К чему приводят вечеринки

Уэнсдей играла на виолончели, чтобы отвлечься и расслабиться. На этот раз мелодия была тихая и немного грустная, что совсем было не в ее стиле. Но она все время крутилась у нее в голове, засела и не желала отпускать. Причем эта мелодия была связана у нее с Ксавье, который вместе с расследованием не давал ей покоя. Она постоянно ловила себя на мысли, что ищет взглядом Торпа на занятии или в столовой, или на школьном дворе. И это несмотря на то, что он постоянно пытался держаться возле нее, переговорить с ней хоть словом. Раньше это раздражало бы девушку, но не теперь, что гораздо больше ее волновало. Услышав шум в комнате, она отложила виолончель. Аддамс давно ее не доставала и не играла. То вдохновения не было, то возможности. А сегодня ей хотелось выразить то, в чем девушка боялась и себе признаться. В симпатии к Ксавье. И не просто симпатии. Она еще с самого начала признавала, что женской точки зрения Торп привлекателен, даже если и не отвечает общепринятым стандартам красоты. Но красота — это субъективная вещь, тем более что в роду Аддамс любили все необычное. А в художнике так и пробивалось нечто неземное, не от мира сего. Может быть, именно поэтому и она в прошлом семестре решила, что именно он монстр. От него так и чувствовалось что-то одновременно простое и загадочное. Будто глубокое болото, попадешь и больше не выберешься. Его присутствие понемногу затягивало, что было для нее опасно, однако писательница пока держалась. Облик на самом деле не всегда отражает действительность. Галпин, Торнхилл, на вид обычные симпатичные люди, а на самом деле монстры. Роуэн выглядел невинным, а хотел ее убить. Даже она на первый взгляд похожа на маленькую слабую девочку, так и не скажешь, что может уложить банду хулиганов одной левой. В комнате послышались чужие голоса. Уэнсдей с помощью Вещи затащила виолончель обратно на свою половину. В комнате как раз шли приготовления. На полу Йоко и Дивина расстилали одеяло и клали подушки, а Бьянка с Энид носили напитки и еду. Аддамс моргнула от изумления. Ее ни о чем таком не предупреждали. Что за импровизированная вечеринка? — У нас сегодня девичник. — объяснила волчица. — А почему в нашей комнате? И почему ты меня не предупредила? — нахмурилась провидица. — Ты бы не согласилась. — смутилась Синклер. — Мы хотели преподнести сюрприз. — Ты же знаешь, что я не люблю сюрпризы. — Прекрати дуться, Аддамс, лучше повеселись с нами. — хмыкнула Йоко, показав клыки. — Я приготовила свой фирменный коктейль. — Я не люблю бессмысленные вечеринки и пьянку. — Будет не глупо. Соглашайся, Уэнс… — запрыгала волчица. — Мы все равно не дадим тебе отдохнуть и расслабиться обычным способом. — вмешалась Барклай. — Попробуй хоть когда-нибудь побыть не готической королевой, а обычной девушкой. Ты просто боишься? — Хорошо, но если меня стошнит, то вы будете убирать. — Скучно точно не будет. — загадочно улыбнулась Дивина. Они поставили ноутбук и начали смотреть какой-то низкосортный ужастик. Могли и включить какую-нибудь романтическую комедию, эффект был бы такой же. Зато сначала началась пьянка под закуски. Даже самопровозглашенного детектива уговорили. Ей не понравился вкус чего-то терпкого и в то же время приторного. Хотя, после третьего стакана уже было безразлично. Фильм уже не смотрели, начались задушевные разговоры. Йоко жаловалась, что после моды на вампиров нормаки буквально сошли с ума. Особенно, девушки, так и липнущие к каждому вампиру мужского пола, бегают со словами: «Укуси меня!». И как конкурировать с ними порядочной вампирше, если они буквально все согласны. Относительно «порядочной» и «тяжелой конкуренции» можно было поспорить, Энид рассказывала подруге, как Йоко буквально обманывала двух парней. Дивина жаловалась на то, что ее никто серьезно не воспринимает, а она мечтает стать адвокатом или авокадо, из-за внезапной икоты, нельзя было разобрать. Бьянка же хвасталась своими отношениями с Лукасом, говорила, что тот ее понимает и доверяет, не