***
Где-то за пару дней до семнадцатого числа Арсен спрашивает у Димы, как продвигаются его успехи в плане придумывания подарка для Лёши. Из-за Исакова и всей этой беготни вокруг него Дима понимает, что совсем забыл о главном. День рождения слишком близко, а он даже не попытался спросить напрямую, что именно нравится Лёше. Теперь же, Дима вообще не уверен, что его мозг успеет выдать нечто гениальнее дурацкой поздравительной речи, которая Лёше нужна так же, как Диме в данный момент фикус в горшке. Кстати, о фикусе. Может быть, подарить Лёше комнатное растение? Когда Дима был в его квартире, он не заметил там ничего подобного, а цветы, как известно, придают помещению уют. — Фикус? — недоумевает Арсен. — И как он, по-твоему, будет за ним ухаживать, мы же вечно в разъездах. Твой подарок загнётся раньше, чем наступит новый повод что-то сделать для Алексея Андреевича. Дима вычёркивает фикус из мысленного списка самых банальных и бесполезных подарков. Говорят, книга — лучший подарок, и Дима знает, что Лёша любит читать, более того, возможность открыть книгу не зависит от количества перелётов по стране. Проблема в том, что Дима понятия не имеет, какую именно книгу лучше подарить Лёше, ведь сам Дима в них не разбирается совершенно и держал в руках в последний раз, наверное, ещё в школе. От чего-то дорогого Лёша, вероятно, поспешит отказаться. Дима не думает, что Лёша фанат наручных часов за кучу денег, украшенных какими-нибудь бриллиантами, Лёша вообще не особенно любит чем-либо выделяться на фоне других. А ещё Лёша не пьёт, так что, никакую красивую бутылку ему не подаришь. Нестандартных увлечений у него, похоже, тоже нет. Дарить деньги слишком приземлённо. Подобные размышления буквально выводят Диму из себя, потому что он не состоянии понять, как Лёша существует в мире. Впрочем, наверняка, об этом знает Антон, но обращаться к нему значит обрекать себя на лишние вопросы. В итоге, Дима выбирает подарить нечто простое, но такое, от чего прямо кричало бы за километр: «Это подарок Дмитрия Баринова». То, что он решил, сложно представить идеей кого-либо другого, однако Дима думает, что, возможно, этого будет мало, нужно что-то добавить. Что-то небольшое, приятное, что могло бы ассоциироваться с Лёшей. Дима сидит в столовой за завтраком в полном одиночестве, поскольку в данный момент на базе проживает только он. Иногда сюда заглядывают работники офиса, не успевшие поесть дома из-за раннего выезда на работу. Так, например, Дима несколько раз сталкивался с Черышевым, который вежливо наклонял голову в приветствии и выбирал себе самый дальний стол около окна. На этом самом окне Дима замечает вазу с цветами. Ярко-розовые и белые пышные бутоны мелких цветков приковывают взгляд, и Дима быстрее доедает завтрак, чтобы успеть спросить у женщины, протирающей стопку подносов, что это за цветы. — Маргаритки, — пожимает плечами женщина. — Вчера одна работница принесла, поставили, вот, для украшения. — Красивые, — чтобы поддержать минутный разговор, отвечает Дима. Он не так часто в своей жизни дарил кому-то цветы, потому что одна из бывших девушек как-то сказала, что терпеть не может пафосные букеты из роз, и если Дима тоже будет ей постоянно их покупать, то она с ним расстанется. Расстались они, кстати, из-за лилий, потому что у девушки оказалась сильная аллергия на них. С тех пор Дима старался дарить что угодно, кроме цветов, ведь снова нарваться на недовольную реакцию не хотелось. Любые взаимодействия с Лёшей чаще всего заканчиваются его недовольной реакцией, что бы ни происходило. Сейчас Дима смотрит на маргаритки в вазе и думает, что они вполне себе ассоциируются у него с Лёшей. И он хочет их ему подарить в дополнение к основному подарку. Лёша похож на человека, которому могли бы нравиться цветы. Только времени идти в магазин за красивой упаковкой с атласной ленточкой, в которые завернут составленный по всем