Очень холодно

В этом швейцарском отеле было очень холодно. К тому времени, как монтаж был закончен, Дима уже не чувствовал собственных пальцев — как на руках, так и на ногах. Ёжась и зябко кутаясь в четыре слоя курток, он отслонился от стола и посмотрел на Даника. Тот уже давно храпел, уютно свернувшись в кокон из одеял и отвернувшись к стене. Глядя на его безмятежное лицо, Дима почувствовал лёгкий укол досады, ибо выглядело убежище друга довольно тёплым. А ведь он звал его согреться! Шипля от озноба, он выключил ноут и передислоцировался на кровать. Это было ужасно. Дима не знал, почему в Швейцарии были такие холодные отели, но это был факт. Так он не замерзал уже очень и очень давно. Не спасали даже одеяла, которые он, конечно же, моментально использовал, оказавшись на кровати. И взгляд то и дело возвращался в сторону Даника, который, не обращая на него внимания, спокойно посапывал сбоку. Наконец, не выдержав, Дима осторожно подполз ближе и подёргал Даника за плечо. — Мх? — Тот обернулся в его сторону, приоткрыв сонно сощуренные глаза. — Что? — Я… ну… конечно, не хочу показаться наглым… — Дима вдруг почувствовал какую-то робость, так обычно ему не свойственную. Даник молча глядел на него, медленно, заторможенно, моргая, словно разбуженная ярким светом сова. Дима понял, что если будет молчать, то друг, чего доброго, вновь заснёт, поэтому, решившись, пробормотал, чувствуя выходивший изо рта — господи, какая же температура была в этом номере?! — пар: — А мы… ну… не могли бы лечь по-походному, спинка к спинке? — М? — Потому что мне о-о-очень холодно! — Дима, дрожа, прижался носом к плечу друга. Даник вздрогнул и, моргнув, глянул на него более осмысленно. — Д-да, конечно, — пробормотал он, и Дима, улыбнувшись, едва подавил в себе порыв расцеловать его. — Ты лучший друг, баурсак! — прошептал он, подбираясь под спину Даника и прикрывая глаза. Друг и правда был словно с печи — полнота и три слоя одеял сделали его достаточно горячим, чтобы это тепло можно было разделить. Дима едва не замурлыкал, почувствовав — впервые за вечер — исчезновение дрожи из тела. Теперь, когда ему не грозила болезнь от обморожения, Дима готов был отойти ко сну. Чем он и занялся, расслабившись и выкинув из головы все лишние мысли. Его запутанные, но безвредные сны прервались как-то неожиданно. Его никто не хватал, не дёргал, даже будильник не работал. Просто в один момент Дима осознал, что лежит с открытыми глазами, а чьё-то горячее дыхание согревает его подбородок. Как оказалось, во время сна он несколько поменял свою позу. Как и Даник, и теперь он лежали лицом к лицу. Правая рука Даника затерялась где-то под подушкой, а левая вальяжно расположилась на Димином боку. Кажется, Даник и сам не заметил, как во сне приобнял друга, уткнувшись носом ему в подбородок. Дима слегка отстранился и внимательно всмотрелся в знакомое до малейшей чёрточки лицо. Они никогда не находились настолько близко друг к другу, хотя часто нарушали этические границы личного пространства. Но сейчас Даник спал, и Дима, слегка прищурившись, находился почти вплотную к его полноватому лицу. Оно выглядело совсем не так, как днём, когда друг бодрствовал — маленькие морщинки разгладились, и узкие миндалевидные глаза не щурились в смешливой насмешке. Даник напоминал милого пухлого щенка, трогательно уткнувшегося носом в лицо своего хозяина, и по губам Димы прошлась улыбка, когда он подумал об этом. «Люди такие милые, когда спят», — рассеянно подумал он и крупно вздрогнул, когда ресницы Даника вдруг затрепетали, а нос слегка сморщился. Дима ещё сильнее отслонился от него, аккуратно