***
Небо, такое голубое, чистое бескрайнее небо. Сколько я смотрела на него, не моргая? Сколько времени прошло, после того, как затонул Тита… Постойте!
Где я?
Задав себе этот вопрос, я спускаю взгляд с неба на свои пальцы.
Мой внутренний голос тихо выдаёт число: «111».
Мои руки… как ни странно, мои. Я могу ими шевелить и явно не нахожусь в ледяной воде. Мои волосы остались такими же рыжими, но стали почти прямыми, они хаотично резвеваются на ветру, что уносит их куда-то вперед, к небу. Солнце безжалостно припекает мою бледную кожу. На лице, руках и коленях… которые почему-то оказались голыми. Не то, чтобы на мне совсем отсутствует одежда. Но она настолько короткая и тонкая, что ее сложно назвать таковой.
Я делаю несколько неуверенных шагов вперед, моя голова кружится. Сомкнув веки, я чувствую, будто всё ещё нахожусь в водовороте. И от этого меня начинает ещё больше мутить. Но открыть глаза куда страшнее, отмеряю еще парочку шагов вслепую, интуитивно отыскивая опору. Крепко хватаюсь за нее.
«А теперь открой глаза» — шепчет Джек, который всё ещё держит меня в своих объятиях там, на носу Титаника.
И я послушно исполняю его просьбу. Конечно, его здесь нет. Конечно, я одна. Я держусь за поручень и смотрю в небо. На секунду думаю, что нахожусь где-то высоко на небесах, пока не соображаю, что часть этой бескрайней голубой глади — океан.
Что ж. Я в океане. На корабле.
Я отхожу от края и прохожу вдоль борта, неуклюже пошатываясь, подобно ребенку, который только учится ходить. Я бы могла подумать, что вновь оказалась на Титанике, но здесь всё выглядит иначе. Был ли это корабль, который первым примчал на сигнал бедствия? Нет. Совсем иначе.
Ветер продолжает спутывать и вздымать волосы, заслоняя ими всё мое лицо, а я продолжаю шагать вперед, как завороженная. Что-то происходит в моей голове. Что-то необъяснимо странное. Словно одни воспоминания наслаиваются на другие, и в какой-то момент я совершенно перестаю понимать, что из этого было реальным, а что — нет. Как я могла оказаться на Титанике, который затонул сотню лет назад, если я всё время находилась здесь? Здесь, на этом современном круизном лайнере. Мне всего семнадцать, я не окончила школу, у меня каникулы, никто не думает выдавать меня замуж. Я спокойно могу выбрать себе профессию и распоряжаться своей жизнью так, как этого хочу, не носить корсеты и вообще не испытывать никакого дискомфорта того времени. Но что-то там глубоко внутри настойчиво повторяет:
«Это не твои воспоминания!»
Мне было тринадцать. Жаркое лето в Пенсильвании. Родители снова отправили меня в лагерь в горы. И я была вынуждена краснеть от переизбытка мужского внимания, из-за того, что моя фигура приобрела женственные очертания. Один глупый влюблённый мальчишка даже пытался поцеловать меня, пока все ушли плавать в озере, а я, смущённая, оставалась сидеть на берегу. Его звали Уэйн. Он потянулся к моим губам, довольно сверкая своими серебристыми брекетами. К счастью, я ловко увернулась. Но… как же это было гадко.
«Поцелуи с мальчишками в таком возрасте — совершенно неприемлемо для юной леди» — будто бы добавляет другая Роуз.
«Это мои воспоминания!» — настаиваю я.
И почти убеждаю себя в этом, пока не встречаю другого пассажира у борта. Худощавую старушку, лет семидесяти, по виду напоминающую коренную американку. Она играет со светом, отражая его зеркальцем, то на глянцевую отделку корабля, то на воду. Солнечные зайчики прыгают туда-сюда, а она искренне радуется этому, словно малый ребенок. Её пышные серые волосы чудаковато растрепаны, расшитый платок лишь слегка прикрывает их от солнца.