правилам букет, у Димы нет, потому что тренировка уже через полчаса. Он дожидается, когда женщина с подносами скроется на кухне, а сам берёт вазу и уносит к себе в комнату. Лёша не выглядит, как человек, у которого сегодня праздник. Он ни капли не радостный, не светится изнутри и на командное хилое поздравление реагирует слабой улыбкой, будто лучше бы вообще никто не знал, что он родился. С другой стороны, если бы Диму поздравляли с таким же энтузиазмом, он бы, наверное, тоже не сильно радовался. Шандыбин мог организовать людей получше и сделать так, чтобы тёплые слова длились чуть больше, чем полминуты. — Кхм-кхм, — звучит над ухом Димы, и он чувствует тычок локтем от Арсена. Тот вопросительно смотрит, явно ожидая, что сейчас Дима как-то отдельно выскажется хотя бы. — Я решил после тренировки, — отвечает тот. — Стрёмно как-то при всех. Будто специально, всю тренировку Дзюба старается докопаться до Лёши, дёргая того неуместными вопросами и интересуясь, что они будут делать со схемой в виду отсутствия Исакова. Не то чтобы Лёня был так принципиально важен для команды, его редко ставили в стартовый состав, в основном, выпуская на замену в начале второго тайма. Однако потерять игрока посреди сезона в любом случае нехорошо, каким бы он ни был. Едва ли вопросы Дзюбы продиктованы именно такими соображениями, Дима готов поспорить, что тренер просто намеренно хочет сегодня особенно сильно поиздеваться над Лёшей. У того праздник, грех его не испортить. — Баринов, чуть активнее шевелиться можно? — окликает Лёша, смотря недовольно. — Если тебе сегодня не до тренировки, мог не приходить. — Сорян, исправлюсь, — и Дима, правда, старается исправиться, потому что ему ужасно грустно наблюдать, что Лёша даже в свой собственный праздник не может насладиться жизнью, будучи вынужденным отвлекаться на всяких придурков, вроде Дзюбы. Раньше Дима не задумывался, что причина Лëшиной закрытости вовсе не в характере, а в отношении окружающих к нему. В семнадцать лет вообще мало обращают внимание на подобные вещи, особенно если они относятся к человеку, с которым у тебя то ли конкуренция, то ли ненависть, таящая в себе первые неоднозначные чувства. Но теперь Дима хочет лишь увидеть Лëшу улыбающимся, счастливым хотя бы на мгновение, потому что, должно быть, Лëше идëт улыбка, и вообще он заслужил немного радости. — Занят чем-то? — интересуется Дима, прекрасно видя, как Лëша собирает коврики, разбросанные после тренировки по залу. Мысленно Дима называет своих одноклубников неблагодарными свиньями. — Нет, знаешь, отдыхаю, — фыркает Лëша, не поднимая взгляда. — Есть какие-то предложения? — Пойдëм ко мне. Лëша вопросительно дëргает бровью, потому что не видит ни одной причины, по которой ему нужно зайти к Диме в комнату. Однако Дима не желает вдаваться в объяснения, ведь это лишит его всей решимости, которую он собрал ради этого действия. Он берëт Лëшу за руку и тянет в сторону двери, заставляя выронить несколько ковриков прямо под ноги и даже споткнуться о них. На протяжении долгого пути к жилому корпусу и нужному этажу в нëм первые несколько минут Лëшу раздирают вопросы, зачем он нужен Диме, но потом Лëша просто смиряется и просит отпустить руку, ведь в состоянии дойти сам. Дима, впрочем, просто так верить не хочет, так что, продолжает тащить Лëшу за собой. — Постой пока тут, — говорит он, оставляя Лëшу практически на пороге, а сам отходит к шкафу, начиная рыться на его полках, явно собирая что-то воедино. Наконец, Дима выуживает небольшую коробку, криво обвязанную голубой широкой лентой, и всовывает еë в руки Лëше. — Это... с днëм рождения, что ли. Здоровья побольше, радости, счастья, людей хороших рядом... — Диме хочется дать себе по лицу, но он и правда забывает, как составлять слова в предложения, он забывает, как издавать звуки в принципе. Время идёт, а разговаривать конкретно с Лëшей он так и не научился. — Блядь, подожди. Дима