Есть ли в небе лисы?

— Будет отлично смотреться, — преувеличенно радостно заявляет сестра и сует вешалку с вечерним платьем белого цвета в шкаф. Я киваю и даже глаза не закатываю, молча выхожу в коридор, чтобы отправиться потом на кухню. В проеме гостиной останавливаюсь и смотрю на два букета, совершенно разных. Разноцветные герберы принесли сегодня утром с карточкой, где было море извинений и обещания оставить меня в покое. Темное-красные розы доставили спустя час, и там в карточке не было и намека на то, что до этого придурка рыжего дошло хоть что-то, только порция комплиментов по учебнику и обещания увидеться на сегодняшнем приеме. Я долго рассматривала одну и вторую карточку, а потом обе вместе, пытаясь понять, в чем подвох. Почерк один, только на той, что была с розами, наклон чуть другой, но тут как раз ничего удивительного. Все мы пишем иногда с небольшими различиями. Вопрос о том, что происходит в башке у этого шизика, и как с этим бороться, остался открытым. — Красивые цветы, — говорит Полина, застыв позади меня. — Новый поклонник? — Вроде того, — бормочу я и все-таки иду на кухню. — Ничего серьезного. — Главное, чтобы тебе было комфортно. Мне супер некомфортно от него, но ей знать не обязательно. Стравливать их с Разумовским я совершенно не хочу. Полина воспримет это все очень остро сейчас, лучше не стоит. Псих наиграется и угомонится, а сестра обязательно влезет в неприятности, еще на скандал нарвется. Нет уж, пусть все разрешится само собой. Не полицию же вызывать. Сейчас проблема в другом. Я не могу позвонить Славику и отменить свой визит на сегодняшний благотворительный прием, моего агента потом придется навещать в больнице, куда он ляжет с нервным срывом. Славик, конечно, раскрутил мою депрессию с самой выгодной для нас позиции, но волшебство в его арсенал не входит. Надо возвращаться в жизнь, иначе кто-то все-таки пустит слух о том, что я сторчалась и померла или что похуже. Отменить этот вечер я не могу, и вот она, проблема. Рыжая и чокнутая. Разумовский синим по белому написал в карточке, что сегодня тоже будет на приеме. Ладно, проблемы даже две. Как максимально избегать его общества и как удержаться о того, чтобы дать ему в рожу, когда начнет наглеть. А он начнет, не сомневаюсь уже. Понятия не имею, почему этот псих ко мне прицепился, но он вряд ли отцепится так легко. Придурок. — Я могу пойти с тобой, если хочешь, — говорит Полина, присаживаясь за стол. — Не надо, — быстро отвечаю, улыбнувшись. — Все будет… Звонок в дверь. Я вцепляюсь мертвой хваткой в столешницу позади себя. Черт бы его взял. Полина хмурится, смотрит на меня. — Открыть? — спрашивает она настороженно. — Я сама. Если там этот шизик, то я за себя не отвечаю, вот честно. Но нет, за дверью очередной курьер. Мне хочется выть, но вместо этого я открываю и принимаю несколько коробок, расписываюсь. Парень даже не скрывает своего облегчения и так быстро убегает, что я всерьез опасаюсь, как бы он не влетел лицом в ступеньки. Собственно говоря, вот та причина, по которой курьеры не посылаются в зад. Две причины, ладно. Во-первых, их-то не за что, а во-вторых, очень уж напряженными они все выглядят. Подозреваю, что Разумовский давит на вышестоящее руководство, а то обещает ребятам Содом и Гомору, если чертовы подарки не дойдут до адресата. Не хочу, чтобы невинного человека уволили из-за того, что у какого-то придурка по одному ему ведомым причинам стояк на меня. Может, замутить с ним? Сам сбежит через неделю, поймет, какое счастье отхватил, да одумается. Хм. А что, план нормальный. Если бы это чудовище так меня не раздражало. — Что-то заказала? — интересуется Полина, когда я сваливаю коробки прямо на стол в кухне. — Нет, — отрывисто бросаю и открываю первую, самую большую. Присвистнув, откладываю