краем глаза

Чонгук изо всех сил старается не шуметь дверью и не шуршать пакетами слишком сильно, когда возвращается в комнату. Дело идет к полночи, завтра к первой паре, а он до сих пор не разобрал вещи. Чимин уже спит, как и любой, наверное, разумный человек, которому вставать в шесть… — Ты чего так поздно? Чонгук вздрагивает, роняя пакет с постельным бельем. — Господи, — шепчет он, прижимая руку к сердцу. — Напугал. — Можно просто Чимин, — вздыхает тот и тянется к настольной лампе. — Ты не ответил. На часах… почти полночь. — А у нас что, комендантский час ввели? — Прекращай шутки шутить и ответь серьезно. Я просто спросил. Чонгук отворачивается к своей кровати и максимально сосредоточенно натягивает наволочку на подушку, обдумывая свой ответ так, чтобы он не вызвал волну подколок со стороны Чимина. — Я, — говорит он спокойно, — был на тренировке. Помогал тренеру с новичками. Честное слово, Чонгук спиной чувствует, как взгляд Чимина наполняется ехидством. — Ах, тренеру? Вы с этим тренером случайно не остались на поле наедине после тренировки? Чонгук дергает наволочку слишком сильно — так, что ткань жалобно трещит, — и бросает через плечо, не оглядываясь: — Завязывай с этим уже. Я тебе, блин, на полном серьезе душу открыл, а ты до сих пор мне это припоминаешь. Два года уже прошло. — Вау, — отвечает Чимин тихо, помедлив. — Необязательно на меня срываться, если у тебя был плохой день. Чонгук швыряет подушку на кровать и прикрывает глаза ладонью. Да, денек определенно не задался. Привычная обстановка тренировки (даже если он не участвовал в ней напрямую) немного отвлекла его от того, что произошло утром, а еще — да, возможно, он и правда остался с Тэхёном на поле после тренировки. Сначала они вместе убирали снаряжение, потом обсуждали новобранцев и шансы команды в этом сезоне, потом — просто обсуждали то, как прошло лето… Но по пути в общежитие Чонгук очень некстати вспомнил про то, что увидел на экономике. Этого хватило, чтобы за каждым деревом ему начали чудиться тени. — Извини, — вздыхает он, оборачиваясь. — Я немного на взводе. — Я заметил. Вы что, поссорились? — Нет! — Чимин вздергивает бровь, и Чонгук усилием воли берет себя в руки. — Нет. Пожалуйста, перестань упоминать Тэхёна. Все нормально. Чимин буравит его изучающим взглядом еще с полминуты, а потом пожимает плечами и ложится, отворачиваясь. — Ну, как знаешь, — бормочет он. — Выключи свет, как спать соберешься. Чонгук, растерявшись, так и стоит посреди полутемной комнаты, уставившись в его затылок. Может, рассказать ему про то, что случилось этим утром? Типа: «эй, я думаю, у меня начались глюки из-за того, что мне по голове вмазали». А если это какие-то побочки от лекарств, которые он должен принимать еще несколько месяцев, чтобы помочь своим бедным травмированным мозгам восстановиться? Надо прочитать инструкцию, хотя Чонгук очень сомневается, что наравне с обычными «тошнота, головная боль, головокружение» там будут еще и зрительные галлюцинации. Господи. А вдруг он внезапно обнаружил в себе экстрасенсорные способности?.. — Хорошо, — вздыхает Чонгук. — Спокойной ночи, Чимин. Тошнота, головная боль, головокружение. Зрительные галлюцинации. Сонный паралич. Чонгук просыпается посреди ночи от того, что над ним нависает что-то темное. У него случался сонный паралич прежде: перед выпускными экзаменами, сессией, важными матчами — когда он изводил свои тело и разум настолько, чтобы они намекнули, что так делать впредь не стоит. Ну, знаете, темные фигуры, надвигающиеся на тебя, пока ты не можешь ни пошевелиться, ни позвать на помощь… — Твою мать! — выругивается Чонгук громко, садится, прижимая одеяло к груди, и