Туманная заводь

      Кейл осматривает светлое помещение, чем-то напоминающее ему вычищенный склеп с пробитым окном на умершую Галактику. Ее труп отблескивает фиолетовыми цветами холодной пыли, скованной пожирающим газ омутом черной материи.       Он прикладывает руку к стеклу тонкому, подобному корке прозрачной льда, отделяющего мягкий свет абажура от космического ужаса Вселенной.       В комнате лишь пять кресел вокруг вытянутого эллипсоидного стола, мягкий вязаный ковер и светильники на торшерах. Портьера сдвинута в сторону от окна, тяжелая, на ее темно-бронзовой ткани вырисованы оторванные с мясом крылья.       Ему с трудом верится, что здесь все устроила Уриэль.       -Я здесь!       Она влетает в комнату, вбегает точнее, распахивая дверь, и ее крылья возбужденно трепещут, заставляя парить старые перья.       Ангел сваливает два бумажных пакета на стол, бутылка вина прокатывается по поверхности, пытаясь упасть, и Кейл подхватывает ее у края.       На этикетке белой блестит красная элегантная надпись: «Дар рожденного из бедра».       -Оно от Диониса,- Уриэль вынимает фрукты, раскладывая их в непонятной гротескной чаше.- Я думала тебе понравится.       Кейл улыбается, отставляя вино ближе к месту, где собирается сесть, и помогает ей разобрать остальное.       Ангел постаралась очевидно подобрать для всех что-то, что им понравится, потому что через руки его проходят кислые сладости разные, палочки поки для нее самой и... вишневые мочи?       Кому это?       Уриэль забрела на сайт магазина японской кулинарии и не смогла устоять перед чем-то милым? Он вполне может себе это представить.       -Готово.       Она кладет перед ним яблочный штрудель с выражением лица удовлетворенным, и Кейл только усмехается, качая на этот жест головой.       -Спасибо.       Он тратит пару секунд, чтобы разглядеть узоры за пластиковой упаковкой. Не выглядит как пирог, совсем не так, собранные в муке осколки разбившихся давно историй.       Кейл рад тому, что даже эта мелочь тут отличается. Это контраст.       Напоминание больное о том, что как дома здесь никогда не будет.       Дверь распахивается внезапно, не скрипя на петлях, бесшумно впуская звездные искры и первородную черноту. Она вливается расплавленной плотью, опадает прахом и исчезает, не коснувшись треснувшего на углах кафеля.       Фигура не очерченная, размывается по краям, затирая выглаженный костюм. Высокий, с широкими атлантовыми плечами, его лицо скрыто мантией из звездного метафизического полотна, перламутром переливающегося в теплом свете.       Кейл изучает, проглядывает до деталей таинственность в каждом жесте, замечая неуместное белое пальто от марки Массового Производителя. Оно поношенное и старое, но сохраняемое очевидно бережно. Это память, и она обволакивает темный костюм и прячется под балахоном.       Его присутствие опускается в комнату тяжестью времени, заставляя секунды тонуть в смоле и воске гнетущей ауры.       Созвездие?       Кейл чувствует, что перед ним дубликат Бога Смерти, и не может не скрестить на груди руки, под которыми пустота бьется, мечется по венам темная вода Заводи.       Аура Доминирования сочится из его тела почти инстинктивно, пытаясь сожрать, проглотить присутствие, раздавливающее аспект самой линии их текущего существования. Струны тянутся под ногами, и Кейл ощущает вибрацию, отторжение от стен сомкнутых среди хаоса мироздания.       Взгляд прожигает его сквозь мантию, улавливая схожесть в сущности.       Чужеродные. Чужие.       Не принадлежащие этой реальности.       И открытые губы расползаются в ухмылке, когда Кейл улыбается в ответ раззявлено и хладнокровно.       -Пронзающий Свое Сердце.       Голос утягивается в бездну, искажая глубиной и хрипотой произносимые вслух слова, но отчего-то грубый тембр кажется ему знакомым.       -Скрытный Интриган.       Они кивают друг другу, не скрепляя ладоней для рукопожатия, и крылья Уриэль перестают трепетать нервно, когда она смущенно встает между ними.       -Приятно познакомиться,- она называет модификатор и улыбается, в беспечности сохраняя свою осторожность.       