Часть 1
8 мая 2023 г. в 10:17
Как вы, наверное, догадались, все начинается с алкоголя.
Много алкоголя.
И карточная игра в просторной комнате.
Сказать, что это были тяжелые несколько недель, было бы преуменьшением.
Напряжение внутри 141-го отряда было высоким, а настроение падало, и конечно, что некоторым нужна передышка.
Поэтому после своей маленькой, но столь необходимой победы над Грейвсом, некоторые увидели возможность и ухватились за нее.
— О, Боже, играть с этим мошенником? — Соуп сияет, когда Алехандро кладет карты на стол.
— Эй, я никогда не обманывал, хермано.
Алехандро скрещивает руки за головой и откидывается назад, посмеиваясь: — Карты никогда не врут, дружище.
Газ ругается себе под нос и бросает карты.
Руди вздыхает, проводя рукой по затылку: — О, Господи, почему я пытаюсь выиграть его?
Соуп резко встаёт со стула, чтобы выругаться.
Алехандро наблюдает за ним с ухмылкой.
— Ты жалкий неудачник, Соуп.
Соуп хмурится, падая обратно на стул.
Его карты выпадают из рук, и он тянется за бурбоном.
— Блядь! У меня все равно дерьмовая ставка.
Гоуст слегка ерзает на стуле рядом с Соупом.
— Видимо, всю удачу ты растратил, когда мы только начали играть.
Комната наполнилась смехом, а Соуп уставился на него.
Он бьет кулаком по руке лейтенанта, выдавая: — О, давай, поговори мне тут!
Алехандро берет бутылку бурбона ехидно добавляя: — Что скажешь, Гоуст? Ва-банк? Мне сдать тебя на следующий раунд?
— Считайте меня тоже, парни, — резко включаясь в игру, говорит Соуп.
Прайс качает головой.
— Мне просто весело смотреть на это дерьмо.
Воздух теплый от дыма и от смеха.
По радио тихо играет медленная мелодия, которую Руди удалось найти на каком-то испанском канале.
Лицо Соупа теплое от спиртного.
И это так странно, что он чувствует себя таким беззаботным.
— Верните мне обратно, эй, — повторяет он, наклоняясь вперед и кладя руки на стол, — Я не уйду, пока не выиграю. Кто хочет сделать ставку?
Это вызывает искренний смех в груди Алехандро, когда он перетасовывает карты.
— Ого, ты вдруг стал азартным человеком?
— Ага.
— Хорошо, — Газ поднимает руки между ними двумя, — думаю, как твой лучший друг, я по закону обязан не дать тебе сделать какую-нибудь глупость, Соуп.
Руди зевает. Это движение похоже на детское.
— Поздновато для очередной игры, не так ли?
Соуп отмахивается от него.
Он абсолютно пьяный.
Пф-ф.
Газ поднимает свой стакан с кривоватой ухмылкой: — Я говорю, мы просто напьемся и пойдем спать, что вы скажете, ребята?
— Или, — говорит Алехандро, злобная ухмылка озаряет его лицо. Он выпил меньше всего. И это, конечно, плюсом назвать нельзя, когда он достает из своей сумки пакет, с косяками внутри, — Мы могли бы…
Лицо Руди окаменело от недоверия.
— Не-а! — он потянулся, чтобы забрать у него этот пакет.
— Отъебись, — Алехандро сползает с дивана.
Прайс наблюдает за этим.
Он фыркает и смеётся, закуривая сигару: — Иисус, Мария и Иосиф..
Соуп усмехается: — Ты заебал, Варгас.
— Ой, да ладно, — пожимает плечами мужчина, изображая смирение, — у нас у всех плохой вид, — я думаю, я щедрый парень — мы заслужили угощение, а?
Газ вырывает мешок у него из рук, чтобы осмотреть травку.
— Как долго ты скрывал это от нас?
— Ага, — Руди игриво толкает друга локтем, — надо было выкурить парочку с Грейвсом, не так ли?
Прайс фыркает: — Да, я уверен, что всё прошло бы не так хорошо.
Все смеются, и Газ начинает открывать мешочек.
— Что мы думаем, друзья? Кто зажигает?
Руди находит зажигалку, и запах косяка, когда он начинает гореть, возвращает Соупа в дни его учебы в Университете.
Если подумать, это, наверное, последний раз, когда он вообще курил.
В то время он в основном делился сухими, скрученными вручную косяками со своими одногруппникам на склоне холма под серым небом.
Ему кажется забавным, что все эти годы спустя он делает то же самое.
Эта мысль немного согревает его, хотя это может быть просто ликер, все еще остающийся в его животе.
И растекающийся вместе с его принципами.
В этом свете, когда Алехандро и Руди делят один косяк, а Газ закуривает другой, все они выглядят на несколько лет моложе.
Целиком, буквально.
Есть что-то ностальгическое в этой сцене, в комнате, затянутой дымом, и все еще играющей музыке.