вспоминает про цветы в вазе, которые оставил на подоконнике с самого утра. Лëша удивлëнно вертит в руках коробку, кажется, не понимая вообще, что происходит. И тут ему суют под нос вазу с маргаритками. Дима цокает языком и вытаскивает цветы, забирая вазу обратно, ведь та всë-таки принадлежит столовой. — Спасибо? — сомневаясь, произносит Лëша, кончиками пальцев хватаясь за ленту на коробке, чтобы распустить. — Не-не-не, дома откроешь, — едва ли не в панике говорит Дима. — Ну, до завтра, — и выпихивает Лëшу за дверь, тут же еë захлопывая. Самое идиотское поздравление в его жизни, какое только можно было придумать. Впрочем, Дима почти ничего не придумал, действуя по наитию, так как в любом случае забыл бы всë, что хотел сделать. После такого фееричного провала Дима не удивился бы ни разу, если бы Лëша оставил коробку и цветы под дверью, отказавшись даже смотреть. И, собственно, Дима уверяет себя в этой ситуации, поэтому минут через пятнадцать выглядывает за дверь, но ни коробки, ни цветов не находит. У него теплится слабая надежда, что дома Лëша всë же откроет подарок.***
Зато по кому точно видно, что у него сегодня праздник, так это по Антону. Ещë бы! По его мнению, весь офис должен знать, что ему сегодня исполнилось двадцать восемь лет, и немедленно прийти с поздравлениями. Конечно, реальность оказывается более жестокой, и до дня рождения Антона дело есть максимум трëм людям во всëм здании, не считая команды, часть из которой пишет ему сообщения. Первым поздравляет Саша, что неудивительно, ведь именно с ним Антон встречается на работе раньше других. Саша дарит ему плëночный фотоаппарат, который Антон хотел уже года два. Такой же, только гораздо старее, ибо достался ещë от родителей, был у самого Саши, но Антон, любящий запечатлевать любой мало-мальски значимый момент своей жизни, мечтал о собственном. Почти весь набор плëнки, шедшей вместе с фотоаппаратом, Антон тратит на то, чтобы сфотографироваться с Сашей, затем одного Сашу, потом попросить его отдельно снять себя, а потом снова вместе. — Доброе день, Миранчук, — в кабинете появляется Черышев. В тот самый момент, когда Антон целует Сашу в уголок губ, в очередной раз благодаря за подарок. Денис делает вид, что не заметил, скрывая это за покашливанием. В руках у него довольно внушительный подарочный пакет, и у Антона загораются глаза. Он отдаëт Саше фотоаппарат, стремительно приближаясь к Денису, чтобы поскорее порадоваться чему-то новому. — Даже если бы я не знал о дне рождения, всë равно понял бы, что тут какое-то торжество, — говорит Денис, пробегая взглядом сверху вниз по Антону. Тот и правда решил превзойти сам себя в выборе наряда. Среди всех, кто работает в офисе, Антон выделялся не только слухами вокруг себя, а также не самым заурядным поведением, но и одеждой. Любовь к чему-то бросающемуся в глаза его не отпускала даже в такие моменты, как самый обычный трудовой день, где нужно восемь часов просидеть в кабинете, рассматривая таблицы в компьютере. Сидеть тоже нужно красивым. Так вот, сегодня на Антоне длинная красная сорочка, только с одного края заправленная в чëрные обтягивающие джинсы. Вероятно, Антон хочет, чтобы в столь знаменательный день его было видно даже издалека. Денис находит всë это ужасно вульгарным, особенно глубокий вырез на груди. — А, это вообще платье, — отмахивается Антон и тянется к пакету, но не дотягивается, потому что сталкивается с выражением экзистенциального кризиса на лице Дениса. — Да, блин, я был в магазине. Эта штука лежала не там, где надо, я решил, что это длинная рубашка. Она мне так понравилась, что я решил купить, а на кассе мне сказали, что это как бы платье. Но мне же понравилось, поэтому меня нисколько не остановило. Платье и платье, сидит-то нормально. Денис Дмитриевич, подарок можно уже? — Да, точно, подарок, — Денис протягивает пакет и достаëт из кармана пиджака конверт. — Я так и