отползает к стене, прижимаясь к ней спиной. Вытянутая тень, едва не касающаяся потолка, мигом съеживается и бросается в дальний угол. Стоп. Сонный паралич на то и паралич, чтобы он не мог двигаться, так? Просыпается Чимин: он садится в кровати и смотрит на него встревоженно. — Что такое? Чонгук задыхается: его рефлекс «бей или беги» включился на полную катушку, но он не может ни бить, ни бежать — только сидеть и ловить ртом воздух, пока темная масса в углу бурлит, распадается на отдельные тени и собирается снова. — Это! — Он указывает в угол. — Что это за хрень? Чимин внимательно смотрит на тень, которая, кажется, съежилась еще сильнее. — Какая еще хрень? Чонгук, тебе кошмар приснился? Опять. Опять это существо не видит никто кроме него. — Оно там, — шепчет Чонгук отчаянно. — Оно… Чимин, я правда… Чимин поднимается с кровати, все еще глядя на него встревоженно, и проходит в тот самый угол — существо распластывается по полу, отпрянув от его босых ног, и перетекает под шкаф. — Видишь? — разводит руками Чимин. — Тут ничего нет. Это просто кошмар, Чонгук. Чонгук не может оторвать взгляда от узкого пространства между шкафом и полом; там, как и в других дальних уголках их комнаты, темным-темно и ничего не разглядишь, но Чонгук может поклясться, что темнота эта бурлит, как кипящие чернила. — Да, — шелестит он. — Да, наверное, кошмар… Чимин засыпает почти сразу — Чонгук вслушивается в его спокойное дыхание. То, что в комнате он не один, его немного успокаивает, хотя с другой стороны — что Чимин сможет сделать? Что он сделает против этого существа? А если следовать сценарию еще хуже — что он сделает против галлюцинации? Чонгук лежит, отвернувшись к стене и для верности накрывшись одеялом с головой до самого рассвета, боясь даже пошевелиться. Кажется, стоит ему обернуться или открыть глаза, как темная фигура снова нависнет над ним, готовая сделать непонятно что… Он дожидается, пока прозвенит будильник Чимина и подрывается с кровати. Чистит зубы и умывается, не отводя взгляда от раковины (кто знает, что он может увидеть в отражении?), одевается во вчерашнюю одежду, оставленную на стуле (вдруг существо все еще под шкафом?), хватает рюкзак, так и не разобранный с вечера… — Чонгук? — Да-да, все в порядке, я просто опаздываю… — В шесть утра?.. Чонгук! Да, в шесть утра. Чонгук бредет по пустынной территории кампуса и думает, думает, думает. Ладно, допустим, у него и правда глюки. Он читал, что после травмы головы такое не редкость. Но с этим же можно справиться, верно? Ему выпишут таблетки и всякое такое; не будут же его забирать в психушку, он же не опасен ни для себя, ни для окружающих… Правда, запись о том, что он проходил лечение от галлюцинаций, будет ужасно смотреться в его личном деле. Нет, нет, нет. Он никому об этом не расскажет. И вообще, он не сумасшедший, это все призраки… Чонгук проводит полтора часа до начала лекции на летнике у закрытого еще кафе: достаточно, чтобы немного вздремнуть, и чтобы студенты уже начали выбредать из общежитий на первые пары. Призраки не так страшны при дневном свете и в окружении людей. Он проверяет расписание, отвечает на сообщения Чимина заверениями о том, что все действительно в порядке, заставляет себя подняться и ползет к нужному корпусу… Голова побаливает от усталости, а шея — от сна головой на столике. Ему жутко хочется прогулять лекцию и вернуться обратно в общагу, чтобы поспать еще немного, но нет: страшно. — Чонгук? Доброе утро! Чонгук от неожиданности вписывается плечом в дверной косяк со слепой стороны. — Ага, — бормочет он, потирая плечо. — И тебе доброе. Тэхён хмурится. Он подошел с его зрячей стороны, за что ему огромное спасибо, но