на кон.

Влажные поцелуи и мазки горячих губ по шее плавят кожу, заставляют судорожно выдыхать воздух на грани слышимости и подавлять дрожь в кончиках пальцев, которые норовят то и дело пополозти вверх по рукам к длинным волосам и сжать пряди между собой, и не то оторвать, не позволяя больше языку касаться кожи, не то прижать только ближе, не позволяя отстраниться. Где-то на подкорке сознания остатки здравого смысла мигают красным, когда чужие зубы смыкаются на ключице, и опьянённый разум не в силах послушаться, дать хоть какой-то отпор, учитывая, что парень, прижавший его к стене, в разы слабее, но кажется, будто это Сынмин сейчас самый беспомощный, когда конечности не слушаются и буквально плавятся. Может, действие выпитого алкоголя постепенно сходит на нет, может это внезапное прикосновение рук к его талии заставляет его резко распахнуть глаза и на секунду отрезветь, но этого хватает, чтобы Сынмин пришел в себя. — Джу… — бормочет он, облизывая пересохшие губы и оценивая переменившуюся обстановку в комнате, находя себя прижатым к стене, пока его друг держит руки на его талии и целует кожу. Медленно до Сынмина доходит вся ситуация, и пьяными вялыми движениями он отстраняет от себя парня, — Джуен, черт, что ты… Сынмин смотрит прямо в глаза напротив и пытается проснуться полностью, а Джуен не отстраняется и пристально смотрит на него — на то, как Сынмин хмурит брови, то ли не наслаждаясь нынешней ситуацией, то ли и вовсе не понимая что сейчас происходит; на то, как с припухших губ, которые он целовал ранее, срываются частые выдохи, как язык скользит между ними, а взгляд то и дело пробегается по нему. Джуен завис, не убирает руки с чужого тела, которыми ранее нагло облапал парня, и смотрит в глубокие карие глаза с дымкой опьянения. — Джуен, ты ебнулся, — шипит Сынмин, отстраняя от себя парня. Джуен наверняка перебрал соджу, которую они глотали с горла, и сейчас не отдает отчёта в своих действиях — как и Сынмин, — и завтра утром они наверняка даже не вспомнят об этом, ведя себя друг с другом как обычно, но сейчас это доставляет старшему огромный дискомфорт и смущение. — Извини, стой, — выдыхает Джуен, не отрывая от него глаз и вместе с тем не отстраняя рук, которые все ещё лежат на крепком торсе. Сынмин хмурит брови и использует силу, чтобы отстранить от себя парня, но тот буквально вцепляется в него, утыкаясь носом как слепой щенок в изгиб шеи, — стой, стой. Сынмин не понимает, зачем ему останавливаться, но он слушается, опуская вялые ослабшие руки и позволяя Джуену дышать в его кожу. Алкоголь все ещё не выветрился и играет с его разумом, парень с раздражением выдыхает и кладет руку на чужую макушку, перебирая волосы и вызывая чуть ли не довольное мурлыканье в его шею. Внезапно он чувствует, как губы начинают оставлять поцелуи на его коже и он дёргается, сжимая волосы и с силой отстраняя. — Джуен, что ты делаешь, — шипит Сынмин. — Извини, — снова извиняется Джуен, а его руки скользят вверх к широким плечам, — просто… — Что — просто? — Я… — щеки младшего покрываются румянцем и он выдыхает, скользя взглядом по лицу напротив и останавливаясь на пухлых губах. Он медленно приближается, наверняка с желанием затянуть в поцелуй, но Сынмин его останавливает на полпути. — Что ты хочешь сделать? — Сынмин сейчас прекрасно понимает даже опьяненным и сонным рассудком, чего хочет Джуен, но задаёт вопрос, собирая все силы в себе, чтобы удерживать обнаглевшего парня на месте и не позволять его трогать (хотя младший сейчас именно трогает его, проводя руками по его спине). — Ты такой красивый… — шепчет Джуен, все так же рассматривая лицо с благоговением. Сынмин выгибает бровь, неудовлетворённый таким ответом. — Джуен, ты перебрал. Иди спать. — Я не хочу. Я хочу… — Джуен провожает взглядом то, как язык Сынмина скользит по пересохшим губам, и все слова, которые он хотел сказать ранее, застревают в горле. Джуен очарован Сынмином так сильно, он не способен оторвать от старшего глаз, когда тот разговаривает, наблюдая с горящим желанием внутри коснуться как-нибудь парня, стать ближе, чем они есть; Джуен как глупый щенок привязан к Сынмину и не может унять своих