***
— Эй. Мягкий звонкий голос позвал во сне. Звучный, не хриплый, он давно таких не слышал, даже не наяву. — Эй! Голос звал, Артема тормошит кто-то, ну дай еще поспать, еще послушать этот мелодичный зов. Но не дают, бьют по щекам, что-то холодное на лбу. Хорев продирает глаза от сладкого сна, и чуть не подскакивает на месте. Перед ним какой-то мужчина. — Я уж думал, что ты помер. — он рассмеялся. На вид, явно чуть младше Артема. Хорев долго не мог понять, кто же он. Рыжая щетина, волосы каштановые, короткие, тоже рыжиной отсвечивающие от бьющего в окна солнца. Глаза зеленее, чем трава, Артем думает, наверное волшебство. Острые скулы, низкий рост. Слишком красивый для гнома и слишком низкий для эльфа. Он снова смеется, звучно, красиво. — Да. — опять он смотрит на него своей зеленью, такой обворожительной, но Артем такие уловки знает, он не попадется. — Что? — хриплый голос Хорева сначала пугает, полу эльф полу гном вдруг делается серьезным, а потом снова улыбается. — Да, я наполовину эльф, наполовину гном. Моя мама эльфийка. Знаешь, такое бывает.— половинчатый на него смотрит недоверчиво, презрительно, но внимательно с интересом. — Да не обижайся ты. Меня, кстати, Артем зовут. Хорев Артем. Я тоже гном только наполовину, моя мама челов... Ему заткнули рот рукой. — Чшшш! Ты что несёшь? А вдруг услышат, Артем? — новый знакомый оглянулся в пустой комнате и понизил голос до шепота. — В Фрайвуре запрещено упоминать о людях. Они приносят несчастья. Хорев послушно кивнул и перевёл тему. Он оглянул комнату взглядом. Комната светлая, с солнечной стороны, поэтому на них падал теплый свет. Артем так и не заметил, что фрайвурец сидит рядом с ним на широкой кровати, а сам он укрыт одеялом. Судя по всему комната на втором этаже здания. В углу стоит маленькая печь, чуть поодаль стул и стол. Около двери висит корзинка с цветами и травами, рядом несколько картин. Напротив входной двери еще одна, видимо, уборная. — А это... тебя как зовут? — поинтересовался Артем, потому что незнание имени нового знакомого становится слишком долгим. — Сережа. Сергей. Карамушкин. — Сережа замялся, опустил взгляд в пол и покраснел. Ох уж эти эльфы. — значит так, будешь жить у меня. В городе обычай, кто первым встретит путника, тот его и приютит. Артем не сопротивлялся, наоборот, был только за: в кармане было мало золотых, на приличную комнату он бы не наскреб. Вдруг, резко закружилась голова, стало холодно, и Хорев очнулся уже глубокого за ночь. Сережа носился из уборной с комнату, пока больной очухивался. Глаза было трудно раскрыть, кружилась и болела голова, звон в ушах и жажда не давали заснуть. Сергей что-то шептал, склонившись над его головой, Хорев не разбирал, да и не в состоянии был совсем. — Сереж... — громче шепота он не может, но эльф его услышал. Он смотрит на него очень взволнованно, будто у него что-то серьезное. — есть... вода? — Да. — Хорев заново прикрывает глаза, обливается потом, а потом чувствует влагу на губах и раскрывает очи. — Артем... у тебя лихорадка. Карамушкин констатирует, не спрашивает. Артему кажется, что зеленые глаза немного светятся. Точно магия. Сережа сидит нему близко с красивой, немного щербатой, глиняной кружкой. Почему-то Хорев и не сомневается, что эту кружку сделал он сам. В ней какое-то варево, похоже на чай, но чай не такой пахучий и горький. Больной сначала давится и плюется, но Сережа кладет руку ему на плечо, и кажется, что та чугунная. — Артем, надо выпить. Тебе лучше станет. — Сергей смотрит ему в глаза просяще, будто это не для него, для Артема, а для Сергея. Хорев пьет горькое варево, морщится, но глотает. Тепло разливается