Чонгук слишком погрузился в свои мысли, чтобы его заметить. — Все нормально? — А? Да. Немного не выспался. — Я так и понял. Хочешь, отмажу тебя перед лектором? А ты пока иди и проспись. Ах. Ну вот такой он: староста потока, всеобщий любимец не без причины, в любой момент готов прийти на помощь… Чонгуку очень, очень хочется воспользоваться предложением и дать себе хотя бы час сна перед следующим занятием, но он совершенно точно ни шагу не сделает в комнату как минимум пока не вернется Чимин. — Очень заманчиво, — отвечает он, — но я откажусь. Вчера и так пропустил половину экономики, так что нужно поприсутствовать хотя бы ради приличия. Тэхён похлопывает его по плечу. — Как знаешь. Но если нужна будет помощь — обращайся. — Ага. — Чонгук кривовато улыбается. — Конечно. Стоит Чонгуку перешагнуть порог аудитории, как он понимает: помощь ему точно нужна. Желательно, психиатрическая. Он застывает прямо в дверном проеме, вызывая у идущих сзади недовольное бормотание. В животе расползается неприятный холодок, а во рту пересыхает; адреналин снова запускает реакцию «бей или беги», только вот бить ему некого, а вот сбежать… Теперь это не тот мужчина преклонных лет со вчерашней лекции: это какой-то паренек примерно их возраста. Как Чонгук понял, что это не один из студентов? О, все просто. Он развалился прямо на профессорском столе, вальяжно подперев голову рукой, и никто не обращает на него внимание, даже лектор, читающий за этим самым столом свои заметки. Нет, Чонгук не будет бежать. Это нечто не причинит ему вреда, так? Оно всего лишь в его голове, Чонгук просто будет его игнорировать и все… Он собирает всю свою храбрость в кулак и, старательно глядя прямо перед собой, поднимается по ступенькам к местам на задних рядах. Он не боится. Бояться же нечего, да? Тэхён, сидящий на первом ряду, оборачивается и долго ищет его взглядом, а потом вскидывает брови, будто спрашивая, все ли в порядке — заметил, наверное, как странно он себя повел. Чонгук в ответ только показывает большой палец. Игнорировать галлюцинацию/призрака крайне сложно по причине той же, что и на вчерашней лекции: он постоянно маячит то перед доской, то садится на столы первого ряда прямо перед носом какого-нибудь студента, то с деловым видом расхаживает прямо по столу лектора, ковыряясь в носу… Возможно, бояться тут и правда нечего. Этот паренек ботанистого вида и вполовину не такой страшный, как та темная сущность из комнаты. Тощенький, плечи узкие, клетчатая рубашка тщательно отутюжена — ни складочки, волосы аккуратно убраны назад… Ладно, с выводами он поторопился. Дела переходят из категории странных в пугающие, когда ботаник его замечает. Он тут же застывает на месте, прекратив свое беспорядочное мельтешение, и вперяется в него немигающим взглядом. Чонгук тут же отводит глаза, как будто пойманный с поличным, и делает вид, что внимательно слушает лектора. Не помогает. Ботаник пробирается к нему прямо по столам, наступая на тетради и планшеты, присаживается прямо перед ним на корточки, заглядывает ему в лицо. Чонгук опускает голову, утыкаясь взглядом в тетрадь; под ложечкой у него неприятно сосет от страха. Он не сможет его коснуться, нет, не сможет… Но вот Ботаник протягивает к нему руку, и Чонгук отпрядывает так резко, что сиденье под ним грохочет на всю аудиторию. С десяток людей поворачивается на шум — среди них и Тэхён, и лицо у него обеспокоенное. Чонгук не хочет заставлять его волноваться, хватило уже… — Чувак, у тебя все в порядке? — шепчет сидящий рядом одногруппник, и Чонгук отрывисто кивает, уткнувшись взглядом в свои колени. — Ага. Все пучком. Он не сбежит. Нет, сегодня только второй день учебы, он не