Дамноменейа

Под обрывом шелестело и дышало полной грудью ночное море. Черное, почти как небеса, расчерченное широкой лунной дорожкой. Сам же диск ночной странницы едва уловимо отливал алым, будто на него брызнули кровью. Удобно устроившийся на краю обрыва Гермес с улыбкой подставил лицо лунному свету. Ночами на горной тропе, ведущей к Афинам, почти всегда было спокойно. Смертные не отваживались ходить в темноте ее крутыми изгибами. А потому ночью здесь было царство тишины, ветра и моря. Вестник богов провел языком по губам, собирая соленую горечь, и оглянулся на залитый лунным светом скальный уступ, скрывавший перекресток с двумя другими, такими же опасными тропами. Налетевший ветер зашелестел ветвями изогнутой старой сосны, прилепившейся на склоне и изо всех сил цеплявшейся за скалы щупальцами корней. Ветер нес едва уловимый запах нездешних цветов и глухой собачий вой. Гермес поднялся на ноги, отряхивая от пыли белый хитон, и прислонился плечом к резному каменному столбу, предупреждавшему путников о крутом обрыве. Они выскочили из-за поворота тропы – огромные и черные, темнее ночного неба и моря, темнее самой бездны Тартара. Глаза и оскаленные пасти пылали алым. Троица стигийских псов помедлила, пытаясь решить, что делать с одинокой светлой фигурой. От яростного рычания, кажется, дрогнули окрестные скалы. Вожак вздыбил густую черную шерсть на холке и, зарычав громче, молнией метнулся к Гермесу. Вестник богов вскинул руку, готовясь защищаться. −Назад! – от низкого повелительного голоса дрогнул, кажется, сам воздух. Пес, уже взвившийся в прыжке, застыл, словно схваченный за шкирку невидимой рукой, а потом, скуля, рухнул на землю и прильнул к ней брюхом, прижимая уши и хвост. Его сородичи замерли двумя статуями черного камня. Гермес с улыбкой смотрел на соткавшуюся между ними высокую статную фигуру в длинном черном хитоне. Геката взмахнула мраморно-белой рукой, и свет парившего в воздухе факела отразился в серебряных фибулах, скреплявших ткань на ее плечах. −Гермес. – проговорила богиня колдовства, глядя на вестника богов устало и чуть обреченно. – Право же, в следующий раз я не буду останавливать своих псов. −И все же каждый раз ты это делаешь, Сотейра. – улыбнулся Гермес, отталкиваясь плечом от столба и делая шаг навстречу. – Каждый раз ты спасаешь меня от ужасной участи – быть насмерть зализанным твоими спутниками. Вожак стигийских собак, мимо которого прошел Гермес, глухо гавкнул, не разжимая пасти, будто высказал сомнение, что его стая будет облизывать нахального бога. −Что ты делаешь здесь, Гермес? – лицо Гекаты, бледное, с крупными чеканными чертами, осталось холодным и невозмутимым. – Неужели у вестника богов нет иных дел, кроме как попадаться мне на пути? −А что если все твои пути, о прекрасная Астродия, ведут прямо ко мне? – Гермес улыбнулся и изящно повел рукой, доставая из воздуха белую лилию. – Прими, Фаэнно, в знак восхищения твоей красотой. Геката нахмурилась, словно луна спряталась за тучами. Глаза, прозрачно-голубые, чистые, как горный ключ, едва уловимо потемнели. Лилия в руке Гермеса принялась стремительно чернеть и увядать. Гермес тряхнул волосами, возвращая цветку прежний свежий и сияющий облик. −Прости, моя госпожа, очевидно, этот дар слишком скромен и совершенно неуместен. – покаялся бог хитрости. – Позволь же мне исправить свою оплошность. Полные яркие губы богини колдовства насмешливо изогнулись, когда лилия в руках Гермеса расправила нежные лепестки, затвердела и налилась едва уловимым сиянием. Вестник Олимпа просиял сам и с коротким поклоном протянул хозяйке ключей от Подземного Царства драгоценную фибулу. −Вот, несравненная госпожа Актинохайтис. – сверкнул глазами Гермес. – Этот дар куда более достоин твоей красоты и величия. Позволь же… Не дожидаясь ответа, Гермес потянулся было к простой фибуле на левом плече Гекаты. Богиня молча дернула бровью. Серебряная змея, обвивавшая ее шею, подняла узкую головку и предупреждающе зашипела, показывая ядовитые клыки. Гермес понятливо отдернул руку и, вновь поклонившись, протянул фибулу на раскрытой ладони. Геката небрежно приняла цветок, едва коснувшись кончиками пальцев горячей кожи. −Полагаю, теперь ты дашь мне, наконец, пройти, Гермес. – узкая бледная ладонь опустилась на холку подобравшегося ближе к хозяйке пса, мелодично звякнули литые серебряные браслеты на запястье. – Мне есть чем заняться этой ночью, в отличие от тебя. −Капля твоей благосклонности, Аркия, и нам обоим будет, чем заняться этой ночью. Гермес поймал прохладную руку Гекаты, все