по горлу, немного обжигает, становится лучше. Артем благодарит парня, а затем наблюдает, как тот относит в кухню кружку и возвращается в спальню уже с лампой. И только сейчас Хорев понимает, что Сережа полуголый. Вернее, он в одной длинной рубахе, но та даже не доставала до колен, так что он нагой. У Сергея классные ноги, подмечает Артем и засыпает. Он просыпается уже на рассвете, пока хозяин дома еще спит. Артему намного лучше, голова уже не болит, только легкий жар, но это ничего. Он смог бы сходить на ярмарку, на которую и шел изначально. Хорев не спеша одевается, потягивается, то и дело зевая и окончательно проснувшись, он подмечает странную деталь — они с Сережей спали на одной кровати. Сейчас тот тихо посапывает, словно принцесса в башне, а Артем подыгрывает, укрывает одеялом и умиляется. Дверь немного скрипит и он пугается, как бы не разбудить спящего. Аккуратно прикрывает ее и спускается по ступеням на первый этаж. Внизу маленькая таверна, видимо, Сергеевская, думает Артем. Бывший разбойник спускается на лёгкий бег, что бы успеть на ярмарку одним из первых и ухватить что-то получше. Он добегает с одышкой, но быстро, потому что дом Сережи довольно близко от центра городка. Слышится откуда то музыка, громкие разговоры, плач маленьких детей. Артему сносит крышу от запахов вина, свежего мяса и хлеба. Весь город собрался в этот день, чтобы показать свои изделия и продать. Ярмарки в Фрайвуре устраивают каждую неделю. Хорев пробирается сквозь толпу, ближе к музыке и крикам, но тут его одергивает какой-то паренёк. — Ты че твор... — успевает вякнуть Артем, но тут его уносят в самую гущу, ведут куда-то за сцену, где выступают барды и менестрели. — Эй! Отпусти! — Да тихо ты...! — молодой парень, почти мальчишка с лютней наперевес жмет Артемину руку очень интенсивно. — Я Илья! Это... я друг Сергея. Артем все равно ничего не понимает, ничего не слышит, потому что звонкие переливы музыки пол пьяный ор толпы и Илья почти кричит. Новый знакомый проводит его за кулисы импровизированной сцены, усаживает на стул, откуда видно всё выступление и убегает. Илья резвый, бешеный пёс — как его называли в их банде, судя по всему. Хорев на сцене видит Сережу, но тот без инструмента, он поет. И очень красиво. Артем слышит музыку, слова песни, видит Сергея и думает о своей жизни. "Всего одна жизнь, всего одна смерть, и тысячи способов их прозевать. И лишь бы не здесь, только не здесь, закончилась звонкая песня моя" Сережа, он, очень классно поет, голос у него мелодичный, певучий, а лютня ему подыгрывает ласковыми переливами звуков. Как жалко, что Хореву не удасться послушать этот голос немного подольше, чем пара месяцев. Артем уходит из-за кулис, отправляется ближе к центру ярмарки. Тут он рукой в кармане чувствует внутри маленькую бумажку, а развернув ее, видит список того, что Сергей, по-видимому, написал ему. Только он мог провернуть это, не встречаясь напрямую с Артемом.***
Хорев возвращается в новый дом, держа в руках полные вещмешки всякой всячины с ярмарки. Его встречает Сережа, он взволнован и немного раздосадован, что-то скрывает. Когда Сережа слышит скрип двери, Артем видит, что тот что-то прячет, но быстро забывает об этом, мало ли, у кого какие секреты. — В списках было чуть ли не в два раза меньше, Артем. — ох, опять он все видит, все слышит и знает, гребанный волшебник. Артем правда перебрал со всяким, но ведь чем не побалуешь. Он не находит ответа, только мнется у двери, типа, ну может ты уже повернешься, нет? Сережа даже не поворачивается, не столе разбирает какие то травы, приятно похрустывающие в умелых руках, и такое пахучее, что