Интриган переводит на нее внимание и в нем проскальзывает странное дружелюбие и сдержанное признание. Он почти мягок.       Кейл сужает глаза.       Уриэль его не знает, но он знает ее. Относится к ней так, словно действительно рад идее создать клуб чертовых фанатиков Ким Докчи.       Кейл моргает, вздрагивая невольно при вспоминании сумасшедшего, создавшего ему культ. Нет. Он не занимается тем же самым. Ему нужны только знания, связи и информация.       Эйфорическое выражение молящегося на него Клоппе Секки заставляет его поспешно сесть за стол.       Вино должно быть хорошим.       Он открывает бутылку, подставляя к бокалу стеклянное горло.       Знания, связи и информация. Скрытный Интриган здесь не только ради Уриэль и Докчи, но и ради него самого.       Искренен ли он с Архангелом Эдема или нет, но о Кейле он уже задавал ей свои вопросы, и у него тоже есть к нему несколько:       Откуда ты пришел?       -Уже веселитесь?       И чего ты хочешь?       Золото раскраивает тьму в дверях, и это глаза. Платиновые волосы скреплены в короне, высоким хвостом спадая на крепкое плечо, примешивая в металл статическую белизну.       Фигура красоты и бессмертия почти несуразна, изгибается, слегка сутулясь, прежде чем пройти внутрь.       Кейл знает это существо по легендам, и, по крайней мере, оно достаточно для него прозрачно.       -Великий Мудрец, добро пожаловать!       О, Уриэль в восторге, и Кейл не может не долить в бокал больше вина. Эта разношерстная группа уже вызывает у него головную боль, раздражение оседает усталостью на костях.       Он скучает по тишине Заводи.       Алкоголь отражает черными ямами дыры внутри зрачков.       Голоса Древних Сил скребутся, Обжора голодная бормочет, что он глупый лжец.       -Эй-эй, а это наш волонтер?       Его обхватывают за плечо, и жидкость недопитая внутри бокала опасно отклоняется в сторону, переливаясь почти через край. Кейл запрокидывает наверх голову, встречаясь с согнувшимся над ним Созвездием.       Много золота. Пустота сжимается болезненно в его груди.       Как давно он не видел Солнца?       Ни в Туманной Заводи, ни в тропах Дорог, ни в переулках Звездного Потока. Его глаза привыкли к космической темноте.       Сунь Укун яркий, свет режет болью мысли.       Он усмехается, думая, что Обжора права — лжец из него действительно превосходный, потому что к такому нельзя привыкнуть — к тому, что Солнце свое оставил. В этой дыре, среди крови, с тенью своего трупа, изуродованного собственными руками.       Подарил ему лицемерно то, что сам так ненавидел — наблюдение за тем, как остывает тело того, без кого жить не можешь.       Альберу проклянет его, наверное, сиянием лунным, блеском монет и переливом фантиков от конфет, когда он к нему все же вернется из этого форменного наказания.       Вернется.       -Я не играю в волонтеров.       Лицо Сунь Укуна искажается в выражении странном после секунд тишины, и он руку убирает осторожно с его плеча. Он неловок, почти тревожен теперь, что так беззаботно к нему прикоснулся, и дергает прядь волос нервно.       Будто это не Кейл груб вовсе, будто сам Узник Золотого Обруча посмел вмешаться во что-то хрупкое и тут же это разбил.       -Но Вы правы, господин Сунь Укун,- он протягивает руку, и Созвездие хватается за него облегченно с энергией, превышающий адреналиновый эффект от смешивания эспрессо с замороженным энергетиком.       Кейл видел однажды, как делала такой Уриэль, когда забыла про обязательства перед Эдемом и не спала неделю. Ее трясло точно так же.       И это глупое неуместное воспоминание помогает ему улыбнуться.       -Ты не такой, как я думал, Пронзающий Свое Сердце.       Чужая ладонь теплая и грубая, смех отдается в ней эхом гулкого и мощного очага, создавая контраст с тихой забытой гаванью.       Он улыбается.       Потому что у него больше нет такой роскоши.       -Зовите меня просто Кейлом.       У Кейла больше нет сердца. Он сам от него избавился отвратительно, некрасиво, грязно, оставив страдания и мучения невыносимые, ядовитую боль ужаса и отчаяние, опустошающие непонимание, отторжение и гнев на других.       На тех, кто отдал ради него все.       