СНЕГОПАД ВЕСЕННЕГО ЦВЕТА

Антон хозяюшка, мать подростка в депрессии, ничего не знающий друг и начинающий психолог. Если он с появлением солнца в зените так и выбрался из-под одеяла, то вот Ира нет. Она спала, периодически проходила в туалет бледной тенью, курила и снова спала. Антон пытался ее накормить и завтраком, и полдником, и обедом, но все бесполезно, единственное, что она сегодня съела, а точнее выпила, стакан джина залпом. Антон не знал стоит ли начинать разговоры или все оставить как есть. В любом случае он решил просто тупо подождать, пока Ира не начнет функционировать не в качестве тела, которое озабочено лишь базовыми потребностями. Солнце заходило, Антон решил все рабочие вопросы, попытался выловить Иру из-под одеяла, но все бесполезно, она теперь правитель пододеяльной империи. И после всех уговоров, угроз и танцев с бубном, он решил дать ей немного пространства и покоя и ушел в магазин, а точнее за шавухой, ведь, как он и говорил, ему можно доверить хоть животных, хоть растения, но не людей. — Привет, ну как практика? — Врывается мама с внезапным допросом сына в его размеренное ожидание шавухи. — Ну как тебе сказать… — Выдыхает он дым, сидя на поребрике, глядя на группу школьников, которые под мат собирали деньги на сухарики. — Все так, как я и ожидал. Гоняют, заваливают работой, которую никто не хочет делать, да и задерживаться приходится допоздна, но думаю недельки две и привыкну. — А что за отчет вы делали? — Мы? — Ты, Арсений, Ваня, мы с ними так чудесно чай попили, кстати тортик я передала. — С кем попили? — С Ваней и Арсением. Он тебе передал пиццу? — Кто? — Антон, ты бы спал хоть немного, кто да кто! Арсений! Я ему пиццу передала, чтобы он в дороге поел и тебе привез. Антон встряхивает головой, пытаясь собрать в одну картину разрозненные фразы. Мама, Твист, Арсений и торт. Арсений и пицца. Антон без пиццы и без Арсения. — Антон? — Доносится настороженный голос с того конца. — А, да, передал, спасибо, я как раз сегодня позавтракал, очень вкусно! В окно небольшого вагончика изнутри стучатся. Парнишка оборачивается, кивает, встает и забирает свою шаву. — Ладно, мам, я побежал, завтра позвоню. — Давай, приятного вечера. Антон заходит в квартиру, ухватывая взглядом чужие кроссовки. У него не так часто кто-то жил, поэтому каждая деталь чужого пребывания сразу бросается в глаза. Он скидывает толстовку, подходит к двери своей комнаты, прислушивается и легко стучится. Пусть комната и была его, но на ментальном уровне он ее пока воспринимал, как Ирину. Но, как и ожидалось, ни ответа, ни привета, только глухая тишина. Антон слегка приоткрывает дверь, ничего не изменилось, кроме времени суток за окном. Ира продолжала свое существование в виде бесформенного мягкого комка. Антон тяжело вздыхает, достает бутылку газированной воды, шавуху, составляет на тумбочку и легко касается одеяла. — Покушаешь? Тишина. Правильно говорят, не страшно, когда человек кричит, страшно, когда он молчит. Потому что молчание понять невозможно. Антон встает и начинает переодеваться, уходя в свои мысли. — Не уходи больше… — Раздается тихий шёпот, который с легкостью заглушался шелестом цветов яблони за окном. Антон натягивает трико, резко оборачивается, не удерживает равновесие и падает на кровать, замирая, будто на ней не умирали, а спали. — Что? — Не уходи больше, пожалуйста. Из-под одеяла показывается маленькая ладошка, парнишка подвисает, осторожно опускает на нее свою руку и ее тут же утаскивают в пододеяльную империю. Он чувствует, как Ира нежно перебирает его пальчики, обдавая редким холодным дыханием. — Не буду. — Придвигает он к себе одеяльный рулетик и обнимает. — Покушай