раздается на всю комнату, вот бы спросить, что за дрянь. Хорев кладет мешки на стол, прямо перед носом хозяина дома, они ощутимо гремят по дереву. Сережа шугается, чуть ли не отпрыгивает от стола и зло так глядит на Артема, мол это что вообще такое. Артем тоже не внимает, глядит вопрошающе, он же ничего такого не делал, да ведь. — Артем, это что. У тебя не было столько денег. — он очень злой, еще бы чуть-чуть – покраснел бы, а Хорев сущий ребенок, до последнего будет делать вид, будто не причем. И опять Сережа все знает, все видит, хоть и пел в то время, когда Артем обворовывал того жирного мужика с мясом. Ну правда, свинина нынче дорогая, особенно если хорошая и сочная, а большой кусок такого мяса стоил бы все Артемины деньги, вообщем, хочешь жить — умей вертеться. Да, у мужчины было очень малая сумма, ее бы хватило на половину всего, чего он притащил домой. Но Сергей не смотрит на мешки, только на Артема, зло, исподлобья, зелень его голубеет слегка, темнит. — Артем, ты что, украл все это. — и это не вопрос, а утверждение, даже, скорее обвинение, потому что Сережа точно знает, кого и на сколько этот разбойник обворовал. Конечно, об этом узнают только в конце ярмарки, когда будут пересчитывать выручку, и не досчитаются пары золотых. Но на Артема никто никогда не подумает, он даже не в Фрайвуре живет, а за три версты от него. — Артем. Весь его вид говорит о том, что он уже сознался в преступлении, сдал себя с поличными и под грозным взглядом снизу он понес свое наказание. Выглядит комично, да, потому что Сережа сильно ниже его, но грознее выглядит именно он, а не Артем. Сергей еще немного смотрит на него, потом отворачивается, мол, разговор окончен, скройся с глаз моих, видеть тебя не хочу. Обиделся, оскорбился, хотя почему, не ребенок же его, Артем, но Сергей его приютил, выручил, а тот... Карамушкин разбирает мешки, смотрит на каждую вещь, что Артему удалось "достать" помимо продуктов. Это маленькие сувениры, по типу маленькой флейти и калимбы, и тогда Сережа немного добреет, в шутку Хорева ругает и смеется сам, а Артему не до этого совсем. У Сергея улыбка такая сказочная, обворожительная, как будто он под чарами, но это все его, Сергеевское, такое невероятное, у Артема дух перехватывает. Он обнимает парня, тот замирает, видно, что удивляется, но все же стоит, как статуя, не шевелится, пока Артем прижимает его к себе, извиняется и, наконец, отпускает, после того момента, когда эти объятия становятся неловкими, но Сергей не отпускает. Он обхватывает его за талию, в силу низкого роста, утыкается в грудь, пока Хорев чуть ли не задыхается от переизбытка чувств, о, славный Хой, помоги. — Знаешь, когда мне было восемь, мою маму выкрали эльфы обратно, в свое королевство. Они наказали ее за связь с гномом. — голос раздался неожиданно, Артем вздрогнул и еще сильнее прижал к себе Сережу, чувствуя, как чужой голос подрагивает. — Я не видел ее очень долго, за это время успел забыть о ней, когда она вернулась обратно. Она была не такая...как тебе сказать, она была не такая, как раньше. — Какая она была раньше? — Красивая. Добрая, милая и заботливая, как я помнил ее из глубокого детства. Она вернулась холодной, отстраненной, но ласку проявляла, хотя это было уже не то. Эльфы издавна славились своей жестокостью. Особенно над предателями. — Полу эльф вцепился пальцами за ткань одеяния Артема, ему было трудно говорить. — Но, знаешь, она была все равно родной, хоть и после десятилетней разлуки, за которую она стала чужой. Мой отец давно погиб на то время, но она и не вспомнила о нем из-за чар. Артем не стал говорить ничего, слова были пока что лишними, не