Симон

Капитан разведывательного корабля, Павел Рощин, откинулся в кресле и устало закрыл глаза. Только что ему блестяще удалось обойти астероидное поле, не задев даже самого крошечного обломка. Не об этом ли он мечтал всю свою сознательную жизнь? Капитан звездолёта, исследователь Дальнего Космоса, бесстрашный разведчик, который не побоится забраться в пасть ригелианского саблезубого дракончика. Павел вздохнул и криво усмехнулся. Конечно, всё так. Сейчас он, по сути, находится на переднем крае, патрулирует границу, и даже иногда регистрирует какие-нибудь новые объекты, до сих пор не значащиеся в звёздных справочниках. Но, боже мой, как это скучно. Совсем не так он представлял себе воплощение своей мечты. Чуть больше пяти месяцев назад его, молодого офицера, вчерашнего выпускника Академии Космоса, пригласил адмирал Карис и, по-отечески улыбнувшись, сказал: - Я внимательно изучил ваше личное дело, Павел Андреевич. Вы – инициативный, волевой, отважный офицер, способный принимать самостоятельные решения. Ваш индекс эмоциональной устойчивости по тесту Шполянского составляет девяносто семь пунктов. - Пашка невольно дёрнул бровью: вот уж никак не ожидал, что покажет такие высокие результаты. Признаться, теста на эмоциональную устойчивость он опасался больше всего. Карис, словно не заметив удивления, промелькнувшего на лице парня, продолжал, - Ваши баллы в Академии выше всяких похвал. Вы – прекрасный пилот… Вот тут Пашка начал подозревать, что что-то не так. Его никогда не расхваливали так упорно, на разные лады. Юнца так и подмывало спросить: «В чём подвох?». Но он только внимательно слушал адмирала, всё больше утверждаясь в мысли, что вслед за этой велеречивой тирадой последует какой-нибудь облом, вроде того, что, дескать, мы всё понимаем, Павел Андреевич, но, к сожалению, в Космосе для вас работы не нашлось, поэтому придётся вам годик – другой послужить дежурным на космодроме… Но Пашка ошибся. - Для вас, Павел Андреевич, у нас есть особое задание, - закончив славословие, заявил адмирал. - Ваша кандидатура, как никакая другая, подходит для него. Карис сделал небольшую паузу. Пашка тут же, как и положено дисциплинированному офицеру, поинтересовался: - Что же это за задание, господин адмирал? Я уверен, что справлюсь с любым. - Вам решено доверить разведывательный корабль. Своего рода экспериментальный корабль, - адмирал поднялся из-за стола и протянул Рощину руку. – Поздравляю вас, Павел Андреевич. С завтрашнего дня вы – капитан звездолёта «Игель». Принимайте управление. Крепкое рукопожатие, ещё одна отеческая улыбка – и на этом аудиенция закончена. А вечером того же дня Павел Рощин увидел свой корабль и понял, что название, во всяком случае, соответствует внешнему виду судна: маленький, пузатый, с какими-то странными отростками (инженер, проводивший диагностику корабля на космодроме, пояснил, что это его вооружение – лазерные и фотонные пушки) – настоящий ёжик. Но самый главный сюрприз ждал Пашку внутри. Рощин глубоко вздохнул, одёрнул и без того идеально сидевшую новенькую форму и ступил на борт своего корабля. Сердце бешено колотилось, когда Пашка шагал по коридору к рубке управления. Или, правильней будет сказать, протискивался? Коридор – узкий и полутёмный (сейчас было включено только аварийное освещение), с двумя рядами плазменных трубопроводов сделал три изгиба прежде, чем уткнулся в серо-металлические двери мостика. Створки с лёгким шипение распахнулись перед своим новым капитаном, и Пашка ступил в святая – святых любого корабля – командный пункт. Крошечная рубка с центральным экраном, компьютерными консолями, навигационной панелью и пилотским креслом. И здесь, так же как на всём