крышку. — Ничего не хочешь рассказать? — удивленно произносит сестра, когда я провожу пальцами по мягкой ткани черно-красного платья, красивого даже в сложенном виде. Интересно, как оно будет смотреться полностью? — Нет, — повторяю я и закрываю коробку. Бегло просматриваю остальное. Туфли и украшения. Полностью готовый образ на вечер. Зараза. Сложив коробки друг на друга, я хватаю телефон и набираю номер курьерской службы, под оценивающим взглядом Полины сообщаю свои хотелки. Мне обещают прислать сотрудника через полтора часа и просят предварительно сфотографировать все, что я хочу отправить. Для надежности. Потом спрашивают адрес доставки и получателя. Я называю, а выражение на лице сестры меняется. Последний раз она выглядела такой ошарашенной, когда ей пришлось доставать из оврага меня, Лешу и четырех котят. Котят раздали в итоге, но лекции о безопасности мы слушали еще пару месяцев. — Разумовский, — повторяет она, когда я вешаю трубку. — Ну, Разумовский, — пожимаю плечами и оттаскиваю коробки в коридор. Полина следует по пятам. — Не обращай внимания. — Он пристает к тебе? Где ты вообще с ним познакомилась? — Нет, не пристает. В психушке. Он там в роли мецената бегал. — Ася, послушай. — Сестра берет меня за плечи при попытке уйти из коридора и разворачивает к себе. — Это не шутки. Ты забыла, что он был главным фигурантом в деле о Чумном Докторе. — Его ж оправдали, нет? — Да, только сначала упекли в психиатрическую клинику, только потом какие-то доказательства вспыли. Ася, это очень серьезно, он может быть опасен и… — Успокойся, — говорю я, похлопав ее по руке. — Между нами ничего нет. Просто недоразумение. Полина мне явно не верит, но давить боится. Вместе со мной она дожидается курьера и наблюдает за тем, как я отправляю подарки обратно Разумовскому. Потом еще раз предлагает сопроводить меня на прием, но я опять отказываюсь. Видно, что сестра хочет спорить, но кое-как сдерживается, вспоминая мои требования насчет личного пространства. Я смогу сама. У меня получится. Какой-то рыжий шизик с недотрахом не испортит мне возвращение в общество. Так я думаю ровно до момента, когда за сестрой закрывается дверь. После сползаю по стеночке на пол и пытаюсь ровно дышать. Да что не так с этим чокнутым?! Биполярку схватил или что?! Еще немного покостерив в уме Разумовского, я встаю и отправляюсь собираться. Закончив с макияжем, лезу в шкаф и смотрю на белое платье, которое еще сегодня утром казалось мне таким крутым и уместным. Сейчас же я пихаю его обратно на вешалку и роюсь дальше, пока не нахожу черное. Сойдет. Переодевшись, вызываю такси и сажусь ждать. Сообщение о том, что машина внизу, приходит быстро, но не из приложения, которое я использую, а все от того же бесячего контакта. Я его уже даже блокировать не пытаюсь, просто игнорирую. Псих. Наконец, дожидаюсь оповещения о такси и выхожу. Прямо возле подъезда стоит навороченная черная тачка, нарушая все возможные правила парковки. Я обхожу автомобиль, извинившись перед водителем, который выскакивает, чтобы открыть мне дверцу, и сажусь в белый Рено, приехавший по вызову. Каждую секунду ожидаю, что рыжий псих появится из своей крутой машины, но этого не происходит. Уезжаю я благополучно. «Водитель сказал мне, что ты не поехала с ним. Что не понравилось? Машина? Цвет?» На это сообщение я отвечаю коротким:

«Ты»