напугай, не навреди сильнее, тема больная и так, и без тебя. Он не глядит на Сергея, там глядеть не на что, Карамушкин лицо прячет, будто заплакать собирается, но нет, он же мужчина. — Так вот, ты – это что-то похожее на нее. Мы вроде знакомы меньше недели, но ты уже становишься таким... — он останавливается на секунду, подбирая слова, что бы не испортить. — таким родным. Они все еще стоят вплотную друг к другу, совсем рядом, в объятиях друг друга, и каждый не решается заговорить первым. Артем постепенно высвобождается из крепких гномьих объятий. Сергей краснеет густо, на бледной коже это проявляется пятнами, опускает взгляд вниз и просит помочь с готовкой. Около получаса они молчат, каждый занимается своим делом, но потом Артем решает, что напряжение разбавить всё-таки нужно, поэтому он заговаривает с Карамушкиным. Тот отвечает немного скованно, но потом, когда Хорев его все же разговорил, он даже смеется и шутит, и не осталось ничего от этого серьезного и злого Сергея.***
Проходит немного не мало, неделя или две, Артем давно теряет счет времени, потому что здесь, в Фрайвуре, рядом с Сережей, оно останавливается. Тяжелые мысли о скорой кончине настигают внезапно, громким каскадом своей тяжести грохочут в голове. Артем уходит в себя, потому что эти дни он прозевал, прожил бессмысленно, и так и не обратил внимания ни на одну девушку. Правда, в Фрайвуре их почти не было, а оставшиеся были гномами, Хорев гномов, вот хоть убей не любил. Слишком они внимательные, и, коли хочешь ограбить — держи ухо востро, потому что эльфийский клинок в спину входит, как в масло. Он просит помощи у Сережи, тот улыбается, видно, расцвел, избавившись от одиночества, каким страдал до появления Артема. Но становится серьезным и мрачнеет, когда слышит Артема про проклятие. У Карамушкина нет противоядия от этого, но ночью он идет в церковь, оставив Тёму одного дома. Он почти до рассвета копается в книгах, спрашивает знакомых, смешивает зелья, но тщетно, ничего не получается. На рассвете он уставший приходит домой, падает рядом с Хоревым и вместе они спят до полудня. Яркое солнце блещет в глаза, а Сергей морщится, переворачивается на живот и утыкается лицом в подушку, храни Хой того, кто придумал солнце. Они снова спят на одной широкой кровати вдвоем, хотя, что поделаешь. Артем даже ухом не ведёт, выработав прекрасную устойчивость к побудке природы. А вот глазки Сергея нежные, к солнцу неустойчивые, поэтому он встает и принимается за бытовуху, попутно думая, как же спасти Артема, у которого осталось около недели. Времени катастрофически мало, а Хорева он потерять очень не хочет, успел сроднится с ним, даже влюбится. Влюбится? Да, потому что Сергей — обделенный лаской в детстве, обречённый смертью всех близких, ребенок, привязывающийся к малознакомому получеловеку. Артем улыбчивый, иногда хмурый, его голубизна в глазах, немного сероватая вечером, а у костра в лесу она мятная. Он ласковый, тактильный, он — именно то, чего Сереже не хватало больше всего. Но он боится этой своей влюбленности, как бы все не испортить, не отгородить от себя этого прекрасного человека, Карамушкин боится до чертиков, чтобы Хорев не узнал. Он наблюдает за ним, пока тот спит. Артем просыпается внезапно, резко и встает сразу же идет к Серёже. Он в соседней комнате, готовит поесть, он бежит туда полуголый. Щеки Сергея заметно и сильно розовеют, когда его сожитель вбегает к нему в одном белье. Днем они сидят дома и Хорев помогает Карамушкину по хозяйству. Первый шутит про самые красивые эльфийские уды, а Сергей смеется, отвечает, то мол, скоро узнаешь, а сам боится, как бы не выдать