Темная вода Туманной Заводи льется по хлипким венам, заменив истекшую кровь.       Он с радостью сделает для них тоже, и пропасть в груди ничего для него не значит.       -Приятно иметь дело,- Сунь Укун отпускает руку.       Скрытный Интриган наблюдает со стороны, и симфония откровенного любопытства внутри сияющих глаз Великого Мудреца прерывается сдержанным интересом.       Секунда страха, появившаяся и исчезнувшая бесследно. Словно если бы он не отпустил, Кейл проглотил бы Узника целиком, утопив на песке раскрошенных звезд в мелководье его обители.       И несмотря на это, он садится спокойно напротив, рядом с местом Скрытного Интригана и спрашивает того с отстраненным весельем в гооосе по поводу «занавески» на его лице.       Это Созвездия, мудрость, перемешанная с чистой глупостью.       Кейл отпускает момент сквозь пальцы, позволяет ему уйти, сосредотачиваясь на будущем. Его небрежный вид отражается на стекле бокала, когда он лениво рассматривает сквозь опущенные ресницы новые силуэты.       -Ах, не стоит стесняться, мы ждем тебя.       Голос Уриэль нежен, и он видит как тихое существо у двери тут же загорается от смущения, словно искра в золе, на которую подул ветер.       -Это не стеснение! Не смотри свысока на Великого Черного Дракона Бездны, Архангел.       Вино проливается через край, заставляя цвести пятно кровавое на светлых бежевых брюках. Кейл следит бессмысленно за тем, как капля очерчивает путь к шву и медленно замирает.       Он прикрывает веки.       -Конечно, ты великий,- голос Уриэль немного неловок, но она выворачивается из ситуации, и он может представить, как ангел отыгрывает внезапное осознание, поднимая к небу указательный палец.- Я читала, что самые крутые герои всегда приходят последними.       Кейл слышит скептический смешок Скрытного Интригана.       Алкоголь Диониса сладок. Терпкая горечь оседает на самом корне. Холодный след от пятна прожигает кожу.       Ему следует открыть глаза и увидеть, ему следует, потому что этот мир не его.       -Верно, хорошо, что ты знаешь.       Но это падение, страх и страдание. Издевательство изощренное сверх всякой меры, и шаги звенят, приближаясь, когда Созвездие из Черного Облака перекидывается с остальными словами.       Уриэль садится от него слева во главе стола, когда тень, от который он прячется, нелепо закрыв глаза, начинает звать.       Выдирать с когтями из последнего прибежища в гулком и мрачном разуме.       -Значит, ты тот самый любитель испортить веселье?       Кейл отставляет бокал, сдергивая все сразу, как в самой затасканной метафоре про раны и клейкий пластырь, и встречается с пылающим синим индиго взглядом.       Подросток. Черные волосы, черный лак, пиджак черный, черные шорты, подтяжки, рубашка — весь черный.       Черный, что вглядывается в него с высокомерием и пренебрежением, лишь с толикой опасливости за стеной сложившегося уже мнения.       Кейл не отвечает, молча продолжая смотреть.       Было ли все это действительно наказанием? Было ли все это Адом? Был ли Бог Смерти настолько отвратителен в своем разуме, что создал для него нечто настолько несправедливое?       Или он сам создал иллюзию на грани смерти, потому что не хотел уходить?       Это не Раон.       Конечно, это не он.       Раон не встретит его вот так. Он будет рыдать. Рыдать и хвататься за его руки, проклинать мир, Бога, судьбу, вцепиться сильно лапами и когтями, что будет грехом высшим посметь отпустить его еще хоть раз.       Это не Додам.       Не хрупкий, едва научивший себя улыбаться дракон, который уже отпустил его, что приветственно выглянет из-за спины Чхве Хана и трижды проверит, что это он.       Но.       Кейл смотрит, пытаясь запомнить, высечь в голове образ без всякой Записи, чтобы никогда не думать забыть.       Кого-то еще.       Созвездие вздрагивает под изучающим взглядом, отодвигаясь в своем кресле глубже, и он наконец-то находит слова.       Он не улыбается.       -Это не весело.       -Что?       Дракон Бездны мнется, в замешательстве царапая подлокотник, напуганный чем-то, что не может понять, что голодом диким всматривается в него — как в пустое место, заполненное ничем.       