И отключаю звук. Сволочь настырная. Не понимаю. Елки-палки, мы встретились в психушке! Явно неподходящее место для любви с первого взгляда! Чокнутый. — У вас все в порядке? — спрашивает таксист, когда я не выхожу после того, как машина останавливается у нужного места. Утвердительно мычу, разглядывая толпу на входе в ресторан. Фотографы-то откуда? Славик, чтоб тебя. Говорил про скромное мероприятие. Да тут только красной дорожки не хватает! Она синяя просто. Я, одной рукой вцепившись в клатч, другой тянусь, чтобы открыть дверцу. В окне мелькает что-то темное, и она открывается сама, а передо мной возникает ладонь. И все бы ничего, но в комплекте идет рыжая шевелюра, наглая ухмылка и фамилия «Разумовский». Впрочем, сейчас даже это не останавливает меня от того, чтобы ухватиться за предложенную помощь и вылезти из машины. Почти сразу пытаюсь прервать контакт, но Разумовский держит крепко. Я мрачно смотрю на него. Красив придурок, спору нет. Жаль, что козел такой. — Ну же, душа моя, — продолжает ухмыляться гад. — Идем. Не будешь же ты выяснять отношения прямо в толпе журналистов. Которые слетелись к нему как мухи, само собой. Стервятники, блин. — У нас нет отношений, — сквозь зубы цежу я, но перестаю пытаться освободиться и неспешно иду с ним к выходу. — Посмотрим, что завтра напишут, — говорит Разумовский и касается ладонью моей поясницы, призывая остановиться перед фотографом. Твою же ж мать. Я улыбаюсь. Скандал мне сейчас не нужен. Рыжий козел после снимка изящным движением перекладывает мою руку себе на предплечье и продолжает путь. Со стороны мы точно выглядим как пара, и именно в таком качестве за нами теперь охотятся фотографы и журналисты. Один, самый настырный, тычет камеру чуть ли не мне в лицо, но ладонь Разумовского сжимает объектив и отводит ее в сторону. — Я бы не стал, — с ледяным и очень опасным спокойствием произносит он. — Я не позволю относиться к моей девушке с таким неуважением. — Вашей… девушке? — оторопело повторяет журналист. — Спутнице, — поправляю я, впившись ногтями в предплечье Разумовского. — Просто спутнице, ничего более. Идем. С трудом сдерживаясь от того, чтобы наорать на придурка, тащу его в сторону входа в здание. Ну вот как это называется?! Да завтра миллион статей выйдет про новую подружку Разумовского! Этот чокнутый понимает, что творит?! Его же с девушкой никогда не ловили толком, он же им сейчас золотую жилу подсунул! Тот журналист устроит сенсацию, слишком уж известная личность Разумовский, и еще несколько точно слышали его слова. Мы останавливаемся перед парой, которая как раз собирается войти, рядом объявляется какой-то фотограф с очень яркой вспышкой, от которой я вздрагиваю. На спине снова чувствую руку Разумовского, дрогнув, он проводит по ней вверх и вниз, будто пытается успокоить. Слышу, как Сергей говорит охранникам заняться особенно назойливыми представителями прессы и на автомате иду дальше. Надо было послать Славика к черту. Я не готова к таким мероприятиям от слова совсем. Хотя, не будь рядом Разумовского, ко мне не было бы такого повышенного внимания. Придурок. Я отступаю от него, едва мы оказываемся внутри здания. Хочу послать рыжего психа в задницу, но вокруг слишком много народу, а скандал мне не нужен. Игнорируя вновь протянутую руку, захожу в лифт и возношу хвалу кому угодно за то, что мы здесь не вдвоем остаемся. Теперь нужно затеряться в толпе и больше не пересекаться с Разумовским, а потом тихонько свалить и засесть дома еще лет на двадцать. В большом богато обставленном зале, где проходит прием, я сразу сворачиваю налево, надеясь, что Разумовский за мной не последует. Воровато осмотревшись через минуту, понимаю, что сработало. Выдохнув, хватаю с подноса официанта бокал шампанского и выпиваю его чуть ли не залпом. Мне удается выкроить еще минут пять, чтобы восстановить душевное равновесие, а потом я встречаюсь глами со знакомой парой бизнесменов, и понеслась. Улыбаюсь, отвечаю на приветствия, разыгрываю легкое смущение от комплиментов и заученно говорю, что все со мной нормально, то были лишь дешевые слухи. Отделавшись от одних гостей, почти сразу налетаю на других, потом на третьих. Заметив неподалеку Разумовского, ретируюсь