то, что Торп, который сначала изображает рыцаря, а потом обманывает. Что имела в виду сирена, так и не было понятно. Зато волчица поделилась своими отношениями с горгоной, намекнула, что у них намечается прогресс. Осталась Уэнсдей, которая не очень хотела делиться личной жизнью, тем более что ее и не было. Девушки расспрашивали ее об отношениях с Тайлером и пытались выманить информацию, кто ей нравится. Причем, к большому ужасу писательницы, Барклай и Синклер в конце допроса начали догадываться относительно ее чувств к Ксавье. Энид довольно улыбалась, а сирена, заплетая языком пыталась дать несколько советов как соблазнить желаемый объект и говорила о том, что он любит. Какой кошмар. А хуже всего, что Аддамс ее внимательно слушала и запоминала. Кто-то включил музыку, Дивина подпевала, а Энид начала танцевать. Вещь делал Йоко маникюр, а Бьянка пыталась сделать макияж Уэнсдей, который мог понравиться художнику. Причем говорила, что нужно быть более раскрепощенной, ведь он любит, когда девушка сверху, при этом хихикнула и сказала, что писательница подходит под его типаж. Пришел новый комендант и разогнал пьяный девичий кагал. При чем Йоко упиралась, а Дивина чмокнула волчицу в губы, прежде чем уйти, даже чуть ли не лезла к коменданту целоваться. Бьянка с королевским достоинством помахала рукой девушкам и спокойно пошла к себе, правда, у нее слегка дрожали ноги. Волчица пьяно хихикнула, завалилась на кровать подруги и засопела. Аддамс слегка шатаясь попыталась разбудить соседку, чтобы освободить кровать, но тщетно. Энид что-то бормотала и отмахивалась руками. Вещь предложил родственнице лечь на кровать подруги, за что едва не бросила в него подушкой, объяснив, что скорее поцелует художника, чем спать на этом розовом недоразумении. Мозг, наполненный алкоголем, решил, что это хорошая идея. Барклай сказала, что Торп классно целуется, интересно, а кто из них лучше в этом деле Ксавье или Тайлер? У нее возникла срочная потребность это проверить. Вещь попытался остановить неадекватную девушку, которая завтра пожалеет о своих действиях и захочет убить всех причастных к ее позору. Его и Бьянку первыми, если не художника. Уэнсдей было море по колено, она отмахнулась и быстро выскользнула с комнаты. Комендант все еще занимался пьяными девушками, а мимо вахтера в мальчишеском общежитии провидица легко проскользнула. Она знала, где находится комната Торпа, хорошо, что он все еще жил один, им никто не помешает. Бурча что-то себе под нос, она вошла в комнату. Ксавье сидел на кровати и что-то рисовал в альбоме. Увидев парня, девушка пьяно икнула, но слегка покачиваясь подошла к нему. Он поднялся и стал напротив девушки, собираясь спросить, что писательница здесь делает, да еще поздно. Но не успел. Она стала на носки, задрала голову, схватила его за футболку и потянула на себя. Художник был, мягко говоря, в шоке, особенно когда Уэнсдей начала его целовать. Он удивленно выдохнул и ответил на поцелуй. Некоторое время они так стояли, а потом юноша резко отстранился от нее. — Что ты делаешь? — Бьянка была права, ты классно целуешься. — кусала губы Аддамс. — Лучше Тайлера. А еще у тебя приятный запах. — Ты пьяна? Боже, Уэнсдей, где ты так набралась? — он провел рукой по волосам. — У тебя такие красивые волосы, можно прикоснуться? — она начала приближаться к нему, чтобы осуществить свой замысел. — Уэнсдей, лучше я провожу тебя в комнату. — парень перехватил ее руки. — Я буду спать у тебя. На моей кровати лежит Энид. А еще лучше с тобой. Я буду сверху. — Даже не думай. Пока ты пьяная я к тебе и пальцем не прикоснусь. — А чем-то другим? — Аддамс!.. Ты пьяная еще хуже трезвой. — Будучи пьяной, я могу делать то, чего избегаю трезвой. — Я думал, ты ничего не боишься. — поднял он бровь. — Мне не нравится то, что я чувствую к тебе. Мне хочется быть ближе к тебе, разговаривать с тобой, прикасаться к тебе… Это убивает. Я не хочу демонстрировать слабость. — Значит, я тебе нравлюсь. — самодовольно хмыкнул Торп. — Надеюсь, завтра