Есть ли в небе лисы?

Я, подгадав момент, когда Олег отвлекается на стонущего от непосильной нагрузки Шуру, выскакиваю из кухни и спешу скрыться в офисе, а лучше сразу на другом конце света. Последнее невыполнимо (хотя Птица мог бы поспорить), поэтому нужно взять себе небольшой перерыв от Волковских команд резать не так, а вот так. На побег я решаюсь только потому, что Марго сообщает о возвращении Разумовского, который зачитывал поздравительную речь для сотрудников, собравшихся в конференц-зале. После народ был торжественно послан по домам, потому что нечего тут делать в предпраздничный день. Корпоративы для отделов и общий уже прошли, поэтому «увидимся в первый рабочий день». — Все нормально? — спрашивает Сережа, когда я вваливаюсь в офис и быстро закрываю за собой дверь. — Твой друг — тиран, — с печалью в голосе сообщаю и падаю на диван. — Это не новость, — сочувственно кивает Разумовский. — Дай мне пару минут, и я помогу. — Тридцать первое только завтра, — продолжаю жаловаться я и заползаю к Сереже на колени, когда он садится рядом. — Он просто копия моей мамы. — Твои родители приедут? — интересуется Разумовский, обнимая меня. — Нет, сказали, что они на заслуженном отдыхе от нас, встретимся через неделю. Полина и Леша будут, Тири тоже. Часть наемников разъехалась, часть осталась. Для последних я все подготовила и заказала. — Спасибо, любимая, — улыбается Сережа и целует меня в висок. — Скоро приедет курьер. Встретим его и вместе пойдем воевать с Олегом. — Хорошо… Подожди, какой курьер? — Который привезет подарки, — поясняет Разумовский и в ответ на мой настороженный взгляд добавляет: — Новый Год же. — Ну да, — протягиваю я, отлично зная кое-чье стремление перебарщивать, когда дело касается подарков. Впрочем, спорить с ним в такой праздник не буду, пусть отрывается на весь год вперед. Вместо этого обвиваю его шею руками и целую, наслаждаясь таким родным теплом и покоем перед очередным сражением с Олегом. Сережа гладит меня по пояснице, касается губами подбородка, шеи, плеча и тем же путем следует обратно. Я, чувствуя, что вот-вот расплавлюсь в его руках, тянусь ближе, обнимаю крепче. — Люблю тебя, — тихо говорю, глядя в счастливые синие глаза, где сейчас нет места плохим воспоминаниям и потерям прошлого. — Я тебя тоже люблю, — улыбается Сережа. Положив голову ему на плечо, закрываю глаза. В голову лезут дурацкие мысли о том, что всего этого могло бы и не быть, если б не дурацкое стечение обстоятельств. Пожалуй, можно смело сказать, что нас свел Птица, который в то судьбоносное утро вытащил Сережу из башни просто ради чистой вредности. — Сергей, прибыл курьер, — сообщает Марго, после чего нам приходится отцепиться друг от друга. Я поправляю футболку, которая успела задраться, а Сережа идет к двери. Очень скоро мои подозрения оправдываются. Курьер к нам является не один, их трое, потому что такое количество ярко упакованных коробок без помощи невозможно затащить разом. Позже оказывается, что одним разом как раз-таки и не обойдется, и ребята спускаются и поднимаются еще раз. Когда Разумовский расписывается и прощается с курьерами, сунув тем щедрые чаевые, я встаю и навскидку пытаюсь сопоставить количество подарков с количеством гостей. Первых получается значительно больше. — Не смог определиться, — робко сообщает Сережа в ответ на мой взгляд с приподнятой бровью. Задумчиво смотрю на елку и понимаю, что не зря купила такую большую. — Ну, понесли, — обреченно говорю я и беру первую коробку в блестящей зеленой обертке. Пришлось приложить усилия, но мы все-таки составили под елкой и рядом с ней все подарки так, чтобы это не выглядело странно. Я притаскиваю из