Письмо без адресата
18 июля 2023 г. в 20:44
Примечания:
Глава на сон грядущий.
Я не буду здесь писать, что глава 18+, и это обусловлено тем, что сексом подростки начинают заниматься с 13-14 лет, а кто-то даже раньше. Обращаюсь к своей несовершеннолетней аудитории: секс - это огромное удовольствие, и это не стыдно. Не стыдно чего-то не знать или не уметь. Ваши родители пытаются вас остановить от ранних половых связей, потому что созреть должна в первую очередь ГОЛОВА. Если вы, не имея жизненного опыта, ложитесь в постель с теми, кто клал на ваши желания, заботу о вас и банальную контрацепцию, то ничего хорошего из этого не получится. В здоровых отношениях партнеры договариваются, обсуждают и заботятся друг о друге, в том числе, в плане близости. Не надо думать, что вы не забеременеете, если "он вовремя вытащит" или у вас "безопасные дни" в календаре. Не ломайте себе жизнь - думайте головой, надо ли ВАМ спать с этим человеком или оно того не стоит. Если уж решили, то предохраняйтесь и почаще ходите к гинекологу, делайте УЗИ и мазки. Мальчики, покупайте качественные презервативы и носите их всегда с собой, заботьтесь о партнере и улучшайте знания об анатомии и физиологии.
Все, что он хотел сейчас — это плакать и любить. Он цеплялся за эту тонкую рубашку, как за последнюю вещь, которая держала его в этой жизни. Он хотел плакать, потому что видел перед собой улыбающееся лицо юноши — свою любовь без срока давности. Он готов был кричать, лишь бы не скулить, моля о прощении и одном-единственном поцелуе. Он почти умер от осознания, что его обнимают в ответ, и плечо доктора опаляет соленая влага голубых ледников. Дрожащие руки едва слушались всегда педантичного и аккуратного Ливси, но он смог отбросить прядь волос со лба юноши и легонько дотронуться до мягких черт, которые безуспешно пытался вытравить из памяти все эти годы. Судорожное «Джеймс» застряло в предсердии, и Дэвид задыхался от пронзающих легкие сотен иголок, а перед глазами жемчужной пудрой рассыпались мириады созвездий, погружая воспаленный мозг в подобие комы.
Его сердце было разбито столько раз, сколько он перечитывал потертое письмо без адресата и отправителя. Детская искренность и непосредственность пропитали каждый штрих, каждую букву, и Ливси, в минуты слабости, не смел даже верить, что эти порывы были адресованы ему. Оттого больнее становилось при мысли, что все это он разрушил собственными руками и бросил, не глядя, в пучину чертова благородства. Месяц назад, не вынеся скребущего одиночества, он малодушно хотел порезать ладони и вскрыть голым руками пару умерших от тифа людей, но сейчас он был благодарен себе за то, что просто напивался. Он запрещал себе надеяться на еще одну встречу, пытался забыть тот запах апельсинов и сирени, что душил в безлунные ночи, сжимая металлическим обручем саднящее горло. Он хотел любить, но боялся быть одним из многих для того-единственного, коим всегда был Джеймс. Его Джеймс.
Гулкий набат кипящей в висках крови привел доктора в чувство, и он, снова обезумев, припал к пересохшему роднику мягких губ в надежде утолить ту опаляющую сердце жажду, но было бы слишком наивно полагать, что он сможет напиться тем, кто для него — вся суть жизни. Он сцеловывал горячие дорожки соли на щеках любимого и исступленно шептал : «Ты здесь...Мой хороший...Ты вернулся...Я ведь не сплю?». Едва слышный всхлип, судорожное: «Я скучал...» выбили из сознания все якоря, и сильные руки разорвали на юноше рубашку, обнажив слегка загорелые худые плечи и борозды шрамов на груди. Он готов был проследовать за каждым из них по рекам памяти к истоку их общих приключений, ведь именно доктор, раз за разом, старательно зашивал эти воспоминания в едва живую плоть, утопая в безумии и лазоревом мареве глаз.
Аккуратно уложив юношу на шелковые простыни, Ливси еще раз взглянул на раскрасневшееся лицо любимого и не сумел сдержать пустившееся в галоп сердце. Никогда он еще не чувствовал себя таким живым, сотканным, будто бы, из капель весеннего дождя, утреннего тумана над бескрайними пашнями и запаха спелых персиков. Запечатлев легкий поцелуй в уголке губ, и Дэвид, рвано выдохнув, принялся прокладывать влажные дорожки от подбородка к груди, зализывая, зацеловывая, врачуя каждую царапину, каждый шрам, каждую родинку на бархате кожи. Исступленные стоны наслаждения, такие интимные и нежные, то и дело оглашали тишину ночи, и Ливси приложил ладонь к груди Джеймса, с наслаждением ловя каждый звук, вырывающийся оттуда. Его самый страшный грех, самое сладкое наваждение, самая правильная религия — любить этого юношу, хотеть этого юношу, быть верным ему сегодня, завтра и во все времена.