Въедается контрастом приземленного в сюрреалистическую фантасмагорию Туманности Черного Облака и оставляет кислотные пятна.       -Смерть — это не весело, о, великий Дракон.       Насмешка течет из алого рта, расковыривая пространство хладом присутствия отрезвляющего до смертного дыхания талого на мягком свету тусклых ламп. Оно вырывается острыми словами, вгрызающимися болезненно в чужой череп.       -Если вам так нравится думать... сэр,- Созвездие запинается, обрывая само себя, словно жалея сразу же о проявлении своей дерзости.       Но Кейл позволяет, разворачиваясь, и Уриэль хлопает по столу ладонями, чтобы привлечь внимание. Ее искренность отражена в величии ее сочувствия, и если бы она подняла бокал с кровью Христа, то Кейл склонил бы голову из уважения.       Это фреска, святое сияние того, кого в своем упорстве можно сравнить только с демоном. Милосердие, склонившееся над вратами Тартара.       Протянувшее руку Кейлу.       -Итак,- она стоит напротив окна в космическую пустоту, и всполохи фиолетовых искр позади распахнутых крыльев освещают ее мягким сиянием,- я благодарю вас за то, что откликнулись на мое приглашение.       Ангел торжественна, к ее черному платью прикреплен белоснежный букет из мелких цветов эпигеи. Ее намерения не ставят сомнений, и для этого ей не нужен священный нимб.       Созвездия молчат, ожидая решений Уриэль, как основателя и президента их нового клуба по увлечениям.       -Наша первоочередная цель и задача — компания Ким Докчи. Мы здесь, чтобы поддерживать и наблюдать, злонамеренные действия запрещены.       Кейл слегка отклоняется вправо к Дракону Бездны, чтобы увидеть, как он недовольно кусает губы.       Любитель неприятностей, безумия, бед и катастроф.       Ему бы хотелось знать, почему.       -С этого момента драться в стенах клуба недопустимо, однако каждый имеет право выразить свое мнение и поделиться им. Приветствуется только здравая критика.       А Уриэль действительно ангел. Ее правила идентичны тому, что можно сказать разве что в терапевтической группе, и они работают, потому что ей никто не возражает.       Ограничения, но не скованность — обычная доброта во благо окружающих. От кого-то другого из Эдема это бы каждому показалось смешным и ненадежным.       -Если нет замечаний,- она выдерживает пару секунд, но никто не противится, и Архангел радостно улыбается,- тогда объявляю нашу первую встречу открытой!       Великий Мудрец выдает поддерживающие аплодисменты, и Уриэль садится, почти светясь, присоединяясь к их малой банде отбитых от общих Сценариев неудачников.       О, неудачники, поклоняющиеся воплощениям.       Можно ли молиться тем, кто лишает себя разума ради смертных? Для Кейла такие Боги предпочтительнее тех, кто лишает людей разума ради кучки жалких молитв.       Поэтому, сидя здесь, даже если все это мираж Смерти, он не сомневается в своем решении.       Вино Диониса сладкое.       Скрытный Интриган тянет голос, обращаясь к опустившейся тишине:       -И что мы делаем со следующим сценарием? Вставляем палки в колеса?       Он кидает взгляд, что не видно за мерцающим шелком, на расслабленного вновь Кейла, и в этом есть нечто нервозное и болезненное, что-то, что он не высказал ранее, чтобы сделать свои предпочтения достоянием каждого: то как он растягивает в скрытом гневе слова, изображая обращенное к нему снисхождение. Словно Кейл разбудил его от приятного сна во время прошлых Сценариев и заставил сходить с ума.       Ким Докча для кого-то — сон, подобный мечте, которую Скрытный Интриган хотел бы иметь. Ему нравится этот безумец по иному, чем Уриэль, и он сам, кажется, сумасшедший.       Очередной Клопе Секка.       Интриган принимает его, пока действия не пересекают границ — пока Кейл не ломает легенду, созданную рукой Докчи, и в этой комнате это касается всех.       Кейл смотрит на Созвездие, прячущее и лицо, и голос, и не чувствует себя взволнованным. Он знает, как на такие слова ответить — лишь удовлетворить ожидания. Ему даже не нужно лгать:       -Если это переломает врагам все кости.       Скрытный Интриган застывает на секунду, а затем ухмыляется, принимая его дружеское соглашение, но все еще не доверяя.       