спальни свои коробки, которые лично паковала в крафтовую бумагу с газетным принтом и ставлю в общую кучу. После мы еще несколько раз поправляем композицию, и, в конце концов, приходим к выводу, что смотрится хорошо. Отлынивать и дальше уже просто нет поводов, посему решено отправиться в пасть льву, то есть волку. Нет, я, конечно, могу утащить Сережу в спальню, запереть дверь и предаться бурному и долгому разврату, и по мере приближения к кухне эта идея кажется мне все интереснее. И все же мы доходим до места назначения и под шумок даем Шуре возможность сбежать. *** Утро тридцать первого декабря начинается с нежелания его начинать, ибо мысль про бурный разврат все-таки была нами воплощена в жизнь, но значительно позже, когда Волков разрешил разойтись по койкам. Там и Птица подключился, и в итоге будильник переставляем трижды. Вставать все-таки приходится, ведь сегодня есть еще дела. После ленивых обнимашек в душе, мы одеваемся, быстро завтракаем и сверяемся с расписанием. Все пункты предполагают наше совместное участие, что очень радует Сережу. Да и меня тоже, чего греха таить. Первым делом мы отправляемся в «Радугу», чтобы поздравить воспитанников и раздать подарки. Все это происходит без лишнего пафоса и приглашенных журналистов, дабы не превращать событие в обычную рекламную акцию. После детского дома мы едем домой к моему агенту, где я вручаю ему и его жене, по паре ярких коробок и слезно благодарю Славика за терпение и стойкость, а потом прошу Марину беречь этого святого человека. Он ворчит и краснеет, женщина кое-как держится, чтобы не расхохотаться в открытую. Выпив с ними по стакану сока, мы с Сережей едем дальше, чтобы поздравить бессменную секретаршу Славика и ее дочь, а потом направляемся в офис курьерской службы. Там я выгружаю гору подарков и с помощью Разумовского заполняю все документы. Среди коробок, предназначенных знакомым разной степени важности, есть и те, что предназначены для родителей. Их личное пространство я строго берегу, поэтому явлюсь лично примерно через неделю, как и сказали, а подарки отвезет курьер. Последним пунктом в списке мы заезжаем за Тири, а потом забираем Лешу и наконец-то едем в башню, обратно в волчье рабство. От желания запереть Олега на каком-нибудь пустом этаже нас, как ни странно спасает Полина. Сестра приезжает и выпроваживает меня и Сережу прочь из кухни. Мы не спорим, ретируемся сразу. Разумовский отправляется в спальню и валится на кровать, а я иду в офис, где Шура и Леша режутся в приставку. Тири стоит рядом с елкой и с легкой улыбкой рассматривает украшения. — Рассказать? — спрашивает она, касаясь длинным красным ногтем черного шарика. — Давай, — киваю я, останавливаясь сбоку от нее. — Раньше друиды пытались так задобрить духов и прочую нечисть, — говорит Тири, не отрывая взгляда от игрушки. — В основном они вешали что-то съедобное. Фрукты, хлеб, иногда части жертвенных… животных. — Какая прелесть, — бормочу я, поправляя чуть съехавшую гирлянду. — Не волнуйся, твое дерево не подойдет, — улыбается ведьма. — Нужна настоящая ель, и не срубленная. — Слушай, — выдыхаю я, озаренная внезапной идеей. — Подожди, сейчас приду. Метнувшись на кухню, вытаскиваю из шкафа контейнер, куда ссыпаю конфеты в обертках, и по стеночке выскальзываю обратно в коридор. Полина и Олег, впрочем, на меня внимания не обращают. Покопавшись в шкафу в спальне, достаю оттуда коробку, где храню всякие предметы для рукоделия на тот случай, если меня вдруг торкнет сделать что-то руками. — Сереж, пойдем, — зову я, вытащив на свет моток золотистых ниток и ножницы. — Есть идея. Разумовский кидает телефон на кровать и встает, послушно идет за мной