Бакудо №100

- Что же мне с тобой делать? – со вздохом спросил Оторибаши. Ответ, конечно, не требовался, да и не имелся – не существует точных инструкций по залечиванию нефизических ран. - Простите меня, - Изуру сидел на ступенях, ведущих к главным зданиям третьего отряда, куда чуть не на руках притащил его капитан, и понуро разглядывал собственные колени. - С этим я уже разобрался, Кира, но что дальше? Так и будем танцевать вокруг нетленного образа Ичимару? – Изуру покосился на Оторибаши: его поза, невидящий взгляд, интонации – все говорило о досаде и унынии. – Что он сделал с тобой, мальчик? Изуру дернулся: Ичимару-тайчо любил называть его так. Тот самый Ичимару-тайчо, что умудрился за какие-то несколько десятков лет сделать его печальным, покорным судьбе орудием, игрушкой в капитанских руках. Тот самый Ичимару-тайчо, что бросил всех, кому не посчастливилось полюбить его и возложить на него свои надежды. Тот самый Ичимару-тайчо, что посмел умереть, оставив за собой последнее слово, которое навсегда запечаталось усмешкой на его губах. Шут. Мерзавец. Бессердечный. Ничего. Он не сделал ничего. Но как-то умудрился украсть все улыбки, перетянул на себя, поэтому в его присутствии никто не мог смеяться. Он не сделал решительно ничего, и от этого Изуру было еще хуже, ведь теперь уже не переиграть партию. Это словно потратить всю жизнь на возведение дворца, чтобы узнать, что он никогда не будет построен, и в результате у тебя только бесчисленные рисунки с декорациями и торчащие среди груды камней балки – несбывшийся остов. - Неужели ты так дорожишь этой печатью оставленного на лбу? Ичимару так и будет стоять за твоей спиной, а место капитана третьего отряда сочтут проклятым, потому что никто не задерживается здесь надолго, никто не может его заменить? - Не говорите так. - Ты совсем потерял голову, Кира, но это твой отряд, а я – твой капитан, хочешь ты того или нет. Ичимару покинул нас, так дай себе шанс, отпусти его. - Хорошо. - Что значит «хорошо»? Кира, почему бы тебе не начать говорить то, что ты действительно думаешь? - Но я думаю, что вы правы. Перед глазами Изуру стояла картинка: тело с синим подтеком на щеке, с сочащимися зеленой жижей пальцами, отсутствующий взгляд устремлен в небеса. Лейтенант готов был согласиться с чем угодно, но образ горящего Ичимару – единственное, о чем он мог думать. В зарослях облепихи неподалеку послышался шорох, Оторибаши насторожился, и даже Кира немного собрался. - Да вы достали, блин, своим нытьем. Да еще понасажали какой-то хрени! Роуз! Ну помоги же мне! Оторибаши не двинулся, и капитану Хирако пришлось выбираться из колючих зарослей самому. - Так, - деловито произнес Шинджи, подходя ближе, - а это наш страдалец. Ну и задолбал же ты его, смотрю. Роуз кого угодно задолбает занудством пополам с философией, - последнее было обращено к Изуру. – А что, глазки ясные, прическа, правда, все портит, ты б его постриг, что ли. Будешь стричься? – вопрос тоже предназначался Кире, но ответа никто не ждал. – Послушный, говоришь? Ну-ну, а я-то думал, этот Гин – зверушка Соуске, а он и своих, значит, завел. - Не смейте! – Изуру поднял на Шинджи полный гнева взгляд. - Оу, так мы не в прострации? Кусаться этот недолис тебя тоже научил, или только лаять? – Кира вскочил, Хирако широко улыбнулся и шагнул к нему. - Вот что, герой-любовник, чтобы через пятнадцать минут я слышал твой храп, а то приду и проверю, понял? Я тут Роуза пока проинструктирую насчет твоих загонов, а увижу тебя с постной мордой завтра, губы пластырем к ушам приклею. Все возражения можешь опустить, свободен, проваливай. - Ну зачем ты так, - покачал головой Оторибаши, поднимаясь. – Кира, я зайду к тебе попозже, не оставишь нас сейчас? - И одеялко подоткнет, и монстров прогонит, будь уверен. Ты