-ка я накрою на стол. После этих слов, Николай отправился, следовательно, на кухню. А тело, в прочем, как уже ясно, не двинулось и с места. Оно вообще не двинулось. Взгляд все тот же, хотя, наверное, он стал более пустым и сухим. Тело стало бледнее и холоднее. Губы стали суховатыми, но это уже не сильно заметно, у него и раньше так было, посоветовал бы ему кто-нибудь, как за ними ухаживать, эх. В остальном, в принципе, все было так же. –А я уже всё сделал! — обратился Николай к трупу, улыбаясь шире и безумней, чем обычно. Далее, он поднял тело, положив руку через шею и взяв за талию, и потащил его на кухню. Так как оно само не могло двинуться, да и просто стоять, оно еле тащились, голова страшно висела, ноги просто таскались по полу, руки висели, поддаваясь всему. Чуть позже Николай посадил друга на стул. –На, попробуй, кажется, получилось вкусно. Не зря мы постарались. — и Гоголь поднёс ложку с салатом к опущенному вниз лицу из-за сломанной и неспособной самостоятельно держаться шее. Поэтому, он потянулся другой рукой и, взяв за подбородок подняв лицо, приоткрыл рот Достоевского большим пальцем и запихнул туда ложку с салатом, после чего саму ложку вытащил. Ни-че-го. Салат просто лежал у него во рту. С ним, как уже понятно, ничего не происходило. Но Николай просто проигнорировал и продолжил есть сам. –Ох, я наелся что-то. А тебе как? Понравилось? –спросил Гоголь, но не получив ответа, снова поднял его и понёс обратно в спальню. Уложил его на кровати, а сам подошёл в шкафу. –Сейчас будем наряжать тебя! Ты же все-таки именинник! –обратившись к другу, он начал рыться в шкафу, видимо, ища праздничную одежду. –Нашёл! Смотри, какой костюмчик, прямо под тебя, и к празднику подходит! Волшебно! –произнёс Николай, вытаскивая из шкафа какой-то костюм, состоящий из: белой рубашки, оттенка, напоминающего 18-е века; корсет со свободными брюками, что отлично дополняли друг друга, а так же хорошо смотрелись с рубашкой. Взяв этот набор, Гоголь подошёл к Достоевскому, всё ещё смотрящего куда-то пустыми, даже стеклянными, мёртвыми глазами. И начал снимать с него пижаму. После, он начал одевать его в найденные им пару минут назад вещи. –Ваау! Выглядит потрясающе! Федь, тебе так идёт! Что ты думаешь насчёт этого? –продолжал задавать ему вопросы Николай, явно зная, что не получит ответ. Хотя, кажется, он ответов даже не ждал. Он даже не выглядел испуганным, как прошлой ночью, глаза его были безумно пусты, улыбку не сходила с лица. Не узнав о содеянном им, никто бы даже не подумал, что это может выглядеть жутко, нет, до смерти пугающе. Узнав об этом, никто, наверное, даже не осмелился бы посмотреть в его сторону. Но, был ли у него мотив? Он чего-то желал? Всё же, они дружили много лет. И как он смог влиться в доверие такого недосягаемого парня? Достоевский бы определённо понял его мотив, и даже не пытался бы притвориться его другом. Возможно, он бы сам убил его? Кажется, они бы просто поубивали друг друга. На самом деле, это не была ненависть, месть, зависть и прочее. Наоборот, это была симпатия. Николай испытывал романтические чувства к другу. И, видимо, он превосходно скрывал свои чувства, раз Фёдор не понял этого. Сама суть его мотива заключается в страхе. Гоголь боялся таких чувств вообще к кому-либо. А причина? Она неизвестна. Никому. Даже ему самому. Может, он боялся стать уязвимым? Может, боялся стать зависимым от объекта обожания? Может, боялся того, что человек сможет распознать чувства и будет манипулировать им? Вариантов бесконечное количество, есть