To Be Human

      «Если захочет свалить — силой держать не буду» — так однажды сказал Николас, когда на его свёрнутом пиджаке в кресле ютилась крылатая буханочка с перебинтованными крыльями.       Он как никто другой знал, что значит быть запертым. Не иметь собственной воли, желаний, а лишь подчиняться чужим приказам и задыхаться от незримого поводка, сдавившего глотку.       Ещё будучи ребенком, закрытым в крохотной комнатке и ждущим своей очереди на пытки, Николас поклялся себе, что никогда и никого в жизни не будет ни к чему принуждать. Это обезоруживало. Это приносило боль и страдания. И разрушало изнутри.       Да и разве можно удержать в цепях ураган?       По крайней мере, Вэш ничего не скрывал. За очередным долгим и спокойным завтраком в их так удачно совпавшие выходные, блондин поведал, что в первую очередь отправится в Июль. Туда ведёт алая ниточка воспоминаний из его сна о седьмом корабле, так как многотысячный город — самое близкое поселение к тому месту, где когда-то давно посадили этот звездолёт.       До Июля можно добраться меньше, чем за неделю на песчаном пароходе, но это «в первую очередь», сказанное Вэшем, резануло по сердцу, словно тупым консервным ножом. Значит, Тайфун планировал долгое путешествие в погоне за своими воспоминаниями.       Вульфвуд не спросил, когда же конкретно друг отправится в путь. Он собирался раз за разом выяснить это, но когда мужчина открывал рот, то по спине бежал холодок, ладони потели, дыхание сбивалось, а сердце заходилось в тахикардии. Оставалось только презрительно выплюнуть «трус» самому себе в зеркало и делать вид, что всё в порядке.       На любое мало-мальски серьёзное путешествие требовались деньги. Тайфуну придётся хорошенько попотеть, чтобы скопить приличную сумму, а потому, думал Вульфвуд, что это займёт у Тонгари несколько месяцев. Возможно, полгода.       А потом в их с Вэшем жизни появился он.       Проклятый чёрный вещевой мешок, усеянный замочками, клёпками и ремешками. Такая вещь исполняла роль походного рюкзака, но сейчас мешок стоял у стены, рядом с диваном, на котором спал Тонгари. И с каждым днём он становился больше, пузатее, вмещая в себя вещи Тайфуна: запасное бельё, патроны, снеки на случай внезапной голодовки и прочая мелочёвка, которая может пригодиться в пути тому, кто не скоро планирует вернуться домой.       Ночи Вульфвуда превратились в один долгий нескончаемый кошмар. Он вертелся на простыне, пытаясь убедить себя, что всё не так ужасно. Просто человек, по которому он сходит с ума, собирается бросить его. Прихожане в церкви всё чаще замечали, что их святого отца что-то гложет, но мужчина был тем, кто выслушивает чужие жалобы, а не делится ими. Да как о таком расскажешь? И кому?       Раньше жизнь святоши казалась ему приятной и спокойной. После болезненного детства, сумасшедшей юности и бурной молодости, мужчина наконец обрёл тихое счастье и цель в жизни. Николас Д. Вульфвуд стал уважаемым святым отцом, не последним человеком в этом захолустье. Ему понравилась честная и простая жизнь, без изматывающих тело и дух скачков судьбы. Мужчина был самим собой, со своими скучными вечерами перед телевизором и редкими вылазками в бар с братом.       А потом ярким и свежим порывом ветра в его жизнь ворвался Тонгари!       И поймал сердце Ника в свои пушистые когтистые лапки.       Они продолжают завтракать вместе. И ужинать. Вульфвуду можно обнимать, ласкать волосы и даже нежно целовать в шею, висок или щёку своего возлюбленного во время вечерних шоу, над которыми не грех посмеяться вместе.       Тонгари не видит ничего дурного в том, чтобы брать священника под локоть на оживлённой улице и рассказывать смешные истории, связанные с работой. Повторяя событие в лицах он весело машет руками и смеётся громче обычного. На обратном пути Вэш стискивает в охапке большие бумажные пакеты с продуктами и преданно заглядывает в глаза, всем своим видом выпрашивая пончик-другой, которые они только что купили у сварливой продавщицы в центре, как всегда жующей свои бутерброды. Руки Тонгари заняты, и Ник кормит его, совершенно не замечая столбы перед носом.       