корабле – ни души. Оказалось, что вся команда «Игеля» состояла из одного человека – капитана и пилота в одном лице. То есть его, Павла Андреевича Рощина. Весь остальной экипаж заменял бортовой компьютер. - Система интегрированная матричная омикронная бионейронная, - так отрекомендовал себя из динамика под потолком электронный мозг корабля. - Очень приятно, - буркнул в ответ Пашка. Он опустился в кресло пилота и пробежал пальцами по клавиатуре пульта. Засветился вспомогательный экран - на мониторе замелькали цифры и графики внутренней диагностики. Пашка помолчал и поднял голову, всё-таки он привык, общаясь с собеседником, даже если это компьютер, адресовать свои слова непосредственно к нему. – Это необходимо - обращаться к тебе полностью, или есть более короткое имя? - Имя? – в электронном голосе послышались нотки удивления. – Я не запрограммирован на то, чтоб иметь имя. Однако, если для психологического комфорта вам необходимо будет обращаться ко мне иначе, нежели моё полное наименование, можете использовать обращение «компьютер», либо иное, удобное для вас. Пашка поморщился как от зубной боли, крутанулся в кресле, окинул глазами рубку и сказал: - Могу я попросить тебя выражать свои мысли не таким изысканно - канцелярским слогом? В твоих настройках есть регулировки вербального выражения? - Боюсь, что нет, - Пашке показалось, что в голосе компьютера промелькнула обида. – Вас что-то не устраивает? - Н-нет. – медленно протянул капитан. Он совершенно не так собирался начать разговор со своим экипажем, пусть этот экипаж и состоит из компьютера. Не хватало только начать с непонимания в самый первый день службы. Тем более, что старт назначен на завтра. А если между членами экипажа возникнет непонимание – это чревато катастрофой. Эту прописную истину Пашка затвердил ещё на первом курсе Академии. - Знаешь, если тебя устроит, я хотел бы называть тебя Симон. Молчание длилось на полсекунды дольше, чем требовалось. - СИМОН, - голос, кажется, чуть-чуть потеплел. – Это наименование приемлемо. У вас есть ещё какие-нибудь пожелания? - Да, наверное. Скажи, Симон, у тебя есть визуальная проекция, или ты не запрограммирован на визуализацию? - Запрограммирован, - тут же откликнулся собеседник. Воздух рядом с пилотским креслом сгустился, и перед Павлом возник высокий худощавый молодой человек в форме старшего офицера Флота. У него было открытое, довольно приятное лицо с правильными чертами, а серые глаза смотрели твёрдо и пристально. Пашка невольно поёжился – возникший образ чем-то напоминал отца, верней его молодую копию. - Облик ты сам себе выбрал? - Визуальный образ запрограммирован и изменению не подлежит. Если он вас чем-то не устраивает, то я предпочёл бы общаться с вами лишь с помощью аудиосигнала. - Нет-нет, твой облик меня вполне устраивает. «С ним можно хотя бы поговорить, как с человеком», – подумал про себя Пашка. - Как мне следует обращаться к вам? – спросил в свою очередь Симон. - Капитан. Голографический образ удовлетворённо кивнул. С тех пор миновало пять с половиной месяцев. Капитан Павел Рощин и Симон патрулировали вверенный им район, картографировали неизвестные объекты (которых попадалось крайне мало), иногда перехватывали чьи-нибудь субпространственные сообщения и следили за тем, чтоб в порученном им квадранте царили мир и покой. Капитан вроде бы сработался со своим необычным подчинённым, но Симон оказался истинным сухарём, первое впечатление Пашку не обмануло. Обладая выдающимся интеллектом, искусственный разум был наделён отвратительным характером. Конечно, по словам самого Симона, эмоции были ему чужды в силу самой его природы, но Рощина порой посещала мысль, что бионейронный мозг