Бывает

Утро начинается с того, что в тамбуре Миху находит Поручик, что как раз вышел покурить. Он ничего не спрашивает, но удивлённо косится на невыспавшегося Горшка, который успел весь пол забросать бычками. Он пробыл всё время здесь, даже не решаясь возвращаться в купе к Князю. Не боялся, просто не решился вернуться и нарушить слово. — Ты собака сутулая, — выдал Балу, стоит Мише выйти из вагона. Он подскакивает ближе и даже не замечает, что лицо друга выглядит так, словно он где-то мариновался под прессом ночью. — Чë? — раздражённо рыкнул Михаил, пребывая в данный момент не в лучшем расположении духа. — У Андрея на шее засос, — продолжает выговаривать друга Балу, смешно сдувая лезущие белые пряди с лица. — И чë? — продолжил рычать в ответ Миша, не особо идя на контакт. — Что ты с ним сделал, что он выглядит так, будто не спал всю ночь? — Балу не отступает, продолжает отчитывать как ребёнка маленького. — Да ничего. Я вообще с трёх часов в тамбуре околачивался, — рассерженно выплюнул в ответ Миша, ощущая некую обиду, что его опять подозревают непонятно в чем. — Нафига? — удивился Балу, чуть сбавив давление, но продолжил недоверчиво буравить Горшка взглядом, будто ожидая чего-то ещё. — Он меня выставил. Обиделся, видите ли, — взмахнул руками Миша, пытаясь жестом показать степень своего недовольства подобным действием со стороны Князя, ведь слов не находилось. — Вы поссорились? Что ты ему ляпнул? — вновь начал обвинять его Шура, прекрасно зная чужой характер. — Чего сразу я? — не получив нужной реакции, Миша вновь нахмурился, даже насупился. — Он сам взбеленился из-за ерунды. — Ты же знаешь, что во время течки он превращается в фурию, — попытался донести простую истину Балу, но вновь натолкнулся на неприступную стену. — Знаю, — закивал Миша, состроив недовольную гримасу и скрестил руки на груди, будто отгораживаясь. — И что? Терпеть? Шура закатил глаза, сдерживая сильное желание покрутить пальцем у виска. Иногда ему казалось, что он общается со стеной, хотя с ней бы он, наверное, смог бы договориться. Нет, Мишка хороший и прислушивается к советам тоже, вот только в каких-то вопросах он упрям до безобразия. Сказывается природный характер многих альф, и Шура сам таким бывает, но ведь к каждому находится подход, есть свои рычаги давления. Рычаг давления Горшка — Князь, вот только он этого сам не знает и пока не умеет пользоваться. — Откуда засос? — снова завёл старую пластинку Балу, понимая, что там он ничего не добьётся. — Я поставил… Сорвался, — нехотя признался Миша и взмахнул руками. — Ну ё-моё, Шур, ты его видел? — Видел. Красивый до невозможности, — согласно кивает Шура и чуть улыбается. — Но ты же знаешь, что Маша для меня красивее всех. — Ну не удержался немного. Но я ничего плохого ему не сделал, — заверяет Горшенёв с такой искренностью, что Балу мысленно махнул рукой. — Знаю. Андрей тоже самое сказал, перед тем как упорхнуть с перрона, — вздыхает Балу, наконец отступая. С Михой можно только так: вывести на эмоции, чтобы он не задумываясь всё вывалил. — Он убежал? Какого хрена? — новая волна возмущение поднимается в Горшенёве и он лезет в карман за сигаретами, но ничего не осталось. Он выкурил обе пачки ещё в тамбуре. — А ты чего ожидал? — усмехается Балу, насмешливо наблюдая за чужими трепыханиями. — У него из-за этих таблеток сильная сонливость и он будет только рад перейти на более лёгкие, а так же запереться в своей квартире в обнимку с подушкой. — Слушай, а побочки у этих препаратов страшные? — замирает на мгновение Миша и растерянно смотрит на Шуру. — Чего это ты вдруг заинтересовался? Дружескую помощь хочешь предложить? — с ехидной усмешкой спрашивает Балу, не упуская возможность подколоть. — Я к нему не сунусь, пока течка не пройдёт, — обещает Миша, быстро остывая и заметно занервничал. — А так… Поговорить бы. — Поговорить? Гаврил, чего это на тебя нашло? — хитрое выражение мигом