Несколько раз они забредали в бары. Часто Ливио тоже составлял им компанию. Но братья ни разу не повторили прошлый подвиг, и не рисковали наклюкаться до полной отключки. Порой пьяный Вульфвуд не мог сдержать тоскливую нежность во взгляде, когда смотрел на блондина, и Даблфанг частенько двигал старшему локтем, чтобы «сделал лицо попроще».       Спустя всего месяц с того вечера, Ураган зашёл в спальню Вульфвуда, когда тот привычно делал записи в блокноте.       Не спрашивая разрешения, Вэш, такой домашний в своих мягких черных штанах и водолазке, сел на край постели и показал другу красивый золотистый билет на песчаный пароход.       Священник посмотрел на глянцевую полоску бумаги и выронил карандаш. Тонгари мирно улыбался, но в глазах его уже плясали огоньки восторга; он ёрзал на месте, не в силах больше минуты усидеть при мыслях о новых эмоциях и новых встречах, которые должны произойти в ближайшем будущем.       — Послезавтра? — севшим голосом спросил Николас.       Он всё ещё надеялся, что дата на билете — глупая опечатка.       — Йес, сэр, — подтвердил Тонгари и засиял дежурной улыбкой. — Рано утром. Если хочешь, то можешь проводить до парохода.       Вульфвуду сложно имитировать радость и улыбку, но он не хотел расстраивать друга своими тупыми признаниями. Тонгари всё и так прекрасно знал, и если он решил притворяться слепым и глухонемым каждый раз, когда пастор заводил шарманку о своих чувствах, то Николас не будет беспокоить его этим.       — Значит завтра мы устраиваем тебе самые весёлые проводы!..       Вэш старательно собирался перед походом в бар. План был прост: они с Ником отметят начало его путешествий в ближайшей таверне, затем вернутся за походным мешком Урагана и неспешным шагом дойдут до вокзала. В том, что Вульфвуд поможет ему в любом, даже ужасно подпитом состоянии, Ураган не сомневался: священник был самым порядочным и честным человеком, которого он знал.        Блондин сразу надел кожаный костюм-броню. Пора бы привыкнуть к носке этого комплекта, так как остальной Гансмоук не мог быть таким же мирным, как этот полусонный декабрьский пригород. Поработав телохранителем, мужчина уже сталкивался с вооружёнными негодяями, с которыми лучше всего вести диалог на равных — имея заряженную пушку и хорошо защищенный бронекостюм.       Вульфвуд почти ничего не говорил за весь день. Он задумчиво смотрел на Урагана, но его расфокусированный взгляд высматривал что-то вдали, смотрел словно сквозь друга, в одну известную ему точку.       Тонгари наконец закончил шнуроваться и застёгивать замочки на высоких кожаных сапогах. Николас даже не скрывал, что невольно подглядел за этим процессом, но в том не было его вины — у Вэша безумно красивые длинные и стройные ноги, которые невозможно было рассмотреть под свободными бесформенными штанами раньше. И сейчас ими особенно хотелось любоваться.       — Ну что, — с этими словами Вэш подошёл ближе и похлопал Вульфвуда по плечу. — Пора пропустить по стаканчику?       — Пора, детка, — пробормотал священник, стиснув губами фильтр сигареты.       Домой они ввалились в третьем часу ночи. Мужчины притащились сюда смеясь, гогоча и горланя пошлые частушки, которые наслушались от завсегдатаев бара. Оба пьяно покачивались и поддерживали друг друга, наперебой доказывая, что один пьянее другого.       Галстук Урагана был обвязан вокруг головы на крепкий узел и мотался из стороны в сторону, словно рождественская гирлянда. На нагрудной пластине ещё виднелись крупинки соли от нехитрой закуски — орешков, а неровная грохочущая походка наверняка перебудила соседей снизу.       — Можешь не разуваться! — сочувственно заявил Николас, сбрасывая пиджак на ходу.       Свои ботинки он привычно скинул ещё в коридоре, но мужчина прекрасно помнил сколько времени может уйти у Тонгари на разувание. Рукава светлой рубашки священник подвернул до локтей, а верхние пуговицы расстегнул едва ли не до пупка, зияя своей крепкой грудью, как плечистая разносчица пива глубоким декольте.       — О-о-о! — благодарно простонал Вэш, хлопнув ладонями перед собой и держа их вместе в молитвенном жесте. — Спасибо-спасибо-спасибо! Как же… ик! пить хочется!       Они протащились на кухню, включая свет на своём пути в каждой комнате. Вульфвуд без лишних слов усадил Тонгари на кухонный стол и схватил большой стеклянный стакан, чтобы наполнить его ледяной водой. Вэш совсем не противился такой заботе напоследок и опёрся ладонями о столешницу позади себя, болтая тяжёлыми ботинками в воздухе. Он счастливо жмурился, задрав нос к потолку и мыча незатейливый мотив.       — У меня, — начал Николас, глядя на то, как Тонгари жадно пьёт воду, — есть кое-что для тебя. Подожди тут.       — Что, Вульфвуд? — воскликнул блондин, моментально отлипнув от стакана и глядя на приятеля с детским восторгом в глазах. Когда священник вышел из кухни, он любопытно уставился в сторону двери и задрыгал ногами быстрее, крича от нетерпения: — Так что это?       Святоша вернулся, старательно пряча что-то за спиной. С довольным «Та-да-а-ам!» он резко выставил перед собой нечто ярко-красное, длинное и красивое с крупными чёрными пуговицами и многочисленными ремешками.       Тонгари завопил от радости и спрыгнул со стола. Он оббежал Вульфвуда по кругу несколько раз, и только потом трепетно прикоснулся к самому великолепному и яркому плащу, который видел в своей жизни.       — Я снимал мерки для портного, пока ты дрых, а потому плащ должен сесть, — Каратель довольно улыбался, видя радость друга. — Ну же, примерь.       Вульфвуд придержал яркую вещь, ожидая, пока Тайфун просунет руки в рукава. Судя по тому, как четко и ровно одежда села по плечам и талии, не оставалось никаких сомнений: размер идеальный. Портной выполнил и особое пожелание священника — сделал полы плаща разрезными, чтобы не сковывали движения вечно подвижного Урагана.       — Мне безумно нравится, Вульфвуд, — прошептал блондин, застёгивая многочисленные пуговицы и запрокидывая голову назад. Его голубые с малахитовой зеленцой глаза сияли от восторга: — Спасибо!       — Кстати, это не просто тряпка, — с этими словами Каратель медленно погладил друга по плечам. — Это особое микро-стальное плетение, которое способно отразить пули мелкого калибра. А ещё ткань приятно холодит кожу при сильной жаре, ну а ночью…       Голос Ника дрогнул. Его руки замерли, а затем мягко обхватили грудь Тайфуна, сцепившись пальцами в замок впереди. Вульфвуд обречённо наклонил голову вперёд. Его лоб и нос с горбинкой прижались к спине любимого между лопаток.       — Ночью, — каждое слово давалось мужчине с трудом. Сделав судорожный вдох, Ник закончил: — он… согреет тебя. Тонгари.       Вэш глубоко вздохнул и поднял голову к потолку. На его губах сияла нежная улыбка, совсем не походящая на ту, «пьяную», которую он старательно изображал пять минут назад. Узкая ладонь легла поверх рук пастора и замерла там. Оба понимали неизбежность расставания, и чем тише было вокруг, тем громогласнее казалось тиканье настенных часов.       — Хочешь, попрощаемся сейчас? — спросил блондин и медленно повернулся к другу. — Ты не обязан провожать меня до…       — Попрощаться сейчас? — Вульфвуд стиснул плечи Тонгари и кусал свои губы, проглатывая каждое резкое слово, которое могло ранить. — Черта с два я вообще хочу прощаться!       — Я не могу остаться.       — Знаю, чёрт!       Николас вспылил и заходил по кухоньке, не находя себе места. Когда Тайфун попытался остановить его, то мужчина попросту вжал блондина задницей в край стола и попытался поцеловать в губы. Ураган резко отшатнулся, но крепкие ладони Вульфвуда поймали его лицо и насильно притянули к себе. Тонгари морщился и настойчиво подставлял нос, лоб, щёки, скулы, — что угодно, только не губы.       — Мы же говорили об этом, — пытался пробормотать он, гладя Ника по широким плечам и спине, тиская светлую ткань рубашки и зарываясь пальцами в тёмных волосах. — Так будет больнее. Я ведь обещал, что приеду… Вульфвуд? Что ты? Прошу, встань!       Священник выпустил его лицо и рухнул на колени. Он прильнул губами к щитку на острой коленке мужчины, а затем поднял несчастные глаза на возлюбленного. Вульфвуду было плевать, что мог подумать Тонгари: что он слабак, не держащий своего слова, что не может сжать яйца, а заодно и сердце в кулак и притвориться, что эта разлука совсем не ранит его; что Вэш догадается, что Ник захочет умереть в ту же секунду, как только Тонгари ступит на трап проклятого парома.       — Мы оба знаем, Ангел, что это не так, — хрипло выдохнул священник и взял обе руки друга в свои, исступленно целуя их по очереди. На сухих губах алыми точками проявились крохотные капельки крови от прокушенных ранок. — Ты можешь вернуться в этот город, но когда? И как? Вдруг ты найдёшь своё предназначение, свою новую жизнь, где не будет места для меня, простого смертного?       