Отец

Прошло несколько дней, прежде чем его выпустили из лазарета. Несколько дней, в течение которых Один был угрюм, и весь Асгард, перенимая его настроение, помрачнел, умерили огонь ярко и задорно горящие факелы, и даже шаги наши в коридорах и на лестницах были неслышными, мягкими, кошачьими, словно замок затаился, нахмурил брови, вынашивая тяжелую думу. На исходе четвертого дня я задумал навестить Локи, чтобы сообщить ему, как дела у Слейпнира. По правде говоря, рассказывать мне было нечего – я, разумеется, не видел коня с той злополучной ночи, но, даже будучи в силах признаться в своем желании увидеть Локи самому себе, я никак не мог допустить, чтобы о нем узнали другие. Повод был выдуман, соткан из воздуха, и после завтрака (в напряженной тишине, по правую руку от молчащего, хмурого Одина, то и дело косившегося на пустое место своего побратима) я направился к чертогу Эйр. Он располагался в одной из восточных башен, и я уже предвкушал, как взойду по винтовой лестнице и буду вознагражден солнечным светом, ободряюще заливающим комнаты больных и раненых в это время дня. Но у двери, скрывающей лестницу с мелкими ступеньками – созданную для женских ножек – дежурили служанки Эйр, которые преградили мне путь. Похожие (очевидно, сестры), с одинаковым тугими косами, румяные, но строгие, хоть и совсем девочки. - Нет, сударь, хозяйка не изволят пускать посетителей. - Что за дурь! – возмутился я, - я же не какой-то бродяга, или вы… - Мы знаем, сударь, кто вы, - спокойно ответила девушка постарше, - но нам велено никого не пропускать. Чтобы какие-то девицы мне приказывали! Но, в самом деле, не силой же мне их отталкивать? Спорить было глупо, развернуться и уйти – тоже, и я стоял в замешательстве, пока дверь за спинами девушек не отворилась, и они, обернувшись, не проводили поклонами вышедшую в коридор женщину. - Доброе утро, Сигюн! – я давно не видел ее. Жена Локи подняла голову и как-то подслеповато заморгала, словно не узнала меня, но это продолжалось лишь мгновение, а потом она приветливо, хоть и сдержанно улыбнулась и чуть склонила голову в ответном приветствии. - Выглядишь уставшей, - заметил я, и тут же понял, как невежливо это звучит, - извини, я не хотел этого… Она махнула рукой: - Я сама понимаю, не извиняйся. Что, не пускают? – кивнула на служанок, которые словно не обращали на нас внимания. - Не пускают. - Это Эйр велела, - Сигюн подошла ко мне, по-сестрински взяла под руку, и мы медленно и тихо пошли обратно. Тишину восточных башен замок охранял особенно ревностно, заглушая любые громкие шаги, разговоры, которые звучали здесь. Асгард стерег покой своих больных. Я предложил Сигюн немного прогуляться по саду, и она согласилась, отмечая, что свежий воздух ей не повредит. Она была права – лицо ее, и так обычно бледное, с бескровными тонкими губами, матовой кожей – подурнело, потеряло благородный цвет от нескольких бессонных ночей у постели мужа. Впрочем, платье ее было все так же аккуратно, волосы ее, гладкие, черные, как вороново крыло – все так же убраны волосок к волоску. Сив всегда раздражалась этими старательно заплетенными волосами, гордой осанкой, считая Сигюн чопорной и заносчивой, и язвительно отзывалась о ее невыразительной, несколько нескладной фигуре. Но я не слушал женины глупости, понимая, что корень их – зависть к проницательному, неженскому уму Сигюн и ее острому языку, который помогал воительнице затыкать за пояс многих мужчин. Она заговорила, только когда мы скрылись между деревьями. Впрочем, сложно уже было стать незаметным для посторонних глаз в этом облетевшем, холодном саду, но и голые стволы и ветки давали чувство защищенности, укромности. - Хотел навестить Локи? - Да. Как он там? - Лучше, - Сигюн рассеяно поддела носком башмака опавший лист, и это простое движение показалось странным, - гораздо лучше. - Вылечили? Заживили? Кости-то? Сигюн никогда не отличалась разговорчивостью, и я, в общении с Сив не привыкший вытягивать, словно рыбу из воды, слово за словом, чувствовал себя неловко. - Все срослось. Эйр – великая, великая целительница, да даруют ей Норны все милости судьбы. Она сказала, что уже лечила такие… раны. Но колдовала