хоть немного, я за тебя переживаю. Ответа не послышалось. — Хочешь посмотрим фильм? Тишина. Хоть он и чувствует своей ладонью, что Ира отвечает ему, что до нее доходит суть вопроса, но она слишком устала, чтобы говорить. — Хорошо, тогда я воспользуюсь самым неблагородным методом, а именно шантажом. Либо ты вылазишь оттуда и я убеждаюсь, что ты еще не подохла, либо я звоню Сереге и Софе и нам пизда. — Кто ты и куда дел моего Антошку? — Выдыхает она в его ладонь. Парнишка улыбается и зарывается носом в одеяло, раз за разом прокручивая в голове фразу «мой Антошка». — Ты делай, что хочешь, а я не собираюсь отказываться от приятного вечера. — Хмыкает он и резко соскакивает, вырывая свою руку из-под одеяла. Он гасит свет, подключает ноутбук к монитору, мешает джин с швепсом, падает на кровать, включает Гравити Фолз и берет в руки шавуху. — Ты все еще можешь присоединиться к этому празднику жизни. — Осторожно проводит он рукой по одеялу, но все глухо, как в танке. Антон выпил уже два коктейля с швепсом, съел половину шавухи, посмотрел три серии, а значит, пора сделать перерыв на перекур и поход в туалет. Он ставит на паузу мультик и уходит из комнаты, раз за разом прокручивая мысль о пицце и Арсении. Ведь он бы хотел наблюдать хоть что-нибудь из этого мистического тандема! Но видимо не судьба. Он достает из куртки сигареты, зажигалку, возвращается в комнату и падает на подоконник, косясь на соседский пустой балкон. «И где тебя носит!» Он фыркает, чувствуя, как непонятный гнев опять заставляет его кровь кипеть, переводит взгляд на кровать и замечает хищение честно нажитого имущества! Джин выпит, шавуха съедена, он смеется, закашливаясь дымом, тушит сигарету и падает на кровать. — Ты тут никого не видела, а то похоже у нас завелся енот. Одеяло приподнимается, выдавая заинтересованность двух темных, как ночь, глаз. — Еноты же обычно всё тырят, в США их даже убивают, но я тебя не убью. — Треплет он одеяло. — А жаль. Антон обновляет бокал и преподносит дар королеве пододеяльной империи, секунда, и он опустошается, а следом и шавуха и электронка. И это здорово! Такими темпами, примерно через неделю, они смогут все обсудить, а пока, весенняя ночь, аромат сирени и Гравити Фолз. Антон просыпается посреди ночи от странного взрыва, он слегка вздрагивает, открывает глаза, которые тут же слезятся от света монитора. Он оглядывается - в комнате и без того светло. То ли три ночи, то ли семь утра, в Питере сейчас все одинаково. Он чувствует небольшую тяжесть на груди, осматривает себя - на нем в тревожном сне сопит Ира. Вся потрёпанная, бледная и непомерно уставшая. Он улыбается. Пусть вокруг и творился пиздец, но теперь она его, только его и больше ничья. Как будто ты так долго хотел велосипед и вот, в твой день рождение мама дарит тебе его. Странно конечно сопоставлять Иру и велосипед, но спектр чувств человека не так уж и многообразен, так что пофиг. Он осторожно сползает на пол и замирает, сотрясаясь в непонятном волнении и даже страхе. Он жадно втягивает воздух, отчего его ноздри раздуваются на пол-лица. Запах сирени, швепса, электронки, шавухи, и… Антон медленно проходит на кухню и в гостиную, где фоновая помеха меньше всего, а посторонний аромат казался таким явным. Гнев. Опять этот всепоглощающий гнев. Антон рычит, выходит на балкон, ежится от холода и смотрит вверх. «И все же, где моя пицца?» Он уже привык игнорировать волнующее беспокойство, но вот на волнующую злость глаза закрыть он не мог. Ведь если первое, он не хотел пока явно для себя дифференцировать, то со вторым чувством он знаком давно и не понаслышке. Только вот вопрос, почему оно все чаще и чаще просыпается рядом с