Красный от злобы

— Каналья! Да ты, я смотрю, совсем с ума сошел, раз не замечаешь за властью самого настоящего мошенничества и лжи! Насколько я знаю, вы, господа, ничем особенно полезным здесь не занимаетесь, и я легко могу подтвердить свой тезис. С тех давних пор, как я приехал в ваш небольшой городок, ничего примечательного с вашей, господа, стороны я не заметил. Я до сих пор удивляюсь, как мой язык еще поворачивается назвать эту мелкую деревню целым городом, понимаете, господа, насколько это место грязно и не развито? А сколько здесь происходило несчастий, mon dieu!* Вы помните, как у вас пожарная часть сгорела? — пытливый взгляд голубых глаз переметнулся на барона. — Brûlé en cendres!** А в чем же было дело? Я бы, конечно, вам подсказал, да вот только… Француза внезапно перебил чей-то резкий и грубый голос: — Прошу прощения, месье Я-тут-самый-охуенный, но вы меня конкретно заебали, — неожиданно вступил в разговор Капрал. — Мы все, конечно, глубоча-а-айше извиняемся за довольно хреновое состояние нашего города, ведь мы тут все, по-вашему, рукожопые аутисты и нихрена не умеем, а вы, величайший из величайших кулинаров мира, готовы на великие дела, но нам, знаете ли, откровенно говоря, похрен на вас и ваши драгоценные выводы. Повисла короткая пауза. Из-под треснутого шлема на шефа уставились мрачные серые глаза. — Ну, вы, сэр, немного преувеличили. Я, конечно, не величайший из величайших… — Похер. — …и совсем не готов на такие великие дела… — Похер, — по слогам произнес Шлемник. —…и вы, конечно же, вовсе не «рукожопые аутисты», как вы изволили выразиться… — Да блядь… — утомленно протянул Капрал и откинулся на стуле. — Мужик, держись, это надолго, — большая рука Барона понимающе опустилась на его плечо. Военный тихо вздохнул. — …но при всем этом прошу хоть каплю уважения к своей скромной персоне, хотя бы потому что я хочу улучшить условия жизни всех свиней этого города. Ну скажите, разве это плохо? — Плохо языком чесать не по делу… — Я не «языком чесал», как вы изволили выразиться, а вступительную речь произнес. Любая, знаете ли, деловая дискуссия начинается именно с деликатной прелюдии, а не… — И ты, конечно, деликатно обосрал всех присутствующих здесь, особенно Джека, который в том пожаре вообще святым бы вышел, если бы на старика не повесили последствия тупизны нескольких миньонов, — по залу раздалось несколько громких саркастичных хлопков. — Браво, Эмиль, но я почему-то ожидал от тебя большего дерьма. Шеф театрально закатил глаза и сложил руки на груди. — Можно подумать, ты способен выдвинуть хоть какое-то достойное предложение, а не очередной бессвязный бред пьяного в стельку солдафона, — процедил он сквозь зубы, и длинные тонкие усы едва заметно дрогнули над его губами. — Ты наверное удивишься, но да, способен. — Ну и? Что ты предлагаешь? — Просто уберите всех миньонов отсюда нахуй — тренироваться, чтобы они не совали свои неподготовленные задницы в реальное дело, и всё пойдет как надо и без ваших недоростков. — Ну да, конечно, — возразил француз, — вы постоянно лажаете и без миньонов, и это касается не только операций по добыче птичьих яиц. Помнится, из-за твоего неточного выстрела наш король почти с ума сошел и чуть не женился на овоще. На овоще, Вил! Это тупее, чем затыки миньонов, которых ты так яро ненавидишь! — Прекрасно, а теперь вспомни Хэмбо и Свинадора, которых я тренировал лично, и захлопни рыло. Тебя в военных операциях вообще существовать не должно. — Насколько известно, и Хэмбо, и Свинадор свои миссии провалили, — заметил Шеф. — А я отрицаю, что ли? Да, провалили, потому что Хэмбо после тренировок