несколько часов, я никогда и не слышала таких заклятий. Ну, ты ведь знаешь, я немного разбираюсь во врачевании… - Немного! – воскликнул я, - да ты знаешь чуть ли не больше самой Эйр! - С каких это пор ты записался в льстецы, Тор? – засмеялась Сигюн. Но я видел, что ей приятны мои слова, ибо воительница знала, что заслуживает их. - Так вот… Первую ночь и утро она только сращивала кости, он, бедолага, все это время был без сознания, я все не понимала, почему, а Эйр объяснила, мол, сильно ушибся головой. Потом она оставила нас и сказала, что кости целы теперь, и что она пойдет и поспит немного… Тебе интересно? - Конечно.. Извини, я просто представить пытаюсь это все. - Не стоит, - она покачала головой, - приятного мало, это точно. Каждый из этих…осколков же должен встать на свое место, понимаешь. Много крови было, и я следила, чтобы ее не слишком много вышло. С такой-то магией я справляюсь, но держать заклятия несколько часов так трудно. Мы помолчали. Я никогда не обладал богатым воображением, но рассказ Сигюн, пусть и поведанный тихим, размеренным, как движение облаков, голосом, в спокойном, безветренном, повисшем в прозрачном от первых заморозков воздухе саду, произвел сильное впечатление. Собственные раны никогда не пугали меня, меня воспитывали воином, меня заставляли не обращать внимания на боль и не бояться ни ее, ни страха, ни крови и сломанных костей, ни смерти. Но чужие – дело другое. - Локи, конечно, не девчонка, - непонятно зачем сказал я, и Сигюн удивленно посмотрела на меня. - Что? Что ты имеешь в виду? Узкие, обычно покрашенные сажей брови чуть приподнялись недоверчиво, Сигюн, казалось, готова была отразить любые нападки в адрес мужа. - Я имею в виду, что он мужчина. Он не воин, ты сама это понимаешь, но он мужчина, а раны для мужчины…Ну, это нормально, ничего тут такого нет. - Ты, Тор, думаешь, что руки для мага – это так, ерунда? - Нет, я знаю, что… - Вот и не надо говорить глупостей, - покачала она головой, но я понимал, что резкость ее вызвана была скорее усталостью, чем действительным раздражением. Я попросил прощения, и она кивнула. Честно говоря, я всегда опасался разговоров с Сигюн – мы никогда не были близкими друзьями, да и слишком уж она была умна и остра на язык с теми, кто чем-то не нравился ей. Такой была она с Сив. Я пожалел о сказанном. Как будто Сигюн хуже меня знала о боевых навыках мужа! Впрочем, Локи стоило отдать должное – он не был совсем из рук вон непутевым воином, бог огня умело и ловко управлялся с боевым луком и в этом деле превосходил многих Асов и Ванов. Но общеизвестно, что воина определяет умение владеть мечом, а Локи, обладая, разумеется, некоторыми навыками, в обращении с такого вида оружием не был особенно силен. - Расскажи, пожалуйста, дальше, - попросил я. - Она спала до самой ночи. Я понимаю, что она неимоверно устала, но я, честно скажу, - Сигюн немного понизила голос, - даже рассердилась на нее. А потом Локи очнулся. - Правда? – обрадовался я, и она улыбнулась моей несдержанности. - Да. Мы даже немного поговорили. Он спросил про этого коня… При упоминании о Слейпнире женщина мотнула головой и чуть сжала губы, но больше ничем не выдала своего мнения по поводу сына Локи и вскоре продолжила. - Я сказала, что ты его отвел к Хеймдаллю. Меня так и подмывало спросить, не говорил ли Локи обо мне, но я понимал, что проницательная Сигюн догадается даже о тех вещах, в которых я сам себе пока не мог признаться, и промолчал, а сама она больше не добавила ничего. Зато Сигюн рассказала, что потом Локи уснул и она тоже немного поспала, а Эйр занялась мышцами пострадавшего. Они оказались повреждены, когда раздробленные кости соединялись по велению заклинаний заново, и теперь, возможно, рука станет слушаться хуже. Ведь известно, что при повреждениях мышц, особенно при их разрывах, иногда случается что-то вроде небольшого паралича, и неясно, почему так происходит. - Но сейчас она уже закончила и с мышцами. Завтра, кстати, обещала его отпустить. Я проводил Сигюн до ее покоев, попрощался и пожелал хорошо отдохнуть, а она в ответ вежливо поблагодарила за прогулку и беседу, и мы расстались, вполне довольные друг другом.