Никаких повторов

      Летний вечерний Мондштадт отличался прохладной и светлыми ночами, такими, что иногда можно было даже не включать фонари, но работали они исправно. Ветер приятно щекотал кожу ног, лишь до половины объятых сарафаном. Иссиня-чёрный кардиган неприятно спал с одного плеча девушки, заставляя её поежиться от ветра. Дожидаясь своего спутника у фонтана на лавочке, Гвен успела совсем озябнуть. За это она вполне могла бы предъявить, но сразу с порога жаловаться не было её привычкой, и она прекрасно знала, что он поймёт сам, с первого взгляда на неё. Она очень ценила его проницательность, хоть и знала, чем всё это было вызвано. Грея руки между собой, дуя на них изо рта тёплым воздухом, она осматривалась по сторонам. По ступенькам быстрым шагом, бежал, даже можно сказать, её рыцарь. Как обычно собран, красив, и с цветами в руках. Гвен усмехнулась — эти же цветы она утром расставляла на прилавке, как просила Флора.       — За опоздание извиняюсь, знаю, ты их не любишь! — Виновато, но с улыбкой, которую умел выделывать только он. Кэйа поправил свои волосы и протянул ей сесилии, которые она так любила.       — Привет, — Она кивнула, указав на его оплошность, приняла цветы, встала на цыпочки, чтобы поцеловать в смуглую щёку, пока он тянулся к её талии рукой.       Это вошло в привычку: не здороваться, дарить цветы, целовать щёки. Наверное, с подросткового возраста, когда они были очень молоды, глупы, но счастливы. Тогда их было четверо: Кэйа, его брат Дилюк, Гвендолин и Джинн, с которой сейчас у всех отличные отношения. Хотелось бы видеть её чаще, но работа и личная жизнь затянула девушку с головой. С Дилюком всё намного сложнее, Гвен не могла вспомнить когда они говорили нормально в последний раз, а не какими-то дежурными фразами по работе. Он заходил иногда к ней обсудить поставки цветов на винокурню — слишком любил цветы, но говорил, что всё его служанки, было стыдно. Она смеялась, пыталась начать диалог, но выходило из рук вон плохо, а потом появлялась Донна, и Рангвиндр быстро уходил, заставляя девушку страдать от любви.       — Ветер довольно холодный, не находишь? — Посмеялся Альберих, видя как его спутница кутается в накидку, — Сегодня мы, значит, идём в таверну и греем тебя там всем, что только найдётся у Чарльза.       — А завтра?       — А завтра я грею тебя собой, конечно же, — Гвен покраснела, пихая его в плечо, а он смеялся, как это обычно у них и бывало.       Девушка не могла сказать, что ей было неприятно, тем более, страдала она не меньше Донны, видя мужчину каждый раз с новыми девушками вечерами. Но она была постоянной, она была всегда рядом, она была приоритетом, и это давало ей шанс, какой никакой, на взаимность. Первой, конечно же, она никогда не признается, как любая другая девушка, будет ждать, игриво сверкать глазами, делать намёки. В другой жизни. Ротшильд была лишена женской харизмы, не умела флиртовать, но это ей не сильно мешало. Моншдадт был маленьким городом, но почти все, в любом состоянии, просили Гвен составить ей компании вечером, ночью, в семейной жизни. Она смеялась, качала головой и говорила, что самое важное для неё сейчас продать побольше красивых цветов. Мужчины соглашались, покупали, шли искать других избранниц, а девушка лишь вздыхала за прилавком, поправляя цветы снова и снова.       — Дурак. Пойдём скорее, а то сейчас прибегут там всякие, и будешь с ними опять дебоширить.       — Я? Да никогда в своей жизни я не начинал драки и склоки в твоём присутствии, цветочек.       — Да что вы говорите, капитан? А вот недавно, примерно неделю назад?       Они шли, споря в шутку, здороваясь между делом с горожанами, хмельными и дружелюбными.

***

      «Доля ангелов» встретила их пением барда, просящего выпить за игру на лире, громким смехом, сигарным дымом и жутким запахом алкоголя, который в этот раз невозможно сильно бил в нос. Кэйа прошёл к бармену, здороваясь лёгким похлопыванием по плечу. Бард рядом, которого, кажется, звали Венти, оживился ещё больше, увидев своего давнего собутыльника. Началась, можно сказать, борьба за бутылку одуванчикового вина. Гвен было совсем не интересно наблюдать за этим из раза в раз, она глазами следила, куда же можно будем уместиться, зная, что к ним вновь присоединится этот бард. Глазами найдя Розарию, сестру милосердия из собора, в который Гвен приходила иногда молиться за Кэйю в особо страшные и долгие его походы и вылазки, она пошла к ней. Не сказать, что они были близки, как лучшие подружки, но и незнакомками назвать их было совсем сложно.       — Здравствуй! Тут свободно? — Ротшильд указала взглядом на свободные места. Роза кивнула, прикурила сигарету и протянула Гвен, угощая, — У меня зажигалки с собой нет.       — Думаешь, я в соборе от церковной свечи подожглась? — Саркастическая ухмылка была натянута на бледное лицо. Хмыкнув, Гвен приняла сигару и зажигалку, быстро затягиваясь. Кэйа не любил, когда он неё пахло жжёным никотином. Розария проследила за её взглядом, направленным на капитана кавалерии у барной стойки. Тот смеялся, оттаскивая барда, и говорил что-то Чарльзу.       — Не всё-ли равно, что он скажет?       — Я пришла с ним, и мне давно известно, что курящих он не жалует. Ну, кроме тебя.       — А что, боишься, целоваться с тобой не будет?       — Роза, дорогая моя, не боишься, что Архонт за грех накажет? — Кэйа оказался рядом с парой бокалов в тот момент, когда Гвен закашлялась от дыма и реплики Розарии, на которую хотелось бы сказать, что да, боится, ведь надежды всегда есть.       — Бога сеголня нет дома, уехал в Ли Юэ , — спокойно ответила девушка, забирая пару бокалов и ставя их перед собой и Ротшильд — не волнуйся, дружок, меня отчитает только Барбара. И то за то, что я не пела в хоре. Как обычно.       — Звучит, как тост! — Венти поднял бокал, пьяный уже в ничто. Гвен переглянулась с Кэйей, по его взгляду понимая, что его развели на алкоголь за то короткое время, что она общалась с Розарией.       Розария фыркнула, услышав «Выпьем за наказание Розарии!» от пьяного барда. Все подняли бокалы.