чувств, хотя он понимает, что уже перешел все черты дозволенности и вот так прижал пьяного старшего к стене, начиная целовать сокровенное, и сейчас ведёт себя просто как животное, только дороги назад уже нет. — Что ты хочешь? — хмурит брови Сынмин, и Джуену очень хочется разгладить складку меж бровей губами и затем спуститься мягкими поцелуями вниз, к пухлым губам, — Джуен, что ты застыл… — Я хочу тебя, — выдыхает Джуен и утыкается носом в шею, вдыхая чужой аромат. — Джуен, что за черт… — Сынмин хочет отстранить парня от себя, но тот вцепился в него удивительно крепко, не отпуская. — Я хочу всего тебя, — продолжает младший, — я хочу твое тело, я хочу твои поцелуи и объятия, я хочу быть с тобой, Сынмин-а. Чужое дыхание опаляет разгоряченную кожу, и Сынмин рвано выдыхает. — Джуен, ложись спать. — Я люблю тебя, Сынмин, — признается Джуен, зарываясь носом глубже и щекоча волосами кожу, — я люблю тебя так сильно. Пожалуйста, прости меня. Сынмин сдается со вздохом и прекращает попытки оттолкнуть парня, вместо этого со смирением поглаживая по голове. — Что на тебя нашло, твою мать, — не понимает он, когда Джуен тычется в его шею носом и чуть ли не мурлычет от того, что Сынмин поглаживает его по волосам в попытке успокоить. — Я люблю тебя, — повторяет Джуен и мягко и влажно касается губами сгиба плеча. Сынмин не знает, что на это ответить — он не может просто взять и жестоко оттолкнуть парня, когда он ему спьяни признался в любви (и пусть на утро они наверняка ничего не вспомнят), и потому стоит и не двигается, даже рука, зарытая в волосы младшего, застыла и не перебирает пряди, когда он почувствовал прикосновение губ к коже. — Что ты делаешь… — выдохнул он с малейшим раздражением. Джуен застыл и в следующее мгновение отстранился, чтобы взглянуть в глаза старшему. — Тебе же… — он сглотнул и продолжил, — тебе же нравится Чонсу? Сынмин нахмурился: — А это здесь причем? Джуен, ложись спать, — уже с раздражением произнес он, отстраняя парня за плечи, но тот снова вцепился в него. — Представь его!.. — выпалил Джуен, — представь его вместо меня! Джуен прекрасно знает о влюбленности Сынмина в своего друга детства — старший много говорил о Чонсу ещё тогда, когда они только учились в старшей школе, с влюбленным выражением лица и глупой улыбкой на лице перебирал пальцами и с придыханием рассказывал о нем — Джуен в любые моменты, которые Сынмин говорил о Чонсу, глотал предательский ком в горле и улыбался, стараясь как можно более беспечно разговаривать с ним о его влюбленности; он знает, он был рядом, когда Сынмин и Чонсу гуляли или просто встречались где-нибудь в коридоре школы или кофейне — он видел влюбленный взгляд Сынмина, направленный на Кима, и унимал в глубине души боль, грусть и почти что детскую обиду на Чонсу — хотя он-то знал, что тот ни в чем абсолютно и не виноват. Джуен знает, как Сынмин уязвим перед Чонсу, но никогда не думал, что ему придется воспользоваться этим. — Ты что, больной, — хмуро произносит Сынмин, — с дуба рухнул? — Пожалуйста, — Джуен сглатывает, — ты же любишь Чонсу, так в чем проблема представить сейчас его? — Джуен, хватит, — вздыхает старший, не в силах удивляться глупости своего друга, — ты перебрал. — Нет, не перебрал, — упрямо заявляет Джуен, — я люблю тебя. Пожалуйста… ты же наверняка дрочишь на него, а что сейчас мешает? — Джуен, я не могу так просто трахнуться со своим другом как ни в чем не бывало! — в конце концов кричит Сынмин, не выдерживая настойчивости друга, и тут же жалеет об этом, когда тот смотрит на него с обидой и болью в глубине щенячьих глаз. Сынмин переводит дыхание. Секунду, другую, и этого хватает, чтобы успокоиться, и вместе с тем и Джуен прекращает свои попытки как-нибудь притереться к Сынмину или прижаться. — Ляг спать, Джуен-а, — спокойно произносит он и, пригладив напоследок челку, отстраняет парня от себя. Находит свой рюкзак валяющимся на полу и начинает подбирать вещи с пола, собираясь уйти и перед этим уложить своего горе-друга спать. Но все его планы разбиваются вдребезги, когда Джуен снова открывает рот. — Почему? — Что? — не понимает Сынмин, оборачиваясь через плечо. — Почему ты всегда выбирал