бы мальчику еще хентай почитать дал, может, мозги бы прочистились, или сам почитай ему на ночь, идиллия просто. - Кира, - мягко проговорил Оторибаши, и Изуру услышал просьбу, коротко поклонился и пошел прочь. Сна не было ни в одном глазу, Кире ничего не оставалось, как бездумно слоняться по Сейрейтею, вглядываясь в изменчивые тени и мрачно проглядывающие сквозь сумрак очертания зданий. Ноги несли его сами, нечего было удивляться, что в конце концов он оказался в месте, куда Ичимару привел его в достопамятную ночь перед уходом. Изуру не был там с той самой битвы с капитаном десятого отряда, обходил стороной, чтобы не вспоминать и не думать, мог ли он изменить хоть что-то, но сегодня было можно. Когда луна так улыбается, а прах развеявшихся надежд покоится на дне колодца, можно все. Кира поднялся на пустынную площадку – неудивительно, ни у кого не было причин, чтобы приходить сюда, кто знает, почему капитан выбрал тогда именно это место. Может, как раз за его уединенность. Вот там Кира стоял в прошлый раз, а здесь стоял Ичимару и тянул вверх уголки губ так, что от выражения его лица становилось сильно не по себе. Изуру глубоко и медленно вдохнул, прислушался к себе, стараясь понять, где болит. Болело только в груди, от воющей пустоты. Кира вскочил на крышу, ближе к небу - никакого ветра, в Сейрейтее полный штиль, ночь молчания по ушедшему капитану. - Не спится? Кажется, Изуру ошибся, был еще один человек, чьи воспоминания были связаны с этим местом. - Нет, Мацумото-сан. - Вот и мне тоже. Ну какой мерзавец, да? – Рангику сидела на покатой крыше, глядя на улыбающийся лунный рот. Видимо, Кьораку нашел нужные слова, а может, Мацумото сама была слишком непостоянна, чтобы задерживаться на одной эмоции надолго, ведь чтобы согреться, следует сначала замерзнуть, иначе никакого удовольствия от тепла не получить, но на ту отчаявшуюся заплаканную Рангику, что Изуру видел с полтора-два часа назад, она уже совсем не походила. - Не знаю, - Кира помолчал. – У него не было обязательств лично передо мной, - он отвел взгляд от медной волны волос Мацумото. Слишком теплый оттенок, они оба были для Гина слишком теплыми, даже Айзен, и тот не отличался внешней холодностью, если бы не глаза. Словно Ичимару бессознательно пытался отогреться, растопить иней, окутывавший его белесой пеленой с ног до головы. Пыльное, словно пепел расшалившегося Хайнеко, облако скрыло скалящийся полумесяц. - Какой же ты дурачок, - улыбнулась Рангику, запрокинув голову, чтобы встретиться с взглядом Изуру. - Почему вы так говорите? - Ты серьезно? Он задолжал тебе больше, чем мне, разве не понимаешь? – Мацумото выглядела удивленной, будто Кира не смог сложить два плюс два. – Вечно с ним было так, поиграет и бросит, и за руку не поймаешь – слишком ловкие руки, да и за язык тоже – слишком длинный. Ладно, Кира-кун, пусть теперь он подождет, где бы ни был. Я собираюсь заставить ждать себя очень долго, чего и тебе советую. - Изуру-у? Где же мой Изуру? - в кабинете распахнуты все створки шкафов, ровные стопки отчетов разбросаны, Ичимару сидит у стола, откуда вытащены все ящики, рядом в художественном беспорядке все их содержимое. - Капитан Ичимару! - Кира откликается немедленно, как если бы стоял перед седзи и только и ждал зова, а не несся сломя голову из собственной комнаты, где пытался привести себя в порядок после карцера, откуда Ичимару вытащил его всего полчаса назад. Он оглядывает учиненный капитаном хаос, в его глазах одновременно отражается ужас и готовность разворотить весь кабинет, если это потребуется. - Что... вы делаете? - Где у нас поздравительные открытки? Хотел засвидетельствовать капитану Кучики мое почтение в связи с его непревзойденной твердолобостью, но здесь же ничего не найдешь! Кира, жестом фокусника доставший