Глаза Вэша расширились. Пальцы рук, как и его губы, задрожали. Глаза влажно заблестели, и Вульфвуд с лёгкостью угадал это чувство. Страх. Признание правоты.       Священник был прав, а потому Тайфуну нечего возразить.       — Для Станций — год, пять, десятки лет — это лишь цифра в календаре, но для человека всё может измениться за один-единственный день, — продолжил Ник, прижав ладони Тонгари к своим щекам. Он не прерывал зрительного контакта, но осипший голос понизился до шёпота: — Вдруг ты вернёшься, когда я превращусь в немощного старика с больным дряблым телом? Твоя вечно цветущая молодость не остановит ход моего времени. В конце концов, никто не отменяет смертельной болезни или шальной пули, из-за которой я навеки закрою глаза, так и не увидев тебя ещё раз.       — А что, если моё прошлое убьёт меня? — воскликнул блондин. — Если мы позволим себе эти прикосновения, эти чувства, эту слабость, и расстанемся черт знает на сколько, что будет, Вульфвуд? Неужели ты хочешь страдать долгие годы и мучиться от неизвестности? Я не тот, кто будет присылать открыточки и милые письма, я Станция, и я вообще не создан для отношений, чёрт бы тебя подрал! Ты… Блядь, Ник, какого хуя ты приручил меня? З-зачем тебе нужно всё это сейчас? Ты что, мазохист? Я ведь действительно… Могу не вернуться. Никогда.       Вульфвуд мог по пальцам посчитать случаи, когда Вэш матерился и звал его по имени. Это было событием века! Казалось, что Тайфун разозлился. Его лицо раскраснелось под цвет плаща, дыхание участилось, а взгляд был резким настолько, что священник с трудом не отводил глаза.       — Я хочу, чтобы ты запомнил, каким я был, — выдохнул Николас, медленно поднимаясь. — Какими счастливыми мы были.       Теперь их лица были друг напротив друга. Мужчины почти соприкасались носами. Они вдыхали нежность и любовь, а выдыхали боль и отчаяние. Вэш сдался первым. Он слишком долго боролся, но даже у Станций не было каменного сердца. Тайфун закрыл глаза и прижался ко лбу друга своим, медленно поворачивая голову вбок. Когда он замер, Вульфвуд догадался, что это приглашение поцеловать.       Нежные касания сухих губ прервались почти сразу. Священник положил ладони на щёки Тонгари и едва отстранился, любуясь изящными чертами любимого лица. Он старался не думать о том, что видит его в последний раз.       — Завтра мы умрём от горя, — прошептал Тайфун на рваном выдохе. — И будем страдать от минутной слабости долгие годы. Глотать слёзы одинокими ночами. И всё в сотнях километрах друг от друга.       Сердце Карателя замерло в ледяных осколках отчаяния. Он неспешно пожал плечами и улыбнулся. Большие пальцы ласково гладили щёки Вэша. Его Тонгари.       — Ну и пусть.       Ураган уставился на него, затаив дыхание. «Какие же мы психи» читалось во взгляде его светлых глаз. Мужчина мелко закивал, а на губах расцвела безумная улыбка. Вэш рассмеялся и прильнул к губам Вульфвуда, отвечая:       — Ну и пусть, — его руки, обтянутые добротными кожаными перчатками обвили шею святоши, а ноги в тяжёлых ботинках — бедра. — Пускай!       Их губы вновь встретились. Но теперь это был жаркий, до безумия желанный поцелуй! Оба часто дышали, сжимая друг друга в крепких объятиях и ласкались языками и устами, гладились носами и щеками друг о друга, чуть отстранялись, чтобы жадно вдохнуть запах друг друга, и вновь сплетали влажные языки.       Ловкие пальцы Тонгари пробежались по мелким пуговицам на рубашке Вульфвуда. Мгновение, и священник стряхнул её со своих покатых плечей. Зубки, кончик языка и горячие губы Вэша заскользили по смуглой коже, сладко лаская шею и грудь Карателя. Николас стонуще выдохнул, теряя голову.       Раздеть Урагана — та ещё задачка. Невыполнимая для этого жалкого получаса, что у них есть. И если с крупными пуговицами плаща Ник ещё кое-как справляется, то нагрудник заставляет его задумчиво застыть. Мужчина не привык сдаваться, а потому его пальцы скользят по бокам и жёсткому корсету ища крохотную лазейку, ключик к решению загадки.       