нарочно макает его носом в… в общем в это самое, указывая ему на самые мелкие его недочёты, всеми силами показывает, что его, Симона решение, наиболее эффективно в данной, конкретной ситуации, а то, что думает человек – ошибка и непременно приведёт к катастрофе. У них сложились довольно странные взаимоотношения: казалось, что Компьютер всячески соперничает с Человеком, хотя внешне Симон оставался неизменно корректен, вежлив и никогда не позволял себе фамильярного отношения со своим капитаном. После почти полугодового общения у Пашки начало складываться мнение, что Симон - не машина, это живое, полноценное существо, с которым следует обращаться, как с личностью. Но принять эту личность Рощин всё-таки не мог. Он и Симон, по его мнению, никогда не смогут стать, по-настоящему близки, ну, как друзья, что ли. С другой стороны, никто и не требовал от капитана и его подчинённого дружбы. Главное, чтоб не было открытой вражды. Симон никогда не позволял себе неуважения, а значит и повода для конфликта. А вот у Пашки порой, сдавали нервы, но орать на машину – смысла тоже не было. Все его вопли расшибались о непробиваемую стену. Хотя в рапортах, которые Рощин посылал на Землю, он поостерегся высказывать эти свои мысли. Кое-кто мог бы счесть, что длительный одиночный полёт оказался губителен для психики молодого офицера, что тест Шполянского, возможно, ошибся. Поэтому в адрес начальства шли стандартные сухие отчёты, а все философские, этические, и научно-практические споры оставались только между капитаном и его единственным офицером. - Капитан, я принимаю сигнал бедствия из системы двойной нейтронной звезды. Координаты триста сорок один, отметка четыре, - Пашка встрепенулся, услышав голос Симона. Он открыл глаза и вперил взгляд в центральный экран. - Ты смог расшифровать сигнал? Это не эхо рентгеновского излучения звезды? - Нет. - Увеличь изображение на экране. Звёзды на мониторе, словно дёрнули за верёвочки, пространство космоса стремительно приблизилось, и Павел, наконец, смог различить крошечную точку в центре экрана. - Это не нейтронная звезда, - протянул Рощин. - В моих базах данных в этом районе должна находиться нейтронная звезда NCJ-815-альфа. - Взгляни сам на показания сенсоров. Это сингулярность… Чёрная дыра! - Действительно, подтверждаю. Сенсоры засекли пространственные и темпоральные искажения. Несомненно, в обозримом прошлом в этой части космоса произошёл гравитационный коллапс звезды – перед нами чёрная дыра. - Симон, ты понимаешь, что это такое? Вблизи регулярных трасс мы с тобой обнаружили чёрную дыру! Скорей всего тот корабль, на экране, попал в гравитационное поле и сейчас его затягивает в горизонт событий. Мы можем что-нибудь сделать? Как-нибудь помочь ему? – Пашка подался к экрану, стараясь что-то разглядеть в хаосе сингулярности. – Ты можешь хотя бы определить, что это за корабль? - Анализирую, – хрустнул бесстрастный голос Симона, и спустя несколько секунд произнёс. – Сенсоры не могут проникнуть сквозь гравитационное поле. - Ты что, предлагаешь опустить руки и сдаться? - Капитан сузил глаза. Голографический офицер и бровью не повёл. Он по-прежнему смотрел твёрдо и прямо. - Я пытаюсь ремодулировать сигнал, - невозмутимо доложил Симон. - Нужно подойти ближе... – Павел тронул ручку управления. К его удивлению двигатели не отреагировали на манипуляции. – Симон, в чём дело? – Рощин поднял глаза на своего офицера. - Мы можем попасть в гравитационное поле сингулярности. Я обязан защищать биологическую жизнь на борту корабля. Прошу прощения, капитан, но я не могу разрешить вам рисковать собой и кораблём. Пашка на секунду оторопел. Он едва не задохнулся от возмущения, но тут же взял