человеком, который для этого поводов дает меньше всего?! Антон тушит сигарету, откидывает в пустую банку из-под энергетика под названием новая пепельница и в одно движение оказывается на чужом балконе. Он заглядывает в гостиную - пусто. Он делает пару шагов по бетонному полу, останавливается возле спальни, скидывает тапки, запрыгивает на подоконник и остается так сидеть, вглядываясь в напряженное лицо спящего Арсения. Было жарковато, он спал в одних трико под тонким пододеяльником, лежа на животе, запустив обе руки под подушку, отчего по его спине можно было сделать однозначный вывод, что сколиозом она не обладает. Пусть Арсений и спал, но выглядел уставшим, отчасти чем-то даже напоминал Иру. И вся эта умилительная картина, которая в закадровом голосе вызвала бы одно громкое «ооооо» или «уиииии», у Антона вызывала негодование. Он сидел на подоконнике, как коршун на ветке, разглядывающий свою жертву. Его лицо было скрыто тенью, а вот зелёные глаза светились двумя огнями. Он смотрел даже уже больше не на Арсения, а на свободное место рядом с ним. «Сколько людей перележало на этом месте? Агата, Твист… Кто еще? Сколько еще? Он съехал от Агаты три года назад. Кто у него был после? Сколько их было? Сколько девушек? А есть ли у него кто-то сейчас? Пусть даже и на одну ночь.» Он спрыгивает и медленно приближается, уверенный, что не потревожит сон Арсения. Такой глубокий, самозабвенный, желанный, он так долго был в дороге и наконец-то приехал домой. Антон наклоняется и втягивает аромат, который вел его сюда от самой своей комнаты. «И часто ты приходишь ко мне, когда я сплю? И что ты там хотел увидеть? И что ты увидел? И где моя пицца?!» Антон отстраняется, проходит дальше, заходит на кухню, открывает холодильник и находит в нем лишь два огромных контейнера. Один Арсению, чтобы не проголодался в дороге, а второй Антону. И если с Антоном все понятно, то Арсению в дорогу куда? В Магадан? Да ему три раза придется смотаться, чтобы съесть эти запасы! Антон достает железную тарелку, свой законный кусочек, зажигалку, поджигает духовку, осматривается, идет в гостиную, берет ковер, возвращается, кидает на пол и садится на него, всматриваясь в синий огонек. «Ужин. Ну и запросы у него. Что я могу приготовить? Только гадость. Бутерброд считается за ужин? Что я хотел бы на ужин? Хз, мне пофиг, что найду, то и съем, в последнее время мой ужин это салат из кофейни, сэндвич из пятерочки и энергетик. Маме он расскажет, что я пью и курю, а я его маме расскажу, что он курит и пьет! Куплю Твисту торт, разведу его на номер, позвоню и нажалуюсь, что их сын плохо себя ведет! Шляется по всяким Москвам, а потом не отдает мне мою пиццу!» Антон открывает духовку, тыкает в кусочек, отчего на пальце остается сыр, осматривается по сторонам, снимает с себя футболку, скручивает, хватается за раскаленную тарелку, достает ее, берет одной рукой пиццу, а второй кладет тарелку в раковину, растягиваясь на полкухни. Он облокачивается на духовку, чувствуя спиной весь ее жар, кусает, и его флэшбэком переносит к маме на кухню, как Антуана Эго в детство после кусочка рататуя.

***

Арсений сползает ближе к обеду, ничего не хотелось, абсолютно ничего, хотелось лежать и никуда вообще не выходить. Он так хотел вернуться, а в итоге все вернулось к тому, с чего и начиналось. Он один в глуши, как он и хотел. Можно начинать жизнь с чистого листа. Опять. Заново. Он перекатывается набок, берет телефон и ему сразу становится тошно от фотографий и скриншотов, которые в нем находились. Кажется, он больше никогда не сможет его разблокировать. Арсений откидывает телефон и переворачивается на спину. День только начался, а уже хотелось с ним