ты этого не будешь помнить, иначе мне конец. — Так мы будем спать? — Хорошо, но только спать. Я не настолько подлец, чтобы воспользоваться положением, хотя это и большой соблазн. Не дожидаясь его, девушка легла на его кровать и демонстративно поманила к себе. Парень раздумывал или не переночевать на соседней кровати, тем более что его было слишком узко для двоих, но соблазн ночевать с любимой, хотя и без чего-то большего победил. Да, завтра, скорее всего, она его убьет за этот поступок, но оно того стоило. Он лег рядом и Уэнсдей, довольно обняла художника, чуть не вцепившись в него всеми конечностями и забравшись сверху. Юноша сначала был удивлен, а затем расслабился и усмехнулся, также обняв ее. Это был самый счастливый день в его жизни, пусть это счастье будет длиться недолго. Он был уверен, что со стороны гота с косичками будет следовать и демонстративное игнорирование, и обида, и мрачное настроение. Она будет ненавидеть их обоих за этот поступок. Это будет завтра. Торп пожалеет об этом, будет скучать по ней, вымаливать извинения. Дальше все будет только сложнее и чем все это закончится никто не знает. Им обоим будет больно. Оба будут ненавидеть себя за слабость. Но сегодня это их ночь. Сегодня чувства, которые они скрывали, проявили себя. Для него эти объятия были более интимны, чем секс. Они означали ее доверие и любовь. Уэнсдей уже сопела, а Торп до сих пор не мог заснуть. Он был счастлив, лежа в ее объятиях, вдыхая ее аромат, касаясь мягкой слегка прохладной кожи. Сегодня она принадлежала ему. Так хотелось сказать как у Гете: «Остановись мгновение, ты прекрасно…». Ксавье не хотел, чтобы эта ночь завершалась, потому что рассвет принес бы ему разочарование. Теперь он понимал Ромео, боявшегося наступления нового дня. На следующий день голова мучительно болела, все тело ломило, а во рту было сухо. Аддамс пыталась вспомнить, что было вчера, но все было как в тумане. Она лежала в необычной, для себя, позе для сна, ее волосы все еще были заплетены, на теле была не пижама, а повседневная одежда. Худшим же было не это. Судя по ее ощущению, девушка лежала на ком-то, обнявшись с ним. Возле нее близко было чье-то теплое тело, чувствовался мужской запах и чужое дыхание. Кто это и что она делала вчера? Голова буквально раскалывалась от боли, мешая думать и это была неприятная боль. Какая адская мука. Подобное было после одного банкета семьи Аддамс на следующий день, когда дядя Фестер угостил племянницу контрабандным алкоголем. А то, что они оба делали на том банкете под влиянием алкоголя и вспоминать страшно. Причем это не то страшное, которое она охотно бы вспоминала. Провидица зашевелилась, застонала и открыла глаза. Ее голова лежала у кого-то на груди. Она попыталась освободиться от чужих объятий, однако не получилось. Этот кто-то крепко держал Уэнсдей. Кажется, ее действия разбудили его, потому что он зашевелился. С большим трудом она подняла голову и встретилась с сонным взглядом Ксавье. На мгновение в голове девушки промелькнула мысль, что он выглядел мило, но она сразу же задушила ее в зародыше. Еще только не хватало расклеиться. Писательница снова пыталась освободиться, чего он ей не разрешил. Торп выглядел так, будто для него наступили все праздники одновременно и ему подарили все подарки. Аж бесило. — Доброго утра. — улыбался он, от чего у нее забилось чаще сердце. — Кошмарное утро. — пробормотала гот с косичками. — Отпусти меня… Ох… — она поднялась, как только юноша разомкнул объятия и схватилась за голову. — Что вчера было? — Это ты мне скажи. Вчера ты нахально явилась в мою комнату, сказала, что в твоей кровати спит Энид, поэтому будешь спать со мной. Причем именно ты приставала ко мне. — он сел и едва не смеялся над ней. — Судя по всему, ваша компания вчера хорошо погуляла. — Я хочу умереть… А еще лучше убить того, кто меня напоил… — Не думаю, что тебя силой заставляли пить… Ладно, я молчу. — художник поднял руки. — Если кто-нибудь об этом узнает, ты труп. — пригрозила Аддамс. — Можешь