Пожалуйста, приснись мне...

Хижина на берегу встречает их прохладой. В воздухе пахнет дождём и цветами. — Может стоило поехать в отель?! — Миша нервно ежится, обхватив себя руками. — Как-то это строение не внушает мне доверия в грозу. — Ты боишься грозы, мой ангел? — Дженс обнимает его, крепко прижимая к себе, как ребёнка. — Не бойся. Тут есть гормоотводы. — Может и есть. Вот только от шторма эти стены не спасут. — Коллинз крепко прижимается к нему. Сейчас он такой трогательный, ранимый и безщащитный. И это начисто срывает шаблоны. Да, ещё пару часов назад, Дженсен горел желанием схватить его в охапку, повалить на кровать и трахать до одурения, пока не кончатся силы. Слушать, как он пошло материться, шлепать его плеткой по аппетитной заднице, а потом снова трахать. Но сейчас, сжимая в объятиях такого милого, взьерошенного и ипуганного ангелочка, Дженс вдруг понял, что не хочет силы. Он хочет нежности. Ведь все это время они делали друг с другом все, что угодно, кроме одного. Они ни разу не дарили друг другу нежность. Самое время исправить эту ошибку. Он хватает Мишу на руки и несёт в постель. Аккуратно уложив его поперёк кровати, Дженсен стягивает с себя майку и шорты, оставаясь в одних боксерах. — Иди ко мне, детка. Мой пугливый ангелок. — он ложится рядом. Пальцы, едва касаясь, пробегают по телу, вызывая у Миши дрожь. Джен зарывается носом в уголок между шеей и ключицей, легко пробегает языком по этой впадинке и, слегка покусывая, перебиратся на грудь. — Мииишш. Скажи мне, а тебе никогда не хотелось перестать играть и просто ощущать себя любимым? — Хотелось. И хочется. Но. Это было давно и неправда. — он вдруг становится серьёзным. И только глаза, тёмные от накатившей страсти, выдают его истинное состояние. — Это все неправда, Дженс. Это просто не может быть правдой. Так не бывает! У меня не бывает… Видимо, мне не дано. Я не создан, не достоин того, чтоб меня любили. Все эти чувства, эмоции. Мы сами создаём себе мир иллюзий, верим в них, а потом сильно обжигаемся, внезапно разочаровавшись. Так что, Дженс, не стоит лезть в дебри чувств. Это лишь усилит боль, когда придётся остановиться. — Ты не веришь в любовь? — Эклс проникновенно смотрит в синие как море глаза. Миша… Видно, ему в жизни не досталось любви, раз он считает себя не достойным её. — А в нас? — Раньше не верил. Пока не встретил тебя. А сейчас… Сейчас я точно знаю, что она есть. И боюсь. Боюсь потерять… — Миша прижимается сильнее. Его тело тихо дрожит. — Обними меня, Дженс. Крепко. И не отпускай. Потому что, я без тебя… я погибну. Сейчас, пожалуй впервые в жизни, он был тем, кем и являлся по сути. Он раскрывал свою сущность, разрушая выстроенный им же самим образ. И Дженс открывал его внутренний мир, с восторгом глядя на то, какой он на самом деле. Дженс выдыхает ему в плечо. — Мишка, мой синеглазый ангел. Не бойся ничего. Я не отпущу. Никогда не отпущу. Губы, нежно лаская, целуют ключицу. Язык, щекоча, проходится по пульсирующей венке на шее. Потом бежит вверх, обласкивает мочку уха и легко ныряет внутрь. — Миииишшшшаааа. Коллинз дрожит и стонет. Его голова запрокидывается, а тонкие пальцы погружаются в русые волосы. Они гладят, щекочут, ерошат. Внезапно пересохшие губы жадно втягивают воздух. Он беззвучно шепчет что-то. Пальцы спускаются по шее и гладят крепкие плечи, сжимая кожу до боли. И этот жест такой отчаянный. Он сейчас просто молча молчит о любви. И Дженс слышит эту немую молитву. Его губы снова бегут вниз. Сантиметр за сантиметром. Кожа горит под этими поцелуями. Губы, чувствуя этот жар, стараются погасить его своим влажным прикосновением, но лишь разжигают ещё больше. И вот они уже ласкают соски, маленькую родинку справа, спускаются вниз, обрисовывая кубики пресса. Руки вторят им. Это как противостояние двух стихий. Губы зажигают пламя, руки пытаются его погасить. Миша изгибается под этими ласками, бесконечно шепча, «Дин. Дженс. Дин.» Он