покончить. Антон просыпается от шума воды, он лениво сползает с кровати и оглядывается - Иры нет. Он, пиная пол ногами, шаркает до ванны. — Ира, все хорошо? «Нет-нет, только не все сразу, не надо так быстро, я ничего не успеваю разобрать!» Антон еще раз стучит и приоткрывает дверь. — Все хорошо? Ира! Ты бы хоть закрывалась или отвечала, или пользовалась шторкой! Горит Антон со стыда, не ожидавший увидеть подругу в вертикальном положении да еще к тому же и голой! — Пиздец! — Возмущается он и проходит в комнату, чтобы заправить эту гребаную кровать, а также спрятать все одеяла, чтобы не образовался новый кокон отчаяния и безысходности. Арсений умывается, выходит на кухню, протирая мокрое лицо полотенцем, наступает на что-то мягкое и отпрыгивает в сторону. Он смотрит - на полу лежит ковер. Он смотрит - духовка открыта на проветривание. Он смотрит - тарелка лежит в раковине. Он смотрит - контейнеры с пиццей на месте. Антон приводит в порядок свою квартиру, моет, драит, в общем, он опять хозяюшка. Радовало только одно, такая монотонная работа способствует отвлечению. Ведь пока он прибирал ванную, Ира куда-то свинтила, оставив записочку, в которой предупредила, что вернется поздно, а также и свой телефон. После прочтения этой записочки Антон побелел и уже хотел объявлять подругу в федеральный розыск, но все обошлось, ему позвонила Аня и поинтересовалась, не хочет ли еще и Поз у нее поработать, чтобы собрать все трио их неугомонной компании. И вот, когда Антон буквою зю стоял на коленях, пытаясь собрать всю пыль под кроватью, раздался стук. — Ого, даже через парадный вход. — Скидывает мистер Пропер перчатки и идет открывать. — А что суставы не вывозят с балкона… Антона резко хватают за горло и запихивают в квартиру, закрывая дверь. — Где она?! — Раздается угрожающий рык. — Миша?! Пошел нахуй! — Пытается отбиться парнишка от этого чудовища, глаза которого вот-вот готовы были лопнуть от наливающейся крови. — Где она?! — Ударяет он его затылком об шкаф. — Отвечай! Я знаю, что она тут! Где она?! Говори! — Кто? Ты что тоже жена Арсения? — Смеется парнишка, за что тут же получает смачный удар в скулу, отчего все пространство вокруг тут же тускнеет и начинает двигаться в два раза медленнее. Антон чувствует, как у него отнимается печень, затем почка, дыхание сбивается, удары сыплются градом, ноги подкашиваются и тело медленно сползает вниз по шкафу. — Найду! Убью! Где?! Где эта сука?! Черные кроссовки носятся взад и вперед перед лицом Антона. На кухне бьется посуда, а в его комнате что-то ломается. Это не ураган. Это конец света. Миша скрывается в гостиной, Антон с трудом поднимается, плетется за ним, собирая все стены, видит его широкую спину, разгоняется и со всего размаху выталкивает его на балкон, припечатывая к перилам. Миша хватает парнишку за волосы, и они меняются местами. Антон видит над собой бескрайнее голубое небо, чувствует пьянящий запах сирени и радуется, что Иры нет дома, а все остальное неважно. — Где она?! Говори! Или убью! — Поднимает он Антона за грудки и встряхивает, добиваясь ответа. — Говори! — Наносит он удар в скулу, которая уже готова разлететься под таким натискам. — Да пошел ты… — Усмехается полуживой парнишка ему в ответ. Миша остервенело наносит удары, рыча что-то невнятное, но тут все резко прекращается. Антон думает, что он умер, ведь только смерть могла остановить этого поехавшего. Он отпускает от своего лица руки и открывает глаза. Над ним навис Миша, по которому стекала янтарная жидкость. Его волосы, толстовка, руки, все было во власти спирта, который помогал удержаться Антону в сознании. Миша отстраняется от парнишки и его гнев утраивается, испепеляя