себя. Вечером Артем начинает ныть, что ему надоело раскладывать травы по полочкам в кухне, и он хочет гулять. Сергей ведет его гулять. Хорев с ним в шутку флиртует на прогулке. — Сергей? — М? — Ты доверяешь мне? — лукавая улыбка, он готов взять его за руку, убежать куда-нибудь за самые горы, только уведи. Ветер прохладный, звезды ярко светят, луна большая пребольшая, так завораживает. — Доверяю. Сергей говорит это, даже не задумываясь, даже не думая над последствиями, просто говорит, потому что врать смысла нет. — Дай мне руку, Сергей. Я покажу тебе сказку. — как заманчиво звучит и на деле невероятно. Сергей хватается за руку Артема, переплетает их пальцы и бежит следом за ним, еле поспевая. Они бегут среди ночи, обходя колючие заросли шиповника, поваленные деревья, бегут куда-то вверх и Сережа быстро устает. Они переходят на шаг, это можно сделать, ведь они совсем близко от "сказки". Артем приводит его на обрыв большущей скалы, с которой видно весь Фрайвур, на которой холоднее, чем внизу, и ветер трепещет пряди Сережиных волос. — Я хотел показать тебе место, где ты живешь, отсюда. Здесь и луна большая, смотри. — Артем говорит тихо, они все еще держатся за руки, вернее это Сергей его не отпускает, нежели Артем. — Красиво, правда? — Красиво. — Жаль созерцать осталось недолго. — он упоминает это проклятие еще раз, с еле скрываемой горечью, а Сережа ничего не может с собой поделать. Сейчас или никогда. Он подходит ближе к Артему, все так же руку, но теперь совсем вплотную и обнимает его, закинув руки на плечи. Тот немного нагибается, Карамушкин ниже него на целую голову. Сергей не может подобрать слов, не скажешь же, Артем я люблю тебя, ты только не серчай, нет ведь. Но у самого Хорева в голове каша, пока он смотрит на мутноватую зелень глаз лица напротив, пока он обнимает его за талию, пока все становится понятно без слов, но ни как никогда нужны. Артем думает, какой же Сергей красивый, какой классный, какой ласковый. Он думает поблагодарить его за все напоследок, но ему даже не дают заговорить, заткнув рот поцелуем, что сразу разрывается. — Артем, я... — зачем слова, когда есть действия? Всемогущий выдумал пары рук, сделал, что у каждого была голова и позволил им целовать, целовать, целовать. Только же вот не скажешь, что без мук. Сергей не принцесса. — Я давно понял, и пойму тебя, если ты... Он замолкает на середине, потому что глупо и несуразно. Артем целует его везде в ночи на большущей скале, и проскальзывает ошибочная мысль, что Сережа не принцесса. Еще какая. Сергей Карамушкин его принцесса, способная избавить от страшных мук и скорой смерти, способная вскружить голову одним действием, чем сейчас он и занимался. Хорев задумывается, что вот она, любовь всей его жизни, что сейчас неловко и робко жмётся к нему, что целует его так, с желанием, с откровенностью. Он думает, что хочет провести с ним оставшуюся жизнь, и пусть она будет длится пару дней, главное жить рядом с Сережей. На душе заметно легчает после этих мыслей, заклятие спадает, но не о нем сейчас думает бывший разбойник. Бывший, потому что ради этих зелёных глаз он бы завязал с бы с прошлым. Артем думает, нет, Артем не думает совсем, мысли не лезут в голову, в голове только один лишь Сергей. Он боится закрыть глаза, что бы не потерять картинку и связь с реальностью, потерять всё. Слова песни поют в голове. И лишь бы не здесь, только не здесь, закончилась звонкая песня моя.***
Они оба тяжело дышат, лёжа уже на общей кровати. В голове Сережи проскальзывает кое-что. — Артем, так твоя шутка про эльфийские уды правдивая? Хорев притягивает его к себе, целует в макушку. — Еще как.