сбросив руку на простынь, но Даник не проснулся. Что-то невнятно пробормотав под нос, он подтянул к себе левую руку и прижал колени к животу, свернувшись чуть ли не в позу эмбриона. Дима тихонько прыснул в кулак. — Даник, ты похож на какашку, — прошептал он, но друг на это лишь беззаботно засопел носом, продолжая видеть какие-то свои сны. Успокоившись, Дима вновь прилёг рядом. Вокруг было холодно, поэтому он, поколебавшись, в свою очередь положил руку на бок Даника и слегка надавил, придвигая его к себе. Даник шмыгнул носом, издал недовольно-ворчливый вздох и позволил себя передвинуть. И даже не проснулся во время этого, мастер! Впрочем, Дима знал об этой особенности друга — он мог уснуть где и когда угодно, причём так, что разбудить его подчас было довольно тяжёлым дельцем. Закусив губу, Дима потянул за одеяло и натянул его на них, подоткнув все края, чтобы не поддувало. Даник, тем временем, осознал, что лежал с кем-то в обнимку. Но сон сделал его удивительно кротким, и всё, что он совершил — это вжался в Диму, подсознательно следуя к источнику размеренного тепла. Ничего личного, лишь инстинкты, благодаря которым древние человеческие предки когда-то выжили в холодных пещерах. Дима вновь растёкся по подушке и рассеянно погладил Даника по плечу. — Спокойной ночи, дружище… — пробормотал он, зевая. Ладонь машинально двинулась ниже — и внезапно сонливость будто рукой сняло. Дима замер, когда его пальцы, прочертив дорожку на боку друга, перед падением на покрывало коснулись кое-чего странного. — А? — он нахмурился и быстро глянул на лицо Даника, надеясь увидеть в полутьме номера блеск его хитрых тёмных глаз. Но веки друга были плотно сомкнуты, и глаза под ними слегка двигались — видимо, Даник видел сны. Слегка осмелев, Дима возвратил ладонь на место — и задохнулся, когда подушечки пальцев коснулись… его. — Даник, а почему… ну… не знаю даже… — Дима рассеянно приоткрыл рот, не зная, как на это реагировать. Конечно же, это была простая ночная поллюция — абсолютно нормальное явление для мужчины. И Диме, конечно же, не стоило заострять на этом внимание. В конце концов, Даник не был виноват в том, что его тело решило возбудиться именно в этот момент. Они вообще, так-то, должны были спать спина к спине! Чувствуя жуткое смущение, Дима убрал руку и перевернулся на спину. Даник тотчас стёк щекой на его плечо. Дима же, криво усмехнувшись, прикрыл глаза, пытаясь выгнать из головы всякие… непотребные картинки. Хватало тут одного возбуждённого, не нужно было делать момент ещё более пикантным! И, кажется, всё бы так закончилось — парни мирно доспали ночь и никогда не возвращались бы к этой сцене, похоронив её в глубинах головы. Даник — потому что тупо не знал, видя прекрасные сны, а Дима — постаравшись забыть о том, что не должен был видеть. Так должно было закончиться. Но не закончилось. — Дим, — когда Масленников уже почти задремал, вдруг тихо позвал его Даник. Дима вздрогнул и резко вынырнул из полудрёмы. Его карие глаза распахнулись, и он на автомате ответил — слегка невнятно, но вполне различимо: — Что, котёнок? Однако Даник не отозвался, и Дима, вздохнув, повернулся к нему. — Что… — начал было повторять он свой вопрос, как вдруг замолчал, осознав, что Даник обращался не к нему. Ну, точнее, к нему, но не реальному. Молодой казах всё ещё спал, и его тихий зов предназначался тому Диме, что поселился в его сне. — Ди-им, — повторил он с лёгким придыханием, и по телу Димы-настоящего поползли мурашки. Не от страха, а от удовольствия — почему-то слышать своё имя из этих полноватых уст, да ещё и в таком нежном, почти мурчащем звучании