непрошеного наблюдателя. — Знаешь, что такое фламбе? — Доносится голос без капельки человечности, который пугает Антона куда больше побоев. — Ты че еще за хуй? — Особый метод приготовления блюд в кулинарии, когда пищу, в основном мясо, доготавливают на открытом огне, путем вливания и поджигания спирта. Таким образом спирт быстро испаряется, оставляя блюду свои ненавязчивые ноты и аромат. — Прокручивает он в руке пустую бутылку из-под коньяка. — Съебись, а то и до тебя доберусь! — Антон, у тебя есть зажигалка? Антон, продолжая висеть перекинувшись через перила, кивает. — Продемонстрируешь своему гостю этот эффект наглядно? Антон кивает, достает зажигалку и выпрямляется, с трудом ловя равновесие. Миша косится на зажигалку, осматривает свою толстовку и пятится назад, врезаясь в стену. — Поджигай. Антон выводит ногтем газ на максимум, быстро подносит зажигалку к Мише, который уже снимал толстовку, и тот в секунду вспыхивает. Парнишка в шоке отстраняется назад, освещаемый красным пламенем. Толстовка горящим комом падает на бетонный пол, а Миша кричит и убегает. Антон сползает спиной по перилам, видит перед собой Арсения, который ему что-то говорит, а потом скрывается за дверью, а после темнота. Миша в страхе забился в ванную под струю холодной воды, ему кажется, что он все еще горит, ему кажется, что он чувствует запах паленых волос, ему кажется, что у него сползла вся кожа. Вдруг две руки хватают его и выкидывают на пол, потом в подъезд, потом спускают по ступенькам прямо в лифт, потом избивают, пока на нем живого места не останется, потом выкидывают на улицу, тащат по асфальту и кидают под колеса. Арсений садится рядом на корточки, хватает его за волосы и впечатывает лицом в шины. — Если я тебя еще раз увижу или узнаю, что тебя видел Антон, я перееду тебя этими колесами, и последнее что ты услышишь, как трещит твоя черепушка. Ты меня понял? Понял! — Понял… — Тихо шепчет тот. Арсений оглядывается, хватает его за волосы, тянет к мусорки и выкидывает в бачок, где ему самое место. Антон чувствует, как по нему бежит что-то теплое, он приходит в себя и с трудом открывает глаза. Он лежит в ванне в одних трусах, а над ним сидит Арсений и душем смывает кровь. «И вот опять это недовольное лицо, ну избили меня, чего такую моську то сразу строить.» — Дежавю… — У тебя дежавю? Это у меня дежавю! — Легко проводит он губкой по его телу, закусывая губу. — Ты злишься? — Вообще да, в частности нет. — Выключает он воду, берет полотенце и начинает аккуратно промакивать рассечения на лице. — Серьезная моська. — Хихикает Антон, шипя от боли. — Малолетняя моська. Антона в коконе из полотенца несут в кровать. — Меня последний раз так дедушка из бани выносил. «Со мной сегодня хоть кто-то будет общаться?! Я что изгой?!» — Серьезная моська. — Фыркает Антон в лицо Арсения, на что тот лишь опускает его на кровать. — Переоденься, футболку не надевай. — Скрывается он на балконе. Арсений заходит в свою гостиную, где на диване, как провинившийся котенок, сидела Ира, уткнувшись в колени. — Ему сильно плохо? — До свадьбы заживет. — Что делать? — Отрывает она от колен заплаканные глаза. — Спать ложись, завтра вы оба точно никуда не пойдете. Ира кивает. Арсений снабжает ее постельным бельем и одеждой на ночь, а также выдает щетку. — Спасибо. — Не обольщайся. — Собирает он мини аптечку и выходит. Антон натягивает на себя штаны, плача от боли и собственной недееспособности, ведь как назло штаны не слушаются, а пресс напрягать чертовски больно, да и стоять на одной ноге больно, да и, в принципе, все делать больно. Он окончательно запутывается и падает на пол, нанося пару ударов по нему в отместку. — Да сука! Он