его? — Джуен шмыгает носом, — не меня? — Джуен, — устало вздыхает Сынмин. — Нет, ты не понимаешь! Всю жизнь ты выбирал Чонсу, хотя я из кожи вон лез, чтобы ты посмотрел на меня хоть чуточку так же, как на него. Почему я недостаточно хорош для тебя? Я всегда был рядом с тобой, я научился играть на инструментах, как и Чонсу, начал отращивать волосы, как и он, так почему же! Почему ты не выбираешь меня? Слезы уже открыто текут по щекам Джуена, а Сынмин и слова вымолвить не может — казалось, все застряло у него поперек горла, когда он пораженно смотрит на парня. Джуен всхлипывает, стирает слезы запястьем и продолжает: — Что же такого сделал Чонсу, что ты его так любишь? И почему я, черт возьми, не заслуживаю того же? Остановить эту истерику он уже не в силах, хотя и понимает, насколько он сейчас не прав и как почти по-детски обижен, но его просто рвет — все то, что он накапливал многие годы, всю обиду и боль, которые держал в себе, все это просто выплескивается наружу неконтролируемым потоком. Точкой отсчета послужил момент пятилетней давности, когда Сынмин признался ему в симпатии в парня с танцевального клуба. Был только вопрос времени, когда Джуен взорвется. Сынмин, не говоря ни слова, встает и подходит к парню — ладонь опять ложится на макушку, а Джуен продолжает всхлипывать. — Джуен… — вздыхает он, — я люблю тебя… как друга. Стремительно поднимающаяся надежда в груди Джуена падает так же быстро и стремительно, разбиваясь вдребезги о горькую реальность. Сынмин никогда не будет никого любить так, как любит Чонсу. А Джуена никогда не будут любить так, как любит он. — Не надо любить меня как друга! — снова кричит и плачет. Плечи Сынмина вздрагивают и Джуен замирает. Уже не остается сил ни на что. Джуен чувствует себя опустошенным и выжатым, не в силах больше держать все в себе. Надо было подумать семь раз, прежде чем влюбляться в Сынмина. Его плечи устало опускаются, безнадежный вздох срывается с губ и глаза утыкаются на Сынмина. Джуен выглядит так уязвимо, как беззащитный побитый шенок, желающий ласки и любви, и у Сынмина замирает сердце от вида перед ним. — Просто полюби меня… хотя бы на одну ночь. Обнимай меня, целуй, люби, только на эту ночь. Представь его… — Джуен… — Джуен приближается к нему и отчаянно обнимает, прижимая к себе и вдыхая запах с изгиба плеча. — Не отказывай мне. Представь его заместо меня, но только не отказывай мне, прошу, — разгоряченные губы оставляют влажную дорожку на теле, заставляя Сынмина рвано выдыхать и с неуверенностью и лёгким испугом на дне темных глаз смотреть в по-щенячьи умоляющие глаза. Сынмин метается в сомнениях, он уже одной ногой в пропасти и прямо сейчас может упасть, когда Джуен продолжает умолять и смотреть жалостливым взглядом. Сынмин устал любить Чонсу — сколько он себя помнит, сколько они дружат, он всегда был влюблен в него. Это не было так больно, это на самом деле ощущалось легко и заставляло Сынмина улыбаться и сиять — до тех пор, пока Чонсу неловко не познакомил его со своим парнем Хенджуном. Тогда, год назад, у Сынмина разбились сердце и все надежды быть с Чонсу, когда видел, каким взглядом Хенджун и Чонсу смотрели друг на друга, и именно тогда он понял одно: он никогда не будет для Чонсу больше, чем другом. Друг, который всегда был рядом. Друг, который поддержит. Друг, который подставит свое плечо для слез после ссоры с возлюбленным. Просто друг. Как смешно оказывается, что речь идет про них двоих. Чонсу пришел к нему плакать после первой крупной ссоры с Хенджуном, а Сынмин пришел плакать к Джуену в день, когда Чонсу познакомил его со своим парнем. Сынмин никогда не будет для Чонсу больше, чем другом, так же, как и Джуен — для Сынмина. Сынмин вздыхает, и, как и Джуен, понимает, что пути назад нет. Их любовь все равно не приносила им счастья. — Только на одну ночь, — произносит он, и Джуен отрывает свое лицо от изгиба плеча и сначала даже не верит тому, что сказал Сынмин, но в его глазах он видит только усталость и смирение. В конце концов, они в одной лодке. Джуен выдыхает и бегает глазами по острым чертам лица старшего вблизи, наслаждаясь его красотой, пока пальцы цепляются за футболку