потерялся меж этих двух имён. Одно — реальное, любимое, настоящее. Другое — выдуманное, но не менее любимое и настоящее для него. Губы Дженса добираются до резинки шорт. Руки цепляют ее и плавно стягивают вниз, но тут-же натыкаются на сопротивление. Восставшая напряжённая плоть мешает вот так легко стянуть одежду. Миша помогает, приподнимая бедра, и, аккуратно преодолев барьер, выпускает ее на волю. Дженс благодарно улыбается и проводит руками по всей длине наряженного члена. Очень хочется сразу спрятать его в плен горячего рта. Но Дженс решает по-другому. Его ласки медленные, тягучие, как мед. Нежные лёгкие прикосновения рук и губ вызывают у Мишы дрожь. — Нежный… Какой ты нежный, Дженс. Я ещё никогда не ощущал вот такой сладкой неги. Не останавливайся. — он тихо всхлипывает, пытаясь удержать невесть откуда появляющиеся слезы. — Ни в коем случае. Я не остановлюсь. Пока ты не увидишь другой «Дзен». Тот, который является освобождением. От твоей боли. Раскройся мне. — губы обхватывают головку. Легко, нежно, плавно. Рот принимает. Все глубже. Посасывая. Обоводя языком. Слегка сжимая. Пальцы гладят дорожку, сжатое колечко мышц. Осторожно. Вокруг. Легкое движение — и один внутри. Глубже. Медленнее. За ним второй… Третий… Другая рука не переставая гладит все, что ей попадается. Миша гнется, как в плавном танце, трепеща под этими ласками. Джен смотрит на него. Это потрясающе! Замедленная съёмка. Слоумо. Рот не отпускает ни на секунду. Просто потопив в слюне член Миши, он создаёт немыслимые волны и движения. Касания зубов, вибрации стенок горла и танцующий вокруг язык доводят до исступления. — Джен. Возьми меня. Дженсен. Дай мне почувствовать тебя. — он разводит ноги, предварительно швырнув с ноги шорты, ещё болтающиеся там. — Я хочу… Хочу узнать твой «Дзен». Дженс ложиться сверху и приникает к губам. Не переставая целовать, он приподнимает одну Мишину ногу и приставляет член к растянутой дырочке. — Иди ко мне, малыш. Я дам тебе то, чего ты хочешь. Его движения плавные, а проникновение медленное. Настолько медленное, что Миша ощущает каждый сантиметр входящего в него ствола. Ощущает чёткий рельеф головки и даже пульсацию вздувшихся венок. Он стал слишком чувствительным. Стенки как-будто сплошь усеяны микрочувствительными датчиками. Они ловят все: тепло, влажность, контуры, импульсы. И это дарит невероятные ощущения. Он привык к более жёстким играм, резким проникновениям, отчего не давал возможности себе прочувствовать всю глубину эмоций. А сейчас… Сейчас он не просто наслаждался, он уплывал, уносимый волнами нескончаемой нежности. Дженс тоже не отстаёт. Он заражается от Миши этим кайфом. Он чувствует все его точки. Слушая его стоны, как самую лучшую мелодию, усладу для ушей, он старается сдержать себя. Невыносимо прекрасный, такой горячий ангел в его руках просто сводит с ума. Продержаться. Нужно продержаться. Он должен показать ему другой «Дзен». Раскрыть его, позволяя нежности разрушить оковы, державшие в плену его сердце. Выгнать оттуда боль, наполнить его радостью и уверенностью. Дженс сосредоточился. Входя все глубже, он представлял себе море и тихий закат. Да все что угодно, лишь бы сейчас не съехать с катушек. Вот и простата. Он чувствовал ее тихий пульс. Она билась как маленькое сердце. Дженс знал, что делать. Плавные движения стали резче. Член нежно ударял по ней, создавая дополнительную стимуляцию. Осталось только усилить. Он наклоняется, плотнее зажимая член Миши меж их животами. Обжигающим как ветер пустыни дыханием, он проходится по шее и замирает у уха. — Мииишаа. Ну же. Не смей сдерживаться. Выпускай. Выпускай все. — движения резче. Для усиления эффекта — его собственный стон. — Люблю тебя… Миша дрожит и сжимается сильнее, обхватывая ногами его талию. Он дышит часто и рвано. Его стон становиться бесконечным. А потом крик, всхлип и… Он рыдает в голос. Слезы сползают тонкими струйками по щекам, теряясь