привстает на локти и видит в дверном проеме не просто недовольную моську, а строгость во плоти. — Недовольная моська! — Рычит Антон и откидывается на пол. — Что ты делал у меня ночью? — Забирал свой законный кусок пиццы! Ты ведь мне ее не отдал! — И не отдам. — Ну и пошел ты! — Шипит Антон и пытается подняться на кровать, вскарабкиваясь по пледу руками. — У меня хотя бы причина была! А ты что забыл у меня дома?! Что не спится по ночам? Все, окончательно кукуха поехала! Арсений замирает, глядя на тщетные старания парнишки покорить кровать. — Я не был у тебя, это твоя кукуха с тобой попрощалась. — Не ври! Я знаю, ты был! А если был, то зачем тогда врать?! — Рычит Антон и падает на пол вместе с пледом. — Помочь не хочешь?! — Метает он гневные молнии от боли и злобы на все происходящее. — Не хочу, сам виноват. — Ну и пошел ты! Антон делает еще несколько попыток, Арсений порывается все-таки помочь, но тот посылает его еще раз пять и залазит сам. Он сжимает зубы до треска и закусывает щеки до крови. Все болит. Абсолютно все. Жить не хочется. Хочется только поскорее уснуть, чтобы не чувствовать этой боли. — Выпей. — Появляется возле него кружка. — Отъебись! — Отталкивает он ее, на что та падает и проливается прямо на пол, растекаясь в огромной, тоникой, противной, холодной луже. — Антон, веди себя спокойнее. — Кидает Арсений полотенце на пол. — Отвали! Выметайся из моей квартиры! — Рычит парнишка в ответ, прикрывая руками подступающие слезы. Брюнет поднимает кружку и уходит на кухню. «Сука! Сука! Сука! Сука! Ненавижу!» — Пей. Если она полетит на пол, то волью в тебя насильно и тебе не понравится. — Вливай! Мне похрен! Я тебе все равно помешать не смогу! Ни тогда не смог, ни сейчас не смогу! Так что вливай! Похрен! — Рычит он, хочет оттолкнуть кружку, но она вовремя от него отстраняется. Арсений осматривает парнишку на грани истерики, которого трясло, будто он лежал не на кровати, а плавал в бассейне с электрическими угрями. Он ставит кружку на тумбочку, опускается на кровать, одну руку упирает по левый бок от Антона, а второй ухватывает его за подбородок, разворачивая на себя. — Антон… — Что?! Что тебе непонятно?! Отвали от меня! Антону сносит крышу. Он вывертывается из-под Арсения, хаотично машет руками и ногами, ударяя то стену, то брюнета. Едва схватившиеся рассечения начинают кровоточить, а синяки увеличиваться в объеме, заполняя белую кожу. Для Арсения становится задачей под звездочкой выловить все конечности парнишки и не сделать хуже. — Отпусти! Отвали! Да чтоб тебя! — Верещит Антон, пытаясь вырвать свои руки из захвата, которые Арсений держал, заведенными за голову, нависая всем телом. Парнишка делает жадный глоток воздуха, который застревает где-то на полпути в легкие, и сипло выдыхает, замечая через пелену гнева обеспокоенный взгляд синих глаз. «Дежавю… Утонуть и захлебнуться… И как такому можно изменить…» — Антон… — Арсений слегка касается его щек пальцем, вытирая слезы. — Ты опять водопадишь… — А… А если бы Ира была тут, если бы он пришел на час раньше, я бы его не остановил. Я бы ничего не смог сделать. Ничего. Я и тебя не смог остановить. И того мужика в баре. Никого. Я слабак. Я ничего не могу. И в детстве я не мог никому помочь. Даже маме, хотя видел, что отец вытворял. А ничего не мог сделать. Думал, вырасту и убью его. А встреться он мне, я бы ничего не мог сделать. Я и на работе ничего не могу. Я вообще ничего не могу. Ничего. Только пью, курю и веду себя, как малолетка. Ира правильно, что меня не выбрала, захрена я ей? Она от него в четверг ушла, ночевала в бургер кинге, чтобы ко мне не ходить. Потому что не хотела, чтобы я был прав, не хотела, чтобы я ей