на спине. С той секунды, когда с губ Сынмина срывается долгий вздох и его рука касается чужой мокрой щеки, Джуен становится Чонсу. Сынмин закрывает глаза и приближает лицо к чужому — касается кончиками носов и вздыхает еще, и тогда Джуену становится ясно, что тот пытается создать в голове образ Чонсу; он глотает предательский ком в горле вместе с обидой, понимая, что это он сам предложил и сам отчаянно умолял Сынмина согласиться на это. Становится еще больнее, когда старший, нежно проводя носом по щеке, выдыхает: — Чонсу… Джуен жмурится и кусает губу. «Запомни», думает он, «теперь ты Ким Чонсу.» И заставляет себя открыть глаза. Неважно, что теперь он Чонсу. Теперь Сынмин его любит. Он поглаживает руками поясницу, поднимает одну к голове и зарывается пальцами в волосы, поглаживая и оттягивая, вырывая довольное мурлыканье с чужих губ, которые в следующую секунду прижимаются к его виску, — это все, о чем Джуен когда-либо мечтал. Он подталкивает старшего к кровати позади них, усаживает Сынмина и усаживается сам, только на его бедра, и с любовью осматривает его лицо — пухлые губы, с которых срываются судорожные вздохи, чуть покрасневшие щеки и трепещущие ресницы. Джуену хочется целовать его без остановки, что он и делает — приближается к нему и нерешительно накрывает его губы своими, затягивая в поцелуй осторожно и медленно, будто Сынмин сейчас оттолкнет его и уйдет, оставив одного. Но Сынмин не уходит — хоть он и кажется нерешительным, но он ползет ладонями под футболку и оглаживает тощее тело, от чего Джуен выдыхает и прижимается к старшему ближе. Поцелуй нежный, руки на туловище нежные — сжимают аккуратно, так, будто боятся нечаянно сломать, Сынмин нежный, такой, которого Джуену хотелось видеть каждый день. Он толкает его на спину и нависает над ним, отросшие волосы щекочат кожу Сынмину, но его это не особо волнует. Сынмин, несмотря на их огромную разницу в силе, сейчас такой слабый под ним, и это просто ломает Джуена, понимание того, что он позволил себе быть слабым, пусть и не с ним, даже косвенно с совсем другим парнем, но младший тешит себя мыслями о том, что Сынмин такой с ним, что на обратной стороне век, прикрывающих глаза, он представляет не Чонсу, а его. Джуен задирает футболку до горла, обнажая крепкий торс — Сынмин на секунду вздрагивает и уже открывает глаза, но Джуен прикрывает их ладонью и шепчет: — Не открывай глаза. И Сынмин слушается. Джуен вздыхает и касается губами чужой кожи, спускаясь до живота, где чуть прикусывает зубами мышцы и заставляет Сынмина извиваться и тихонько стонать. — Боже… Чонсу… Джуен игнорирует укол в груди и покалывание глаз от слез, поглаживает бедра и начинает спускать штаны вместе с бельем, так что Сынмин под ним теперь точно уязвимый. Пальцы обхватывают бедра, большие пальцы поглаживают выпирающие тазовые кости, Сынмин дрожит в его руках. Когда губы Джуена накрывают и обхватывают головку члена, Сынмин издает протяжный стон и обшаривает дрожащей рукой, пытаясь найти волосы, в которые можно было бы зарыться. Длинные пальцы чуть сжимают мягкие пряди, поглаживают кожу головы и заставляют Джуена стонать — вибрация от стонов переходит по члену во рту и от этого ноги Сынмина вздрагивают. — Боже, о боже… так хорошо, — Сынмин кусает губы, все еще держит глаза закрытыми, как и сказал ему Джуен — Чонсу, — и выгибается. Джуен старается доставить удовольствие парню, одной рукой сжимает основание члена, а другой тянется под кровать, обшаривая где-то несколько секунд в поисках смазки и затем вытаскивая. В груди все еще клокочет страх и неуверенность, но Джуен игнорирует их и обмазывает пальцы жидкостью из тюбика, приближая к чужой заднице. Сынмин шипит, когда мокрые пальцы касаются его прохода, но его тут же успокаивают поглаживанием по внутренней стороне бедра, и тогда один палец проскальзывает внутрь. Растяжение напряженное, Сынмин кусает губы и хмурится, когда его растягивают, но Джуен делает все, чтобы унять его дискомфорт — дрочит член, поглаживает бедра и оставляет поцелуи по коже у живота и бедер. Все это заставляет старшего стонать, чуть оттягивая длинные волосы, в которые зарыта его рука. В конце