Если Соуп остановится и подумает об этом достаточно долго, он может расстроиться, поэтому он тут же останавливает этот поток мыслей.
Он ловким движением хватает косяк Газа.
— Ладно, жадный ублюдок, не кури всё, нужно делиться.
Соуп берет косяк между большим и указательным пальцами, его старые университетские инстинкты срабатывают.
Он подносит рот к концу и вдыхает.
Он чувствует покалывание в горле и сразу понимает, что это чертовски хорошая травка.
Выдохнув остатки дыма, Соуп чувствует, как уголки рта растягиваются в улыбке.
— Что скажите, лейтенант?
Он поворачивается к Гоусту, с удивлением обнаружив, что тот уже наблюдает за ним.
Балаклава все еще натянута на его нос с тех пор, как он в последний раз пил, и у Соупа возникает внезапное желание наклониться поближе и поместить косяк между его губами.
Его глаза задерживаются на открытом рту Гоуста только один раз, прежде чем он приходит в себя и снова встречает этот пронзительный взгляд.
Соуп неловко улыбается.
Если Гоуст замечает его, его взгляд не выдает этого.
— Думаю, сегодня вечером я возьму бурбон, Джонни.
Соуп сопротивляется желанию надуться.
Он с нетерпением ждал возможности поделиться с ним косяком — в этом есть что-то интимное, не так ли? О черт, он думает как школьник.
Так что он просто откинулся на спинку стула, закинул ногу на стол, раздвинул ноги и оглядел Гоуста сверху вниз.
Да. Хороший мальчик.
Он делает еще одну затяжку, надеясь показаться небрежным и сексуальным, но у него перехватывает горло, и он начинает кашлять.
Если раньше его лицо не было красным, то теперь оно точно такое.
Кашель сотрясает его тело, когда он задыхается от дыма и воздуха.
Газ весь смеется над ним, но пару раз от души хлопает Соупа по спине, чтобы помочь.
Соуп прячет лицо в сгибе локтя.
На самом деле, он слишком смущенный, чтобы даже посмотреть в сторону Гоуста.
Он казался... Слишком нормальным.
Соуп готов поспорить, что Гоуст даже глоток алкоголя не сделал.
Господи, серьёзно?
Алехандро делает легкую затяжку из своего косяка.
— Тебе хорошо, Соуп?
Соуп, по общему признанию, не в порядке, все еще изо всех сил пытается отдышаться.
У него на самом деле невыносимое головокружение — но он все равно делает храброе лицо. Только потому что ему кажется, что Гоуст смотрит на него.
Он машет рукой в сторону Алехандро, мол, какой же ты придурок.
Они продолжают курить, пить и болтать, и с каждой секундой Соуп становится все более и более расслабленным.
Он не курил со времен университета и вскоре понимает, как сильно по этому скучал.
Он глубоко опустился в кресло, на его лице застыла дурацкая ухмылка.
Всё его тело кажется спокойным, гудящая статика, а живот все еще теплый от выпивки.
Боже, он любит ощущать это. Почему он вообще остановился в выпивке?
Оглядываясь вокруг, кажется, что остальные в той же лодке.
Алехандро откинулся на спину к Руди, одной рукой обняв его за плечи, а другой активно жестикулируя в воздухе.
Он рассказывает какую-то историю, и Соуп клянется, что он ещё не дошел до сути.
Газ откидывается назад, делает еще одну затяжку из косяка, затем выпускает кольца дыма в воздух и наблюдает, как они исчезают затуманенными красными глазами.
На него внезапно накатывает волна головокружительного счастья, и хихиканье вырывается из его груди прежде, чем он успевает его остановить.
Он больше чувствует, чем видит, как Гоуст поворачивается, чтобы посмотреть на него.
Соуп закрывает рот рукой, пытаясь подавить смешок, но у него не получается.
— Что-нибудь смешное, МакТавиш? — спрашивает Прайс с явным весельем в голосе.
Соуп просто вскидывает руки вверх и снова смеется.
Он чувствует себя парящим и теплым, совершенно удобным и непринужденным.
— Я абсолютно пьяный.
Газ фыркает и хлопает его по плечу.
Каждый из его нервов натянут, но он ничего не ощущает.
Он обхватывает рукой плечо Газа и прижимает его к себе.
Они вдвоем заливаются смехом, и это кажется таким естественным и легким, что Соуп забывает, что они не росли вместе.
Он чувствует, что они действительно могут быть его братьями, и это всегда застает его врасплох, когда он вспоминает, что это не так.
Но крайней мере, не по крови.
Вырвав косяк из рук Газа, Соуп принимает еще один удар.
Выдохнув, он начинает говорить.
— Знаете что? Я собираюсь признаться вам.
Гоуст поднимает одну бровь, когда в его глазах загорается новая эмоция.
Соуп же может сказать что угодно.
И эта мысль непривычная.
Он неестественно наклоняется вперед.
— Соуп?