открытки, кажется, чуть не из воздуха, застывает: - Но... капитан Ичимару... вы уверены, что хотите написать это капитану Кучики? Он же... - Уверен, Изуру, уверен. Всегда мечтал ему это сказать. Не волнуйся, я включу строчку о том, что мой лейтенант был против и вовсе не думает про достопочтимого Кучики-доно таких вещей. Кстати, ты нужен мне сегодня на всю ночь. - Хорошо. То есть... не надо строчку, - Изуру путается, потому что Ичимару вдруг сверкает глазами. Каждый раз, когда он открывает их, - слишком редко, чтобы лейтенант мог привыкнуть - для Киры сравним со вспышкой молнии: будто током ударили. - У вас будут еще какие-то пожелания? - Пожелания? Хм, - Ичимару картинно задумывается, - пожалуй, я хочу, чтобы ты улыбнулся. У тебя такая волшебная улыбка, Изуру, как глоток свежего воздуха в душный день, как манящий росчерк Согьеку, как сочная мандариновая долька, как точная строка танка! - капитан в ударе, сегодня он необычайно разговорчив и кажется настроенным крайне благостно. Насколько Кира успел узнать Ичимару, такое поведение свидетельствует о беспокойстве, именно в моменты волнения капитан обычно упражняется в красноречии особенно резво. - Кстати, о поэзии, ты вел в Академии целый кружок, но так и не написал мне ни одного хайку. А я все жду, жду. Как же так, Изуру, совсем не хочешь посвятить своему капитану пару слов, я настолько тебя не вдохновляю? - Нет, конечно, вдохновляете! То есть да, конечно, вдохновляете, - Кира снова путается в словах, и как только Ичимару всегда удается... столько лет прошло, а он все еще мгновенно вгоняет его в краску. - И что же? Где? - капитан поднимается, расправляет хаори, пара кистей, что он положил на колени, потроша ящик, да так и забыл о них, летит вниз. Ичимару подходит и перехватывает открытки, накрывая пальцы вздрогнувшего лейтенанта, и задерживается так, улыбаясь в самые губы Изуру. - Что? - Стихи мне где. Ты стал плохо понимать меня, Изуру? Какие-то у нас разговоры с тобой односторонние. Ты во всем такой, м-м, пассивный? – интонации Ичимару скользят от вкрадчивых к обиженным и обратно. Кира снова краснеет и ненавидит себя за это. - Я обидел тебя? Или смутил? Какой ты медленный, ладно, не отвечай, ночью разберемся, у нас будет много времени. И ночь льется чернилами на лоскутное, в облаках, небо, а Кира идет за капитаном, не зная ни точки назначения, ни причины. - Я так привык к тебе, Изуру. Без тебя, как без рук, - напевно проговаривает капитан. А потом разговаривать некогда: Хинамори не находит выхода своему отчаянию, ей так плохо, что Кира почти физически ощущает ее горе. Капитан Хицугайя бросается на Ичимару-тайчо, Ичимару – на капитана Хицугайю и Хинамори, Мацумото на капитана – сам черт не разберет, что у них там происходит. Кира знает одно: он будет защищать тайчо, потому что это его долг и его желание, а еще потому что писал эти дурацкие хайку десятками, сотнями, и все их дарил огню. Они уходят так стремительно, что капитану приходится взять Изуру за руку, чтобы не отставал. Ичимару бежит, его пульс так колотится, что Кира чувствует его через ладонь. Неужели появление Мацумото настолько выбило его из колеи? Изуру не понимает. Когда Ичимару наконец останавливается, они уже очень далеко от места схватки, рейяцу обоих мастерски скрыта, – тайчо постарался: по умению быть незаметным он дал бы фору самому хамелеону-Маюри – и за руку лейтенанта он больше не держит. Протянувшаяся ниточка рвется, Кира больше не знает о состоянии Ичимару ровным счетом ничего. Внешне он кажется таким же спокойным и расслабленным, как и всегда, даже не запыхался. - Испугался? – участливо интересуется капитан, ведя Изуру какими-то неведомыми темными закоулками, – и не скажешь, что Сейрейтей. – За себя или за меня? – Ичимару резко останавливается: – Подожди здесь, подумай, - и исчезает. Только через минуту тщательного изучения местности Кира понимает, что они рядом с девятым отрядом, а еще через минуту он осмысливает проделанный путь – они обошли десятый отряд по такой дуге, словно там чума. Они порхают по Сейрейтею, словно пара воробьев, юркие и взъерошенные: пятый отряд, третий – капитан что-то забыл или что-то занес, снова девятый, шестой, затем вдруг поместье Кучики, откуда Ичимару выходит нервный и улыбающийся шире обычного. В его пальцах зажат колокольчик, – видимо, сорвал по дороге – который он тут же вставляет Изуру в волосы. - Вот, чтобы не терялся, - капитан довольно улыбается, наблюдая за недоумением на лице Киры. - Как же с ним холодно, Изуру, - жалуется Ичимару, отворачиваясь от поместья. – А ты как? Замерз? Может, мне стоило бы об этом позаботиться? Что скажешь, Изуру, согреть тебя? - Я… тайчо… я не замерз, - у Киры от постоянного ожидания без движения ледяные пальцы и мурашки по всему телу, но признаться в этом капитану? Ни за что. Тем более, что от его слов сердце начинает гонять кровь с удвоенной силой – становится куда теплее. - Какой врунишка, - Ичимару подступает вплотную, и Кира делает шаг назад, вжимается в подвернувшуюся стену. – Да еще и собой совсем не научился владеть, куда я только смотрел, - капитан сокрушенно качает головой. – Ну чего ты так нервничаешь, я же сказал «владеть», а не «овладевать». Капитан прижимается еще теснее и вдруг уходит в шунпо, забирая Киру с собой. И снова начинается гонка по Сейрейтею. Изуру задает несколько вопросов, но ответы невразумительны настолько, что он перестает донимать капитана. Ичимару то показывается, вручив Кире какой-нибудь сверток или папку, то снова исчезает. - Хочу твой банкай, Изуру, - кокетливо бросает капитан, прежде чем скрыться за воротами двенадцатого отряда. - А ты все мечтаешь, а я такой бесчувственный и жестокий. Хочешь, чтобы я тебя заметил, да? Чтобы погладил, чтобы поцеловал, – Ичимару замолкает. – Я все слышу, Изуру. - Что, - голос срывается, и Кира прочищает горло, - вы слышите? - Твои мысли, все твои мысли. И Кира надеется, что все же не все, иначе он не сможет смотреть капитану в глаза. Ичимару блаженно улыбается и снова исчезает. Кира остается сиротливо стоять с перевязанными лентой свитками в руках. В голове пусто. Хакама – очень удобная одежда для таких моментов. - Шу-чу, - капитан забирает свитки, намеренно прикоснувшись к рукам Изуру, и вновь пропадает. Ветер гонит по небу комья сахарной ваты. - А может, и не шучу, - шепчет Ичимару и тесно прижимается к Кире, а тот кусает свои бледные губы и не отстраняется. Но капитан снова скрывается, как всегда, а когда появляется, уже серьезен, насколько это возможно. - Утром у нас встреча, Изуру, не проспи. Можешь зайти ко мне позже и рассказать, каких успехов во владении собой ты достиг, а я проверю. Я люблю проверять твои успехи. Кстати, чтобы завтра к Согьеку ни ногой. Марш в отряд. И будь умницей, всегда будь умницей. Кира слушается, а потом долго ожидает возвращения капитана. Он вынимает цветок из волос, но так и не выкидывает, мысли в беспорядке, и это к лучшему, он собирается ответить на приглашение, но Ичимару так и не является. А на следующий день капитан молчалив, просто стоит с приклеенной улыбкой позади Айзена и прячет руки в широких рукавах косодэ. И небо ясное, больше никаких сладких облаков. Только в такое небо и стоит уходить – никто не удержит. - Он ничего мне не должен, - бросил Изуру в пустоту. Серебристая луна вновь показалась из-за туч, осветив пустынную крышу и выбелив челку Киры своим сиянием. Рейацу Мацумото уже затерялась вдали. Бабочка неслышно опустилась на плечо, и лейтенант вздохнул – время на воспоминания вышло. И все же, как же он не угадал тогда, что капитан