оказалось неожиданно приятно. Он склонился над другом, согревая дыханием его лицо, и томно протянул: — Да-да, котик?.. Кажется, эта фраза пробила щит между сном и реальностью, ибо Даник дёрнулся. На миг на его лице возникло необычное озадаченно-восторженное выражение. Дима, внимательно наблюдавший за ним, удивлённо шмыгнул носом. На полноватых щеках расцвёл румянец, делая Даника визуально ещё более молодым и невинным. Он тяжело задышал и уткнулся носом в чужое плечо. «Постой. Неужели я… в его сне…» — Дима был полностью сбит с толку. Он решился и вновь протянул ладонь к животу Даника, а потом, на миг замерев, чуть спустился. Чем дольше он об этом думал, тем больше уверовался в то, что ему не казалось: Даник действительно возбудился, видя сны с его участием. Но… но почему так? Разве Даник такой? — Социальный эксперимент! — нервничая, довольно громко произнёс Дима. Он надеялся, что Даник услышит его и проснётся, но этого не произошло. Видимо, сон был столь потрясающ, что не хотелось уходить. — Л-ладно, — не получив на свои слова никакой реакции, пробормотал Дима. — Как хочешь, — добавил он почти с отчаянием, медленно поворачивая Даника на спину. — Надеюсь, ты дашь мне за это по ебалу, — совершенно искренне пожелал он и вздохнул. «Эй! Я не делаю ничего плохого! Да, это не совсем хорошо — трогать его, пока он спит и не может мне отказать. Но, камон, мне просто интересно — я правда в его сне или это какое-то жёсткое совпадение? Если повезёт, он даже об этом не узнает», — подумал Дима, осторожно кладя ладонь на повлажневшие трусишки друга. Даник продолжал тяжело дышать, глаза под веками всё так же сильно двигались. Дима слегка погладил его, вызывая не особо бурную, но всё же реакцию — румянец на полных щеках стал ещё гуще, а Даник издал тихий влажный вздох. — Дань, — Дима склонился над ним и тихо прошептал на ухо: — Ты меня слышишь? «Если он сейчас ответит, как тот зайчишка из мультфильма, то я просто со стыда сгорю», — признал Дима, продолжая рассеянно поглаживать Даника между ног. Косплеить Зайца из «Ну, погоди!» Даник не стал. Всхлипывая, он пару раз сглотнул и приоткрыл рот. — Мф… Дим… — он резко облизнул кончиком языка сухие губы и не менее резко перевернулся на бок. Дима едва успел убрать руку. «Может, оставить его? Что я, в самом деле, доебался до человека? Ну мало ли мужиков кончают во сне!» — подумал он, неуверенно обхватив себя руками. Сна не было ни в одном глазу. «Много ли мужиков кончают, видя сны с тобой, Димон?» — подсознание, кажется, вовсю стебало его. «А я что, знаю, что ли?!» — огрызнулся Дима, но задумался. Снова склонившись над пыхтящим во сне другом, он хрипловато произнёс прямо в его ухо: — Скажи это ещё раз, Даник. Позови меня. — Ах! Дима! — внезапно вскрикнув тонко, как птичка, выдохнул Даник. Дима даже перепугался, но это всё ещё был сонный вскрик. Сомнений не оставалось. Во сне у Даника точно был он, Дима. И явно не просто наблюдал со стороны, судя по такой реакции. Плюнув на бухтящее подсознание, Дима плюхнулся за спиной Даника и решительно обвил его руками. Похер, проснётся — даст по ебалу, и они наконец-то заснут нормально. Соединив руки на бёдрах друга, Дима решительно накрыл его пах и тихо произнёс в покрасневшее ухо: — Тебе это нравится, Данияр? — М-м-м… Д-да… — едва слышно прошептал Даник. Его голос был словно пьяным, а речь — невнятной, как и положено во сне, но Дима его понял. Слегка приподняв брови, он чуть сжал ладонь и вновь произнёс: — А так? Даник не ответил. Он тяжело задышал ртом и слегка сжался. Дима почувствовал колени друга и слегка надавил на них. — Выпрямись! — чуть громче, чем