собирается давать всем повод для жалости или — что еще хуже, — для подозрений. Если он так и продолжит себя вести, то все определенно догадаются, что у него шарики за ролики закатываются. Нет. Нужно маскироваться получше. Поэтому Чонгук, временами утирая с висков холодный пот, очень тщательно записывает под диктовку буквально все, что говорит лектор — все, что угодно, лишь бы не поднимать глаз. Боковым зрением он может увидеть, что Ботаник все так же крутится вокруг него, пытаясь заглянуть ему в лицо, и только тогда Чонгук понимает кое-что странное: Он видит его со стороны слепого глаза. Стоит Ботанику зайти справа, войти в его рабочее поле зрения, то он просто исчезает, словно попав на слепое пятно. Чонгук решает этим воспользоваться: прикрывает слепой глаз и… ничего. Существо исчезает, словно его и не было. Воодушевленный, Чонгук приоткрывает глаз и вздрагивает: Ботаник сидит на корточках прямо на его столе и пялится на него, как какое-нибудь чудище из фильмов ужасов. Ну, проблема решена, по крайней мере, частично. Чонгук закрывает незрячий глаз, для верности прикрывает его ладонью, чтобы не выглядеть странно, и изо всех сил старается не думать о том, какое зрелище его ждет, если он его откроет. Теперь он хотя бы понимает, откуда растут ноги у его галлюцинаций: дело, возможно, даже не в том, что он головой повредился, а в его частичной слепоте… Чонгук едва дожидается окончания лекции: как только профессор разрешает разойтись, он сразу же хватает свои вещи и бежит на выход, все еще прикрывая глаз рукой. Он слышит окрик Тэхёна, но делает вид, что ничего не услышал, вылетает из аудитории, врезаясь в идущих навстречу студентов… Прочь из корпуса, подальше от студентов; Чонгук переходит на быстрый шаг и отнимает ладонь от лица, чтобы проверить, не идет ли за ним кто. Нет, не идет: по крайней мере, его призраки хотя бы его не преследуют… Чонгук направляется в небольшой лесок на территории кампуса — в это время там точно не должно быть никого, кто сможет его подслушать. Он бегал в этом лесопарке каждое утро на протяжении прошлых трех курсов, поэтому отлично знает всю его территорию — каждое деревце, каждую проложенную тропинку, укромные места в дальней его части, куда студенты практически не заходят… Чонгук бредет как можно дальше, по пути набирая номер мамы. Гудки идут и идут: наверняка мама уже на работе. Чонгук бы с радостью позвонил во время обеденного перерыва, но чем раньше он разберется с этой проблемой, тем лучше… — Да? Чонгук-и? Все хорошо? Чонгук едва сдерживает нервный смешок. Ага, лучше некуда. — Да, мам. Извини, что так рано звоню, я просто… — Он глубоко выдыхает, собираясь со словами. — Я думаю, лучше все-таки удалить левый глаз. — Погоди-ка. Погоди-погоди. Что-то случилось? Он болит? Воспалился? Давай я позвоню врачу, мы назначим прием и все обсудим… Сможешь приехать на этих выходных, или лучше не тянуть? — Нет, мам. Все в порядке, я просто хочу удалить его, пока ничего не случилось. Ну, знаешь, на всякий случай. Она молчит в трубку добрую минуту, пока Чонгук нервно грызет ногти. — Давай-ка не будем торопить события, — говорит она тихо. — Ты же понимаешь, что протез будет бросаться в глаза, каким хорошим бы он ни был? — Ага. Мне плевать. — Тем более, это операция. У любой операции есть риски. — Ага. — Чонгук, что случилось? Скажи мне честно. Это… может, ребята в университете что-то говорят? — Что? — ахает Чонгук. — Нет! Нет, мам, если ты думаешь, что меня за это травят, то это не так. Все отнеслись к этому спокойно. Ну, если считать неуместную жалость и любопытство за спокойную реакцию. Никто не смеялся, не отвешивал злые шутки — универ же, тут все относительно