Я подхожу ближе. Сохраняя между нами приличную дистанцию, продолжаю с интересом наблюдать. Её озорство вызывает у меня теплую улыбку и я задумываюсь о том, как иногда мало нужно человеку для счастья…
Вдруг она перестаёт играть. Устремляет на меня свои огромные чёрные глаза. И горят те отнюдь не озорством, как я могла подумать мгновенье назад, а самым настоящим безумием. От её взгляда мне становится не по себе, я тут же пячусь назад, желая как можно скорее исчезнуть из поля её зрения. Тогда свет от зеркала направляют мне прямо в лицо, от чего я прищуриваюсь и в итоге отворачиваюсь.
А она, продолжая хихикать, спрашивает:
— Этот свет ты видела?
И вновь отводит в океан, демонстрируя мне, как и без того сверкают волны под солнечными лучами. Впрямь похоже на свечение, что
я другая Роуз видела в темную безлунную ночь, после затопления Титаника, но откуда ей об этом знать?
— Что вы имеете в виду? — Я отваживаюсь подойти ближе. С каждым шагом мне становится всё тревожнее.
— Здесь оно! — Она наклоняется за борт и уверенно указывает пальцем океан.
— Ч-что?
Старуха снова смотрит на меня, но теперь с мягкой улыбкой.
— Сама погляди!
— Вы что-нибудь знаете о том, что происходит? — снова спрашиваю я.
И в смольных глазах её читаю:
знаю.
— Погляди! — повторяет она.
А после, не дав мне ничего предпринять, снова направляет зеркальце мне в глаза, хохоча, заставляя меня жмуриться от ослепительного света и спешно прикрываться ладонью.
В одно мгновение её смех словно испаряется в воздухе. Как и она сама. Когда я снова могу смотреть, напротив меня никого нет.
Я с любопытством приближаюсь к месту, где только что стояла призрачная незнакомка. И также гляжу вниз, слегка перегнувшись за борт. Подо мной лишь синие волны океана. О чем она говорила? Что находится
здесь? Вероятно, мы уже отплыли от того, что она хотела явить мне.
Но мне требуется не много времени, чтобы понять, что вода вовсе не движется. Корабль будто замер посреди спящего океана.
И потом, что-то невероятно сильное притягивает меня туда… В бездну. У меня снова кружится голова, я снова чувствую, что нахожусь в водовороте, и он слишком стремительно закручивает меня по спирали. Мои пальцы впиваются в поручни, сердце бьётся в бешеном темпе, катастрофически не хватает воздуха. В голове какой-то бессвязный вихрь воспоминаний, они, в виде картинок, хаотично сменяются одно за другим. Вот я обнимаю папу, перед тем, как впервые сесть в школьный автобус, а когда он отпускает меня, то уже смотрю в глаза Джека, что зовёт меня глупышкой и продолжает покрывать моё лицо поцелуями, вот снова Уэйн, он буквально тащит меня в гору, потому как я устала и задыхаюсь от жары, плевать он хотел, что я его ненавижу, он всё равно будет исполнять все мои капризы до конца лета, надеясь заполучить заветный поцелуй, потом я бегу по палубе Титаника, думая о суициде, теперь уже слезы отчаяния душат меня. Но почему эти разные воспоминания будто бы разных людей вдруг оказались в моей голове? Почему сейчас?
Единственное, что я должна вспомнить — это то, как правильно дышать.
Давай, Роуз, ты можешь! Соберись!
Джек! Он выныривает из воды и жадно хватается за обломок Титаника, пытаясь взобраться на него, и с четвертой попытки у него это получается, он касается неподатливой древесины ледяными коленями, расползается по ней, агрессивно выпуская пар из ноздрей и рта. Несколько секунд он тратит на осознание, а затем в панике начинает поиски:
— Роуз?