— Скажи это! — Газ говорит ему в ухо.
Соуп наблюдает за их протестами, пока они не замолкают.
— Я скажу это. Я люблю вас всех, вы, ребята, мне как семья.
Прайс только качает головой.
Газ делает преувеличенное «Да-а-аа» и обнимает его так близко, что Соуп чуть не падает со стула.
— О, Соуп, — смеется Алехандро и наклоняется над Газом, чтобы хлопнуть Соупа по колену.
Руди, по крайней мере, кажется, воспринимает его всерьез. Он смотрит на Соупа с мягкой, нежной улыбкой.
— Это было очень мило, Соуп.
— Я серьезно! — Соуп кивает, — Не знаю, почему я не говорю это каждый день, но я люблю вас, ребята. Каждого из вас.
— Да, мы это знаем. Мы тебя услышали.
Прайс говорит так смущённо, прикрывая половину своего лица рукой.
— И включая вас, лейтенант.
Он мягко пинает Гоуста по голени. Гоуст просто смотрит на него, ничего не говоря.
Соуп подмигивает ему, улыбаясь.
— Особенно вас, лейтенант.
Газ делает вид, что занят тем, что отбирает у Соупа остатки косяка.
— Ладно, я думаю, тебе этого достаточно.
Соуп усмехается, пока не начинает смеяться, и он явно упускает из виду румянец, покрывающий шею Гоуста, и то, как он нервно ерзает на своем месте, не встречаясь ни с кем взглядом.
Они наливают больше напитков.
После этого время проходит как в тумане.
Соуп думает, что большую часть времени он проводит в блаженном, хихикающем трансе, молча сидя на своем месте и слушая, как говорят все остальные.
Они пытаются начать еще одну игру в карты, но Соуп и Газ не могут относиться к этому достаточно серьезно; они продолжают украдкой поглядывать на руки друг друга, даже когда Алехандро кричит им, чтобы они бросили это и играли правильно.
Гоуст и Прайс сидят в стороне, потягивая напитки и радостно наблюдая за разворачивающимся хаосом.
Соуп роняет карты на стол и резко встает, отодвигая стул.
— Блять, Соуп, сядь и играй в эту гребанную игру!
Алехандро рычит, а Руди лишь смеется над его растущим раздражением.
Соуп оглядывается, забывая, что он собирался делать.
Гоуст молча наблюдает за ним, выглядя готовым вмешаться, если он решит сделать что-нибудь глупое.
Но Соуп просто опускается на землю и ложится на спину.
Прохладный пол приятно ощущается на его теплой коже, и Соуп стонет. Он не упускает из виду, как Соуп напрягается при этом звуке.
— Что ты делаешь, Соуп?
— Эй, ребята, лягте со мной на землю.
Газ и Прайс снова начинают смеяться. Руди прячет смех за карточными руками, хотя игра никак не может продолжаться.
— Я серьезно, — Соуп разводит руками, — Лягте!
— Я иду, — говорит Газ, оставляя карты на столе и падая на пол. Алехандро ругает их двоих по-испански.
— Поднимитесь с пола, ведёте себя как дети, — Гоуст шипит им, но в его голосе нет никакой угрозы.
У него такое недоверчивое выражение в глазах, и по тому, как они сморщились в уголках, Соуп может сказать, что Гоуст улыбается.
— Эй, — Газ хмыкает оттуда, где он лежит рядом с Соупом, — Быстро все легли на пол вместе с нами.
Соуп делает неопределенное движение рукой лейтенанту.
— Ложись на пол.
Гоусту действительно приходится сдерживать смех.
Он не выпил даже глотка алкоголя.
— Я не буду этого делать.
Газ резко вытягивает руки перед собой, начиная говорить из пустого места.
— Знаешь что мне могло бы пригодиться прямо сейчас?
Газ держит руки перед лицом тоже, как будто пытается дотянуться до чего-то далекого.
— Бургера
— Господи!
Соуп протягивает к нему руку, намереваясь схватить его за воротник рубашки, но в итоге просто бьет своего друга по лицу.
Внезапно он проголодался больше, чем когда-либо в своей жизни.
— Это так глупо.
Руди стонет, падая обратно на диван и закрывая лицо одной рукой.
— Ага, не упоминай сейчас о еде.
Газ продолжает говорить.
— Жирный бургер средней прожарки. Много чипсов и холодного пива на гарнире…
Прайс усмехается.
— Ты вдруг стал американцем?
— Мне нужен хороший пастуший пирог, вот.
— Черт возьми, — машет рукой Алехандро, — а я в настроении отведать тако с барбекю.
Руди издает звук согласия.
— Медленно приготовленный, с соком лайма и перцем чили гуахильо...
Руди останавливает его, прикасаясь к плечу: — Как те, что были у нас в Мехико?
Алехандро стонет: — Да-а.
Рядом с Соупом Газ внезапно садится.
— Парни, черт возьми, кухни еще открыты?