взрослые и относительно адекватные. Чонгук и сам не может придумать, за что его можно травить: ну потерял зрение, ну и что с того? Не третья нога же выросла. — Тогда в чем дело? Ты хочешь сказать, что весь август тебя ничего не беспокоило, но стоило тебе выйти на учебу, как ни с того ни с сего захотелось удалить глаз? Господи, насколько же бредовой звучит настоящая причина. Если он скажет правду, то мама точно заберет его с учебы, а еще нескольких месяцев дома он просто не выдержит… — Ты права, — вздыхает Чонгук и трет переносицу. — Думаю, я просто перестрессовал. Извини. Мама с облегчением выдыхает. — Ничего. Я все понимаю. Приедешь на выходных? Завершив звонок, Чонгук еще долго смотрит в потухший экран телефона и с силой трет левый глаз. Раньше это бы вызвало целый сноп цветных всполохов перед глазами, но теперь — ничего. Так забавно: он даже цветных вспышек не видит, а как всякую хрень непонятную — то пожалуйста… Ладно. С него довольно. Эта травма и так забрала у него слишком многое. Плевать на галлюцинации, он просто будет жить, как жил раньше — или хотя бы попытается… Чонгук оборачивается, полный решимости, как видит прямо перед собой еще одну фигуру. Сердце у него уходит в пятки — не от страха, а от неожиданности. Нет, это не просто фигура: это Тэхён. Погодите, а он вообще может быть уверен в том, что это не глюк?.. — Извини, — вздыхает Тэхён. — Я не хотел подслушивать. Чонгук прикрывает слепой глаз, делая вид, что трет его — Тэхён никуда не девается. — Да ладно, — пожимает плечами он. — Ты что тут делаешь? — Я… Я просто хотел убедиться, что у тебя все в порядке, ты всю лекцию был сам не свой. Чонгук невесело хмыкает. — Ну как? Убедился? Тэхён хмурится. Он выглядит взволнованным, и Чонгук знает, что волнуется он искренне: такой уж он человек. — Почему ты хочешь сделать это? — Сделать что? — Удалить глаз. — Потому что он не видит. Толку от него ноль. — Но он же не приносит тебе неудобств, разве нет? Чонгуку хочется рассмеяться, но тогда Тэхён точно поймет, что проблем у него гораздо больше, чем кажется на первый взгляд. — Нет, — лжет он. — Тогда в чем проблема? Когда-то Чонгук делился с Тэхёном практически всем, не боясь осуждения, но проблемы эти были совсем другого масштаба: списал на итоговом экзамене, пришлось отказать назойливой поклоннице, не постирал форму со вчерашнего дня… Он уверен, что если расскажет, в чем проблема, Тэхён от него не отвернется, выслушает и предложит пути решения (обратиться к психиатру, конечно, что еще?). Но меньше всего ему хочется стать в глазах Тэхёна психом. Поэтому он снова лжет. — Навалилось слишком много всего. Понимаешь? Слишком сложно привыкнуть к тому, как все поменялось. — Ох… — Тэхён опускает глаза. — Конечно. Конечно, я понимаю. Я даже не знаю, что бы делал на твоем месте. Сломался бы, наверное. Чонгук чувствует, как уголки губ грустно ползут вниз, и ничего не может с этим поделать. — Ага. — Слушай, а… ты сказал правду? Ну, насчет того, что в универе тебя никто не трогает? Чонгук фыркает. — Правду, не волнуйся. Если кто-то и осмелится, я все еще держу рекорд по самой быстрой подаче в юношеской лиге Кореи. Могу подать и мяч, и кому-нибудь в табло. Руку-то мне не отшибло. Тэхён слабо улыбается. — Знаю. На всякий случай спрашиваю, мало ли. Ты же знаешь, что всегда можешь поделиться со мной, если тебя что-то тревожит? Чонгук улыбается. Кивает. — Спасибо. Правда, спасибо, я это очень ценю. Тэхён пожимает плечами. — Пока не за что. Придешь сегодня на тренировку? Чонгук опять улыбается, но теперь уже искренне. — А ты хочешь, чтобы я пришел? — Хочу, — отвечает Тэхён, не задумываясь. Чонгук придет. Конечно, куда он денется.