Отец

- Быстрее, Локи, если хочешь, чтобы я закрыл конюшню. - Я закрою сам. Можешь проваливать. Голос его звучал глухо. Он стоял ко мне спиной, склонившись над Слейпниром и прижавшись лбом к его морде. - Нет, Локи, мои конюшни ты закрывать не будешь, - меня раздражала эта сентиментальная медлительность, гроза более не могла ждать. - Они такие же твои, как и Слейпнира. - Локи, я прошу тебя! – не выдержал я, - неужели забыл, как сам недавно изнывал от жары?! Локи обернулся. В полумраке конюшни его лицо, освещенное только светом звезд, просачивающимся сквозь открытые двери, казалось прежним, спокойным, искаженным только постоянной раздраженностью, но не этой теперешней усталостью и горечью, природу которой я не понимал. - Позволишь зайти к нему, когда будешь кормить козлов? – я не узнал его голос - тихий, почти кроткий. Я молча кивнул, боясь, что слова могут выдать то беспомощное чувство сострадания, которое я испытал вдруг к богу огня. *** Трангистр и Трангньостр возбужденно рыли копытами землю, блеяли, бодались, словно молодые козлята, пока я впрягал их в колесницу, что, к слову, далось мне с немалым трудом, ведь обоим застоявшимся в стойле помощникам моим не терпелось взмыть в небеса. И они крутились, путали поводья, тыкались носами мне в руки, приветствуя и радуясь мне. Мне и самому, по правде сказать, не терпелось оказаться в воздухе. - Подождите, сейчас я, - бормотал я, - Трангньостр, не крутись, не крутись, скотина ты безмозглая! Мне не пришлось даже щелкать поводьями – стоило им оказаться в моих руках, козлы сорвались с места и, взяв лишь несколько шагов разбега, взлетели вместе с колесницей, взрывая копытами землю. В лицо мгновенно пахнуло прохладой, впервые за долгие недели; ветер откинул назад мои волосы и бороду, с шумом встрепывая одежды, и я ощутил невероятный прилив сил, словно и не проводил много дней в тяжелейших битвах. Я, кажется, кричал что-то, хохотал, совершенно обезумев от охватившей меня животной радости, отпустил поводья, позволив Трангнистру и Трангньостру с блеянием мчаться во весь опор, искры из-под колес колесницы сверкали, наводя, должно быть, благоговейный ужас на жителей Мидгарда. Я медлил, не позволяя нависшим над самой моей головой дождевым тучам излиться на землю, я ощущал сладостную дрожь во всем теле, я прикрикивал на козлов, которым, видимо, передалось мое возбуждение, и они в эйфории неслись все быстрее, колесница грохотом своим оглашала небеса. Чувствуя, что Мьелльнир дрожит за поясом, как живой, я взял его в руки, и, возведши над головой, позволил скопившимся громам и молниям вырваться наружу. Сразу несколько молний трещинами исказили небо, и в тот же миг тучи пролились ливнем. Я почувствовал слабость, закружилась голова, и я оперся о борт колесницы, чувствуя, как ледяные капли срываются с волос, и понял, что не в силах смеяться, хотя на губах дрожала улыбка. Замедлили свой бег и козлы, чувствуя, как затих мой экстаз, и пошли ровной рысью. Я был им благодарен за это, ведь мне потребовалось некоторое время, чтобы прийти в себя. Подняв, наконец, голову, я протер глаза и глянул вниз. На расстоянии многих миль различил я дома мидгардцев, разглядел поля, жадно впитывающие влагу, насыщаемые ею, разглядел шумевшие в приветствиях леса, шорохом сотни листьев стройно прославляющие мое имя в гимнах на забытых пра-языках. Я вдруг различил вдалеке колесницу Мани и щелкнул поводьями, направляя Трангнистра и Трангньостра в ее сторону. Приближаясь к извозчику Луны, я взметнул молот, знаменуя свое приближение громовым раскатом, и Мани обернулся. Бледное лицо, никогда не видящее Солнца, озарила радостная улыбка, которую он мгновенно сменил более скромной, потупил глаза, как полагается слуге, и поклонился – не отпуская, впрочем, поводьев, так что поклон вышел неловким. - Доброй ночи, Мани! – поравнявшись с его серебряной колесницей, перекрикивая шум ливня, приветствовал я его, давая понять, что расположен исключительно дружелюбно, и потряс молотом, - как тебе погодка? - Превосходно, мастер! Без вас совсем изнывали от жары! - ответствовал Мани, - рад, что вы вернулись, мастер! - Славная ночь! Ну, бывай, Мани! – и я пустил козлов галопом, снова позволил молниям пронзить небеса, и, потехи ради, пустил одну у самой колесницы Мани, обернулся и расхохотался тому, как забавно он отшатнулся, испуганный ею. Остаток пути прошел спокойно. Облетев весь Мидгард, я почувствовал, наконец, всю ту усталость, что накопилась во мне за долгие месяцы. Теперь, когда просьбы матери-земли были выполнены, мне незачем больше было беречь силы, и я решил остаток их потратить на пир в