На этом Прайс останавливает его:
— Нет, никому из вас не позволено находиться на кухне под кайфом.
— Мысль о кухне — довольно забавная мысль, — произносит Соуп, — Мы похожи на этих крошечных гоблинов. Пушистые и с большими ушами.
Все посмотрели на Соупа.
— О чем ты? — спрашивает Газ.
Соуп машет рукой, пытаясь сформулировать свои мысли.
— Знаешь, гоблины из этого фильма. Их нельзя кормить после полуночи.
Наступает пауза, когда никто ничего не говорит.
— Гремлины? — наконец говорит Гоуст, — Как в том американском фильме восьмидесятых?
— Да-а!
Соуп смеётся, вскидывая руки, а остальные начинают смеяться.
— Мы гремлины! Вы не можете кормить нас после полуночи!
У Газа настоящие слезы на глазах, плечи трясутся, когда он смеется: — Ты сказал, гоблины…
— А, ты знал, что я имел в вилу.
— Я думал, у тебя начались галлюцинации, — фыркает Алехандро.
Соуп снова начинает хихикать.
— К черту всех. Меня понимает только Гоуст.
Он протягивает руку и ласково стучит кулаком по колену лейтенанта.
— Хорошо, ребята.
Прайс встаёт с зевком.
— Вечеринка окончена. Я думаю, нам пора ложиться спать.
Соуп жалобно стонет, когда Газ начинает вставать. Он никогда не хочет двигаться с этого места.
— МакТавиш, встань с пола.
— Канны, — Он говорит как ни в чем не бывало, обращаясь к Газу, — Не могу пошевелить ногами. Помоги мне подняться.
Газ берет его за руки и слабо дергает, едва успевая оторвать плечи Соупа от пола.
Должно быть, он дурачится, потому что слишком много раз надрал Соупу задницу в спарринге, чтобы не поднять его.
— Эй! Заставьте Гоуста сделать это! — говорит Газ, снова начиная смеяться.
Он взрывается хриплым смехом, а затем Соуп тоже смеется, и у них исчезает шанс вернуться в свои комнаты.
Прайс хмыкает, а уголки его губ расходятся:
— Черт возьми, мы больше никогда не дадим вам больше двух косяков.
Гоуст протягивает к нему руку: — Давай, Джонни, вставай.
А у Соупа, который действительно живет для того, чтобы прикоснуться к Гоусту, есть импульсивная идея.
Он берет Гоуста за руку и позволяет поднять себя наполовину. Как только он оказывается достаточно близко, его рука устремляется к шее Гоуста, цепляясь за край маски-черепа.
И через секунду Гоуст цепляется ногой за икру Соупа и сбивает его обратно на пол. Упав на колени, он прижимает запястья Соупа к полу над своей головой и удерживает его твердой рукой на груди.
Внезапно он оказывается намного ближе, чем был раньше, и Соуп зажат под ним, и все это идет прямо в пах Соупа.
Его кроличье сердцебиение заставляет его чувствовать себя маленьким животным, пойманный под весом Гоуста. теплая широкая ладонь удерживала его.
Он даже не знал, что ему нравится такие вещи.
— Ты на тонком льду, Джонни.
Гоуст рычит, в его глазах светится веселье, а голос восхитительно низкий.
Соуп хочет сказать миллион разных вещей.
Если бы он был трезв, это, вероятно, было бы чем-то остроумным и кокетливым, но из-за его затуманенного дурью суждения он не настолько умен.
У него есть мысль сказать Гоусту, чтобы он взял его прямо на полу.
Прямо сейчас.
У него в голове прокручивается почти десятки различных сценариев.
Поэтому на судорожном выдохе, который звучит опасно близко к стону, он заканчивает тем, что говорит:
— Вы чертовски сексуальны, лейтенант.
Блять.
Комната взрывается смехом, в то же время глаза Гоуста расширяются, а его брови взлетают вверх.
Алехандро свистит, и этот звук выводит Соупа из себя.
Он ухмыляется, как дурак, и чувствует, как начинает краснеть у него на шее.
Гоуст отпускает его через секунду и снова садится на одно колено, недоверчиво осматривая его с ног до головы.
Соуп, все еще небрежный из-за травки и в благоговении перед тем, что он только что сказал, начинает смеяться.
Может быть, он слишком сильно ударился головой и теперь официально потерял ее.
— Я серьезно, — смеется он, садясь и поворачиваясь к ребятам.
Алехандро и Руди умирают на диване, а Газ упал обратно в кресло, обхватив голову руками, от столь сильного смеха.
Прайс просто стоит и качает головой, но его ухмылка и трясущиеся плечи выдают его.
— Ты видел, как он прижал меня к земле?
Соуп снова смеется, проводя руками по лицу.
Он пытается начать говорить, но его слова звучат смущенно даже для его собственных ушей.
— да, мне стыдно, Гоуст.
Гоуст щурится на него.
Прайс скрывает смех за кашлем, и это выглядит слишком неестественно.