в офис. Я прошу Марго поставить игру на паузу, и получаю два недовольных взгляда от Шуры и Леши. Не дожидаясь возмущений, ставлю между ними контейнер с конфетами и вручаю брату моток ниток и ножницы. Ему достаточно пары секунд, чтобы понять, чего я хочу. — Серьезно? — бормочет он, переводя взгляд с конфет на меня. — Детство вспомнила? — Ага. Давай уже, режь нитки. Будем делать подношение духам и нечисти. Кстати… Я смотрю на Сережу, тот поворачивается в сторону окон. Некоторое время молчит, затем кивает. Воодушевившись, протягиваю руку с печатью вперед. Птица, впрочем, участвовать в моей задумке все равно не собирается. Появившись в полном облачении, он расправляет крылья к восторгу Леши, садится на спинку дивана и скрещивает руки на груди, выразительно смотрит. Быстро объяснив Сереже и Шуре, что я от них хочу, отправляю их выбирать из контейнера конфеты, которые можно обвязать нитками так, чтобы потом повесить на елку. Пока они возятся, подхожу к Птице и провожу пальцами по перьям на груди. Собираюсь убрать руку, но он ловит ее за запястье и прижимает к себе, призывая не останавливаться. Осторожно проходясь ногтями, спрашиваю: — Поучаствуешь? — Посмотрю, — ухмыляется он. — Я здесь больше всего похож на нечисть, поэтому можно сказать, что это зрелище специально для меня. — Ну, так-то да, — киваю я. Птица притягивает меня к себе, скользит когтистой рукой по телу, останавливается на заднице и многозначительно сжимает. Приходится выпутаться из его объятий, чтобы не смущать народ. Они, конечно, пока заняты, но все же. Я оборачиваюсь, но Тири смотрит в окно и не обращает на нас никакого внимания. Чмокнув Птицу в нос, отхожу и помогаю с нитками и конфетами. Завершив приготовления, мы зовем Полину и Олега, суем им по паре импровизированных украшений. Сестра рассматривает блестящую фольгу и чуть заметно улыбается. Зыркнув на Птицу, который отвечает ей не менее пакостным взглядом, она направляется к елке и вешает конфету первая. После нее идут Шура и Леша, потом и Олег. Тири отказывается, заявив, что в ее задачу входит пинать нечисть, а не задабривать. Я поворачиваюсь к Сереже. Он улыбается и подходит ко мне, а потом уже вместе со мной к елке. Вместе мы вешаем конфеты на ветки, а закрепить последнюю он мне помогает, встав позади, потому что никак не получается. Закончив, Сережа отходит назад и берет меня за руку. Поднеся ладонь к лицу, целует тыльную сторону. — Люблю тебя, — чуть слышно шепчет он. Я улыбаюсь и собираюсь ответить, но со стороны дивана слышу многозначительно фырканье. Глянув на Птицу, уточняю: — Ну что? Ты подобрел? — Оплату конфетами не принимаю, — заявляет пернатый, ухмыльнувшись. Олег разгоняет всех обратно по местам, а я беру Шуру и отправляюсь в магазин, чтобы выбрать напитки. *** Разместиться мы решаем в кухне, потому что вытащить оттуда стол в офис не получилось бы без механического расширения дверей. Застелив его прозрачной скатертью с блестящими снежинками, я ставлю сверху три маленькие елочки, которые продавались уже готовые. Гирлянды мы и сюда повесили, так что атмосфера вполне сохраняется. Следуя руководству Олега, Сережа и Шура расставляют по столу еду, а Леша пытается вспомнить, с какой стороны от тарелок ставятся бокалы. Птица гипнотизирует город в окне. Я выхожу в офис, чтобы взять телефон, и застаю Полину, которая пристраивает несколько коробочек в общую кучу. Я подхожу к ней и говорю: — Почти как раньше. Снова вместе. — Не совсем, — вздыхает сестра. — Хотя, знаешь, совсем не так, как раньше, но это даже хорошо. Мне до сих пор непривычно, что мы больше не делим одну фамилию. — Ася Разумовская, — мечтательно протягиваю, улыбаясь. — Ну