Вальхалле. Он длится до самого утра, и я еще, верно, успею попасть на него хотя бы на пару часов. Я развернул Трангнистра и Трангньостра, и они, уже было склонившие в изнеможении головы, вновь бодро затрусили, понимая, что возвращаются домой. *** Устало передвигая ноги, козлы зашли в конюшню, где в своем стойле уже спал Слейпнир. - Тихо, - велел я козлам, - не разбудите его. В каменной конюшне было прохладно, и я, опасаясь, как бы Трангистр и Трангньостр не простудились с непривычки (после такого-то перерыва!) затопил печь и накормил их. И лишь затворяя двери, вспомнил, что обещал Локи отвести его к Слейпниру. «Впрочем», - успокоил я себя, - «Конь спит, и Локи, верно, тоже». Проходя мимо бань, я заметил, что внутри горит свет. На порог вышла одна из хорошеньких служанок с огромной лоханкой. С трудом вылив из нее воду, она заметила меня, но нимало не смутилась и даже призывно улыбнулась мне, нисколько не стесняясь своей наготы. Я, в свою очередь, тоже улыбнулся, любуясь ее прекрасным телом, округлыми бедрами и полными грудями. - Мастер, проходите, вы, поди, с дороги уставший! – и девка захохотала, а затем поманила меня рукой. - Экая ты корригана! – пробормотал я и пошел за ней. - Давайте, сударь, помогу вам, - ворковала девица, стаскивая с меня в предбаннике одежды, а я все глядел на ее раскрасневшееся от жара, потное лицо, блестящие зубки и прехорошенькие алые губки. Огромные глаза призывно заглядывали в мои, когда она, раздев меня донага, открывала дверь бани. Возможно, дело было в духоте, но я совершенно ничего не соображал. Вырвавшийся из бани пар окутал меня, пленил, околдовал, как пар из котла ведуньи, и я слепо следовал за девицей, держащей меня за руку, и видел только ее демоническую улыбку, когда она оборачивалась. Вдруг она усадила меня на лавку и исчезла. Я моргнул, на мгновение чары женского сладострастия отпустили меня, и огляделся. У противоположной стены сквозь клубы пара я заметил какое-то движение, и услышал вдруг голос, который не мог спутать ни с одним другим: - Эй, красавица, натри-ка спину посильнее! Вот умница, и почему такая умница не замужем, а? А вслед за этим – шлепок и похотливое девчачье хихиканье. - Ну, сударь, полно… - Локи! – крикнул я, и вдруг меня пронзила глупая мысль, что он не услышит мой голос через этот вездесущий пар. - Тор, и ты здесь! – радостно отозвался Локи, и, не знай я его голоса, поклялся бы, что это не тот человек, который всего несколько часов назад не мог найти в себе силы попрощаться с любимым сыном. Девица, а может, вернее сказать, демоница, заманившая меня сюда очарованием своего молодого пышного тела, вернулась с лоханью горячей воды. Из ниоткуда возникла еще одна, в голове у меня плыло, сердце от духоты стучало, готовое вырваться из груди, когда девицы начали мыть своими пухлыми мягкими руками мое уставшее тело. - Вина моему другу Тору! – издалека донесся голос Локи, а затем – снова девичье хихиканье, сладострастное бормотание, звуки поцелуев. Одурманенный ароматами трав и масел, которые пропитали баню, разморенный горячим паром и вином, разнеженный ласковыми руками обнаженных и безотказных девиц, омывающими мое тело, я впал в подобие дремы, и очнулся, когда они начали подстригать мою бороду в волосы, приводя их в порядок. Спросоня я перепугался, что они, верно, ведьмы, что с помощью волос моих нашлют на меня проклятье, но одна из них – та, что сидела на моих коленях – заулыбалась, глаза ее сверкали, и я снова впал в забытье, успокоенный. Снова очнулся и понял, что девицы уже закончили и расчесывают мои волосы, а одна из них склонила голову мне на грудь, как жена или любимая. Пар уже немного рассеялся, и я увидел, как в противоположном углу Локи склонился над служаночкой, как он кладет руки на ее полные бедра, наклоняется к ее лицу… Я заметил, что кожа его тронута загаром, как у простолюдина, словно он много недель провел под открытым небом, взгляд мой против моей же воли замер на гибком его, поджаром теле… И словно порыв воздуха ворвался в баню: я резко пришел в себя и, сбросив с себя оковы девичьих чар, столкнул демоницу со своих колен. - Я вам, сударь, там чистую одежду принесла, - промурлыкала она мне вслед. Я захлопнул за собой дверь, отрезав радостный визг и хохот девицы, которую лобызал Локи. Наспех одевшись, я вышел из бани в прохладную после грозы ночь, и лишь тогда помутненный рассудок обрел, наконец, вновь ясность и меня накрыло омерзение к поведению Локи и ужас от осознания того, что я чуть было не поддался чарам этих ведьм, называемых женщинами. Я поспешил к парадной лестнице, уповая успеть на пир в Вальхаллу.