прощается, как не увидел в нем мрачной решимости идти до конца, как упустил момент, когда нужно было помочь? И как посмел усомниться. Это он должен Ичимару-тайчо. И так много, что отдай он даже всего себя, этого бы не хватило. Как жаль, что уже слишком поздно. Никогда нельзя вернуть сказанных слов, прошлых чувств и упущенных моментов. - Я жду тебя, - услышал Изуру и тут же развеял бабочку – ее крылья распались серым пеплом. Оторибаши, видимо, всегда честно выполнял обещания. Время лечит. Именно так говорят всем, чьи потери невосполнимы. Только забывают добавить, что лечит оно тех, кто хочет быть вылеченным, остальных же ловит во временную петлю, где они вынуждены вечно болтаться – не вздохнуть, не освободиться. Вот и на шее Изуру затянулась душащая веревка. Но капитан Оторибаши не имел привычки сдаваться. Вечерние разговоры стали традицией, дни полетели быстрее, рассыпались цветными осколками: где-то солнце, где-то свинцовые тучи. Коробка из-под стола перекочевала в комнату лейтенанта. Кира уже не боялся вопросов об Ичимару, но и не стремился к разговорам о нем, все действительно важное он оставил при себе и любовно перебирал, когда поблизости никого не было или когда очередное воспоминание подобно катане врезалось в окружающую действительность. Тогда Изуру весь день чувствовал себя больным и вечером шел к Хисаги или в одиннадцатый – Юмичика, несмотря на напускное презрение и едкие высказывания, всегда принимал его в такие моменты. Вечерами Кира часто видел невзначай проходящего мимо капитана Укитаке, тот мерцал белым морозным светом то здесь, то там, но не приближался. Кира решил, что он за ним присматривает. Оторибаши был крайне внимателен, тактичен, верен своему слову. Исправно интересовался успехами Изуру, не пропустил ни одной тренировки, куда часто заглядывал капитан Хирако. По всей видимости, чтобы отпускать язвительные комментарии, из-за которых Кира не мог сосредоточиться, но все же втайне ожидал – от них становилось как-то уютнее. «Ты уверен, что он у тебя не дебил? Вяленький он какой-то. Впрочем, у кого я спрашиваю, ты сам дебил еще тот», «Слушай, скажи ему не пялиться, мне кошмары приснятся от его взгляда», «А может, вам сообщество создать? "Тлен Сейрейтея: тоскуем вместе", что-нибудь такое. Успех будет оглушительный». Мертвый глаз гарганты больше не раскрывался, небо не полосовали трещины, река времени текла спокойно и размеренно. Кира усердно тренировался, он не понимал, что не так, почему-то ничего не выходило. Вабиске слушал его просьбы, кивал головой, клонил к земле чужие занпакто и задавал один и тот же вопрос: «Что будет, если ты проиграешь?». Изуру отвечал, что попробует снова, что покорится врагу, что любой, кто вступил в бой, уже проиграл, но все ответы были неверными. С неба все лило и лило, а затем наконец посыпался мелкий, тающий еще до земли снег. Ирору не разжигали. - Пустые в Сейрейтее, - выслушав бабочку, сообщил Оторибаши будничным тоном, изящно отбросив за спину золотистую прядь. – Сходишь, Кира? - Так точно. Сколько людей брать в отряд? - На твое усмотрение. Там не слишком жарко, да и случайные жертвы среди шинигами не предвидятся. Западный сектор – заброшенный район. - Западный сектор? Кира унесся мгновенно. Он не был там с тех пор, как остатки рейгая Ичимару упокоились на дне колодца, но услышав, что молчание этого места нарушено, не смог усидеть на месте. Даже отряд не собрал. Он почти не удивился, увидев по прибытии Мацумото. Был еще кто-то из одиннадцатого, но для этих любая битва в радость, так что их присутствие было ожидаемо. Изуру посмотрел на Рангику, и она, почувствовав на себе взгляд, посмотрела в ответ. Да, здесь они прекрасно друг друга понимали: ничто и никогда не должно нарушать священный покой этого места, где бродит, видимый