себя в руки и отчеканил: - Система интегрированная матричная омикронная бионейронная я приказываю изменить курс и приблизиться к терпящему бедствие кораблю на расстояние, позволяющее расшифровать его сигнал. Соблюдайте осторожность. Я пока не собираюсь кончать жизнь самоубийством. - Вас понял, капитан, - кажется, этим голосом можно было заморозить целое море. - Внимание. Говорит капитан звездолёта «Игель». Неизвестный корабль, откликнитесь. Вам нужна помощь? Приём… «Игель» мелко задрожал, изменяя курс, и медленно двинулся на сближение с терпящим бедствие кораблём. - Симон, ты вызываешь их? - Постоянно капитан. Ответа нет. И должен вам заметить, что если мы продолжим двигаться прежним курсом, при нашей скорости через восемнадцать целых двадцать пять сотых минуты корабль попадёт в гравитационное поле сингулярности. Шансы вырваться в обычный космос в этом случае будут равнять нулю целых одиннадцати сотым процента. И… - Пожалуйста, не нужно сейчас лекций. Я всё прекрасно понимаю. - Тогда объясните мне причину, по которой вы рискуете кораблём? - Причину? – Пашка дёрнулся и гневно сверкнул глазами. – Я пытаюсь помочь попавшим в беду людям! Понял ты, безмозглая жестянка? - Должен указать на вашу ошибку – мой мозг представляет собой бионейронную сеть… - Ладно, я не правильно выразился, прости. - У вас есть план? - Да, я хочу приблизиться к нему на достаточное расстояние и постараться захватить магнитным лучом. Ты пытаешься с ними связаться? - Непрестанно. Но думаю, ваш план не сработает. Тот корабль слишком глубоко затянуло в гравитационное поле чёрной дыры. По моим расчётам через девять часов он окажется в горизонте событий и будет раздавлен. - Ну, вот видишь, у нас ещё есть время. - Если мы ещё приблизимся к сингулярности, то можем разделить печальную участь пленника чёрной дыры. - Да ты, поэт. Никогда не думал, что ты можешь так возвышенно выражаться. - Я учился у вас. Пашке показалось, или в голосе Симона проскользнул сарказм? - Наша позиция? - Четыреста восемьдесят, отметка девять. Через восемьсот пятьдесят шесть секунд пройдём точку невозврата. - Понял. Как с расшифровкой сигнала? Они всё ещё не отвечают? - Нет ответа. Пашка осторожно маневрировал в гравитационном поле, стараясь не угодить в поток тахионных частиц. Он неотрывно смотрел на экран монитора, где в вихрях пространства – времени металась крошечная точка чужого, попавшего в беду корабля. - Капитан! – голос Симона дрогнул. - Что такое? – Пашка вскинул голову. Волнение само по себе было не характерно для компьютера, а вот такие панические нотки в голосе… это что-то из ряда вон выходящее. - Я ремодулировал сигнал чужого судна. - И? Что ж ты замолчал? Выводи на динамик. Рубку заполнило неясное бормотание, треск, потом откуда-то из запредельной дали возник слабый, едва различимый голос: - Внимание. Говорит капитан звездолёта «Игель». Неизвестный корабль, откликнитесь. Вам нужна помощь? Приём… Пашка застыл на месте, словно внезапно ударился лицом об стену. Сердце перестукнуло не в такт. - С-симон… - он выровнял дыхание. – Это же мы! Моё сообщение… Этот неизвестный корабль, застрявший в сингулярности – это «Игель», либо это чья-то дьявольская шутка. Ты можешь объяснить, что это было? - Да, капитан. У меня есть рабочая гипотеза. По всей видимости, мы, находясь в зоне пространственно-временных искажений, наблюдаем эффект темпорального эха. - То есть? Я тебя не совсем понимаю. Тот корабль – это на самом деле «Игель»? - Я полагаю, темпоральное отражение «Игеля» с временным сдвигом в две целых тридцать пять тысячных часа. Мы сейчас наблюдаем «Игель», таким, каким он был в момент отправки вашего сообщения. - Но его сейчас гораздо глубже