Красный от злобы

Золотой луч солнца медленно скользит по ковру, проникая в комнату. Просыпаясь, она слышит музыку. Каждый день она разная, но почему-то никогда не надоедает. Сегодня играет спокойная, плавная, но скрипку слышно очень хорошо. Но что-то не так. Музыка идёт не так хорошо, как вчера или на прошлой неделе. Несмотря ни на что утро проходит прекрасно, даже слишком. Обычный завтрак. Обычные действия. Но как только Уиллоу касается кисти и подносит её к холсту, музыка становится тише. Её это тревожит. Всё идёт не так, как нужно, такое чувство, будто происходит что-то странное. Эта странность произойдёт в лесу. Почему-то кажется именно так, потому что в птичьем дереве почти не происходят странности. Она откладывает кисть, смотрит вдаль на деревья. Безобидное, красивое место. Что страшного может произойти — она и понятия не имеет, но музыка художника становится уже на полтона тише. Это пугает ещё сильнее. Теперь она уже точно решает отойти от графика и вместо работы отправиться в лес. Уиллоу неуверенно спускается по ступенькам вниз, те жутко и протяжно скрипят, напоминая об опасности, которая может подстерегать со всех сторон. Но художница не слушает их голоса. Уиллоу упёртая, и если решилась, значит, дойдёт до конца. Она идёт. Медленно, но стремительно идёт по траве. Перед входом в непроходимые заросли музыка становится ещё тише, что делает темп Уиллоу быстрее, а шаги шире. Птица отодвигает ветку, обросшую пышными, яркими цветами и листьями. Ничего. Художница проходит дальше, следуя исключительно за своей интуицией. Аккуратно переступает через корни и растения. Она думает, что ей некуда спешить. Мелодия, которая становится с каждой минутой всё тише, заставляет её идти быстрее. Уиллоу переходит на обычный шаг. Её подгоняет тревога и страх тишины. Страх больше не слышать этой прекрасной музыки, сопровождавшей её весь этот месяц. Весь этот месяц она была счастливой, весь этот месяц она могла наслаждаться звуками музыкальных инструментов, звуками, которые напоминали ей о том самом человеке, ради которого она пробирается вглубь леса. Мелодия становится тише, Уиллоу идёт быстрее. С непривычки спотыкается, теряет скорость. Музыка, теряющая громкость, страх и тревога настойчиво подгоняют её, художница переходит на лёгкий бег, старается перепрыгивать корни и даже мелких животных. Музыка почти что исчезает, Уиллоу почти не слышит её и начинает бежать настолько быстро, насколько может. Она чуть ли не летит сквозь кусты и заросли, перелетает через полянки и гигантских улиток. Художница устаёт, дыхание становится рваным и тяжёлым, но это почти не останавливает её. Она близко. Она достигнет. Она узнает, что может помешать её счастью. С ужасом Уиллоу осознаёт, что бежит по уже ненастоящему лесу. Она передвигается по каменным травинкам, вокруг неё застыли каменные деревья, бесцветные цветы, неподвижные животные. Серая кора деревьев, твердые цветы. Она не чувствует чарующего благоухания, не слышит чудесное пение птиц и назойливый треск насекомых. Шуршание мягкой травы заменил стук ботинок о твёрдый камень. Всё резко побледнело, будто бы эта часть леса умерла, затихла. Как и сама музыка. В отчаянии Уиллоу делает последний рывок, не понимая, что теперь бесполезно что-либо делать. Она резко выбегает на большую поляну, цепляется за толстую ветку, чтобы остановится. Её тело заносит вперёд, но цвета не меняются. В страхе она поднимает встревоженные и заплаканные глаза выше, на человека, который несколько секунд раннее не подозревал о своей смерти. И, признаться честно — лучше бы Уиллоу этого не делала.

1 октября 2017