***

      На втором этаже таверны людей всегда было меньше, чем на первом. Связано это было, конечно же, с тем весельем и атмосферой праздника, что царила в «Доле» вечерами. Гвен, столько раз уже бывавшая в излюбленном месте своего друга, нашла очарование в более тихом и спокойном высоком этаже, отдавая предпочтение комфорту. Она стояла красная от алкоголя и духоты в одном сарафане, положив голову на плечо Кэйи. Он что-то рассказывал своим бархатным голосом, трогая её волосы, убирая их иногда за ухо и смеясь с её глупых пьяных вопросов.       — Кэйа, зайчик, — подсознание кричало, что второе слово, которым она его позвала, было лишним, — мне, наверное, не стоит этого сейчас говорить в таком состоянии, но я тебя так люблю! — Гвен звонко его поцеловала в щёку, смотря на него самым нежным взглядом, который говорил намного больше, чем её пьяное признание.       — Да, цветочек, спасибо за признание, я знаю, — Альберих, полностью вменяемый, не тронутый количеством алкоголя, которое успел в себя влить, — Я тебя тоже.       — Нет! Ты не понял! — С плеча вскакивает, пальцы от неловкость закатывает, губы кусает и вздыхает. Тяжело. У Гвен мозг совсем не соображал, скорее всего, она забудет всё, что было этим вечером, также, как и этот внезапный порыв признания. Если всё пройдёт плохо, помнить об этом необходимости не будет, — Я тебя не как друга люблю, понимаешь?       Кэйа молчал. В глаза ей смотрит, улыбается, смеяться начинает, а Ротшильд себя дурой чувствует.       — Что смешного? Я серьёзно, — Кэйа замолкает, на нее смотрит, ждёт продолжения и прядь её волос на палец наматывает. Девушка вздыхает, немного от него отходя, — Ничего смешного в этом я не вижу. Я тебе доверилась, и, допустим, ладно, скорее всего, если это не взаимно, то я бы хотела, чтоб мы остались друзьями.       — А с чего ты взяла, Гвендолин, что не взаимно?       И вот на этом моменте мир начал исчезать. Гвен на него голову поворачивает, а он нежно-нежно к ней губами тянется, будто спрашивает, можно ли, а она только кивнуть и может. В поцелуй была выложена вся любовь, которая хранились между ними годами, с самого подросткового возраста. Он язык ей в рот суёт, одной рукой её щёку гладит, другой — талию через корсет, а она тает так, будто за одну секунду превратилась в сахар. От него вкус алкоголя и каких-то конфет, наверное, мятных, а может это от того, что он сам по себе холодный — Гвен думать не хочет совершенно, только руками его шею охватывает и ближе становится.       — Не права была Роза, да? — Он смеётся, всё ещё в своих объятиях держит и в макушку целует, а девушка за один вечер столько нежности испытывает, что сердце сжимается, но смеётся тоже, отпуская все свои переживания. Они стояли так несколько минут, но Ротшильд хотелось бы, чтоб эти минуты были часами. Кэйа сказал ей выйти из таверны, подышать свежим воздухом, а она только рада — рассудок уже помутнился от дыма, алкоголя и любви. Дверь скрипнула, Кэйа — к барной стойке.       — Повтори, пожалуйста! — Крикнул мужчина, приближаясь к Чарльзу. Тот кивнул, достал быстро одну рюмку, понимая, что у капитана сейчас каждая минута на счету.       — Никаких повторов, Альберих, тебя там ждёт женщина, по которой ты мне плакался сто лет! — Розария усмехнулась, протянула букет, глаза закатила, — На. Красивый. Гвенни потом сама себя винить будет за то, что забыла.       Кэйа кивнул, опрокинул бокал в себя, быстро забрал букет и, отсалютовав, вышел из таверны       — Идиот.       — А ты, Роза, мне двести моры должна! — Венти сразу получил по шапке. Кто ж знал, что Гвендолин Ротшильд в своём пьяном состоянии отличается невиданной смелостью?