— Хорошо, кто-нибудь отведет МакТавиша в его комнату, прежде чем он скажет что-то еще, о чем позже пожалеет?
Газ помогает ему снова встать — на этот раз Соуп действительно прилагает усилия — и он потягивается, зевая, желая уйти от того, что только что было.
— Когда я говорил что-то, о чем сожалел?
Руди стаскивает все еще смеющегося Алехандро с дивана и обнимает его за талию.
— У нас нет времени на этот список.
Соуп кладет руку на плечо Газа и сопротивляется желанию снова его обнять.
— Кто знал, что ты будешь таким придурком, когда ты накуренный?
— Умно, придурок, — говорит Соуп, но снова хихикает, — Я просто честный
В конце концов, как и в большинстве ситуаций, это просто Гоуст и Соуп.
Прайс отдал Гоусту приказ сопроводить Газа и Соупа обратно в их комнаты. Это было после того, как Руди и Алехандро вместе побрели по коридору, практически прижавшись друг к другу, хотя комната Алехандро находилась в противоположном направлении.
Соуп указал на это, и они с Газом шутили об этом, пока Гоуст не пригрозил им замолчать.
И теперь это был просто Соуп, головокружительно покачивающийся в сторону своей комнаты, а Гоуст следовал за ним в нескольких шагах, осторожно наблюдая за ним.
Подойдя к своей комнате, он достает ключ из кармана.
Гоуст ничего не сказал ему с момента инцидента в общей комнате, и, возможно, это просто травка делает его параноиком, но Соуп начинает нервничать.
Теперь он вспоминает, какое влияние на него оказала травка в колледже — он терял разговорный фильтр, говорил и делал что-то импульсивно, только чтобы протрезветь с более чем несколькими сожалениями.
Он понимает, что несколько секунд возился с ключом, и украдкой бросает взгляд в сторону Гоуста.
Лейтенант бросает на него хороший взгляд сбоку, прежде чем Соупу удается, наконец, отпереть и толкнуть дверь.
— Наконец-то, черт возьми, — ворчит Гоуст, — я думал, что мне придется выбить чертову дверь.
Соуп прислоняется спиной к дверному проему, засовывая руки в карманы.
Какое-то время они просто смотрят друг на друга.
Соуп любит смотреть на него.
Соупу нравится.
Соуп хочет.
Гоуст ловит взгляд.
Что-то меняется в его лице.
— Выкладывай.
— Прости, — Соуп произносит тихо и медленно. Гоуст вопросительно смотрит на него и тогда Соуп продолжает: — Я не должен был говорить это там, при всех, это было…
— Что ты имеешь ввиду?
Что?
Гоуст повторяется.
— Что ты имеешь ввиду, Джонни? Что ты сказал?
Соуп чувствует, что краснеет. Он трёт рукой затылок.
Он думает солгать, говоря, что это была просто дружеская шутка, но какая-то часть его хочет быть честной.
Он хочет, чтобы Гоуст точно знал, что он с ним делает.
— Я.. — Соуп пожимает плечами, встречаясь взглядом с Гоустом всего лишь секунду. — Я не пытался пошутить. Не хотел доставить вам неудобства, лейтенант.
Гоуст фыркает под маской, и это звучит близко к смеху.
— Никогда не говорил, что мне неудобно.
— Никогда? — Соуп смеется с облегчением.
— На самом деле мне стало довольно жарко под воротником.
Весь воздух выходит из тела Соупа за один выдох.
Он правильно расслышал?
Может, он просто недопонял Саймона?
Он просто смотрит на Гоуста с отвисшей от шока челюстью.
В глазах Гоуста есть что-то дразнящее, и тогда Соупу приходит в голову, что этот человек точно знает, что делает.
И это почему-то самое привлекательное в нем.
— У меня есть виски, — Говорит Соуп, который буквально флиртует с ним. Гоуст наклоняет голову, как любопытная собака. Он продолжает: — В моей комнате. Если хочешь выпить.
Это может быть освещение или наркотики, но он клянется, что видит, как темнеют глаза Гоуста.
Его взгляд на мгновение скользит по коридору.
— Уже поздно, Джонни.
Он оттолкнулся от стены, чтобы прильнуть к Гоусту.
Чтобы почувствовать, как тот напрягается.
Гоусту комфортно.
Соуп не хочет смотреть ему в глаза, вместо этого играет с одной из завязок на своей толстовке, скручивая ее между пальцами.
Он слышит медленное, ровное дыхание Саймона даже сквозь балаклаву.
Соупу приходит в голову, что он хочет услышать, как участилось его дыхание, хочет услышать, как он тяжело дышит.
Он смотрит снизу-вверх на своего начальника.
Как провинившийся ребенок.
Чтобы заставить его сделать то, что он хочет.
Они так близко, что Соуп мог сосчитать каждую тонкую светлую ресничку.
Он видит рваный шрам на одной из его бровей, серебристый, и он отражает свет.