Мокрые руки ощупывают плот, глаза бешено бегают по кругу, постепенно наполняясь слезами. Он собирается с силами, чтобы громко, с надрывом, выкрикнуть моё имя в безмолвную тьму.
— Я здесь, — шепчу ему я, — я здесь, Джек!
Он кричит снова и снова, и в конечном итоге его крик обрывается на плач.
Я здесь!
Открываю глаза, вижу всё ту же океанскую гладь, что переливается под лучами теплого солнца. Я не могу оставить его одного. Не могу оставить с мыслью, что я умерла. Ведь это не так! Я убеждена, что если прыгну, то смогу вернуться. Мне кажется... нет, я уверена, я вижу его отражение в воде. И меня, словно магнитом, тянет обратно.
— Роуз! — как бы в подтверждение этому, зовет голос из бездны.
Я решительно настроена перелезть за борт.
Еще немного и мы встретимся вновь…
— Не делай этого! — раздается у меня за спиной.
Внезапно ко мне приходит озарение:
А что, чёрт возьми, я делаю?
Незнакомец резко хватает меня за руку и окончательно оттаскивает от ограждения (Джек был обходительнее,
если, конечно, действительно был) и я постепенно возвращаюсь в эту реальность.
— Ты с ума сошла? — отчитывает меня он.
А я даже не могу поднять на него взгляда, мне так стыдно и неловко, и вдобавок ко всему меня дико тошнит. Мне кажется, если я посмотрю ему в глаза, то меня точно вырвет на его белоснежную футболку.
— У меня… морская болезнь, — что-то бормочу в оправдание. — Я хотела… я просто хотела…
Он опережает меня насмешкой.
— Поблевать в океан?
— Подышать, — всё же заканчиваю я.
— Что у вас произошло? —Несколько членов экипажа уже спешат разобраться в инциденте. Они буквально окружают меня со всех сторон и с явным беспокойством по кругу задают свои вопросы. Я понимаю, что нахожусь в западне.
— Пожалуйста… — шепчу я, краснея, — помоги мне.
И когда я, наконец, отваживаюсь посмотреть в лицо своему спасителю, испытываю леденящее кровь дежавю.
— Глупышка, я был готов прыгать за…
Молчи!
И он запинается, будто бы читая мои мысли.
Такой поворот событий окончательно добивает меня. Я больше не контролирую себя и тот поток слез, который последовал за моими словами.
Джек. Мой Джек. И его шнурки развязаны.
Ты прыгаешь, я за тобой. Помнишь?
— Эй, ребят, все хорошо, моей подруге просто стало плохо, — успокаивает он. — Она не сумасшедшая.
Джек импровизирует, прижимает меня к себе. И когда я снова могу ощущать тепло его тела, слышать биение живого сердца, я нахожу утешение. Прекращаю всхлипывать.
Отчасти его слова были правдой. Насчет последнего я пока не уверена.
— Точно всё в порядке? — спустя минуту, спрашивает последний из экипажа, прежде, чем последовать примеру коллег и покинуть нас.
— Да, — заверяет Джек.
Но тот мужчина продолжает смотреть на меня в упор, ожидая получить и мой ответ.
Я киваю, выжимая улыбку.
— Хорошо, — соглашается с легким недоверием, а после уходит.
— Спасибо тебе, — эмоционально благодарю Джека, когда мы остаемся одни.
— Обращайся!
Он выпускает меня из объятий, неловко пряча руки за спину.
— Извини… за это.
Я разочарованно выдыхаю, словно он должен был обнимать меня бесконечно долго, но всё же понимаю: мы чужие друг другу люди и даже ещё не знакомы.
— Кстати, я Роуз!
— Джек!
Как неожиданно.
— Очень приятно!
Протягиваю руку для рукопожатия. Но вместо того, чтобы пожать, Джек нежно прислоняется к ней губами.
— Не плачь больше, Роуз…