затянуло в горизонт событий, чем нас. И потом, именно этот сигнал послужил причиной изменения нашего курса. - В этом случае причина необязательно в рамках локального времени должна предшествовать следствию. То есть мы оказались у сингулярности NCJ-815-альфа вследствие того, что, вы послали сообщение, но причиной того, что вы послали сообщение, был именно наш манёвр. А, попав в пространственно-временное искажение, «Игель» принял это сообщение со смещением во времени и пространстве. - Так, стоп. Оставим теории на потом. Сейчас наша главная задача – выбраться из этой передряги. Максимальное ускорение, курс от сингулярности и вперёд! - Капитан. - Что? - Я должен вас официально уведомить, что единственная возможность вырваться из гравитационного поля чёрной дыры – применить манёвр Дельта. Однако, при этом перегрузки могут достигать тысячи двухсот восьмидесяти пяти же. – Симон замолчал на мгновение и добавил очень тихо. - Вы не выживите, капитан. И я опасаюсь за структурную целостность корабля… - Опасаешься?.. - Вероятность того, что «Игель» сохранит структурную целостность, составляет тринадцать процентов. - Твои предложения? - Я вижу единственный выход из сложившейся ситуации: вам необходимо спуститься в криокамеру. Я перераспределю энергию от систем корабля, и направлю её на создание вокруг криокамеры силового барьера, который позволит удержать перегрузку внутри в пределах допустимых для поддержания жизни человека. Этот приём даст вам шанс остаться в живых. - Другого выхода нет? Голографический офицер только качнул в ответ головой. Капитан Рощин думал ровно две секунды, потом отдал приказ: - Симон, с этого момента я передаю вам полномочия капитана этого корабля. Удерживайте позицию столько, сколько это потребуется. Затем проложите курс по прямой от сингулярности и приступайте к выполнению манёвра Дельта. Герметичные двери криокамеры чавкнули, замуровав Павла Андреевича Рощина. Вокруг кабины сплелись вихри силового поля, ещё более усилив изоляцию единственного человека на корабле. Симон, подключившись к системам управления корабля, ввёл новые командные коды, ещё раз просканировал пространство, и, рассчитав новый курс, заложил крутой, смертельно-опасный вираж. Он перераспределил всю энергию корабля, в том числе и от систем жизнеобеспечения, направив её к двигателям и на удержание силового поля вокруг криокамеры – колыбели, которая хранила Жизнь, жизнь его командира и друга. Корабль задрожал всем корпусом, электронные табло и мониторы подёрнулись рябью, мигнуло освещение. В рубке воцарился полумрак. По центральному экрану бежали разноцветные полосы. Пространство вокруг искажалось, деформировалось. «Игель» трещал по всем швам, изгибался и плавился. Бионейронный мозг, интегрированный с системой корабля, подключился ко всем сенсорам, анализировал информационные массивы и принимал миллионы решений каждое мгновение. Чёрная дыра не торопилась отпускать своего пленника. А Симон… перед ним была одна единственная цель, и он намерен был, во что бы то ни стало, выиграть этот раунд. … Девятнадцать лет спустя звездолёт «Эспада» уловил сигнал субпространсвенного маяка. Просканировав пространство, экипаж обнаружил и подобрал в глубинах космоса крошечный разведывательный кораблик устаревшей конструкции. Все системы корабля были мертвы, двигатели не работали – реактор давным-давно потух, корпус треснул. Но на борту обнаружился один слабый биосигнал – замурованный в криокамере человек… Когда Павел открыл глаза, первыми словами его были: - Где Симон?.. Пашка прикрыл глаза и опрокинул ещё один стакан. Три недели назад он выписался из Окружного Госпиталя. Главврач заверил его, что офицер Рощин полностью здоров