И он может видеть расширенные зрачки Саймона, впивающиеся в него, ничего, кроме кофейного кольца коричневого цвета, окружающего их.
И Соуп так же смотрит на него, умоляя его про себя.
«Хочу тебя, пожалуйста, хоти меня».
Он ухмыляется.
И Гоуст слегка наклоняется вперед, как будто он не совсем осознает это.
Соуп чувствует, как его грудь прижимается к его груди, и от этого у него чуть не кружится голова.
Он хочет, чтобы этот человек делал с ним ужасные вещи.
— Что мне с тобой делать?
Вероятно, это должно звучать более раздраженно, но голос Гоуста выражает только нежность.
Такой нормальный.
Да, конечно.
Соуп о чем-то думал, и он покраснел, и почти уверен, что Гоуст сейчас полностью с ним флиртует.
— Ты мог бы поцеловать меня.
Гоуст дает ему один быстрый толчок в комнату за это.
Он хватает дверь одной рукой и плотно закрывает ее за ними.
Похоже, ему требуется большая сдержанность, чтобы не хлопнуть ею.
Соуп в несколько быстрых шагов сокращает расстояние между ними, берет лицо Саймона в свои руки и целует его поверх балаклавы.
И это странно — ткань груба против его щетины, и он не знает, правильно ли приземлился поцелуй, но внезапно Саймон стонет в него, и Соуп решает, что это самая горячая вещь, которую он когда-либо делал.
Его пальцы царапают шею Гоуста, проталкиваясь под маской.
— Сними это, — выдыхает он, прижавшись к челюсти открытым ртом.
Саймон отстраняется ровно настолько, чтобы натянуть маску до самого носа, а затем снова возвращается на Соупа с энергией бешеного животного, и они, наконец, целуются.
Гоуст держит его за талию, его большие пальцы прижимают синяки к бедренным костям, а руки Соупа обнимают его за плечи, сжав кулаки в ткани его толстовки.
Поцелуй влажный и жаркий, губы согнуты вместе, как будто они пытаются поглотить друг друга.
Силой поцелуя Саймон заставил его отклониться назад, и Соуп выгибается в нем, более чем желая приспособиться к разнице в росте.
Он не осознает, что Гоуст двигает его, пока его спина не упирается в стену, и он не прижимает к ней Соупа, а затем все, что он может видеть и чувствовать, это более крупный мужчина, и Соуп, черт возьми, может расплавиться вместе с ним.
— Твою мать.
Соуп рычит в очередной поцелуй, вздрагивая, когда Гоуст повторяет звук.
Гоуст проводит языком по нижней губе, и бедра Соупа упираются в стену.
От этого ощущения, отчаянно желая задеть что-нибудь.
Когда их пахи соприкасаются, это похоже на удар током даже сквозь слои одежды.
Они задыхаются друг другу в рты, и Гоуст упирается одной рукой в стену рядом с головой Соупа.
Это звучит как угроза, когда он говорит: — Ты хоть представляешь, что ты делаешь, Джонни?
Я всё ещё абсолютно пьяный.
Конечно нет.
Соупу нужно услышать, как Саймон снова так произносит его имя.
И снова и снова.
Распутывая руки, он наклоняется и хватает его за задницу.
Он наблюдает, как Саймон подпрыгивает от прикосновения, прежде чем снова свести их бедра вместе.
И по сдавленному стону, вырвавшемуся из уст Саймона, он знает, что этот человек такой же твердый, как камень, как и Соуп.
— Я заставляю вас краснеть, лейтенант?
Воздух между ними кажется горячим.
Гоуст поднимает другую руку, чтобы взять Соупа за горло.
Его глаза чертовски темны, когда он смотрит на Соупа, упиваясь его выражением лица, краснея и тяжело дыша.
Ему всегда нравилось смотреть на лейтенанта.
— Заставляешь меня не только краснеть, сержант.
Соуп смеется, затаив дыхание.
— Да. Я чувствую это, сэр.
Гоуст ухмыляется: — Чувствуешь?
И Соупу требуется секунда, чтобы догнать его, потому что эта ухмылка застала его врасплох — одно дело знать, что Гоуст улыбается по его глазам, и совсем другое — видеть эту улыбку вблизи и лично, все белые зубы и влажные губы.
А затем Гоуст снова прижимается к нему, медленно, преднамеренно и надавливая, и рот Соупа открывается в стоне.
Гоуст заставляет его замолчать поцелуем, проглатывая этот звук.
Соупу нравится молчать.
Соуп чувствует, как его сердце бьется в его члене, и тогда он понимает, что не продержится и секунды, если это продолжится в том же духе.
Он уже пульсирует от желания.
Он — одна большая пульсация.
Плотно.
Удушающе.
Он не может сказать, из-за травки ли это.
Или просто из-за Гоуста и его больших рук, вздымающейся груди и грубой щетины, когда они целуются.