что-то говорил. Она ко мне пришла тупо от безысходности. А я вообще ей ничем помочь не могу. Ничем. Она со мной не разговаривает, просто лежит и все. А я ничего не могу сделать. И до этого она все сама, а мне ничего не говорила, она никому не говорила, потому что знает, что я ей ничем не помогу. Я ведь нихрена не могу. Нихрена… Ты вот все можешь, а я нихрена. Ты умный, сильный, водить умеешь, готовишь, у тебя свой бизнес, за Твистом смотришь, мне помогаешь… Я бы хотел хоть немного походить на тебя. — Сотрясается он, не отрывая плачущих глаз от Арсения, у которого сердце рвалось от каждого его слова. Арсений опускает его, встает, берет кружку, падает обратно и помогает парнишке сесть. — Ты не прав. Это я бы хотел быть на тебя похожим. Если бы у меня в твои годы было хоть каплю твоего ума, сейчас я был бы намного счастливее. — Утирает он уголки его глаз и передает кружку, но заметив, как она гуляет в его руках, забирает обратно и медленно поит. — Ты врешь, чтобы меня успокоить… А меня не надо успокаивать. — Отлипает он от кружки и с трудом проглатывает какой-то разведенный порошок. — Да, бить тебя не такая уж и плохая идея. — Улыбается Арсений. — Тебя пока по всем фронтам опережают. — Усмехается Антон. — Тут ты прав. По всем фронтам. — Убирает он пустую кружку на тумбочку и хочет помочь Антону лечь, но тот остается сидеть, перебирая пальчиками. — Ты еще слишком юн, чтобы так много от себя требовать. — Нет. Я видел Твиста, он меня младше, а уже пиздец какой самостоятельный. — Это был не его выбор. Ты тоже самостоятельный, я в твои годы был другим. — Каким? — Отрывается он от своих рук и пересекается с озадаченным взглядом напротив, который явно не хотел это вспоминать. — Другим, не хочу об этом говорить. — Надо позвонить Ане, чтобы она вызвала Ире такси, а то ее телефон дома. — Ира уже у меня, не переживай по этому поводу. Антон замирает и его глаза бегают от потолка к Арсению и так по кругу. — С ней все хорошо, она уже спит, завтра вы дома отлежитесь, потом подумаем, что с вами делать. А теперь, давай я обработаю твои раны и ты поспишь. Хорошо? — Хорошо. Арсений встает и уходит. Антон нервно выдыхает и утирает щеки, на которые будто ведро воды вылили. — Арс, у меня похоже температура. Антон откидывает голову и видит наполовину высунувшегося в дверном проёме брюнета, который стоял с кружкой в руке и смотрел на парнишку. — Что ты сказал? — Что у меня температура. — А до этого? — Оооооооо, это уже склероз. — Пытается Антон филигранно перевести тему. — Как ты меня назвал? — Врывается строгий голос, который пресекает все попытки отшутиться. — Арсений… — Протягивает парнишка, на что брюнет отрицательно качает головой. — Арс… — Наконец-то сдается Антон и начинает рассматривать свои пальцы по десятому кругу. — Тебя так Твист звал, я подумал можно, но если нельзя… — Можно. — Скрывается он на кухне. Антон улыбается и чувствует, как маленький котенок свернулся на его груди, тихонько мурлыкая. — Пей. — Вновь появляется перед ним кружка и рука с таблетками. Антон берет кружку с каким-то новым белым раствором, хочет взять руку Арсения, чтобы выпить таблетки, но он сжимает ее в кулак и отдергивает. Парнишка удивленно осматривает соседа, чья серьезная моська осталась, но к ней добавилось какое-то необъяснимое беспокойство. Арсений вытягивает руку Антона, пересыпает в нее таблетки и снова уходит. Антон осматривает свою руку с тремя разными капсулами, пожимает плечами, закидывает их в рот и выпивает. — Держи. Помнишь как пользоваться? — Кидает в него Арсений мазь и снова уходит из комнаты. — Ааа… — Хлопает он губами ему в спину, осматривает мазь, тяжело вздыхает, выдавливает немного геля