Вэшу намного легче. Быстрые пальчики расстегнули пуговицу простых классических брюк проповедника, а затем потянули собачку молнии вниз. Когда штаны и бельё мужчины падает на пол, узкие пальцы в чёрной коже перчаток жадно хватают крепкие ягодицы и стискивают, заставляя мужчину вжаться пахом между разведённых ног Станции. Нику остаётся трепетно улыбнуться, соглашаясь с желанием партнёра. Он сделает всё, как хочет его возлюбленный.       У Вульфвуда давно стоит. Но он не стесняется. Все его мысли крутятся только вокруг этой броне-капустки до тех пор, пока ему не везёт, и он находит клёпки открытого на животе и спине корсета. Сначала святоша снимает его, а затем путается в шнуровке нагрудника по бокам брони. Ослабив плетение шнурков, Вульфвуд снимает нагрудник, оказавшийся нелёгким, через голову Вэша и в награду получает восхитительный мокрый поцелуй.       Прекрасные пальцы томно скользят по тёмной дорожке жестких волосков внизу живота, а затем касаются члена. Рот Тонгари занят устами священника, но от Вульфвуда не утаилась его смущённая улыбка.       — Смелее, — шепчет он скорее самому себе, чем возбуждённому Тайфуну.       В ответ пальцы Тонгари обхватывают горячий пульсирующий ствол с тёмно-голубыми прожилками вен и торопливо двигают вверх-вниз. Ритмичные и чуть хаотичные движения слегка неуклюжи; они — признание Станции, что у него тоже совсем нет опыта. От осознания сего факта Ник шумно выдыхает и не может сдержать восхищённый взгляд, а крупная капля смазки на его головке наливается сильнее и наконец скользит по стволу, огибая прекрасные пальцы в тёмной коже.       Вульфвуд прижался к обнажённой шее Вэша и в сотый раз вдохнул еле уловимый аромат фарфоровой кожи. Хотелось сравнить его с мягким пудровым привкусом церковного пергамента, а ещё с шлейфом необычных земных цветов — нежно-голубых фиалок, про которые рассказывалось в документальном фильме. Такие цветы почти не имеют запаха, но если приблизиться к цветущим бутонам, то ощутишь чистый свежий аромат, щекочущий скудное воображение жителя пустынного Гансмоука.       Его цветок сплошь усыпан рваными шрамами. Вульфвуд гладит обеими руками узкие бока и талию партнёра, ощущая почти физическую муку из-за этого. Пальцы Тайфуна неожиданно касаются чувствительной головки, и Ник стонет, запрокинув голову и жмурясь.       Мужчина отмёл печальные мысли о жестоких травмах Урагана. В конце концов, они оба работают над тем, чтобы создать ещё одну — чудовищную и душевную.       — Надеюсь, есть быстрый способ избавить тебя от этого? — Каратель трогает бёдра Тонгари, обтянутые кожаными накладками.       — Нет, — блондин широко и влажно провёл языком по шее Вульфвуда от ключицы до самого подбородка. Ему нравится ощущение колючей небритости партнёра, а потому он повторяет движение и только потом смотрит на Ника из-под опущенных ресниц. — Но у нас нет на это времени.       Вэш соскальзывает со стола, из-за чего Николасу приходится делать шаг назад. Засранец рассматривает смуглую грудь партнёра с тёмно-вишнёвыми бусинками сосков, но в то же время расстёгивает пояс чап. А затем поворачивается спиной и приспускает штаны и чёрные трусы с белоснежной задницы ровно настолько, насколько позволяют ему кожаные накладки, обтягивающие стройные ноги.       Священник замер от этого восхитительного зрелища. Он вдруг оробел. Николасу показалось, что он совершает самый огромный грех в своей жизни, настоящее святотатство; ведь разве позволено порочить столь прекрасное божественное создание своими грязными руками?       — Ну и? — Тонгари оборачивается к нему с донельзя хитрющей мордочкой. — Я предпочел бы, чтобы ты сделал это, но если хочешь, я тебя трахну. Мне всё равно.       — М-мне тоже, — пробормотал Николас и прикусил нижнюю губу одним резцом. — Главное, чтобы это был ты, Тонгари. Остальное не имеет значения. И… черт!       Голый святоша мечется по кухне. Наконец его взгляд падает на полупустую бутылочку растительного масла — другой смазки под рукой у них нет. Ураган непонимающе следит за его взглядом, а потом оба взрываются ненормальным бешеным хохотом.       — Твою ма-а-ать, Вульфву-у-уд! — по щекам Тайфуна текут слёзы от смеха, но он послушно упирается ладонями о столешницу и наклоняется, расставляя ноги. — Станцию, ха-ха-ха, на этой кухне, а-а-ха-хах-ха… еще не жарили!       — Ну простите, — мужчина низко гогочет, щедра размазывая густую, но прекрасно скользящую жидкость по своему члену. — В следующий раз…       Они замирают. Николас всё же прокусывает свою несчастную нижнюю губу до крови, а Вэш грустно улыбается, покачав головой из стороны в стороны. Взгляд его блуждает по столешнице, но мысли — явно не весёлые — совсем далеки.       Они возвращаются к Нику, когда тот осторожно прижимает масляные пальцы к тесному проходу друга и плавно вводит их. Подготовка быстрая и чертовски неумелая. Священник плюёт на логику и молится богу, чтобы его Тонгари не было больно, в то время, как указательный и средний палец проникают в жаркий плен чужого тела, стараясь раздвинуть тесно сжатое колечко мышц.       — Готов? — наконец спрашивает он, когда Тайфун сладко ахнул и расставил ноги шире.       — Скажи это, — хрипло ответил Вэш. По его вискам заскользили крупные капельки пота, напоминая собой сверкающие слезинки. — Скажи, умоляю.       — Я люблю тебя, — шепчет Вульфвуд, касаясь губами его уха. — Господи, я так люблю тебя, Тонгари.       Оба судорожно вздыхают, когда увесистая головка пастора проникает внутрь. Николас обвил талию блондина правой рукой, а левую положил на механический протез, который всё ещё упирался в стол. Тонгари раздвинул пальцы и сплёл их руки в замок, будто они могли стать ещё ближе, ещё сильнее врасти друг в друга, чтобы стать единым целым.       Первые фрикции осторожные и неловкие. Каратель боится сделать больно, но потрясающее уютное и горячее чувство, когда бархатистые стеночки мышц обхватили его плоть, столь прекрасно и сладко, что он всё же двигает бедрами. Неторопливо, поглаживая грудь и очаровательный живот Тонгари, где под кожей ощущается напряжение крепкого пресса.       Вэш проглатывал стоны. Он поджимал губы и жмурился, опускал голову вниз и шумно выдыхал. Тугие проникновения казались ему неудобными, даже болезненными, но только физически — всего лишь мимолётный каприз этого тела, совсем не привыкшего к анальному сексу. Но душа Тонгари (если у Станций вообще существовала душа) сладко трепетала при мысли, что его возлюбленный взял его. Тихо и нежно, без капли грубости или принуждения.       Вскоре Вульфвуд смелеет. Он гладится носом и губами о шею Тонгари сзади, по самой кромке светлых волос, целует широкие плечи и ласкает грудь мужчины, нарочно задевая единственный сосок и проскальзывая пальцами под решёточку на месте второго. Движения ускоряются, но они всё также осторожные, пусть и более настойчивые. Наконец смуглая рука прикасается к священному паху блондина и трогает член. Он так возбуждён, что головка почти прижимается к животу и сочится смазкой.       Она пахнет пряно и свежо, и Ник не может устоять — подносит мокрые пальцы к губам и слизывает вкус своего Тонгари. Нежный и солоноватый, а самое главное — безумно любимый. Лакомый.       Ураган наконец позволяет себе застонать. Он прогибается в пояснице и обхватывает пальцами узкое бедро святоши. Вэш всхлипывает с каждым толчком и жмурится, сминая смуглую кожу пальцами, а когда пульсирующая головка чужого члена скользит по особо приятному чувствительному месту, он дрожит и поджимает живот, ощущая себя на грани двух миров.       Вульфвуд чувствует, как тесно сжимается его любимый и всё понимает. Он скользит ладонью по взмокшей груди, уверенней обхватывает мокрую от смазки плоть партнёра и двигает рукой, стараясь делать более плавные движения кистью, а большим пальцем гладит упругую головку. Когда подушечка пальца проходится по щёлочке на самой верхушке, Тонгари громко и отчаянно стонет, неожиданно резко насаживается на член до самых яиц Карателя и ярко кончает.       Он беспорядочно двигает задницей, и Николас отвечает ему такими же безумными и аритмичными фрикциями. Священник скулит от обиды, что ему не видно, но мужчина чувствует, как густые струйки семени забрызгивают его пальцы, и сейчас ему этого достаточно.       Тонгари наконец обмякает. Блондин тяжело дышит, но всё же упрямо стоит на своих двоих и опирается о стол. Свободной рукой Вэш мягко, но настойчиво отодвигает Вульфвуда и виновато шепчет, что ему уже больновато.       Ник несдержанно стонет, выскальзывая. Он обнял партнёра сзади и прижался носом к его виску, хрипло дыша. Мужчина доводит себя до оргазма рукой за пару мгновений и блаженно жмурится, прикусив клычками шею возлюбленного. Ураган чувствует тёплые капли семени на голой спине и счастливо смеётся. Здоровая рука гладит по боку Ника и прижимает к себе теснее.       