в другую сторону. Спрятавшись за художественный выступ в стене, пытаюсь отдышаться и понять, как выдерживала весь этот вертеп раньше. Бокал красного в руке дрожит. Мне и пить-то не стоило, смешивать лекарства и алкоголь — паршивая идея. Невесело усмехнувшись, думаю, что разницы и нет. И так, и так в голову дурь лезет. Кстати. Я выглядываю из своего укрытия, чтобы проверить, не ошивается ли поблизости рыжая дурь. Вроде нет. Приободрившись, выхожу и нарываюсь на приглашение танцевать от знакомого. — С удовольствием, — растягиваю губы в улыбке и опускаю бокал на ближайший столик. Этот человек купил у меня две картины, отказывать нельзя. Мужчина в темно-синем костюме вместе со мной проходит на танцпол и подает руку, мне же ничего другого не остается, кроме как принять ее. Стараюсь незаметно оглянуться, опасаясь явления Разумовского, но ему то ли скучно стало за мной гоняться, то ли дела появились. Любой вариант приемлем, если я в нем не участвую. Вновь улыбнувшись, мужчине напротив, поддерживаю непринужденную беседу и следую за его движениями в танце. Почему-то представляется, как рыжий черт бесится. Не слишком ли много я о нем думаю? А как о нем не думать, если он постоянно рядом? Даже сейчас я замечаю, как он спускается со второго этажа, откуда открывается вид на нижний зад. На секунду встретившись с желтоватыми глазами, отвожу взгляд и смеюсь в ответ на шутку моего партнера по танцу. Музыка заканчивается, я собираюсь уйти, но мужчина останавливает и предлагает продолжить. Руку протягивает. Ее тут же в запястье перехватывает другая, а Разумовский советует ему отвалить. По лицу мужчины видно, что он оскорблен, но спорить не решается, извиняется и уходит. — Что ты делаешь? — раздраженно спрашиваю, повернувшись к рыжему шизику. — Этот человек — мой покупатель, он… — Не нужен, — заявляет Разумовский. — Я могу купить у тебя все, что скажешь, только пальцем укажи. — Да что с тобой не так? — бормочу я, протискиваясь мимо него к бару. Чокнутый. Совершенно и абсолютно чокнутый. Взяв еще вина, оборачиваюсь и очень хочу захныкать и топнуть ногой, потому что рядом опять Разумовский. А неподалеку фотограф. Сделав над собой усилие, держусь нейтрально, иду в сторону диванчиков, нахожу свободный, сажусь. Разумовский приземляется рядом, принимают вальяжную позу и смотрит на меня. Окатить бы его вином. — Выглядишь уставшей, душа моя, — замечает он. — Потому что я устала, — холодно отвечаю, поднося к губам бокал. Разумовский следит за этим действием чересчур внимательно. — Здесь довольно скучно, — заявляет псих и усмехается. — Можем поехать ко мне. Я найду чем тебя развлечь. — Хоть кто-то на эту хрень ведется? — скептически уточняю я. — Мне не нужен кто-то, мышка, мне нужна ты. — У меня есть имя, если что. Хватит этих душ и мышей, а? — Ты хорошо выглядишь, — говорит он, будто и не слышит того, что я пытаюсь донести. — Жаль, что тебе не понравилось платье. Я подбирал по старым фотографиям, которые есть у тебя в сети. — Ты маньяк? — тоскливо спрашиваю и ставлю бокал на столик. — Ты ведешь себя совершенно безумно, и… — Я же говорил, мышка, это ты сводишь меня с ума, — протягивает Разумовский с ухмылкой. — Дядь, таким подкатам уже лет сто, придумай что-то лучше, — бормочу я и отворачиваюсь. Зря, потому что рыжий шизик, улучив момент, подсаживается ближе. Я дергаюсь от прикосновения к плечу и смотрю на него. — Мне нравятся твои глаза, — говорит он, не сводя с меня взгляда. — У тебя свои есть, купи зеркало. — Но мне не нравится, как ты смотришь на меня, мышка. Что тебя пугает? — Весь ты, целиком, — сообщаю и отодвигаюсь, вжавшись в подлокотник. — Не стоит меня бояться, — произносит Разумовский, опять двигаясь ближе. — Я тебя не обижу, мышка, никогда. И никому не позволю. — Я сама