на пальцы и осторожно начинает смазывать руки. Арсений курит на кухне, крутя в руках упаковку с бинтом. Он не может. Он просто не может находиться рядом с ним. А с тягой Антона к подыханию, он не может не находиться рядом с ним. Замкнутый круг, в котором Арсений скоро сойдет с ума. — А спина! — Доносится крик из комнаты. Арсений выдыхает, убирает электронку в карман и плетется в комнату. — Я не могу дотянуться до спины. — Откидывает он голову назад и вытягивает вверх мазь. Арсений кивает, берет мазь и падает на кровать позади Антона, который сидел в позе лотоса. Он выдавливает немного геля на пальцы и медлит, боясь прикасаться к этой цветущей синим коже. Антон затаил дыхание в томительном ожидании первого прикосновения. Прошла вечность. Антон оборачивается на брюнета и вопросительно осматривает руку с гелем, а потом и самого Арсения, встречаясь с туманным блеском бескрайнего океана. — О чем думаешь, не отводя от меня глаз? — Как-то уж совсем не по детски интересуется парнишка. — А? — Приходит в себя Арсений и повторно выдавливает гель себе на пальцы. — Вызвать скорую надо, а не заниматься этим самообманом. Мазь, конечно, хорошая штука, но если у тебя перелом или разрыв. Антон закатывает глаза и его руки падают брюнету на бедра. — Ты что делаешь? — Теряется Арсений от легких поглаживаний по ногам. — Домогаюсь тебя, а что нельзя? — Усмехается Антон, запускает руку в карман трико, выуживает электронку и отворачивается. — Себе скорую вызывай, ведешь себя странно. Постоянно. Ты постоянно ведешь себя странно. — Руками сгибает он ноги в коленях, ведь сами они функционировать отказывались. — Обычно. — Ты первую неделю нашего знакомства вел себя обычно, с моими родителями вел себя обычно, с моими друзьями вел себя обычно, с Твистом вел себя необычно, но думаю для вас это обычно, также как и со своей мамой. А со мной ты себя ведешь необычно. Арсений попался. Так просто. Так внезапно. Так явно. Он попался. — Ты мою спину силой мысли излечить хочешь или начнешь хоть что-то уже делать? — Выпускает парнишка дым, опирая подбородок на колени. Арсений выходит из ступора и начинает осторожно покрывать спину прозрачным гелем, стараясь даже не касаться ее. — Ты ведь тогда был в Москве, но прилетел, чтобы меня поздравить с днем рождения в Питер, а потом улетел обратно. Зачем? Зачем столько сложностей? Почему Твист приехал за мной, чтобы вытащить тебя из борделя? Почему ты не открывал ему? Что ты делал у меня ночью? Почему ты не отдал мне пиццу? Арсений закручивает мазь, встает с кровати и уходит к двери. — Ложись спать, потом поговорим, тебе нужно отдохнуть. — Почему? Не убегай от ответов. Ты взрослый человек, херней не майся. — Выдыхает Антон дым, боясь обернуться. Арсений мешкает, пытаясь подобрать слова. — Ты мне не безразличен. У меня не так много близких людей и ради них я хочу летать хоть в Москву, хоть в Питер. Открыл я тебе, потому что Твист границ не видит, и когда ему не дают то, что он хочет, может пойти до конца. Я не хотел, чтобы ты был в этом задействован. Я приехал и хотел убедиться, что ты не сидишь ночью с энергетиками, а спишь, я убедился. Пиццу не оставил, потому что не хотел выглядеть маньяком, который пробирается к тебе, пользуясь твоим бессознательным состоянием. А что касается всего остального, то извини, я был пьян, больше такого не повторится. Арсений отрывает взгляд от своих промокших носков и смотрит на побитую спину, выжидая вердикта. Секунды молчания, кажутся нескончаемой вечностью. Он не наврал, но и не сказал правды. Ведь если ты не можешь правильно поставить вопрос, даже не надейся получить желаемый ответ. — Спокойной ночи, Арсений. — Спокойной ночи, Антон.