звучит же. — Звучит, — кивает Полина и улыбается. — Никогда бы не подумала, что скажу это, но вы все трое звучите, как единое целое. Окончательно растрогавшись, висну на ней с объятиями. Идиллию нарушает Леша, который заглядывает в офис сообщить, что все у нас готово. Мы с Полиной отсылаем его обратно, поправляем подарки и сами направляемся на кухню. Я предварительно забегаю в спальню, чтобы переодеться, а то встречать Новый Год в домашних штанах и футболке как-то не хочется. Я надеваю свободные брюки из блестящей черной ткани и белую блузку с кружевным, довольно низким, вырезом. Как раз расчесываю заранее сделанные локоны, когда в спальню входит Птица, что так и не дождался моего появления. — Заставляешь себя ждать, мышка, — говорит он, становясь позади. — Не сильно-то хотелось садиться за стол в растянутой футболке. Вы, конечно, меня в разных состояниях видели, но лучше не рисковать. — Согласен, — шепчет Птица, обнимая меня одной рукой за талию. Другую заводит вперед, и я вижу в ней бархатный футляр, очень характерный для ювелирки. — Это бы не смотрелось с футболкой. Где-то внутри колет тот самый комплекс, который вечно нашептывает о том, что я не заслуживаю чего-то подобного, но он довольно быстро сдыхает обратно. Я беру футляр и открываю. Внутри колье неописуемой красоты, состоящее из цепочки и двух довольно больших крыльев, которые держат черный камень. На них самих россыпь таких же, но поменьше. — Это просто невероятно, — шепчу я, осторожно прикасаясь к украшению. — Спасибо, любимый. Оно безумно красивое. — На троечку, — пожимает плечами Птица и усмехается. Подцепив колье, прикладывает его к моей шее. Я закрываю футляр и держу его в одной руке, другой убираю волосы, чтобы он мог застегнуть его. Закончив, пернатый расправляет украшение на моей коже и удовлетворенно кивает. — Вот теперь красивое. Я, наверно, с ним даже соглашусь. Развернувшись, обнимаю его и целую, отлично понимая, что одним простым касанием не обойдется. Пусть, я помаду специально не использовала. Птица вплетает пальцы мне в волосы, тянет, призывая запрокинуть голову сильнее назад, чтобы он мог целовать так, как ему нравится. На своей щеке я чувствую когти, и это ощущение заставляет застонать одновременно от удовольствия и от воспоминания о том, как эти когти игриво водят по телу. — Тише, душа моя, — шепчет Птица, усмехнувшись. Он проводит языком по нижней губе, но увлечь себя в новый поцелуй не дает. — Если ты продолжишь так восхитительно реагировать, мы с тобой не пойдем к гостям. — Все ты виноват, — выдыхаю я и, повернув голову, касаюсь губами когтей. — Сводишь с ума. — Хочешь сегодня их оставить? — интересуется он, взглядом указав на свои пальцы. — Очень. — Хорошо. Мы с Сережей надеялись, что ты так ответишь. Я заставляю себя отстраниться от него и вернуться к зеркалу, поправляю блузку, волосы, колье, что угодно, лишь бы сердце перестало так колотиться, а возбуждение вновь затихло. Иначе мы точно не попадем на праздник. — Идем, — говорит Птица, приобняв меня за талию. Рука, впрочем, довольно быстро спускается ниже, а я сердито поднимаю ее обратно. Пернатого это только веселит. Когда мы подходим к кухне, Сережа как раз выходит в коридор. Заметив нас, облегченно выдыхает, несколько секунд рассматривает украшение на моей шее, затем точь-в-точь повторяет выражение лица Птицы у зеркала и тоже кивает, проговорив: — Ты был прав, оно прекрасно ей подходит. Пойдемте, все уже ждут. Все и правда ждут. Разумовский настойчиво усаживает меня во главе стола, чтобы они с Птицей могли оба занять места рядом. Я обвожу взглядом наших гостей и улыбаюсь, пока Волков возится с бутылкой шампанского, которая