концов, пальцы, подготавливающие его проход, касаются чего-то внутри него, от чего его выгибает на кровати и стон срывается громче и пронзительнее обычного, и тогда растяжка становится не такой неприятной. Три пальца толкаются в нем, свободная рука двигается на его члене, а губы касаются низа живота — все это доставляет Сынмину удовольствие и он даже не замечает, как начинает шептать: — Пожалуйста… больше, я… Пальцы сжимают волосы сильно и заставляют отстраниться. Джуен поднимается и смотрит в лицо старшему — красное и вспотевшее, он приближается и целует скулы, слезы в уголках глаз, виски, нос, губы. — Боже… Чонсу, войди… И снова — Чонсу. У Джуена снова щиплет глаза, но он только кусает губы и начинает стягивать с себя штаны, повторяя про себя, что он сам согласился на это, и мало того, подбил на это Сынмина, абсолютно ни в чем не виноватого. Джуен самый ужасный человек. Он проводит рукой по своему члену, стонет и судорожно выдыхает как можно тише, лишний раз не подавая своего голоса. Входит медленно и как можно аккуратнее, так, чтобы не доставить боли, но Сынмин все равно шипит и сжимает ладонями простынь — тогда Джуен наклоняется и берет одну его руку в свою, оставляя поцелуи по шее сбоку. — Чонсу… Джуену хочется сказать «я здесь», но для Сынмина здесь не он, поэтому кусает губы до крови. Щиколотки Сынмина смыкаются на его пояснице, притягивая ближе к себе, и член Джуена проникает дальше, растягивает чуть тугие стенки и ощущает их сжатие на своем члене. Он послушно ждет, пока Сынмин глубоко дышит и привыкает к ощущению чего-то крупного внутри себя, гладит руками талию и продолжает целовать кожу; когда с губ Сынмина срывается выдох «двигайся», Джуен двигается. Медленно и тягуче, он нежно толкается и старается не доставлять боли Сынмину, стимулирует его простату. — Чонсу, — Сынмин уже стонет от удовольствия, сжимает руку Джуена в своей и пальцами другой сжимает широкое плечо Джуена, — пожалуйста… Свободную руку Джуен тянет к члену Сынмина и сжимает так, чтобы тот выгнулся от наслаждения. Он весь уже запыхался и вспотел, и все, чего ему хотелось, это разрядки — и, может быть, объятий со старшим, но даже находясь сейчас в состоянии экстаза, он понимает, что никаких объятий после такого ему не будет. Плевать. Просто плевать. Он не хочет сейчас думать об этом. Он хочет тешить себя мыслью о том, что Сынмин его хоть чуточку любит так, как Чонсу. — Чонсу, я… близко, — Сынмин чертыхается, Джуен двигает ладонью быстрее и сам толкается немного резче, возбуждение скатывается внизу живота клубком, и игнорировать это уже невозможно. Сынмин кончает в руку Джуена с громким выкриком чужого имени, не принадлежащего Джуену; тот в конце концов позволяет слезам вылиться наружу и выходит из старшего, кончая на простыни. Джуен чувствует себя подавленным, он боится двинуться или громко вдохнуть; Сынмин не двигается, наконец открыл глаза, но даже не смотрит в сторону Джуена. Он просто тупо смотрит в потолок, переводя дыхание. Теперь Ли Джуен снова Ли Джуен, которого Сынмин никогда не полюбит. Сынмин отталкивает его, чтобы встать, поправляет футболку и начинает искать свои штаны и боксеры, пока ищет, шипит от жгучей боли в заднице. Джуен просто сидит на кровати и наблюдает за ним. Неужели все так закончится? Да. А чего ты еще ожидал? Чего еще можно было ожидать после того, как Джуен поставил на кон их дружбу? Сынмин быстро натягивает на себя штаны, и тогда Джуен пытается позвать его: — Сынмин-а… — Отвали, — отрезает Сынмин, — просто, блять, отвали от меня. Оставь меня в покое. Джуен слышит холод, боль, и чрезмерную обиду в голосе — а Сынмин чувствует себя униженным и использованным, ему хочется рыдать и метать все вокруг, но он не позволяет себе такой слабости перед этим парнем. Джуену больно от того, что Сынмин даже не смотрит на него, когда захлопывает за собой двери и оставляет его в одиночестве, но он не вправе жаловаться на это, когда он использовал друга и его чувства. Теперь он остался в комнате один в окружении пустых бутылок соджу и банок пива, и с разбитым сердцем — а у Сынмина от разбитого сердца не осталось и осколков. Разве минутная слабость стоила этого?