Я стал твоим сердцеедом.

Стоял летний воскресный день. Николай встречал друга после молитвы в церкви. Сам он, конечно, был не верующим, но его друг – Фёдор, был преданным христианином, хоть и было немного проблематично из-за немоты. К счастью, Николай знал жестовый язык, поэтому их общение хоть как-то складывалось. –"Привет! Всё как обычно?" – спросил Гоголь у Фёдора с помощью рук. –"Привет. Да. У тебя всё как?" –"Порядок! Прогуляемся?" –"Окей" Далее, они отправились в парк. Они решили просто прогуляться, пройтись и по дороге потом перекусить чего-нибудь. Никто из них не завтракал сегодня, а уже почти наступал вечер. Интересные всё же люди, учитывая ещё то, что Николай часто ноет, что голоден, а когда они садятся есть, то отказывается. Не поймёшь, что у него на уме. А у другого просто нету аппетита. Можно сказать, он ест только из нужды. Всю дорогу Фёдор спокойно шёл, пока Николай торопил его, скача и прыгая туда-сюда. Естественно, к скорому времени, Гоголь уже устал и сам еле таскался, в это время, Достоевский, насмехаясь над ним, ускорил свой шаг. –Фёдор, да ты настоящий предатель! – произнёс Николай, уже зная, что не получит ответа, его даже не поймут. Спереди было видно, как дёргается Федя от хихиканья, а Коле пришлось побежать за ним, чтобы догнать. Чуть позже, Николай предложил купить сладкую вату. Какими бы разными не были их вкусы, и как бы не отличались они друг от друга, сладкую вату обожали обе стороны. Шутник их компании как обычно забыл деньги, Фёдору пришлось заплатить, хоть он и знал, что это неправда. В таких ситуациях Достоевский выглядит словно мамочка. Так они весь день и провели. У них получилось обойти полгорода, если не меньше. Хоть летом и поздно темнеет, уже виднелись первые звезды, а Солнце уходило в закат. Половина неба уже была тёмная. Вдруг, уже утомившийся Николай, предложил показать другу одно местечко. Фёдор, в свою очередь, был не против, даже за. Всё же, только с другом ему удаётся хоть как-то скоротать время и повеселиться. Николай его единственный друг, но Федя также не нуждается в других друзьях, ему вполне хватает Гоголя. Первым, что показалось брюнету странным, это то, что "то самое местечко" находилось где-то глубоко в лесу. Достоевский просто таскался позади друга, еле различая, где он находится из-за быстро наступающей темноты, и также из-за быстрого хода спереди идущего друга, за которым еще стоит поспевать. Ветки били его по лицу. Неприятное ощущение. Пришлось, и так ничего не видя, выставить руки вперёд, лишь бы не чувствовать эту боль от сухих, к удивлению, веток, и чтобы не врезаться в дерево. Шли они так уже около получаса. Фёдор уже был весь вымотан, а Николай даже не замедлился. Действительно странно. Он даже слова не произнёс за это время, обычно он трещит как пулемёт. С этими мыслями все больше и больше сомневался в происходящем Достоевский, а главное, в друге, что приносило не сильно приятный осадок, словно становилось противно от себя самого. Хотя, наверное, так и есть. Спустя ещё пять минут, они наконец прибыли. Это оказался небольшой домик в глубине леса. Кто же удосужился его построить прямо здесь? Николай, увидев его, остановился и повернулся к другу. Улыбнувшись во все зубы, тот наконец обратился к другу: –"Мы прибыли, это моё, так сказать, убежище. Ты первый, помимо меня, кто здесь появился. Пошли внутрь, я всё покажу". Федор удивился, но сомнения, кажется, немного да и спали. Николай в это время хихикал. Интересно, от чего. Далее, они просто вошли, и, каким-то образом, там было электричество. Федор был поражён ещё сильнее, но её подал виду. –"Выпьем чайку?" – предложил