никак не желает открываться. Шура о чем-то тихо, но явно весело, спорит с Лешей, Полина просит Олега целиться пробкой хотя бы не в потолок, Сережа ее поддерживает, потому что вмятину в углу мы еще с предыдущего такого раза не ликвидировали. Птица советуется с Тири по поводу какого-то довольно мутного дела, в котором подозревает присутствие чего-то «не отсюда». Сережа, отчаявшись отговорить Олега открывать бутылку с помпой, лишь закатывает глаза и берет меня за руку, улыбается. — Ты чудесно выглядишь, — говорит Разумовский и гладит кольца на моем безымянном пальце. — Ты тоже ничего, — игриво протягиваю, указывая на его правую руку, где красуется похожий платиновый обруч. Такой же есть у Птицы, только с его символикой. Внутри у всех трех колец, которые были сделаны по моему эскизу, выгравирована та самая надпись, за которую когда-то давно, в прошлой жизни, меня подняли на смех. В этой жизни такого нет, и, кажется, быть не может, поэтому ювелир вывел внутри всего два слова: «Давай навсегда». Волков все-таки открывает шампанское, и пробка не пробивает нам потолок. Олег разливает напиток по бокалам и сразу предлагает тост за уходящий год, задвигая настоящую президентскую речь про трудности и их решения, стойкость, силу и семью. Я, честно, под конец уже готова пустить слезу, испортив макияж, но кое-как сдерживаюсь. Да, трудностей было много, да, стойкости понадобилось еще больше, но мы прошли через это, оплакали потери и остались вместе. Тост отличный, полностью заслуживает того, чтобы встать и коснуться каждого бокала своим, что мы все и делаем. До двенадцати остается не так уж много времени, и я замечаю, что Птица начинает поглядывать на свои электронные часы. После четвертого раза обещаю себе в следующий раз спросить. Такая возможность не появляется, потому что без пятнадцати двенадцать пернатый сгоняет всех в офис и просит Марго включить какую-то запись. В итоге это оказывается не запись, а прямая трансляция из здания администрации, где мэр и другие высокопоставленные лица города решили закатить новогоднюю попойку. О, как, а говорил в недавнем поздравлении горожан, что собирается праздник провести в кругу любящей семьи. Но даже не это главное. Главное то, что мое крылатое счастье очень вдохновилось словами про контейнер с фейерверками. Не знаю, в чем он их туда припер, но грохнуло знатно и с разных сторон. Ярко, громко и красочно, перепугав чиновников до чертиков. Камеры во дворе продемонстрировали нам зрелище со всех ракурсов. — Птица, блин, — обреченно выдыхаю я, вспоминая, куда дела телефон. — Никто не пострадал, — с ухмылкой протягивает пернатый. — Гром скоро точно будет здесь, — вздыхает Сережа, не особо удивившись. Думать о майоре прямо сейчас мне не сильно хочется, потому что вся эта вакханалия с мэром заняла прилично так времени, и вот-вот уже наступит двенадцать. Хорошо, что бокалы мы взяли с собой. Видимо, все присутствующие уже привыкли. Мы подходим к панорамным окнам и просим Марго выключить свет, чтобы офис был освещен лишь гирляндами. Я шепотом отсчитываю секунды, когда мне на талию опускается Сережина ладонь. Над ней располагается вторая, с когтями. Разумовский целует меня в щеку, и уже через пару секунд город взрывается разноцветными огнями, знаменуя двенадцать ночи. — С Новым Годом, любимая, — говорит Сережа, и я чудом умудряюсь услышать его через вопли Шуры и Леши. — Ты от нас не избавишься, — заявляет Птица, усмехнувшись. — Я и не собиралась. Люблю вас до безумия. И… Телефон звонит откуда-то с дивана. Пока Шура громко говорит очередной радостный тост, я вытаскиваю мобильник из-под подушки и отвечаю: — Привет, Игорь. С Новым Годом?..