знал! — заглянув внутрь пакета, громко произносит Антон. — Я всегда знал, Денис Дмитриевич, что я вам очень нравлюсь! — в порыве чувств он хочет обнять Черышева, но тот предусмотрительно отступает на шаг назад. — Это не от меня, — сообщает он. — От меня вот. Внеочередная премия, — Денис протягивает конверт. — Пятьсот рублей. Всем отделом собирали. — А от кого... — до Антона вдруг доходит. — Я на обед. Вернусь не скоро, — резко сообщает он и куда-то уходит, оставляя Дениса с конвертом, а Сашу в полной растерянности. Впрочем, Саша недолго пребывает в этом состоянии. Не нужно быть гением, чтобы догадаться, кто ещë мог поздравить Антона, к тому же, передав подарок через Дениса. И Саша знает, к кому Антон практически побежал. Фотоаппарат аккуратно убирается в чехол и ставится на стол. — Мне тоже это не приносит особого воодушевления, — говорит Денис, кладя конверт рядом. Саша не уверен, что они с Денисом сейчас думают об одном и том же. Во всяком случае, Денис просто не любит Антона, поэтому ему могут не нравиться его отношения с лучшим другом. Саша, наоборот, Антона слишком любит, и поэтому отношения эти ему поперëк горла. — Помните, я как-то спрашивал, почему вы дружите с Фëдором Михайловичем, если совершенно разные? — тихо произносит Саша. — Это был такой глупый вопрос. — Лучше глупые вопросы, чем пустые надежды. — Жаль, что вы поздно об этом сказали, — Саша вздыхает и чувствует на себе взгляд Дениса, хотящего что-то спросить, но выбирающего молчание. — Иногда я думаю, что самое ужасное, что может с нами произойти, — это просто появиться не в то время в чьей-то жизни. — Возможно, вы появились не вовремя в его жизни, но очень своевременно в чьей-то другой. Саша поднимает взгляд от сцепленных пальцев. Денис смотрит сквозь него своими спокойными голубыми глазами, всегда уставшими и почти безжизненными.***
Иногда для ощущения полного счастья человеку нужно совсем немного. Ни куча денег, славы, влияния, ни дорогая одежда или предметы роскоши, а всего лишь три набора пирожных. Конечно, эклеры были не настолько вкусными, как в Саратове, но тоже ничего. И Антон чувствует себя лучше всех на свете просто от того, что перед ним столько сладкого, подаренного именно ему на день рождения. Возможно, одно из его детских желаний наконец-то сбылось. — Я, наверное, душу бы за еду продал, — говорит он с набитым ртом Феде, и тот улыбается. Ему нравится видеть, что Антон счастлив. — Как думаешь, это нормально вообще? — Главное, чтобы тебя всё устраивало. — Почему через Черышева передал? Мог бы и сам прийти. Одно из Фединых своеобразных правил управления клубом состоит в том, что он лично не видится ни с кем из сотрудников, кроме совета директоров. Все свои поручения он передаёт через Дениса, его же посылает для разведывания обстановки в других отделах офиса. Не то чтобы Феде было совсем неинтересно, просто он уверен, что Денис с таким справится лучше, а Федина задача сделать так, чтобы клуб не развалился, пока он принадлежит Кокорину. Увидеть генерального директора вживую равносильно самому большому событию за всю твою карьеру в «Юпитере», поэтому никто не надеется на такое, предпочитая просто знать, что Смолов существует. Кокорин, например, тоже ни с кем никаких собраний не проводит, но ему в самом деле наплевать. Он считает, что его положение слишком высоко, чтобы тратить время на всякий офисный планктон, которому платит деньги. Пусть радуются этому. Но Антон — сотрудник особенный, с какой стороны ни посмотри. Он уверен, что в его ситуации не было бы ничего удивительного, если бы Федя спустился со своего этажа и лично поздравил. Возможно, Антону этого бы очень хотелось, и его нисколько не волнует понимание, как много опасных слухов могло бы родиться. Возможно, он бы даже хотел этих слухов. Люди должны как-то себя развлекать, а обсуждения ухода Исакова уже начинают стихать по прошествии времени. — Мы с Денисом