Да, кончить вот так — в объятиях друг друга, без лишних переглядок, лучше всего. Им, впервые познающим таинство секса, до сих пор слегка неловко, пусть и безумно сладко.       Мужчины замерли на пару долгих минут. Николас первым отлип от любовника и взял кухонное полотенце, вытирая следы своей страсти со спины Вэша, а также со своего члена. Ураган последовал его примеру, после чего повернулся к священнику и натянул штаны с таким довольным видом, что Вульфвуд не устоял и прильнул к его губам своими.       — Кажется, ты всё-таки можешь преподнести Рай простому смертному, — хрипло пошутил Николас и погладил Тонгари по щекам обеими ладонями.       Ураган прыснул со смеху и нежно заглянул в его глаза. Сердца мужчин стучали как одно, а души грела блаженная мысль: только что они занимались любовью.       — Запомни это, Вульфвуд, — прошептал Вэш и прикрыл глаза. — А теперь…       Ник вздохнул и послушно кивнул. Пора.       Мужчина собрал разбросанную одежду и вышел из кухни. Алкоголь всё ещё слегка кружил голову, но не так мощно, как осознание того, что сейчас произошло. Тело слегка подрагивало от сладости, а грешная душа явно побывала на небесах. Хотя теперь испорченный падре должен ожидать ужасные Адские муки за содеянное.       Тайфун быстро справился со своим костюмом. Он уже приловчился к шнуровке и мелким заклёпкам, а потому оделся в рекордные сроки.       Мужчины встретились в гостиной. На Николасе был его добротный выходной костюм с приталенным пиджаком, а воротник свежей белоснежной рубашки выглядывал из-под черных лацканов. На рукавах Тонгари заметил серебристые крестики — самое явное напоминание о профессии друга. Ник предложил донести увесистый походный мешок друга, и тот не стал отказываться.       На дворе уже светало. Мужчины двигались с черепашьей скоростью в утренней тиши города. Кое-где встречались сонные прохожие: пьяницы из таверны, ярко накрашенные девушки, путешественники с объёмными рюкзаками, которые спешили на вокзал.       Велосипедный звонок заставил Вэша отскочить с дороги, и Николас притянул его к себе. Мимо с огромной скоростью пронеслась девушка в лёгком цветастом платье, бешено крутя педали. Мужчины замерли на несколько долгих секунд, не глядя друг на друга. Смуглый нос с горбинкой зарылся в светлых волосах, а затем полноватые губы мазнули Урагана по щеке. Тонгари благодарно прикрыл глаза и продолжил путь.       Любой вокзал — это шумное и людное место даже в таком захолустье. Несмотря на рассветный час, здесь всюду шла оживлённая торговля. Продавалось всё: газеты, выпечка, множество полезных вещиц в пути и даже контрабандные часы и бумажные книги!       — Ну что ж, мы на месте, — с этими словами Вульфвуд отдал Тайфуну его вещи и сложил ладонь козырьком, глядя на невероятную железную махину.       Песчаный пароход — прекрасный исполин, сверкающий на солнце, дожидался погрузки багажа и своих пассажиров.       Тонгари достал из кармана плаща билет. Он с любопытством заозирался, ища нужный трап, но вскоре показал пальцем в сторону широкой и высокой лестницы. Вульфвуд наклонился ближе, якобы посмотреть номер на билете, но на самом деле его губы прикоснулись к виску возлюбленного.       — Я совсем не умею прощаться, — признался Вэш, когда они стояли у трапа. — Не знаю, что говорят в таком случае.       — Обычные люди обещают звонить и писать письма, — усмехнулся Вульфвуд и достал скрюченную сигарету (и как это он умудрялся мять их постоянно?).       Он закурил и потрепал блондина по ёжику волос.       — А что обещают такие, как мы?       — Пообещай, что будешь чаще улыбаться, Тонгари. И что у тебя будет много поводов для улыбки. Она у тебя такая красивая, когда настоящая.       — Обещаю, — вопреки этому Вэш посерьёзнел и посмотрел на друга. — А ты, Вульфвуд, обязательно доживи до нашей встречи.       — Постараюсь, детка.       После этих слов священник достал из внутреннего кармана солнечные очки и надел их. Яркие лучи уже озаряли вокзал и снующих туда-сюда людей. Когда за спиной раздался первый длинный гудок, Тайфун вздрогнул и заорал от неожиданности. Помотав головой из стороны в сторону, он протянул руку другу и крепко-крепко стиснул ладонь Вульфвуда. Николас выдохнул облачко дыма и трогательно перекрестил Тонгари, благословляя на путешествие.       