в жёсткой щетинке. — Да, малыш… — Дженс больше не может сдержать себя. Изливаясь внутрь, он тоже плачет. Потом приникает губами к его губам, жадно слизывая соленые слезы. Выскользнув из него Дженс блаженно растягивается рядом. Пальцы гладят все ещё дрожащее тело. Он опирается на локоть и смотрит на лицо своего ангела. Какой красивый! Сейчас его лицо удивительным образом светится изнутри. А может это просто луна, заглянувшая в окно, роняет свой серебряный свет, делая загорелую кожу Миши удивительно светлой. Прядки мокрых темных волос прилипли ко лбу. Длинные ресницы подрагивают, и на них, как маленькие бриллиантики, блестят слезы. Пухлые пересохшие губы приоткрыты. Миша дышит ровно и спокойно. Как-будто спит. Грудь тихо взымается. Нежное посапывание и лёгкий стон. Он открывает сонные глаза. Свет луны, падающий на лицо, делает их дымчато-серебристыми. Silver eyes. Лёгкая туманная дымка застилает их. Какие же они красивые! Дженс наклоняется и целует эти глаза. Его взгляд спускается ниже. В поле зрения попадают начисто пересохшие губы. Дженс приникает к ним, проводя языком. И они удивительным образом оживают, будто цветок, наполняясь влагой раскрывает свой бутон. — Миш, ты такой красивый! — Джен улыбается не в силах отвести взгляд от его лица. — Да ладно тебе. — Миша смущается и краснеет. — Обычный. Ты себя не видел. Особенно, когда кончаешь. — Нет, Миш. Ты не понял. Сейчас ты красивый. А знаешь почему? Ты стал другим сейчас. Ты не матерился и не звал Дина. Это был другой «Дзен». Понимаешь? Ты плакал, Мишка. Коллинз опускает глаза. Да, это так. Он действительно сегодня испытал другие ощущения. В груди разливается карамельное тепло. И больше нет той боли, что сжимала сердце. Она будто вырвалась наружу со слезами. И эти благословенные слезы солёными ручейками унесли ее. Сейчас он дышит полной грудью. Свободно. Дженс видит все эти мысли. Он обнимает Мишу, крепко прижимая к себе. Они просто молчат и наслаждаются минутами блаженства. Дождь серебряным ксилофоном стучит по жестяной крыше. Ветер шуршит в листве. Волны с шумом накатывают на берег. На побережье непогода. Но им удивительно хорошо в этом маленьком мирке. Здесь не нужно играть, что-то изображать, фальшивить. Здесь не важны деньги, статусы и прочая светская мишура. Здесь нет ничего, кроме них. — Спой мне, Дженс. Ту самую, которую я так люблю. — шепчет Миша. И Дженс берет гитару и, легко перебирая струны, тихо напевает: And though the sounds of someday May be home And though the sounds of someday May be home, yeah И пусть завтра они разъедутся по домам. Они будут вспоминать этот маленький рай на побережье. А потом снова начнутся съёмки. Они будут видеться на площадке. Вот только теперь им не придется изображать тайную влюбленность Кастиэля и Дина. Потому что это правда. А дальше… Совместные уик-энды в старых мотелях. Ночи страсти или нежности. Это теперь часть их жизни. И пусть Дженс и Миша не могут победить обстоятельства, которые, как известно, всегда сильнее. Зато есть Дин и Кас. Они могут все. Они поклялись друг другу в любви перед импровизированным алтарем в хижине на Гавайях. И голубое свидетельство со слониками — лучшее тому подтверждение. Вот только теперь они нашли свою золотую середину. И больше не надо рваться между семьёй и ими. Они просто приняли тот факт, что их сердца, соединённые любовью друг к другу — это сердца ангела и охотника. А актеры Миша Коллинз и Дженсен Эклс — это другие люди. Правильные, семейные и нормальные. Так проще. Но, черт побери, как же это весело. И, по-прежнему, хватая Мишку в охапку в кулуарах съёмочных павильонов, Дженс тихо шептал ему: — Мишка. Мой Мишка. Я люблю тебя. В ответ он получал жаркий поцелуй и смех: — Дженс. Я тоже тебя люблю. Но ты, видимо, забыл. Я — Кастиэль, твой ангел, Дин. — Да, ты мой любимый ангел! Мое солнце. Моя самая сладкая мечта. И я прошу тебя только об одном, Миша. Пожалуйста, приснись мне…