решили, что так будет лучше, — объясняет Федя, одной рукой приобнимая Антона за талию. Тот устраивается поудобнее, ёрзая на Фединых коленях, и тянется за новым пирожным. — Хотя ты всё равно пришёл сюда. — Я надеюсь, что скоро мне не нужно будет ходить так далеко. — Денис пока сильно против, чтобы я повысил тебя до финансового директора. — Не дохрена ли Денис решает? — Антон выгибает бровь. — Ты же главнее него, сам в состоянии определить, что будет лучше для клуба, — и он нисколько не сомневается, что собственное повышение точно пойдёт на пользу всем вокруг. — Нет, Федь, ты не подумай. Я не из каких-то корыстных целей или чего-то такого. Вот лет пять назад, да, я бы даже спать с тобой стал лишь бы получить должность повыше, а потом бы и тебя скинул с кресла. — Ты, как всегда, потрясающе тактичен. — Просто я считаю несправедливым, когда меня без предупреждения называют тем, кем я по факту не являюсь, потому что для ситуации так было удобнее. Я так не хочу. — Ну, есть ещё одна проблема, — говорит Федя. — Кто-то может подумать, что я повысил тебя не из-за твоих профессиональных качеств. Прости, Тош, но у тебя ведь тоже есть определённая репутация, о которой я наслышан. — И с чего бы людям подумать такое? Мы с тобой даже не встречаемся. Съездили один раз в Саратов, а обо всём остальном... Ну, только если твой милый друг Денис растреплет. Это, разумеется, так. Антон прав, но Федя знает, что слухи всегда идут даже вперёд событий. И в какой-то степени Денис в этом тоже виновен, потому что не может вовремя закрыть рот, если ему слишком скучно. — Да, кстати, — вдруг словно вспоминает Федя. — Давай встречаться? Антон замирает, не донося пирожное до рта, а потом вдруг прыскает, сообщая, что шутка пусть и глупая, но всё же смешная. — Нет, я серьёзно, Тош. Почему бы нам не начать встречаться, как нормальные люди? «Потому что мы не нормальные люди», — говорит взгляд Антона. Потому что у Феди отношения с Кокориным. Потому что в данный момент Антон не хочет, чтобы из-за него они расставались, ведь прекрасно понимает, чем это грозит, а Антона более чем устраивает его нынешняя жизнь, которую он совершенно не готов начинать заново. Хочет ли Антон вообще чего-то серьёзного и стабильного в жизни? Он не знает. Он привык к тому, что из стабильного в жизни у него только вечно падающие на голову проблемы, поэтому просто не знает, каково это. И, возможно, он боится серьёзных отношений. Раньше то, что было у него с Романом, а затем с Игорем, называлось серьёзным и даже подходило по описанию. От этого ни черта не осталось, кроме психологических травм и отсутствия какого-либо желания начинать серьёзные отношения заново. Они ведь в любой момент могут превратиться непонятно во что, а то и просто вдруг прекратиться. — А ты хотел бы... встречаться со мной? — спрашивает Антон, внимательно смотря на Федю. — Да. Он не сказал «конечно», «разумеется», «ну, естественно». Он выбрал простое «да». Твёрдое и уверенное, каким обычно сообщают о самых искренних решениях. Возможно, это то самое «да», звучащее около алтаря со скромной улыбкой перед будущим супругом. «Да», которое Антон никогда не слышал по отношению к себе. И «да», на которое сейчас Антон не может дать ни одного положительного ответа. Его спасает Денис. Возвращающийся Денис, решивший навестить своего друга, а заодно напомнить Антону, что, вообще-то, обед пора бы заканчивать. Если бы Денис только знал, насколько Антон благодарен ему в эту секунду.***