только им двоим, призрак серебристого лиса, игривый и легкий. Кира бросился в атаку. Пустых было немного: шесть-семь, здоровые, но не особенно сильные, хотя после Айзена пустые то и дело появлялись затейливые – у неслучившегося бога была страсть к экспериментам. Первых троих разрубили сразу и вместе, а затем разделились, по шинигами на каждого. Изуру досталась синеватая зверюга с ослиным черепом и выступающими, как у гиены, ребрами. - Ш-што, - зашипела она, подбираясь для броска, - не терпитс-са умереть? С-с-сейчас ты познаеш-шь мою с-силу. Молч-чи! На костлявом теле что-то зашевелилось, и через мгновение в Киру полетели сотни маленьких игл. Пара вонзилась в плечо, еще несколько – в руку, которой он инстинктивно прикрылся. Изуру собрался высвободить шикай, когда понял – голос пропал, связки не действуют, язык безвольно поник, а из мира ушли все звуки. Сгустившееся молчание угнетало. Без команды вызова Вабиске не дозовешься, да и кидо не применить. Кира атаковал, но пробить неожиданно крепкую маску не вышло. Что делать, когда слова не срываются с языка? Краем глаза Изуру видел, как к лежащей навзничь Мацумото приближается пустой, рейацу бойцов из одиннадцатого не чувствовалась вовсе. Он отскочил назад, спасаясь от серо и большого черного рта, выпустившего его. Напал снова. Безрезультатно. Вабиске гулко стукнул о костяной череп и… треснул. Положение становилось отчаянным, и Кира снова отступил, а потом еще на пару десятков шагов и еще, пока не наткнулся спиной на круглое око колодца. Пустой был совсем рядом, мысли замелькали с бешеной скоростью: «Слова – только ветер. Молчание порой куда красноречивее», «Изуру, спасай», «Я слышу все твои мысли». - Вабиске, - произнес Кира одними губами. – Вабиске, я не проиграю, слышишь? Я не проиграю. Я должен спасти всех, кому понадобится моя помощь, и капитану тоже придется быть спасенным, хотя бы памяти о нем. Я не могу проиграть. Пожалуйста, поверь в меня. Кажется, где-то тонко звякнул колокольчик. Изуру почувствовал, как в глубине души поднимает голову его занпакто. - Бан-кай, - проговорил Кира в оглушительной тишине, и пусть наружу не вырвалось ни звука, Изуру улыбался – он был уверен, что победил. *** Уже позже, когда подоспела подмога, раненых унесли в четвертый и даже Оторибаши, похлопав его по спине и похвалив, удалился, Кира наконец остался один. По небу плыли пушистые сахарные облака, и этот сахар, складываясь в белые хлопья, падал Изуру на ладони, медленно истаивая, и серебрился на выглядывающем сквозь просветы солнце. - Вы обещали проверять мои успехи, капитан, - шепнул Кира, прислоняясь спиной к холодным камням колодца. Изуру чувствовал, что больше ничего не должен, но это ничего не меняло. Видимо, Ичимару-тайчо все же был настоящим гением и изобрел особый путь связывания специально для своего лейтенанта, оплел своими речами, затянул улыбкой, сшил крупными стежками душу со своей собственной. Очень щедрый подарок, единственный в своем роде. Изуру поднялся, погладил рукоятку Вабиске, взглянул на расчищающееся небо, а затем – в колодец. Оттуда, вопреки всякой логике, ему улыбался серебристой дугой лунный серп. Изуру знал, что стоит капитану Ичимару позвать, и он немедленно ответит. Но пока еще было не время. И значит, до следующих сахарных облаков, Вабиске, подними голову. ------------------------ - Бонус. Песнь! Автор и швец, и жнец, но на дуде, к сожалению, лох, а не игрец. Но душа рвется в бой и жаждет песни. Простите. http://pleer.com/tracks/8208358oqpD зеркало: http://www.realmusic.ru/songs/1186008 UPD! Радость для всех, кому было стыдно слушать то, что я делаю с гитарой. Прекрасная RedShinigami записала песню на свой лад) У нее своя интерпретация, но минусы моей записи не встречаются) http://pleer.com/tracks/8552868mmXf