не на задание отправлять надо было, а в школу вон к тому хрену, — Капрал кивнул головой в сторону профессора, который всё это время покорно молчал, — что же касается Свинадора, так здесь ты сильно ошибся, поварёнок: миссия была хоть и проваленной, однако не бесполезной. — И? Мы как-то продвинулись в этом деле? — Не знаю, как тебе, а птиц этот жирный кусок сала выносит на ура, — пожал он плечами, — добавить к этому оружию массового поражения какую-нибудь охренительную фишку, которая Теренса нейтрализует, и будет заебись. Мне кажется, вывод полезный. — И что же ты не станешь этой фишкой, раз такой умный и находчивый? — Может быть, потому что эта махина больше меня раза в три и утопить нахрен одним плевком может? Поварёнок, ты удивляешь меня своей глупостью. Совсем мозги сварились? Француз раскрыл было рот, чтобы ответить на слова Шлемака какой-нибудь изощренной колкостью, но его снова перебили: — Так, так, всё, успокоились, — между ними вдруг встал пиротехник, — мы здесь не для того собрались, чтобы спорить и орать друг на друга. Мы здесь по делу, между прочим. Прекратите немедленно этот балаган, ей-богу, как бабы… — Просто кое-кто немного охуел… — Хватит, я сказал. Вил, мы не на базаре, мы культурные и цивилизованные люди. Ты можешь произнести хоть одно предложение без единого ругательства? — Могу. Но не буду. — Из-за вас двоих мы только теряем время, — недовольно прохрипел мужчина с густыми рыжими усами, — с меня довольно. Не хватало мне еще разнимать вас как маленьких и неразумных детей. Вы оба мне уже надоели жутко! Замолкли и сели. Быстро. Капрал смерил Барона раздраженным и даже в некоторой степени усталым взглядом, на мгновение его глаза переметнулись на томно вздыхающего Шефа, который в это время уже следовал к своему месту, и снова переключили свое внимание на рыжеволосого пиротехника. Джек слабо кивнул ему, и на иссеченном шрамами лице Барона появилась снисходительная понимающая улыбка. Взгляд Шлемака смягчился. Вскоре военный медленно повернулся к столу, молча проследовал к своему месту и лениво рухнул на стул, устремив свой взгляд на пиротехника, который в это время произносил уже нормальную вступительную речь. Джек Фореман окинул свою небольшую публику горделивым взглядом единственного здорового глаза и начал свою воодушевленную тираду, чем-то похожую на проповедь. Рыжие усы зашевелились, началось адекватное вступление в этот немаловажный и серьезный разговор, и абсолютно все слушатели, совершенно позабыв о недавней стычке, стали чутко внимать каждому слову Барона. Или почти все. Пока шла эта мучительно долгая и даже чрезмерно скучная на его взгляд прелюдия, свинцовые глаза неторопливо изучали потенциальных союзников военного. Его бывший собеседник теперь явно не располагал к общению и покорно умолк, выслушав благоразумный приказ старого пиротехника. Ярко-голубые глаза источали почти вселенскую обиду и какое-то детское разочарование, слушал Шеф лишь вполуха, от скуки подперев щеку ладонью и слегка пиная носком лакированного ботинка ножку стула второго слушателя… Этот всё время сидел тихо и не сказал за встречу ни слова, не считая короткого, но вежливого приветствия своих буйных собеседников. Седые волосы, лысина на макушке, хрупкие прямоугольные очки на длинном горбатом носу — типичный профессор-старикашка, ничего не скажешь. Седоватые брови были угрюмо сдвинуты, а на лбу и щеках застыли глубокие морщины. На вид ему было лет семьдесят, если не все восемьдесят… Весьма неприятный тип. Хах, можно подумать, этот жалкий поварёнок с самооценкой до небес был приятным типом. А Джек?.. Ну да, если судить всех лишь