Букет маргариток стоит на этажерке рядом с книгами и фотографиями. Буквально между самыми ценными вещами для Лёши, который развязывает наконец ленту на коробке и поднимает крышку. Перед ним внушительная стопка каких-то дурацких открыток с поздравлениями. Какие-то были явно куплены в магазине, какие-то распечатаны и сложены самостоятельно. Текст оставляет желать лучшего, потому что такие пожелания предпочитают либо взрослые люди без вкуса, либо молодые смеха ради. Лёша перебирает картонные и бумажные послания, всё равно вчитываясь в несколько строчек, преисполненных надеждой, что все Лёшины мечты обязательно сбудутся, а в дополнение к ним на него упадут внеземное счастье и богатство. Что Баринов мог ещё подарить? Это характеризует его лучше всего, потому что отсылает к ежедневным картинкам про доброе утро и хорошую ночь. Вот только если картинки Лёшу действительно бесили первое время, то открытки... Они заставляют его сначала улыбнуться, а потом издать звук, похожий на попытку сдержать смех. Именно этот неожиданный звук, который точно нельзя было услышать от Лёши, привлекает внимание Антона, доедающего кусок торта, купленного им же в честь праздника. Лёша не ест сладкое, он ценит просто сам факт вовлечённости в их общий день. — Ты чего? — заинтересованно спрашивает Антон, поднимая голову. Лёша улыбается. Антон не помнит, когда в последний раз видел, чтобы Лёша улыбался и уж тем более смеялся над чем-то, что делают другие люди. Если такие редкие моменты случались, то их причиной обычно был Антон, поскольку никто больше Лёше радости в жизни не доставлял совершенно. Но сейчас Антон ничего не делал, и вряд ли Лёшу вдруг умилило бы то, как он ест торт. — Это... открытки? — Антон садится рядом, берёт в руки несколько сложенных картонок, рассматривая. Они странные. Антону такие «приколы» зашли бы лет в пятнадцать, наверное. Сейчас он лишь выгибает бровь, не понимая, как нечто подобное могло настолько порадовать Лёшу. Для Антона Лёша всегда был образцом строгости, ответственности, воспитания. Лёша правильный до скрипа зубов, требовательный к себе, он слишком серьёзный в отношении к любому делу и старается достичь наивысших результатов, изматывая себя день и ночь. Лёша терпеливый, упорный, он никогда не бросит то, что поставил своей целью. Даже после сломанного колена он собирался вернуться в футбол, проводя сутки напролёт в зале, выполняя упражнения, бегая вокруг дома и занимаясь в квартире. И сейчас, сцепив зубы, он продолжает доказывать самому себе, что несмотря на упущенное время всё ещё в состоянии тренироваться на одном уровне с действующими футболистами. А ещё Лёша до безумия романтичный и мечтательный. И Антон знает об этом, но только он является единственным свидетелем подобных проявлений. Остальные либо догадываются, либо больше придумывают из-за банальной нелюбви к Лёше, чтобы хоть как-то нарушить идеальность и чистоту его образа. — Баринов подарил, — сообщает Лёша, забирая открытки из рук брата. — Маргаритки тоже от него. Антон переводит ошарашенный взгляд на букет цветов, пристроившийся на этажерке. Он даже не заметил этого. — Баринов? — в глазах Антона растерянность. — С каких пор он вообще тебе что-то дарит? — растерянность быстро сменяется подозрением. — Не знаю. Это впервые за все годы, как я с ним знаком. — Интересно, конечно. Цветы, открытки... Кажется, у Лёши нет ни одной мысли, которая могла бы совпасть с теми, что крутятся сейчас в голове у Антона. Подозрение сменяется новой эмоцией — обеспокоенностью, грозящей перерасти в желание немедленно разобраться в безопасности происходящего. Про Баринова ничего хорошего Антон никогда не слышал и не знал. Единственное, в ситуации с Кушниром после матча он встал на сторону Лёши, и это, конечно, даёт ему целый балл в карму лично от Антона. Тем не менее, все предыдущие поступки, направленные также на Лёшу, практически полностью этот балл аннулируют, и Антон серьёзно взволнован. Собственные маленькие заботы отходят на второй план, потому что Антон обязан понять, не упускает ли он ничего важного. — Пойдём-ка поговорим, мой драгоценный миллион евро, — в отличие от брата, Антон терпением не отличается. Он вылавливает Баринова перед тренировкой, оттягивая за рукав футболки и отводя в сторону. Ничего, Лёше не привыкать к его опозданиям. — Даю тебе ровно один шанс