Коля, всё так же улыбаясь. –"Окей" И Гоголь поставил воду кипятиться. После этого, он сел к другу за стол. Скучная стояла атмосфера, и Николай снова замолк. Подозрительно... Но вдруг он встал и пошёл куда-то в другую комнату, ничего не сказав. Фёдор промолчал (ААДВЗВХА, БЛЯТЬ, ПРОСТИТЕ). Спустя около минуты, Достоевский услышал странные звуки, доносящиеся из комнаты, куда ушел его друг. Поэтому, он поплёлся в ту комнату, проверить, всё ли в порядке. Все-таки, странный вечер выдался. Фёдор тихонько вошёл и остановился спереди стены, смотря и ожидая, что же творит Коля. Вдруг, Николай резко подскочил с места, в руках у него была бензопила, которая так же резко включилась и начала "жужжать". Коля ринулся в сторону друга. Что это с ним? Что он творит? Видимо, подозрения Фёдора оправдались, и, к сожалению, наверное, он не среагировал вовремя, из-за чего бензопила впилась в его плечо. Также, по звуку, можно было услышать хруст костей. Кажется, бензопила разрубила ещё часть костей, находящихся в плеча. Пока всё это происходило, Николай лишь громко, безумно смеялся, сводя с ума Достоевского, который даже кричать не мог. Боль была невыносимая. Хотелось кричать и кричать, но он не мог. От этого становилось ещё хуже. Несмотря на эту адскую боль, в голове у Феди были смешанные ощущения, то ли обида, то ли разочарование, то ли ненависть, желание отомстить. Не поймёшь. Николай продолжал смеяться, Фёдор корчился от боли, без возможности закричать. А бензопила в это время, впившись в стену, всё ещё работала и крутилась, усиливая боль. Поразительно, как же Достоевский не потерял сознание, а то и не умер от болевого шока. Тут, Коля смог вытащить инструмент из стены, но из-за резкости, немного поранил свою руку. Но он лишь тихонько взвыл и цыкнул, после чего быстро встал. Выключив бензопилу, он взял огромный кухонный нож, лежащий на тумбочке. Дальше, он начал медленно подходить к корчащемуся и страдающему от боли Федору, который, видимо, даже не заметил его приближение. Убрав в руку с ножом за спину, Николай подошёл к другу, уложил его на спину на полу, а после воткнул нож в руку. Нож прорезал руку насквозь и пронзил пол. По лицу Достоевского уже рекой лились слезы, ему хотелось закричать и убежать как можно дальше. Было безумно больно, не хватало сил даже шевельнуться. От каждого движения по телу разносилась ужасная боль, вдвойне хуже прежней. Из-за этого, он старался максимально не шевелиться, всхлипывая от боли и еле разбирая реальность. Кроме того, на его животе ещё сидел Николай, смотря, словно, через него, куда-то за его телом. Зрачки его были очень большие, что смотрелось странно, также, он безумно улыбался, но улыбка, будто, уже распадалась. Странное выражение лица, как и то, что происходит на данный момент. Спустя пару минут, Гоголь произнёс первые слова: –Сиди тут... Я сейчас... – слышались слова также с безумием. Конечно, Фёдор его не понял, но ему и не надо. Куда он денется-то. Любое движение = боль, рука была прикована к полу с помощью ножа. Ему ничего не приходилось, кроме как лежать, ожидая дальнейших действий своего... друга. Тот, в свою очередь, вернулся к тумбочке и достал оттуда, кажется, скальпель и ножницы. «Боже, что он ещё собрался со мной делать?!» – проскочило в голове Фёдора, пока он так же лежал, плакал, корчился и ждал. Взяв эти предметы, Коля вернулся к своей, будет уже вернее сказать, "жертве", сёл рядом, улыбнулся ещё озорнее и начал снимать рубашку Фёдора. На самом деле, чувствовались они щекотно. У Феди эти прикосновения вызывали что-то вроде возбуждения. Эти медленные движения, тонкие тёплые