и может вернуться на службу. Вот только возвращаться ему было некуда. Он опоздал на девятнадцать лет. Все его сверстники – однокашники сделали карьеру во Флоте, наука и техника шагнули далеко вперёд. Отец не дожил до этого дня, а мама была где-то на дальней Станции у чёрта на куличках, и Пашке удалось только перекинуться с нею парой слов по каналу субпространственной связи. Мама обезумела от радости, что сынок, которого она успела давным-давно похоронить, жив и пообещала прилететь на Землю при первой возможности. Павел не очень долго радовался этому, потому что эта «первая возможность» должна была возникнуть не ранее, чем через полгода. Он навестил старых друзей и понял, что теперь оказался для них совсем чужим, свою бывшую девушку не стал даже пытаться разыскивать. Вот так и оказалось, что он, застрявший в прошлом, оказался, по сути, никому не нужен. Конечно, командование от капитана Рощина не отвернулось. Он получил направление на курсы переподготовки, куда должен был отправиться ещё через двадцать четыре дня. А пока ему надлежало наслаждаться отпуском. Только Пашка в гробу видал такое наслаждение. Ему не давал покоя… Симон. Кажется, ну что такое, все лишь бортовой компьютер. Ну, нашёл он наиболее рациональное решение для того, чтобы спасти жизнь своего непутёвого капитана, ну, сумел вытащить корабль из гравитационного поля сингулярности, но ведь это всего лишь компьютер, не человек, не живой, просто машина. Пашка вновь тряхнул головой. Вот именно. Вот в этом-то всё дело. Для него Симон не был машиной. Живая, полноценная личность. Друг, который спас ему жизнь, ценой собственной. А он, Павел Рощин, даже не смог узнать, где теперь покоятся останки «Игеля», а значит и Симона. Он разыскал капитана «Эспады», но тот не смог пояснить, что стало с погибшим кораблём. То ли отправили на свалку в окрестностях Плутона, то ли – на один из перерабатывающих комбинатов, на одном из спутников Юпитера. Рощин сжал кулаки. Нет, нельзя так раскисать. Он должен что-то придумать. В голове упрямо крутилась какая-то мысль, только Павел никак не мог её ухватить. Миновало несколько дней, похожих один на другой как серые безликие близнецы. Рощин бесцельно бродил по городу, когда приходило время обеда, заходил в кафе и заказывал что-нибудь, всё равно что. Он не чувствовал голода, но ел, потому что так было нужно. Потом снова куда-нибудь шёл, подолгу сидел в парке и думал ни о чём. Хотя природа не разделяла его меланхолию. В мире царила весна. Зеленели клейкие листочки, всюду виднелись разноцветные брызги первоцветов. Солнце смеялось с умытой синевы неба. А у Пашки в душе царила зима. Чёрно-белая и плоская. В тот день он, вернувшись в номер гостиниц, где жил после выписки из госпиталя, до позднего вечера пялился в монитор и лёг спать с тяжёлой головой. И ещё долго ворочался в постели. Он проснулся следующим утром с ясным осознанием того, что нужно делать. Всё дело в сингулярности. Несмотря на все новые открытия, никто до сих пор точно не мог описать, что же это такое – чёрная дыра. И как себя может вести в её районе пространство-время, информационное поле и любая другая сущность. А что если они всё ещё там – темпоральный образ «Игеля», а значит, и Симон. Что если это шанс?.. У Пашки перехватило дыхание. Сердце заколотилось где-то у горла, он вскочил и бросился в душ. Струя ледяной воды ударила по темечку. Только это не помогло. Раз зародившись, безумная мысль уже не оставляла Павла. А ещё через год Рощин на зафрактованном коммерческом корабле оказался в пределах сингулярности NCJ-815-альфа. Он настроил сенсоры на широкий охват и посылал в пространство только одно бесконечное сообщение: - Симон. Симон, откликнись. Вызываю