попытаться объяснить самому, чтобы я понял и отъебался. — Объяснить что? — Димина недогадливость подбешивает. Антону не нравятся люди, задающие кучу глупых вопросов прежде, чем начать говорить по сути дела. Можно подумать, у Баринова каждый день происходит что-то глобальное, раз он не может выбрать, о каком из событий Антон хочет узнать. — Шанс упущен. Теперь молчи и слушай внимательно, — Антон цепляет пальцем край воротника, натягивая и приближая к себе. Выглядит это довольно угрожающе, Дима чуть меняется в лице, когда его прожигают совсем не дружелюбным тёмным взглядом насквозь. — Я знаю, какая ты скотина. И я знаю, что с моим Лёшей в прошлом у тебя было много сложностей. Однажды я предупредил тебя, что не стоит даже думать о том, чтобы как-то ему навредить. — Я, вообще-то, не собирался... — Я не договорил, — Дима сглатывает. Это один в один интонация Мамаева, когда он раздражён. Дима как-то присутствовал при телефонном разговоре своего агента с кем-то, и слишком спокойный, вкрадчивый тон голоса заставил Диму поёжиться, чуть спрятав голову в плечи, хотя конкретно к нему разговор не относился. Сейчас относится. — Судя по всему, моё предупреждение ты решил послать на хер. Очевидно, этому может быть две причины. Либо ты просто конченый идиот, в чём я практически уверен, либо ты вдруг поменял отношение к моему Лёше, что для меня также понятно. Вопрос: что тебе нужно от моего Лёши? — Ну... я просто подумал, что... — Ты не умеешь думать. Дальше. Дима вздыхает, понимая, что загнан в угол. На примере Исакова он достаточно убедился в том, на что способен Антон в своей мести, и раз дело касается его брата, то Диму не ждёт ничего хорошего. Возможно, Мамаев тут действительно не поможет. У Димы есть только один вариант — рассказать, как есть, но он не может этого сделать, поскольку невозможно даже мысленно представить, что он говорит кому-то: «Мне просто нравится Лёша. И я тоже хочу называть его своим Лёшей». Дима рискует выбрать полуправду. Он рассказывает, что посчитал несправедливым отсутствие поздравлений для Лёши от команды и коллектива, поэтому решил самостоятельно это исправить. Да, раньше у него действительно не возникло бы такой мысли, но, вероятно, он вырос и стал замечать вещи, которые несколько лет назад не бросались в глаза и совершенно не интересовали. В общем, Диме хочется, чтобы Лёше жилось чуть радостнее и легче. Вот и весь смысл его поступка. Пальцы Антона, сжимавшие край футболки, отпускают его, а взгляд, как кажется Диме, немного теплеет. Наверное, Дима себе надумывает лишнего, чтобы чуть-чуть успокоиться, ибо Антон до жути напрягает, но вдруг замечает промелькнувшую полуулыбку в лице напротив. — Лёша никогда не был так рад чужому подарку, — произносит Антон. — Он смеялся. Я не слышал этого миллион лет. У Димы замирает сердце. Его подарок не просто приняли и открыли, он понравился. Самое главное, что Дима уже потом, вечером, нашёл на полке в шкафу записку, которую хотел вложить в коробку, но забыл. Записка должна была кое-что прояснить в том случае, если бы Лёша недовольно закатил глаза, посчитав открытки полной чушью, что было бы вполне в его характере. Но даже без объяснений Лёше понравилось. Для Димы это говорит о многом. — Почему маргаритки? — спрашивает Антон без претензии и попытки надавить. — Я просто подумал о нём, когда увидел их. По выражению лица Антона, кардинально изменившемуся с момента начала разговора, Дима вдруг понимает, насколько сильно для него важен Лёша. Это чувство, которое Дима никогда не подумал бы приписывать Антону, чувство, которое от него просто невозможно ожидать. А ещё это чувство, которое Дима хотел бы тоже как-то передать, но он попросту не умеет. Он и двух слов связать не может, правда, такие вещи, в принципе, не описываются словами. Это ощущается во взгляде, в прикосновениях, слышится в молчании. — Я всегда дарил ему маргаритки, — говорит Антон.