пальцы, снимающие рубашку. Гоголь его уже запутал сполна! За этот вечер произошло больше, чем за всю жизнь Достоевского. Интересный, конечно, исход событий. Зато, как ему как раз хотелось, уже не скучно. На лице же всё отображалось совсем по-другому. То ли он плакал, сдерживая смех, то ли грустил, тяжело вздыхая от возбуждающих прикосновений Николая, которые уже доходили до груди. На его холодном теле, тёплые руки Николая были особенно горячими. Как же его мог возбудить друг, так ещё и в такой момент? Глупость какая... Сняв рубашку, Николая взял положивший рядом скальпель и начал так же ласково проводить им по корпусу Фёдора. Того резко охватил ужас. –Потерпи немного, милый... – произнёс Николай, после слов которых, он воткнул скальпель в живот Достоевскому. Его глаза стали ещё больше наливаться слезы, уже не было той "романтичной и возбуждающей" атмосферы, которая была секунду назад. Боль, к которой уже начал привыкать Фёдор, и которая начала уходить, снова вернулась, но уже ещё сильнее. Он уже пытался кричать, но тщетно. Николай даже не сменил взгляда. Как же он мог так поступить? Что же творится у него в голове? Вопросы, которые беспокоили Достоевского. Особенно второй, над которым он рассуждал уже более нескольких лет. Немного подождав, Николай начал вести скальпель, удлиняя разрез. Фёдор охватил еще больший ужас. Сердце уходило в пятки. Чувство, что он вот-вот потеряет сознание, или даже смерть, которую он уже желанно ждал, не вынося этой адской боли. Ему хотелось скорее умереть, нежели терпеть это. Николай вытащил скальпель и...Полез рукой прямо в разрез с ножницами. Он засунул руку прямо внутрь. От Фёдора уже не было видно или слышно ужаса, страха, страданий. Кажется, все-таки потерял сознание. А то, чем занимался Гоголь, всё ещё было под вопросом. Он засунул руку и стал копаться в его органах, словно, ища что-то... Но что же? После, он вдруг остановился, неужели, нашёл то, что искал? А дальше пошла в помощь и вторая рука. Что-то вырезав внутри, Коля вытащил руку, держа сердце. Были видны небольшие части сосудов, соединённых с сердцем прежде, чем Гоголь отрезал их. Он долго держал это сердце в руках, а после... Начал есть это. Николай, даже не жуя, глотая кусок за куском. Всё его лицо, одежда, тело, руки были в крови. Изо рта ещё текла кровь. После съеденной половины, его стошнило. Прямо на тело друга. Это содержимое желудка вылилось прямо в разрез, попав внутрь Фёдора, который, уже как ясно, умер. Но Николай продолжил. Он продолжил поедать сердце Фёдора... Если бы не не прямой смысл, то, наверное, это бы звучало так противно, как есть сейчас. И тут началась его речь: –Ох, Фёдор, прошу прощения... Я лишь хотел отведать твоё сердце... Завтра всё же уже будет в порядке? – спросил уже у мёртвого и навечно немного друга и, достав откуда-то нитки с иголкой, начал зашивать разрез, но, сердце уже вернуть. Неужели Коля надеется, что всё обойдётся после пары швов?... После всего, Гоголь и сам потерял сознание. Пролежали эти два тела так до утра, пока Николай не проснулся. Голова его безумно болела, ещё и тошнило. Отвратительное чувство на утро, конечно. Но, полностью проснувшись, он закричал во весь голос, наполненный ужасом. Что за отвратительная и пугающая картина лежала перед ним? Увидев свои руки и вовсе себя, его охватил ещё больший ужас, а после... Он увидел своего, уже неживого друга, лежащего в том же положении. Ничего удивительного. Хотя, нет, почему Николай ничего не помнит? Даже после случившегося, он ничего не помнит...? Как же так... А, кажется... Всё стало ясно, когда показался порошок, находящийся в его карманах.