по внешнему виду, тут все неприятные типы. А впрочем, так оно и есть. Какая разница вообще? Все четверо являются в своем роде просто старыми бестолковыми хряками, младшему из которых целых двадцать восемь лет, и несут всякую чушь, постоянно обмениваясь между собой разнообразными любезностями. И чем они сейчас занимаются? Решительно ничем, лишь только сохнут в этом старом, как мир, зале и слушают какой-то бесполезный вздор… — Ну-с? Какие у вас есть предложения по этому поводу? — Барон мельком осмотрел своих слушателей, ожидая от них какой-нибудь реакции. Старенький профессор пребывал в глубокой задумчивости, когда как молодой шеф не обращал ни на что никакого внимания и ковырял ногтем засечку на деревянном столе. Взгляд Джека остановился на последнем госте сегодняшнего собрания. — Что? Я уже всё сказал. Нахер миньонов, — махнул он рукой. — Я бы не был так критичен по отношению к новичкам, коллега, — неожиданно раздался спокойный хрипловатый голос слева от Шлемника. — Ну нихрена себе. Ты, оказывается, разговаривать умеешь! — хохотнул он. — Э… Да, умею. Но мы ведь сейчас не об этом, не так ли? Я хотел сказать только, что не стоит обходиться с миньонами так жестко. Нужно дать им кое-какой шанс, иначе так они ничему не научатся, и процент общей квалификации после такой реформы может сильно снизиться. — Да они и так нихрена не могут. Отсеивать дерьмо от нормальных рабочих — единственный адекватный вариант. То, что нас станет меньше, еще не значит, что будет хуже. — Ох, я почему-то всегда думал по-другому. Командная работа — это способность вместе двигаться к единому видению. Это способность управлять индивидуальными талантами в организационных целях. Это топливо, которое позволяет обычным людям достигать необычайных результатов, разве не так? — И долго ты сочинял эту поэму? — Нет, эта цитата принадлежит Эндрю Карнеги… — Мне похрен, кому она там принадлежит, просто усвой одно, старик: балласт в виде неумелых новичков всегда мешает. А у нас нет времени возиться с ними прямо на операциях. — Так взял бы и придумал что-нибудь, чтобы облегчить себе же работу, — буркнул черноволосый мужчина напротив Капрала. — Извини, поварёнок, но строить школы и составлять образовательные программы — никак не моя работа. — Ага! Как только дело достигает своего пика, ты сразу сдаешь позиции под предлогом «это не моя работа»! Ну разве не низость, Вил? — Какая нахер низость? Где ты видел, чтобы капралы составляли планы по постройке школ и универов? Это банальное распределение обязанностей, которые ты, кстати, тоже хрен выполнишь со своими бабскими мозгами. Так что заткни наконец свое рыло и не пищи, если ничего дельного кроме пустых обвинений в мой адрес предоставить не можешь. Ебанутый. — Вил! Шлемак тяжело вздохнул, демонстративно закатил глаза, даже не взглянув на Барона, и сложил руки на груди. Воцарилось продолжительное молчание. — Я жду, — настаивал пиротехник. Капрал молчал. — Вил. Давай, — подстегивал он. Военный страдальчески вздохнул и едва понятно проскрипел: — Извини, Эмиль. — Пошел к черту, — тем же тоном ответил Шеф. — Два придурка, мать вашу, — Барон сплюнул. — Я вас теперь на одну улицу не пущу, не то, что в одно помещение. Два упертых барана! Вы, скорее, глотки друг другу перегрызете, чем нормально о чем-то договоритесь. Да и довольно с меня уже! Либо кто-то из вас немедленно встает и уходит, либо всё остается как есть, и миньоны продолжают трахать вам мозги и проваливать операции. Вы сами до этого дошли. Давайте! Я жду. Суровый взгляд камнем упал на усатого молодого мужчину во фраке, чьи небесно-голубые глаза яростно сверлили