Здесь никто никому не доверяет.       -Как воодушевляюще, значит можешь быть жестоким, когда захочешь?       Сунь Укун наблюдает за зрелищем со стороны, понимая полноценно к чему все эти язвительные реплики и бессмысленные комментарии: чтобы показать друг другу, где проходит линия их терпения, и куда никому нельзя наступать.       Кейл улыбается, слегка склоняя голову набок.       -Конечно. Я не добрый человек.       -Это правда? Или ты просто бахвалишься?       Дракон Бездны складывает фантики от кислых конфет, наблюдает за страданиями других, пока ест.       Кейл вспоминает голос Раона, дрожащий, рассказывающий, как Венион Стен ел, когда его пытали, как ел он сам, когда пытали Вениона Стена.       Судьбы, что безобразно расчерчены на песке.       Стал бы Раон таким же, если бы спасся сам?       -Тебе я не наврежу,- Кейл находит мягкость в своей груди неуместной, потому что там нет места больше ни для чего.- Можешь перестать избегать моего взгляда, великий Дракон.       Уриэль отпускает смешок.       -Я не делал ничего подобного..!- И Созвездие действительно смотрит, смотрит и замирает, но затем икает взволнованно, встретив его глаза, и отворачивается к груде фантиков.- Мне все равно, что вы делаете! По сравнению со мной, Драконом Черного Облака, вы лишь слабое Созвездие, сэр.       Теперь смеется Сунь Укун, но Кейл только кивает. Его не беспокоит соскакивание с «ты» на «вы», когда подросток не чувствует себя в безопасности, чтобы свободно поливать его грязью.       Он сказал правду. У него нет намерений ему вредить, и это единственное, что он может дать этим бесконечным слоям самозащиты. Вся эта чушь с чунибье — не более чем маскарад, чтобы не дать мечтам и разуму рухнуть под давлением хладнокровной реальности.       Действительно ли хоть кто-то мог наслаждаться Стримами в полной мере? Какова была легенда Дракона Бездны, вознесшая его к звездам?       Кейл не знает и не думает, что когда-нибудь это поймет.       -У нашего клуба есть название?       Узник Золотого Обруча задумчиво поворачивается к Уриэль, крутя между пальцами светлую виноградину. Его длинные ногти цепляются друг за друга, когда он играет с ней как с монетой.       Ангел ставит локоть на стол и кладет на него подбородок. Она окидывает всех зелеными глазами яркими, выискивая подсказки в том, кто они есть, и почему здесь.       Безопасно. Не угрожающе и нейтрально. Очевидно для всех участников. С уважением, но без стыда.       Это должно быть так.       Принадлежность.       Уриэль щелкает свободной рукой, и в воздухе появляется надпись.       -Как насчет «Клуба Эпилога»?       Мертвая Галактика трескается искрами, осыпая холодную пыль в гнилые раны, забитые темной пустой материей.       -Я согласен,- звучит от Скрытного Интригана.       Его фигура удовлетворена каждым вздохом, бесшумная и навязчивая, проглатывающая пространство, с котором почти сливается. Бледные губы, покрытые шрамами, почему-то знакомы, и они улыбаются одобрительно.       -Звучит круто,- срывается восторженно Дракон Бездны.       Его кулаки сжаты непроизвольно, глаза синие сияют радостью от идеи ангельской, от пафоса, звучащего в краткой фразе. По-мифически, так, как понравилось бы ребенку, восхищающемуся звездами в ночном небе.       Кейл прикрывает веки.       -Неплохо,- оценивает Великий Мудрец.       Дерзкий, обращающий жалобу к Богу, и насмехающийся над Токкэби своим бессмертием, он все еще прячется за тем, что, услышав, никого не воспримут всерьез, ведь Конца не существует.       Но не для Кейла.       Уриэль поворачивается, ее глаза пронзительные всматриваются теперь в него, в то, что пульсирует под поверхностью темных вод, когда прикасаешься к ним рукой.       Круги, расходящиеся от мертвого биения сердца.       Цветы эпигеи дрожат мелко на кружевах черного платья.       Кейл пожимает плечами, взбалтывая в бокале вино. Кровавый отблеск подобен зеркалу, и в нем отражается его тень.       В Туманной Заводи не восходит Солнце, потому что Кейл его потерял.       Лампы сияют мягко, отливая золотым светом на край стола. Его голос тих:       -Пока там нет слова «Церковь».