ли один правильный? Наверное… Нет. Если не знает даже сам Николай, то нет и шанса. Смиримся с этим. Он так и провёл день, таскаясь с другом по дому, занимаясь самыми повседневными делами. И, вот наступает вечер. Главное время любого праздника, особенно дня рождения. Николай усаживает уже за накрытый им недавно стол. –Смотри, я это для тебя постарался. Я ведь молодец? — и снова тишина в ответ. Даже не так. Ответа и вовсе не последовало, как и на протяжении всего дня. Как и с прошедшей ночи. Как и любого другого слова и звука от него. Николай уже не улыбался так озорно, как в начале дня. Сейчас она напомнила больше улыбку заботливой мамы, наблюдающей, как её сын веселится с друзьями, или с радостью кушает её еду. Да, кажется, так и выглядело. Его глаза все больше наполнялись теплотой, пока чужие наполнялись стеклянной пустотой, снова направленной неизвестно куда. Во рту всё ещё лежал салат, но уже поменьше. С продолжительностью дня, оно падало оттуда, так как Николай все таскался с ним туда сюда. Даже интересно, как он ещё не устал. На губах остался только небольшой кусок капусты, прилипший туда. В это время Гоголь принялся резать торт. Разрезав его не сильно ровно, конечно, он положил кусок в тарелку и положил рядом с Фёдором. А затем, он взял вилку, говоря: –Открывай ротик, это наш долгожданный торт. Выглядит аппетитно, так? –снова без ответа. Николай отделил вилкой небольшую часть и, взяв её, направил ко рту друга, пока другой рукой приоткрывал его. Засунув в рот этот несчастный кусок, он сразу же принялся за другой. Коля просто кормил друга. Но… Зачем? Ему еда уже точно не нужна. –Ох… А вот и настало время… –начал Николай, ставя небольшие неловкие паузы. –Что ж… Я давно хотел сказать… Ты… Мне нравишься.–смущённо, еле проговорил Гоголь. –Я знаю, что это не взаимно, но решил сказать на последок. Это также и есть причина твоего убийства. — после этих слов, на его лице стала появляться почти незаметная, то ли ухмылка, то ли обычная улыбка. Не разберёшь. –И– его речь оборвалась. На него что-то набросилось всем телом. Придавило ему шею. Фёдор… Жив? Он накинулся на друга, сев в том же положении, что и Гоголь ночью. Он начал душить его. –Зачем ты это сделал? Как ты мог так поступить? Я ведь тебе доверял. Ты первый человек, кому я доверился. –с видимой ненавистью произнёс Фёдор, обращаясь к Николаю, который даже не предпринимал никаких мер, ведь был поражён. Но, кажется, он был поражён далеко не этим. В его глазах все начало плыть. Он не видел ничего чётко. Всё было размыто. И начали появляться какие-то секундные моменты, будто со сломанного телефона. «Что, черт возьми, происходит?!». Единственный крутящийся в его голове вопрос. Далее, появился шум в ушах, было не разобрать слов Федора, но Николай его уже не слушал. Ему было не до этого. В глазах все начало плыть сильнее, шум становился громче, также стал слышен стук сердца, бешено бьющегося сердца. Оно било сильную тревогу, пытаясь как-то разобрать ситуацию вместе с мозгом. Внезапно, всё заполнил светящийся яркий белый свет. Шум пропал. Он проснулся? Это был сон? Кажется, он почувствовал невероятное облегчение. Но, наконец перестав щуриться, Гоголь полностью открыл глаза и… Увидел белые матрасы вместо стен, и, черт, он был привязан? Николай не мог пошевелиться. Попытался крикнуть что-то, но рот так же был закрыт. «Блять, черт возьми, что со мной?! Что здесь вообще происходит?!». Стоп, кажется, он вспомнил, где ещё находятся такие стены, где ещё привязывают, и где может быть так ярко и бело…