— Саймон, — выдыхает Соуп, удивляясь тому, как это имя срывается с его языка.
Гоуст на самом деле рычит, — Боже, да, — одна из его рук перемещается к затылку Соупа, его пальцы сжимаются в хвосте его ирокеза. — Назови мое имя просто так.
Просто.
Так.
Блять. Это не должно звучать т а к
Соуп прихорашивается под вниманием.
Он склоняет голову набок, и Гоуст клюет на приманку, оставляя поцелуи с горла до ключицы.
Единственная мысль, проносящаяся в голове Соупа, это то, как сильно ему сейчас нужен Гоуст без одежды.
Какого черта они все еще полностью одеты?
Он обнимает Гоуста за талию и засовывает руки под толстовку.
Он чертит руками мускулистую плоскость своей спины, представляя, каково было бы разметить эту плоть ногтями.
Ему приходит в голову мысль.
Будет ли Гоуст носить маску даже в постели?
Соуп точно может это представить: Призрак голый, скульптурный, как мраморная статуя, с балаклавой в виде черепа.
Смех застревает в горле.
Он пытается укусить его в ответ, но...
Он хихикает.
Гоуст улыбается теплой коже его шеи.
— Что-нибудь смешное?
Соуп только качает головой, все еще ухмыляясь.
Его руки взбираются выше по спине Гоуста, поднимая вместе с ним его толстовку.
И Гоуст смещается назад, оставляя между ними небольшое пространство.
Его рука покидает бедро Соупа, и он хватает его за запястье.
— Соуп, держись.
— Сними это! — Соуп дергает толстовку, все еще хихикая.
— Подожди, мы не можем…
— Что?
Соуп говорит со смехом, не в силах представить, что сегодня ночью не переспит с этим мужчиной.
«Отвык головой думать».
Гоуст делает полный шаг назад, отбрасывая блуждающие руки.
— Ты все еще под кайфом.
Соуп понимает, что он говорит серьезно, понимает, что имеет в виду Гоуст.
Он проглатывает смех и пытается выпрямиться.
— Нет, я не..
Гоуст вздыхает, снова натягивая балаклаву.
— Ты делил с Газом целый косяк и выпивал.
— Лишь малость!
Соуп гонится за ним и обхватывает руками его талию.
— Я уже почти не под кайфом! Что ты думаешь, я не знаю.
Гоуст рассматривает его с ног до головы, бросает на него взгляд, говорит, что правда?
— Господи, да ладно, Саймон!
Соуп понижает голос до шепота, позволяя рукам скользнуть по груди Гоуста к его широким плечам.
— Я буду трезв к тому времени, когда ты разденешься.
Он кладет руку на подбородок Соупа, касаясь его на удивление нежно.
Взгляд Гоуста задерживается на его губах, прежде чем их взгляды снова встречаются.
В них есть нежность, когда он смотрит на Гоуста и это отражается в его голосе.
— Ты не пойдешь сегодня в постель, дорогой.
От ласкательного имени у Соупа подкашиваются коленки, поэтому он даже не замечает «сегодня», намека на другое время, на будущее.
— Что, так и будешь бить меня, роняя на пол?
— Я думаю, ты пережил и более серьезные травмы.
Соуп фыркает. Вряд ли, — думает он. Он качается вперед на подушечках стоп, так что они соприкасаются.
— Не заставляй меня умолять об этом, пожалуйста.
Он позволяет словам устояться достаточно долго, чтобы глаза Гоуста потемнели.
Соуп медленно скользит руками вниз по телу, останавливаясь на бедрах.
Затем, безмолвно, Соуп падает на колени.
— Соуп. Встань.
За требованием стоит отчаяние, что-то затаившее дыхание, что делает его обычный командный тон лишенным какой-либо реальной угрозы.
Соуп просто наклоняется вперед, ровно настолько, чтобы Гоуст мог отступить, если бы захотел.
Он рад видеть, что Гоуст все еще тверд, его выпуклость напрягается в штанах.
При виде этого у Соупа текут слюнки.
Когда он говорит, его дыхание обдувает промежность мужчины.
— Ты не хочешь?
Одна рука неуверенно опускается к ирокезу Соупа.
— Не сейчас. Не тогда, когда ты в таком состоянии.
Его губы царапают ткань.
— Не беспокойтесь о том, чтобы воспользоваться мной, сэр.
— Джонни.
Соуп позволяет глазам закрыться.
— Я хотел тебя с момента нашей встречи, Саймон.
Сильные теплые руки хватают его за плечи, он открывает глаза и видит, что Гоуст поднимает его на ноги.
Он держит Соупа на расстоянии вытянутой руки и сердито смотрит на него.
— Я знаю, Соуп.
Его мозгу требуется секунда, чтобы сообразить, вся кровь прилила к члену.
— Подожди, что ты имеешь в виду?
Гоуст только смеется в нос, начиная тянуть Соупа к кровати.
