Зарисовки XIV

Они встречаются в этой же библиотеке. Наверное, если бы Ардберт попросил, Элидибус нашел бы место поудобнее – но он не просит, а самому Элидибусу, кажется, все равно. Он далёкий и отстраненный, каждый раз заново – сначала это пугает Ардберта, но потом он привыкает. Это даже в чем-то любопытно – наблюдать, как под его руками и губами с надменного Асциана отшелушиваются, слой за слоем, его холодность, его гордыня, его превосходство над смертными, его бесчувственность, его стремление все контролировать, и в конце концов остаётся просто юноша – живой и уязвимый. Ардберт целует тонкие запястья и место на шее, под которым бьется пульс. Вплетается пальцами в серебристые волосы, скользит ладонью по груди, чувствуя, как сильно под кожей колотится сердце. Элидибус не стыдлив, он не смущается ни от каких, даже самых откровенных, ласк, но кажется, что он отвык от этого, забыл, как ощущаются чужие прикосновения и какие чувства они рождают. Ардберт терпелив, он покрывает поцелуями его тело, касается губами сосков, напряженного живота, бедер – все, чтобы он расслабился, хотя полностью Элидибус, кажется, не расслабляется никогда. Он тоже прикасается в ответ – сначала осторожно, будто не уверен, что сможет не причинить вреда этому хрупкому смертному телу – но по мере того, как Ардберт все сильнее его распаляет, его ласки тоже становятся раскрепощеннее. Когда тонкие пальцы Элидибуса скользят по его бедру и обхватывают член, Ардберт опрокидывает его на кушетку, накрывает своим телом. Ему хочется любить его до исступления, так, чтобы Элидибус забылся, растворился в ощущениях, хотя бы на миг почувствовал себя не одиноким, чужим для этого мира Асцианом – а живым и любимым. Элидибус тихий – он не стонет, не кричит, не царапает его спину, не делает ничего, что в молве и дурацких книжках, которыми делилась с Ардбертом Ренда-Ри, должен делать по-настоящему страстный любовник. Но его дыхание учащается, его тело все равно реагирует – дрожью, движением бедер навстречу, сжатием мышц внутри. Достигая вершины, он резко выдыхает и тихо всхлипывает. Он невыразимо прекрасен таким – с закрытыми глазами, с прилипшими ко лбу тонкими прядками потемневших от влаги волос, с покрасневшими, припухшими губами – и его наслаждения Ардберту хватает, чтобы тоже дойти до финала. Отдышавшись, Ардберт обнимает его, привлекает к себе, Элидибус кладет голову ему на плечо. Его глаза все еще закрыты, будто он не до конца пережил бурю ощущений, отбушевавшую только что. Ардберт гладит его лицо кончиками пальцев, целует губы, закрытые веки. Это драгоценное время – минуты, когда бессмертный, всесильный Асциан позволяет себе побыть слабым. Потом он откроет глаза, отстранится, начнет одеваться, с каждым слоем одежды – от нижнего белья до белого плаща и красной маски – возвращая себе один из барьеров, из которых Ардберт в следующий раз снова будет его доставать. Но пока что он обнажен и уязвим, и своими объятиями, своей нежностью Ардберт хочет показать – он принимает эту уязвимость, он защитит ее, с ним Элидибус в безопасности даже в это мгновение. Кто сказал, что бессмертное, всесильное создание не нуждается в защите? Иногда они разговаривают, но редко – Ардберт искренне считает, что то, что происходит между ними, значит гораздо больше, чем любые слова. Но однажды все-таки спрашивает: – Кто он? – Кто? – Тот, чьим именем ты иногда называешь меня. Элидибус долго молчит. – Он умер, – наконец, произносит он. – Извини за это. Я не сравниваю вас и не вижу его на твоем месте, я просто... забываюсь. Если тебя это обижает, я буду следить за этим. Ардберт качает головой. Он хочет, чтобы Элидибус забывался, чтобы отдавался эмоциям, чтобы прекращал держать себя в руках хотя бы во время близости с ним. – Нет, не надо... У нас обоих есть прошлое, это нормально. Ну, у тебя оно длиннее, – Элидибус издает смешок, и Ардберт прижимает его к себе еще крепче. – Я просто хотел бы, чтобы ты больше доверял мне. – Ты же понимаешь, кому ты это говоришь? – после паузы спрашивает Элидибус. Теперь молчит Ардберт. Он мог бы сказать, что понимает – в их связи больше от самоубийства, чем от любви. Что никто в здравом уме не ляжет в постель с кем-то бессмертным, и уж тем более не ляжет в постель с Асцианом. Но Ардберт все еще дурак, и близость Элидибуса, тепло его тела, его дыхание на коже лишают его последних остатков ума. – Я знаю, что самое большее через пятьдесят лет – а скорее всего, намного раньше – я уйду в Эфир, оставшись для тебя лишь одним из воспоминаний, а ты пойдешь дальше. Меня не огорчает собственная смертность, но для меня невыносима мысль о том, что ты снова останешься один. Никто не должен выносить все в одиночку, даже ты. Так что пока я здесь, я хочу защитить тебя, облегчить твою ношу. Это нормально для смертных – пытаться разделить боль того, кто небезразличен. Элидибус молчит, и, когда Ардберт уже думает, что он и не ответит – тихо произносит: – Он был прав, вы горите... Он замолкает, находит ладонь Ардберта – и легко сжимает ее в своей.