Шмаль

«Итан, ответь мне» «Я разобью тебе табло, уебище» «Итан»

***

Пеленой одурманивающей дымки затянулось зрение, узлом сжатое колеблющимся неоновым фосфеном лазерных светодиодов - эпилептический ужас и иррациональный страх перед мигающим светом вспомнился, кажется, лишь сейчас, в окружении худых, обдолбанных тел с проколотыми венами и мраком под глазами. Опущенные головы и черные волосы, не подсвечивающиеся в темноте клуба, ловили на себе блеск с лунной улицы. И смотрят все на труп, обомлевший и с разинутым ртом, густой пеной измазанный и разбитый о белый кафель, который почти впитал в себя капли крови, натекающие из влажного уголка губ. Глаз выбит. — Сука! — Ньют даже не замечает, как с яростью дёргает рукой в сторону и короткими ногтями случайно проходится по чьей-то щеке из толпы. Грубо и с остервенением отшвыривая в сторону перепуганных зевак, он, ещё больше горбясь и болезненно стискивая челюсть, пробивается дальше к эпицентру. По загривку и хребту расползаются холодные мурашки, тело моментально становится потным и к его костям прислаевается ткань мокрой серой майки. Перед глазами все плывет, и Ньют знает, что не хочет в это больше ввязываться. И плевать, что он — катализатор ебучего катарсиса общества и его деградации, ошибка эволюции и Иуда на священном полотне с Иисусом. Он оправдывается: "Это не моя вина", и прижимает предплечье к носу, скрещивая вкус соленых дорожек и запах человеческой блевоты. А потом он на мгновение верит, что его душат. Чувствует, как сам оказывается мешком с картошкой, который со всей силы тащат за шкирку куда-то там, пережимая горло свисающим с шеи кулоном на подвеске; миниатюрный кинжал к черту пережимает блондину горло и он надеется задохнуться прежде, чем окажется выкинутым на обрыганный пол толчка клуба. Томас хлопает тяжёлой дверью и крики людей остаются там, в зале. Ньют-таки падает на пол, но поднимается быстро и сразу же набрасывается на раковину, цепляясь за нее трясущимися в треморе пальцами. — Возьми себя в руки! — рвет глотку Томас, стоя прямо у уха Ньюта; барабанной перепонке пришел окончательный пиздец. — Хорош светиться перед этими петухами. — Им насрать на меня, — рыкнул в сторону парня Ньют, лишь немного повернув голову к нему, уже ожидая, что в его лицо полетит порция слюны, стоит Томасу только рот открыть. — Там же человек сдох. — Гранде! Обосраться теперь что-ли?! — Томас сделал пару шагов в сторону, побродил за спиной Ньюта, пока тот нагинался над краном, врубив воду на полную мощность — брызги впитались в майку и оставили на ней одно огромное темное пятно. Когда Ньют ополаскивал лицо, Томас снова заговорил, но тише: — Слушай, ага? Я знаю, что Итан был классный чувак и все такое, ты его, прям, обожал, да. Но есть важная деталь — скажешь, какая? Ньют выпрямился, подняв голову и глазами сверля Томаса в отражении изляпанного зеркала. — Это ты его убил! — взвизгнул Томас, всплеснув руками и продемонстрировав пустые ладони. — Случается такое, понимаешь? Не тебе решать, кто от дозы кайфанет, а кто аминь на месте словит. Ньют ударил себя по лицу мокрой ладонью, пытаясь оторвать от бледной кожи красные глаза, нос и тонкие губы — все, что было его чертами и характеристиками, способными возродить в собственном воспалённом сознании воспоминания. Когда он закрывал глаза, то видел стройное тело Итана, расползающееся в ночи и простынях; когда открывал — видел труп в луже собственной крови и блевотины. Так было хорошо, так стало плохо. Так плохо было здесь, с Томасом, в одном помещении, так плохо было от этого сумасшедшего фотографа, помешанного на его мефе и коксе. Ньют скривил красные губы, — лопнутые и кровоточащие бумаги, — косясь на фигуру человека за спиной. Ньют как-то вспомнил томасово "хочу пощелкать твоего Итана, он красивый". Что-то треснуло у Ньюта в глотке. Итан, с прорезями на изящном теле и выточенный из самых прекрасных описаний, захлебнулся кровью. Интересно, Томасу нравится фоткать трупаки, или на это уже не стоит? Стоит. — Ньют, поехали ко мне, — блондин заметил, как опасливо тронулся в его сторону парень. — Тебе хреново тут. — Ага, хреново. Его прижали к себе. Ньют на несколько сантиметров был выше Томаса, и шея его слегка изогнулась, чтобы идеально ткнуться носом в грязные, пахучие черные волосы; блондин ощутил, как чужие пальцы держутся за его майку, сминая на спине и рёбрах. — У тебя ломка, — прошептал он Томасу, едва стоя на этих чертовых длинных ногах и слегка поворачивая голову, чтобы видеть дрожащий взгляд Томаса, искаженный яростью и бешенством. — Давно не ширялся. Мой мальчик по мне соскучился. — Я убью тебя, Ньют, — Ньют осторожно и пьяно улыбался на яд, вытекающий из слов Томаса прямиком на его раны. — Поехали ко мне, прошу тебя. — Итана... — К хуям Итана, я буду твоим вип-клиентом, только не отпускай, сука. Как же хорошо, — Ньют поддался, когда Томас вжал его лицо себе в холодную шею, пахнущую парфюмом. — Я тебя буду фотографировать, ты хочешь? Дьявол, я тебе все отдам. Ньют промычал, хватаясь за спину Томаса. Они так и не двигались с места, лишь Томас едва прижимал Ньюта к раковине, он слегка прислонялся к ее краям. — Не с кем тебе больше трахаться, — Опять заладил Томас. Ньют запрокинул голову и брюнет дрожащими пальцами, которыми всегда держит камеру, подцепил подвеску с клинком на шее парня. В светло-темных глазах напротив — дым. — Зализать твои раны, Ньют?