еще сжимавшую лилию, притянул к губам, оставляя долгий поцелуй на нежной, едва уловимо пахнущей асфоделями, коже кисти. Верно, прежде чем подняться наверх, Хранительница ключей шла через поле этих цветов аида. Гермес как наяву увидел ее – босоногую, статную, в излюбленном черном хитоне, с неприбранными гладкими темными волосами, ступающую сквозь прохладный туман заросшего призрачными цветами поля. Яркий и дерзкий росчерк посреди смуты и неопределенности. Геката отдернула руку, словно поцелуй ее обжег. Сверкнула глазами, отступая на шаг. Звякнула связка ключей на ее талии. Псы зарычали и подобрались, готовые к прыжку. −Неужели я так мерзок тебе, Нисса? – Гермес провел пальцами по губам, ловя ускользающее ощущение. – Почему ты не устаешь гнать меня прочь? −Твои самодовольство, беспечность и непредсказуемость однажды сыграют с тобой злую шутку. – бросила Геката, глядя Гермесу в глаза, такие же светлые, как и у нее самой. – И я совершенно искренне над этим посмеюсь. −Непредсказуемость… − раздумчиво проговорил Гермес, опуская голову и позволяя длинным кудрявым волосам упасть на лицо. – Что ж… Признаю, Геката, ты совершенно права. Твои мудрость и проницательность воистину не знают границ. Я виноват перед тобой и прошу прощения, если оскорбил тебя, о многоликая, словом или делом. Геката удивленно качнула головой, с интересом разглядывая потупившегося вестника богов. Гермес в этом своем облике удивительно напоминал смертного мальчишку, нашкодившего не со зла, но из глупости, и теперь готового понести наказание. И все же сын Зевса не был мальчишкой. Он был, пожалуй, самым непоседливым из олимпийских богов, живо интересующимся смертными и их делами. Он был даже сильнее похож на смертного, чем остальные боги. И все же Гекату, привыкшую к вечной темноте аида, пугала и одновременно завораживала его улыбка – широкая, светлая, как сияние колесницы Гелиоса. Так на ее памяти не умели улыбаться ни боги, ни смертные герои. И уж тем более никто так не улыбался в Подземном Царстве. И теперь Гермес, изрядно утомивший ее своими появлениями на перекрестках, у дверей аида, на переправе Харона – всюду, где появлялась она – стоял перед ней, склонив голову, и ждал ответа. Золотая фибула, выполненная в виде раскинувшего крылья ястреба, скрепляла белоснежную ткань хитона на его правом плече, оставляя открытым левое и часть груди. Богине колдовства невзначай подумалось, что смертные не просто так дали вестнику Олимпа имя Агон. −Я принимаю твои извинения, Гермес. – голос Гекаты немного смягчился, псы у ее ног, чувствуя настроение хозяйки, перестали скалиться. – Очень рада, что ты меня, наконец, услышал и понял. Гермес вскинул голову, и Геката едва не попятилась, почти ослепленная светом его улыбки. Впрочем, отшатнуться у нее и не вышло бы. Широкие горячие ладони легли ей на плечи, а светлые сияющие глаза оказались близко-близко. Губы обожгло настойчивым уверенным поцелуем. Богиня колдовства взмахнула руками, отталкивая наглого олимпийца прочь. Взвывший волчьей стаей яростный порыв ветра поднял в воздух мелкую пыль, зашумел кривыми ветвями одинокой сосны. Гермеса снесло с горной тропы прямо в темную пасть обрыва. Геката возмущенно тряхнула волосами, кликнула собак и быстрым шагом двинулась прочь. Губы жгло, как от подогретого вина с пряностями. −Безумец. – сквозь зубы пробормотала богиня колдовства. В ладонь больно впились лепестки подарка этого бестолкового бога. Геката замахнулась, желая швырнуть лилию следом за ее дарителем прямо в море, но помедлила, глядя, как путается в переливающейся нежной сердцевине лунный свет. Дернула уголком губ, одним движением сорвала с левого плеча простую серебряную фибулу, бросила ее в придорожную пыль и скрепила ткань хитона подарком Гермеса. Крылатые сандалии медленно и бесшумно опустили бога хитрости обратно на утес. Гермес поправил сбившийся золотой венец, пригладил растрепавшиеся кудри и с улыбкой покачал головой. Пожалуй, не стоило так спешить. Но, во имя пресветлого Олимпа, как же сладостно было целовать, наконец, ее губы. Пусть и всего несколько мгновений. Гермес провел языком по нижней губе, бросил взгляд на очистившийся от алого диск луны и вдруг заметил у дороги что-то блестящее. Луч ночной странницы высветил небрежно брошенную круглую серебряную фибулу. Бог хитрости улыбнулся и неожиданно для самого себя рассмеялся. Хотел было подобрать украшение, но фибула не далась ему в руки и обернулась волчьим корнем. −Дамноменейа. – с улыбкой проговорил Гермес, качая головой. – Как же тебе это подходит, моя госпожа.