справляюсь, Сергей, — цежу сквозь зубы, а он морщится. — Оставь меня в покое. — Не могу. Я хочу, чтобы ты была со мной. — Я не хочу. Найди себе другую. Вон, там дамочка очень красноречиво смотрит на тебя. Уверена, подкати ты к ней вот так, и она уже сейчас уйдет с тобой в уборную, где радостно… — Мне не нужна дамочка, — фыркает Разумовский. — Никакая. Только ты, мышка. — Слушай, если я трахнусь с тобой в туалете сейчас, ты отвалишь? — без обиняков спрашиваю, вперившись в него сердитым взглядом. — Мне нужен не только секс от тебя, душа моя, — говорит он, нахмурившись. — Я хочу все. — Что «все», Разумовский? Потому что ничего, кроме секса, у меня сейчас и нет, ничего не осталось, — зло выпаливаю я, скрестив руки на груди. — Да и это вряд ли будет феерично, с моим-то коктейлем. — Я сделаю так, что будет, — шепчет Разумовский, придвинувшись еще. — Все, что захочешь, душа моя. — Отвали. — Кроме этого. Он протягивает мне руку, я настороженно смотрю на нее. — Я не он, мышка, — продолжает Разумовский. — Не тот, что обидел тебя. Я никогда так не поступлю с тобой, напротив. Сделаю для тебя абсолютно все. — Мне ничего не нужно, — тихо говорю, не глядя на него. — Я не требую многого, мышка. Просто будь со мной. Мне интересно, как ощущается его кожа. Нет, мы держались за руки еще до начала приема, но тогда не до того было. А вот сейчас почему-то интересно стало. И я позволяю себе маленькую, совсем крошечную вольность, касаюсь пальцами его ладони. Сначала пугаюсь, ожидая, что он схватит, но его рука, дрогнув, остается неподвижной, позволяя мне скользить по мягкой коже. Контраст с моей огромен, у меня она из-за красок и прочего испорчена и постоянно трескается. Разумовский слегка двигает ладонь, чтобы мне было удобнее, и я замечаю тонкие белые полоски на запястье, показавшиеся из-под рукава. Очень похоже на шрамы от вскрытых вен или попыток. Я не спрашиваю, не мое дело. — Будь со мной, душа моя, — шепчет Разумовский, и я все-таки смотрю на него. Красивый. К нему даже немного тянет. Но меня и к молочному коктейлю тянет, от которого прыщи полезут, но это ж не значит, что я поведусь. — Ничего не выйдет, — говорю я и убираю руку, а потом встаю. Он тоже поднимается, очень любезно придерживает меня за талию, пока мы обходим стол, а там и останавливает, чтобы фотограф сделал снимок. Завтра Славик будет рвать и метать. От радости или от злости, не знаю. — Мне пора, — сообщаю, отстранившись. — Я отвезу тебя, — тут же заявляет Разумовский. — Спасибо, сама доберусь. — Просто отвезу, — говорит он, а я поворачиваюсь и удивленно смотрю на него. Очень уж странный тон. Будто всю наглость выкачали разом. Разумовский наклоняет голову и жестом предлагает мне пойти рядом. — Ради безопасности, Ася. Я не очень доверяю такси в такое время суток. Я сяду спереди если хочешь. — Ладно, — неожиданно для себя самой киваю и продолжаю разглядывать его, пытаясь понять, что не так. Когда мы выходим из здания, машина уже ждет. Разумовский открывает мне дверь и предлагает руку, чтобы помочь сесть, но я делаю это сама. Он обходит автомобиль и устраивается рядом. В мою сторону не смотрит и не говорит ничего, только спустя минут пять вспоминает о том, что собирался занять переднее место. Извиняется и спрашивает, нужно ли ему пересесть. Я качаю головой. Такое чувство, что у него где-то внутри рубильник идиотизма выключили. Он молча провожает меня до подъезда и даже не пытается напроситься на чай, кофе, воду, завтрак и все в таком духе. Скомканно прощается и уходит. Неужто дошло? Я даже думаю, что получилось донести до него свою мысль. А утром получаю очередной букет роз, записку с дурацким подкатом и футляр с сережками, которые выглядят настолько дорого, что их в руках держать страшно. Застонав, отправляюсь звонить в курьерскую службу.