обладателя серых. Они пялились друг на друга исподлобья, всё выжидая, когда же кто-нибудь из них наконец не выдержит этой напористости, резко вскочит из-за стола и быстрым шагом направится к выходу, не в силах больше терпеть упрямство и давление, сдавшись собственным чувствам. Они ждали. Капрал сложил руки в замок и наклонился над столом, явно показывая, что он не намерен покидать это место ни за какие заслуги и уговоры. Шеф сложил руки на груди, облокотился на спинку своего стула, закинув ногу на ногу, и смотрел на Шлемника надменным, презрительным взглядом. В глаза мне смотри, а не на эту гнилую, рваную карту, придурок. Прекрати смотреть на меня этим ужасным взглядом, чертов изверг… Внезапно в комнате раздался громкий хлопок. Все трое дернулись и мгновенно повернули головы на звук. Профессора в комнате уже не было. — Отлично, отлично, просто прекрасно! Довели старика до нервного срыва, молодцы. Знаете что? Вы идиоты. Вы оба. Я не собираюсь больше с вами сотрудничать. — Джек, не истери. Все и так жутко заебались. Не сегодня, так завтра. — Хватит завтраками меня кормить, Вил. С вами ведь работать невозможно — вы вдвоем всегда срываете заседание, и всё катится в задницу. Из-за вас, Вил. Мне надоело тонуть в графиках и выискивать нужный день и нужный час, чтобы потом происходил вот такой кордебалет. Если тебе… Если вам не наплевать, можете устроить всё сами. О да, это хорошая мысль — если вам удастся собрать нас здесь снова, чтобы каждый при этом остался доволен, и никому не приходилось из-за этого отменять свои планы, я возвращаюсь в дело. Удачи вам с этим, парни. Все графики в офисе. Если, конечно, хотите хоть что-то изменить в этом тупом свинарнике. Шеф и Капрал проводили взглядами стремительно удаляющегося от них Барона и синхронно мигнули, когда дверь за его спиной нахально захлопнулась. Несколько секунд они сидели молча, уставившись на закрытую дверь и прокручивая в мозгах слова рыжеволосого пиротехника, пытались, возможно даже, действительно что-то придумать, но как назло, ни у одного, ни у другого, никаких мыслей-то и не было, словно они ушли прочь вместе с Бароном и профессором. Они потихоньку встали. Эмиль почувствовал на себе чей-то взгляд и повернул голову. — Как хоть того старикана звали? — беззаботно спросил его Капрал, смотря на Шефа снизу вверх. — Олдос Холмберг, — печально ответил француз. — Разве ты не запомнил его имени? — Он неразборчиво прожевал его себе под нос, так что я его даже не расслышал. — Ясно. Пойдем отсюда? — А че еще делать? Поперли. Они неторопливо покинули зал заседаний. Уже начавшие гнить деревянные ступеньки жалобно скрипели под их ботинками сквозь старую, но дорогую ковровую дорожку уже давно потускневшего красного цвета. Они вышли из душного темного дома, стены которого сковывали каждого из них, стоило им переступить трухлявый порог. — До вечера, поварёнок. — До вечера? Собираешься наведаться ко мне уже сегодня? — А что, на жопе, что ли, сидеть? Разберу эти бумажки и пулей к тебе. Такую хрень нетрудно организовать и за несколько дней. А Джек мозги себе трахает целыми неделями… — Старость не радость? — Ага. Ну всё. Бывай. Я за графиками. — Je t'aime mon ami,*** — тихо произнес Эмиль на прощание. — В душе не ебу, что это значит, но на всякий случай сам такой, — ответил Вилмот и, развернувшись по направлению к офисному центру, бодрым шагом отправился к месту назначения. Эмиль постоял еще немного, провожая быстро удаляющегося военного прощальным взглядом, нехотя повернулся в противоположную сторону и медленно зашагал по узкой дорожке, смотря на пыльную землю. День обещал быть насыщенным.