Лучи

Что вы можете сказать о любви? Наверное, что это окрыляющее чувство нежности и желания находиться с человеком постоянно. Буквально утонуть в нём. Как в самом глубоком океане, без возможности выбраться. Познать эту глубину, которая скрывает множество тайн. Вы точно хотите знать о тайнах вашего любимого человека? Одной из тайн Кушель являлась её вечная проблема с головой. Она буквально могла сойти с ума, если бы снова оказалась в лапах у брата. Но она попала к хорошим людям. А может ли Ури назвать себя хорошим человеком после такого? Кушель, такая, казалось бы, невинная, лежит на кровати, подобно той самой картине, где девушка, показывая все прелести своего тела, вырисовывается маслом и запоминается на долгое время в сознании у людей. И не таких уж и извращенных людей! Такие шедевры, которые могут передавать художники, просто не могут забыться. А может ли Ури назвать шедевром Кушель? Её острые тазовые косточки, которые покрыты бледной, почти белой кожей? Её грудь, которая освещается едва попадающим на кровать светом? Её плоский, изящный живот, который немного покрыт шрамами только от того, что девушка носит топ, и от того, что живот – самая открытая часть её изящного тела? Её красивые, покрытые веснушками плечи? Конечно может. Кушель, как уже заметил Ури, лежала в лучах утреннего солнца, прикрыв свои и без того идеальные для Киперса глаза. Свои синие, электрические глаза. До этого электричества так и хочется докоснуться. Удариться убийственным разрядом и умереть от такой красоты. Ури – прекрасен в рисовании. Он бы нарисовал Кушель такой, какой он сейчас её видит. Поставил бы в рамочку и любовался бы, пока в штанах задыхается совесть. Да причём тут штаны, когда у Ури сердце останавливается от такого вида! Как он вообще может теперь думать о таком, после того, как лишил её того, что берегли бы каждые родители у своей шестнадцатилетней дочери? Да Дияр ему голову оторвёт, не пожалеет. Когда узнает, что его ценное сокровище отдало свою ночь такому бесполезному, как Ури. Когда узнает, что было этой ночью между двумя огоньками. Ури не собирается вникать в подробности ночи. Ему мерзко, плохо, тошно. Но не от Кушель. Ему мерзко от себя. Она так спокойно дышит после всего этого. А Ури умереть хочет. Девушка не заслуживает того, чтобы первый свой раз она разделила с таким, как он. Она заслуживает кого-то лучше. Сильнее, храбрее, красивее. А Кушель сильнее и не нужны. И храбрее ей тоже не нужны. Ей никто не нужен был в ту ночь, кроме Ури. Ей никто в будущем не будет нужен, если отцом её детей не будет Ури. Да она рыдать будет, если её, как какую-то крепостную крестьянку выдадут за накаченного-перекаченного идиота! Кушель вдруг открывает глаза. Смотрит на Ури. А Киперсу и сказать нечего: он молчит, как рыба. Смотрит на свои руки, ненавидит. Грызёт себе горло. Прокручивает все те оскорбления, которые он когда-либо получал или получит. А получит он их обязательно. Сглатывает тяжёлый ком. Потому что чувствует, как тёплые руки Кушель берут его за лицо и поворачивают на себя. Ури не может теперь смотреть ей в глаза. Он опорочил невинную. Пусть это и должно быть в деле вещей. Это когда-нибудь должно было произойти. – Ури, – шепчет Кушель и прижимается своими губами к губам парня. Она остранилась, – Что с тобой? – Всё хорошо, милая, – шепчет в ответ Ури. Милая? Это не какие-то там извращенные прозвища по типу "дорогая", "детка", "сладкая". Нет, она и в правду милая. Он любит её и готов называть милой вечно. Вопрос лишь в том, будет ли он после этого живой. – Я никому не скажу. И твой папа тоже не скажет, он же только "за", – говорит Кушель и тянет Ури за собой. Ложится на подушку и просит Ури прилечь рядом. Совершенно не прикрывая собственных прелестей. А зачем? – До сих пор не верится, что ты настолько поладил с Филиппом...Я рада за тебя. – А я рад за тебя, – шепчет Ури и поднимает глаза на Кушель. Она смотрит в ответ, – Что у вас с Дияром и Алисой всё так хорошо сложилось... – Не совсем, – отвечает Кушель, – Они все никак не перестанут ругаться...Представляешь, четыре года с ними живу, уже привыкать начинаю... — У меня тоже иногда ругаются, Кушель. Это нормально, – говорит альбинос и грустно уводит глаз. Он не хотел сейчас вот так обесценить её переживания. Но Кушель обхватывает его голову и прижимает к себе, уткнувшись в белые волосы. – Я люблю тебя, – говорит Грейд. Ури прислушивается к сердцебиению девушки. Так спокойно...Чисто... – Я тоже тебя очень люблю, Кушель, – руки непроизвольно тянутся обнять девушку, что он и делает. Киперс прикрывает глаза. Даже если кто-то зайдёт в эти минуты покоя, он проигнорирует. Ровно также, как и Кушель. Этим утром им было немного все равно на происходящее далее.