Симона. Третьи сутки его бдения в районе чёрной дыры подходили к концу. Павел находился в опасной близости от сингулярности, рискуя вновь оказаться в плену (только теперь помочь ему было некому), когда динамик, наконец, ожил. - На связи, - глухой, искажённый до неузнаваемости голос. Пашка замер на миг, переглотнул и, сосчитав для верности до семи, спросил: - Кто вы? - Система интегрированная матричная омикронная бионейронная, звездолёт… Пашка подпрыгнул в кресле и крикнул: - Симон! Симон, это ты? Ты слышишь меня? Это я, Павел Рощин. Симон! В ответ молчание. Секунда, другая, третья. В динамике тишина, оглушающая, до звона в ушах. - Симон… - Как вы можете быть Павлом Рощиным? – наконец откликнулся далёкий голос. – Капитан Рощин в данный момент находится на борту корабля «Игель» в криокамере. Соответственно вы никоим образом не можете быть капитаном Рощиным. - Просканируй мой звездолёт. Твои сенсоры проникнут за обшивку? Я могу передать тебе свои личные коды. Сравни их с имеющимися в твоих базах данных. – Павел нажал кнопку, подождал несколько секунд и вновь спросил. - Ты всё ещё не веришь мне? Мне не зачем тебя обманывать… - Если вы действительно капитан Рощин, поясните, каким образом вы сейчас находитесь одновременно здесь, на корабле и за границами гравитационного поля сингулярности? - А ты подумай сам. - Темпоральный парадокс, – спустя полсекунды донеслось из динамика. Пашка невесело усмехнулся: - Ты поразительно догадлив. Я решу, что ты гений, если ты придумаешь, как тебе вырваться из этой пространственно-временной загогулины, и оказаться у меня на борту. - Я должен это сделать? – кажется, в голосе Симона промелькнуло сомнение. - Попытайся, - Пашка сделал глубокий вдох и уронил. – Ты не переживёшь манёвр Дельта. «Игель» подберут через несколько лет после того, как ты вырвешься из зоны сингулярности. Только ты этого уже не увидишь. Корабль был повреждён, бортовой компьютер безвозвратно вышел из строя. Ты… погибнешь… погиб, Симон. - А вы? - Я, как видишь, жив. - Ваши предложения. - Ты… лучше знаешь все возможности системы. Должен быль какой-то выход. Симон, почему ты молчишь? - Анализирую. - И чуть позже совершенно бесстрастный голос. - Я могу ретранслировать свою информационную матрицу сюда, на ваш корабль. Однако на передачу информационной матрицы потребуется три целых двадцать пять тысячных часа локального времени. Принимая во внимание деформацию пространства – времени, указанный интервал следует увеличить на семьдесят пять процентов. Учитывая состояние «Игеля», а также необходимость удерживать позицию в нестабильном поле сингулярности, вероятность в этой ситуации вырваться из гравитационного поля чёрной дыры составляет восемь целых пятнадцать тысячных процента. Риск неприемлем. Пашка опешил. - Да ты… Я приказываю начать ретрансляцию информационной матрицы немедленно! - Капитан, вы передали мне полномочия восемнадцать минут назад. Вы не можете мне приказывать. Пашка испугался, что он сейчас, сию минуту прервёт связь. - Симон! Симон, послушай меня. Я… я прошу тебя. Поверь, всё уже случилось. Я просто не могу тебя потерять снова. Ты. Мой. Друг. Безымянный безликий корабль с бортовым номером 458/835-9 на максимальной скорости уходил прочь от сингулярности NCJ-815-альфа. Капитан Павел Рощин вперил взгляд в центральный экран, неотрывно следил за приборами. - Капитан, и что я буду делать без корабля? – проворчал бесплотный голос из динамика. - Компьютерная система этого транспорта примитивна, я чувствую себя беспомощным. - Не переживай, Симон. Это судно не для тебя. Мы что-нибудь придумаем, вот только до Земли доберёмся. Без дела ты не останешься. - Не сомневайтесь, капитан.