На этом и разошлись. Блондин поднялся по трапу и протянул билет стюарту. Работник был под стать кораблю — высокий, плечистый, со следами вчерашней гулянки. Но к своей работе отнёсся с должным вниманием и стал крутить билет в руках, проверяя на подлинность. Ураган рассмеялся и обернулся к перрону. Николас всё ещё стоял там и курил.       Мешок соскользнул с плеча Тайфуна. Вэш резко развернулся. Он сбежал по трапу со скоростью молнии, а затем напрыгнул на святошу, едва не свалив его с ног.       — Ну привет! — иронично прохрипел мужчина, удобнее подхватывая Вэша под задницей, когда тот стиснул коленями его бёдра и скрестил ноги за спиной. — Неужели передумал ехать и решил остаться со мной?       — Нет, конечно. Но я подумал, — Тонгари поднял очки Карателя и прижался лбом к его лбу, заглядывая в глаза, — что хочу поцеловать тебя на прощание. Можно?       — Тебе всё можно.       Счастливо выдохнув, Тонгари запустил пальцы в волосы Вульфвуда и жадно прильнул к его губам. Николас не стал медлить и ответил ему, жарко проскальзывая языком в чужой рот. За его спиной послышалось удивленное бормотание и шепотки.       — Святой отец? — судя по скрипучему голосу и тычку клюкой в спину, одна из пожилых прихожанок узнала священника. — Что это вы делаете?!       — Отъебись! — жизнерадостно бросил ей пастор, резко поворачивая голову.       С его губ потянулась тонкая слюнка к устам Вэша, но блондин слизал её и вновь горячо впился к желанные губы, терзая их страстным и глубоким поцелуем с пошлыми причмокиваниями.       Вульфвуд запоздало подумал, что завтра весь городок будет знать, что он богохульник и гомосексуалист.       Вдоволь нализавшись, Ураган наконец подрыгал ногами, чтобы его поставили на землю. Глаза у него большие, растерянные и до странного сияющие. Движения резкие. Он не знает, куда деть руки, а потому хватает священника за лацканы пиджака и комкает черную ткань. Наконец, Вэш облизывает и без того мокрые губы и по-глупому смеётся, озвучивая самую дурацкую идею на свете:       — Едем со мной?       Каратель ничего не отвечает. Только закуривает черт знает какую по счёту сигарету и возвращает очки на место. Ураган хмурится и делает шаг назад. Кажется, он уже жалеет о своей спонтанности, но не решается признаться в этом, забрать слова назад.       Священник смотрит за спину Тонгари и машет рукой. Совершенно из ниоткуда на станции появляется Ливио, который тащит за спиной огромную крестообразную штуку, замотанную в белоснежные тряпки. От удивления блондин даже забывает поздороваться. Только смотрит, как Николас с каменным лицом отдаёт брату ключи.       — Письмо для настоятеля на кровати, — бросает он младшему вскользь, затем подхватывает непонятный крест под ремни и обращается к Вэшу: — Я уже подумал, что не позовёшь.       — Ты… Ты!.. — Тонгари покраснел, когда до него дошло. Он ткнул пальцем в бесподобную грудь Николаса и сорвался на крик: — Ты что, подготовился?! Ты подготовился! Но я не собирался! Ах ты… Разжалобил меня своим плащом и этим «я сдохну от старости и не дождусь тебя»!       Казалось, что все люди на перроне повернули головы к парочке на скандал. Даблфанг втянул голову в плечи и слинял, но вот Вульфвуд даже не пытался оправдаться или подтвердить догадки блондина.       — Манипулятор! Хитрожопый пёс! Волчара бездушный!       Ураган фыркнул и быстрым шагом вскочил на трап, сыпля проклятиями и взмахивая руками. «Бездушный волчара» спокойно шёл следом, таща увесистый крест почти без зримых усилий.       — Не ходи за мной! Я передумал! — Ураган выхватил свой билет у проверяющего и вышел на палубу, пытаясь отделаться от общества Карателя.       Вульфвуд счастливо рассмеялся и посмотрел на психующую фигурку возлюбленного. Пастор собрался сделать шаг за ним, но контролёр выставил ладонь и хмуро дыхнул перегаром:       — Билет?       — Так я с ним, — Николас махнул в сторону беснующегося Тонгари.       — Эй, мистер в красном плаще! Он с вами?       — Я его не знаю! — заорал блондин, топая на месте и сжимая кулаки.       — Разве эти двое не целовались только что? — хихикнула милая девица в пёстром платье за спиной Николаса. — Голубки поссорились.       — Ладно, иди, — верзила почесал макушку и махнул рукой. — Всё равно у того клоуна оплачена двухместная каюта.