— Я давно знаю. Просто ждал, когда ты соберешься как следует и что-нибудь с этим сделаешь.
Если это тактика, чтобы отвлечь его, она работает.
Гоуст может усадить его на кровать, в то время как Соуп занят тем, что сосредотачивается на своих словах.
Соуп просто смотрит на него, ошеломленный.
Легко сбить с самой сути.
Он тянется, чтобы коснуться одной из рук на своем плече, все еще боясь, что Гоуст уйдет:
— Газ что-то тебе сказал? Как ты...
— Ты слишком много болтаешь, — фыркает Гоуст, — тебя не так уж трудно читать, Джонни.
После паузы он снова касается подбородка Соупа, проводя большим пальцем по его нижней губе.
— По крайней мере, не для меня.
Соуп судорожно выдыхает, закрывая глаза и пытаясь сосредоточиться на том, что происходит.
Он бы никогда не курил, если бы знал, что это произойдет сегодня вечером.
Он остался бы хладнокровным трезвым и был бы счастлив, если бы красивая, мужественная любовь всей его жизни отругала его.
— Но... ты так ничего и не сказал, Саймон?
Гоуст опускает руку и пожимает широкими плечами.
— Никогда не любил романтику и все такое.
Когда Соуп хмурится, он прочищает горло, переминается с ноги на ногу:
— Я не знал, что сказать. Все время думал, что я просто слишком воображаю.
Соуп позволяет себе застенчивую ухмылку и снова тянется к руке Гоуста.
Он берет его в свои, проводя большим пальцем по костяшкам пальцев Саймона.
Под толстовкой он может видеть начало тату на рукаве.
Соуп жаждет увидеть его во всей полноте, осыпать поцелуями всю полосу черных чернил и бледной кожи.
Он поднимает глаза и замечает, что Гоуст смотрит на их переплетенные руки.
Он встречается с ним взглядом, когда чувствует, что Соуп смотрит на него.
— Потому что… я тебе тоже нравлюсь?
Глаза Гоуста смягчаются, и он издает веселый звук.
— Ты думаешь, я позволяю кому угодно делать половину того, что делаешь ты?
Соуп закатывает глаза.
— Знаешь, ты мог бы просто сказать нравлюсь или нет.
Гоуст обхватывает лицо рукой, и Соуп по глазам может сказать, что под маской он улыбается.
Он сам не может сдержать улыбку, которая появляется на его лице, когда Призрак так смотрит на него.
— Да, Джонни. Я очень забочусь о тебе.
Соуп смеется, облегчение наполняет его тело.
Повернув голову в сторону, он целует раскрытую ладонь Саймона, затем еще и еще.
— Останься на ночь, Саймон.
Гоуст начинает отдергивать руку.
Соуп хватает его.
— Я не буду ничего делать. Просто останься, пока я не засну.
Он делает паузу, переводя взгляд с их рук на лицо Соупа, словно обдумывая предложение.
Соуп передает свой голос низким и знойным.
— Мне снова встать на колени?
— Нет.
Паника в голосе Гоуста вызывает смех у Соупа.
— А теперь кончай болтать и ложись в постель.
Следующие несколько минут Соуп старательно выполняет эти приказы.
Он подходит к другой стороне маленькой военной кровати, чтобы освободить место для Саймона, и начинает снимать с него обувь.
Гоуст делает то же самое, прежде чем молча пройти через комнату, чтобы выключить лампу.
Под покровом темноты Соуп встает и тянется к пряжке ремня.
Саймон в другом конце комнаты мгновенно напрягается.
— Что ты делаешь?
— Умно, буду спать джинсах, Гоуст.
Соуп не обращает внимания на взгляд Гоуста и вместо этого стягивает штаны до щиколоток.
Он знает, что Гост смотрит - он уже хорошо знаком с ощущением взглядов других на нем.
Он заползает под одеяло, прежде чем посмотреть на Гоуста, все еще парящего у изножья кровати.
Соуп призывно похлопывает по матрасу. Гоуст закатывает глаза в ответ, но охотно подходит.
Когда он садится поверх одеяла, Соуп смотрит на него.
— Знаешь, ты можешь залезть под одеяло.
Гоуст скрещивает руки и откидывается на подушку.
— Я останусь только до тех пор, пока ты не заснешь, так что продолжай.
Соуп игнорирует удар, вместо этого решив прижаться к Гоусту и обнять его за талию. Он смотрит на него и кивает на балаклаву.
— Знаешь, ты можешь снять это. Если бы так было удобнее.
Он чувствует вибрацию ответного гула и улыбки Гоуста.
Сон уже начинает тянуть его, теперь, когда он под одеялом и согрет теплом тела Саймона.
Гоуст выпрямляет одну руку и нежно гладит лицо Соупа, закрывая его веки, его прикосновение легкое, как перышко. Он кладет руку на спину Соупа, теплую успокаивающую тяжесть.
— А теперь иди спать, Джонни.
И Соуп следует его приказу.