следовало, шикнул он, и Даник, вздрогнув, резко выпрямился. Он чуть не ударился затылком об подбородок Димы и вжался в него. Дима прерывисто выдохнул, когда плотная задница друга соприкоснулась с его подтянутым животом. — Тише, тише, — прошептал он, поглаживая Даника по низу живота. По телу друга проходила дрожь, и Дима вдруг осознал, что это его нехило заводило. Он просунул руку под резинку трусов и погладил член друга напрямую. — Кажется, тебе это нравится, — бормотал он, слыша беспорядочные вздохи и всхлипы. Даник дышал так тяжело, будто пробежал целый марафон. Он постоянно шептал его имя, словно мантру, и каждое новое произнесение становилось всё более томным и просящим. Теперь уже Дима не сомневался, в какой роли присутствовал во сне друга… да и друга ли? Неужели Даник считает его чем-то большим? — М… д-да… ж… жёстче… жёстче… — беспорядочно шептал Даник сквозь сон, тонко втягивая носом разгорячённый, будто они не были в обледевшем номере, воздух. — Ди-им… ну давай… Эта фраза выбила из Димы весь дух. Он тяжело хватанул воздух ртом, как рыба, выброшенная на берег. Не соображая, что делает, он просунул одну из рук меж пухлых ягодиц и слегка надавил сквозь ткань трусов на тёплый вход между ними. Даник всхлипнул громче и внезапно кончил, пачкая ладонь Димы в горячей жидкости. Дима вытащил руку и тупо уставился на покрывавшую её сперму. Его разум был в смятении. Только что он подрочил своему лучшему другу и заставил его кончить, видя эротические сны со своим участием! Это… это звучало очень странно. Странно возбуждающе, чего уж там. Не сказать, чтобы Диму когда-либо интересовал Даник именно с этой, сексуальной, стороны, но сейчас, в темноте холодного отеля, с полной ладонью чужой спермы, слыша надсадное сиплое дыхание друга, Дима вдруг ощутил что-то… что-то, похожее на удовлетворение. Он рассеянно вытер руку обо что-то, что первым нащупал в сумраке, и остро глянул на Даника. А тот, словно получив то, что хотел, успокоился — дыхание постепенно приходило в норму, румянец тоже медленно уходил с лица, а сон становился лишь крепче. Он перетёк в другую форму, добившись-таки от человека оргазма, и теперь Даник видел лишь простые сновидения, которые видел каждый человек. Дима устало опустился на подушки. В его голове роилось столько вопросов, на которые не было ответов. Почему Даник возбудился от снов с ним? Почему они вообще ему снились? Испытывает ли Даник что-то к нему, или эта ночная… ну… не совсем, но почти поллюция — лишь случайность? Почему Даник не видел с собой какую-нибудь девчонку, а лишь того, кого называл другом? Так и не придя к какому-либо выводу, Дима вскоре задремал, и хоть дрёма не была глубокой, проснулся он после вполне себе свежим. А Даник, оказавшись наутро с полными штанами спермы, жутко испугался. И потому, что это была первая его поллюция, и потому, что он боялся, что Дима мог заметить это. На самом деле, он давно испытывал некоторые чувства к своему другу, но скрывал их, зная о том, что Диме — этому обаятельному засранцу и красавчику — нравились девочки. Дружба с Масленниковым была столь ценна для Даника, что он так и не рискнул рассказать Диме правду, предпочтя похоронить свои чувства глубоко внутри себя. Но, кажется, продрогший бес в лице Димы ничего не заметил. Быстро переодевшись, Даник нырнул в кровать к дремлющему другу и, подумав, осторожно положил руку на его бок. Дима не проснулся, и Даник, успокоившись окончательно, вновь прикрыл глаза. В комнате по-прежнему было холодно, но время должно было всё изменить. А пока что можно было поспать ещё. Их ещё ждал долгий и муторный полёт домой.