Не в силах терпеть жар чужого тела, Дэвид быстрыми резкими движениями стянул с себя одежду, оставшись в одних кюлотах. Джеймс тихо ахнул, увидев, стройное тело доктора, его мускулистые руки, широкую грудь, подтянутый живот и соблазнительно выпирающие косточки бёдер. Капли пота стекали по коже, отчего та переливалась жемчугом в пламени свечей. Запах цветов проникал в приоткрытое окно, оседая на волосах и растекаясь по венам к кончикам едва дрожащих пальцев. «Это прекрасно, доктор...» едва шептали пересохшие губы, им вторили рассветные лучи, некстати пробивающиеся сквозь неплотно задернутые шторы, обволакивая каждый мускул на крепком мужском теле, чествуя самое красивое творение рук человеческих.
Бесконечно долгий вдох и головокружительно резкий выдох. С невыразимой нежностью, юноша оглаживал плечи, живот, спину своего мужчины, легонько прикусывая шею и ключицы, ловя каждое движение век, каждый взмах ресниц. Джеймс сейчас перед ним, стоит на коленях на самом краю кровати, раскрасневшийся и возбужденный, и у Дэвида защемило в груди: ведь это он, Ливси, должен пасть ниц перед этим прекрасным, невинным, манящим созданием, утопая в кобальте и запахе разгоряченной кожи.
Юношеские пальцы скользнули вниз и расстегнули пуговицы на кюлотах, освобождая истекающий смазкой, член доктора. Тяжело дыша, Ливси взял руку любимого и положил ее на свою горячую плоть, направляя движения Джеймса вдоль пульсирующего органа. Все, что он хотел сейчас — это плакать и любить. Он хотел плакать, потому что ни разу за свою жизнь никто не дарил ему столько удовольствия, сколько сейчас доставляет Джеймс. Он точно благословлен, потому что как иначе объяснить растекающийся по мышцам огонь от одного только взгляда этих осоловелых глаз?
Юноша наклонился и провел влажную дорожку от самого основания члена до бархатистой головки, а затем, осмелев, полностью погрузил его в рот, наслаждаясь отрывистыми стонами и хриплым шепотом: «Я — твой... Любимый...только твой...». Ливси наслаждался всей плеядой звуков, которые они издавали, но больше всего ему нравился звук равномерных толчков, с которыми приходило давно забытое чувство нужности, заботы, причастности, всепроникающего счастья. Его хотят. О нем заботятся. Его любят. Он тоже хотел любить. Именно поэтому одним рывком Ливси снова уложил Хокинза на живот, и, достав лавандовое масло, начал с большой осторожностью погружать в юношу сначала один палец, затем второй. Закусив губу, Дэвид наблюдал за открывшейся ему картиной: распластанный на шелке Джеймс, извивающийся от ритмичных движений, с жаром шепчущий свои самые смелые просьбы, которые доктор непременно удовлетворит.
Когда приготовления были закончены, доктор запечатлел еще один поцелуй в уголке губ и заставил юношу посмотреть на себя. Увиденное дало Ливси понять, что все в порядке, а через мгновение он аккуратно вошел в сладко пульсирующее тугое кольцо, и оба, замерев на мгновения, судорожно выдохнули. Поцелуи легли на оголенные плечи, и юноша услышал шепот: «Ты в порядке?». Коротко кивнув, Джеймс еще сильнее прогнулся в пояснице, даже не представляя, как этим сводит любимого с ума. Доктор уже утвердился в мыслях, что этот юноша рано или поздно его погубит, но сейчас эти размышления лишь распаляли мужчину еще сильнее. Толчки становились еще размашистей, а расстояние между горячими телами все меньше и меньше.
В какой-то момент, Ливси перевернул Джеймса на спину и положил его ноги к себе на плечи. Взяв чужой член в руку, доктор снова вошел, сочетая нарастающий темп с поступательными движениями рукой. Теперь, после стольких лет разлуки, их крики и стоны слились в один звук, а тела сплелись в тугой комок наслаждений. Юноша кричал и извивался, судорожно цепляясь за предплечья мужчины, размазывая влагу по смуглой мерцающей коже. Через несколько мгновений темп толчков достиг своего апогея, и Джеймс, не в силах больше держаться, излился на живот с именем доктора на искусанных губах. Умирая третий раз за эту ночь, Ливси последовал за юношей через несколько мгновений, дрожа от затопившего сердце всепоглощающего чувства счастья. Тысячи цветов расцвели в эту ночь по всему миру, но ни один из них не был достоин украсить своим венком эти пшеничные волосы, ниспадающие мягкими волнами на лоб. «Я люблю тебя» перетекало с одних губ на другие, пока оба не уснули, обессиленно прижимаясь друг к другу, в рассветном мареве нового дня.
Примечания:
Спасибо, что читаете.