на меня положиться… То есть никто не узнает… — Моя голова… Это еще хуже, чем зажать ее тисками. — Подожди, я тебе помогу. Ксавье встал и порывшись в своей аптечке достал таблетки, которые, как он говорил, должны были помочь и налил ей стакан воды. Она выпила и через некоторое время ей стало лучше. Торп тем временем взял две чашки горячего кофе и бутерброды, чтобы перекусить. Девушка мрачно посмотрела на него, но не отказалась, тем более что он учел ее предпочтения. Это и льстило, и должно было испугать, если бы это был кто-нибудь другой. И, конечно, она не поблагодарила, хоть парень этого и не ждал. Сначала они молча пили кофе, ели бутерброды, а уже потом писательница решила устроить допрос. — Между нами точно ничего не было? — посмотрела Уэнсдей немного суворо. Перед глазами промелькнули нечеткие воспоминания, кажется, она прикасалась к нему не только в постели. Была нежность, мягкость, которая должна вызвать у нее тошноту, огонь по всему телу, а еще губы… Губы?.. Провидица чуть не спрыгнула с места, когда воспоминания стали более четкими и перед глазами промелькнул их поцелуй. Проклятие! Они с Торпом целовались! Причем это была ее инициатива… Хоть бы не было ничего большего, а то он может что-то себе надумать. Что касается самой писательницы, то если бы и она с кем-то занялась сексом, то не стала бы заниматься саморефлексией. Ей было бы безразлично. В конце концов, секс — это обычный физиологический процесс, главное, чтобы от этого не было последствий. Да и Ксавье привлекательный парень, у которого должен быть опыт в этих делах. Объективно на роль первого сексуального партнера художник был бы неплохим вариантом, если бы не был заинтересован в ней. Главное, чтобы после этого он не решил, что между ними больше дружбы. Ее не интересуют романтические отношения ни сейчас, ни когда-либо позже. Как друг художник устраивает Аддамс больше, чем любовник. Особенно теперь, когда ей нужна его помощь в расследовании. Судя по тому, что они оба были в одежде, а учитывая ее состояние вчера ей трудно было бы одеться, так что ничего серьезнее поцелуев не было. А еще она тайно надеялась на джентльменство парня. — Нет, ничего не было. Я бы не посмел. Хотя, ты вчера была так милая и настойчива. — Еще раз скажешь, слово «милая» по отношению ко мне, я сломаю тебе пальцы. — пробормотала Уэнсдей, не чувствуя того раздражения, что обычно, когда слышала подобное. — Хорошо, извини, я пошутил… Мне мои пальцы дороги… Они еще какое-то время обсудили свои дела. Уэнсдей чувствовала легкую благодарность за то, что он больше не упоминал о вчерашнем вечере. Она практически все вспомнила и была зла сама на себя. Как же самопровозглашенный детектив могла так опозорить себя? Ее слова и действия она вела себя как Синклер. Даже практически призналась в том, что у нее есть к нему чувство. Фу, какая гадость. А еще они с Бьянкой обсуждали его, гот с косичками даже пошла к нему в комнату, чтобы проверить, как он целуется. Кстати, ей больше понравилось, чем с Галпиным. Хоть какой плюс. Проклятие! Она вообще не должна об этом думать. Лучше заняться расследованием. Если художник делает вид, что все хорошо, то лучше придерживаться этого поведения. В конце концов, провидица вернулась в свою комнату, где ее соседка уже проснулась и долго извинялась за то, что заняла постель подруги. Сначала Аддамс была очень обижена, даже угрожала выбросить Энид из окна, если такое повторится и пообещала не обижаться, если та не будет спрашивать, где писательница провела эту ночь. Кажется, Синклер раздирало от любопытства, она хотела все подробно расспросить подругу, однако не хотела давить на нее, поэтому промолчала. Вещь тоже каялся, хотя он все же решился поинтересоваться, где ночевала его родственница. За что получил очередную порцию угроз. Совсем обнаглели. Неужели она так размякла, что ее больше не боятся. Нужно что-то с этим делать. Можно кого-то демонстративно наказать или отрезать что-нибудь. Или подвергнуть пыткам. Кандидатов для этого достаточно.