слетает с лица Балу, и он всерьёз начинает беспокоиться за нерадивого друга. — Он же теперь от меня шарахаться будет, — грустно шепчет Миша, опуская голову вниз. Снова грузиться из-за ерунды. — Не будет, — самым уверенным тоном, на который он только способен, заверяет Балу, хлопая друга по плечу. — Сам же около тебя во время течек отирался, вот пусть и знает, что результат однозначный вышел. Слова не сразу доходят до Горшка, а, когда наконец доходят и обрабатываются, он заметно оживляется. В карих глазах блестит искра надежды и Мишка разгибается в полный рост. — Шур, я тебе поверю только потому, что давно дружим, — наконец на хмуром лице проступает улыбка и Балу может вздохнуть спокойно. — А ты сам потом убедишься, что я был прав, — авторитетно заявляет Балу, широко улыбаясь другу напоследок и направляется дальше. — Погоди, — дёргается за ним Миша, быстро нагоняя и спрашивает о важном. — А что с побочками? — Спроси у Маши. Она в буфет пошла. Заодно и сам пожрёшь. А у меня тут дела срочные появились, — советует Балу, как вдруг вспоминает о чужом рюкзаке на плече. — Ах, да. Вот твои пожитки. Если чего-то не хватает, то к Князю претензии. Он собирал и парочку вещичек мог прихватить. — А с чего ты так уверен, что он пару моих вещей взял? На кой черт они ему? — непонимающе спрашивает Миша. — Чуйка, — слишком уж таинственным тоном провозгласил Шура, скрываясь в здании вокзала. Миша посмотрел в след другу, пожал плечами, мол дурак дураком и потопал следом в здание, но завернул в буфет. Машу он быстро нашёл, та была самой яркой в этой массе прибывших и отбывающих. Заприметив Горшка, она тут же замахала руками, призывая его присесть рядом. — Доброе утро, — с лучезарной улыбкой протянула Маша, приветствуя альфу. — Доброе, — пробурчал более-менее дружелюбно Миша, бухаясь напротив. — Мах, а расскажи мне про таблетки Князя. Начал Горшенёв без этих долгих предисловий с описанием своего утра и степени его паршивости, а так же пропустил часть с вежливыми расспросами о делах и настроении Марии. Та и не обиделась, понимая, что альфа и так старается. — Если ты про те, что он принимал на днях, то… — Маша ненадолго задумалась, решая, а стоит ли вообще говорить. Но нервничающий Миша не оставил вариантов, и Маша со вздохом пояснила. — Это сильный подавитель, который рекомендовано принимать лишь в крайних случаях и малых дозах. — Страшная побочка? — обеспокоенно спросил Миша, смотря с долей страха — В худшем случае бесплодие и прекращение выработки феромонов. Ну и на печени и почках сказывается, — не стала скрывать Маша, делая серьёзное лицо. — Ух ты! Он поэтому редко их принимает, — грустно улыбнулся Миша, опуская взгляд на собственные ладони. — Маш, а разве ему так плохо? — Да. Течка отличается от гона, — закивала Маша и сама погрустнела. — Девушкам-омегам проще, чем парням. Я лишь пару раз видела, как ломает Андрея и больше не хочу видеть подобное. Природа отыгрывается за то, что он до сих пор не родил. — А если бы он родил, стало бы проще? — удивляется Миша, непонимающе смотря на Машу. — Значительно, — кивает Маша, грея ладони о кружку ароматного чая. — Так уверяют все мои знакомые омеги. — Значит, ему нужно родить, — выносит вердикт Миша, задумчиво почёсывая затылок. — Для начала нужно найти того, кому можно посвятить себя, — улыбается добродушно Маша и поднимает блестящие мягким светом глаза на альфу. — Разве ты не хочешь, чтобы у него всё было хорошо? — Хочу, — выдыхает опечалено Миша, словно это даётся ему с трудом. — Честно хочу, но… Он же бросит группу, когда найдёт пару. Маша смотрит растеряно, а потом всё сменяется пониманием, и она улыбается, как добрая воспитательница глупенькому мальчику. — Группа и мы слишком много для него значат. Музыка неотъемлемая часть его жизни, — мягко заверяет Маша, накрывает сжатые в кулаки ладони альфы и ласково шепчет. — Разве мама бросит своё дитя? Никогда. Вот и Андрей не сможет.