Капитан Прохлада
17 октября 2023 г. в 12:49
- Буду скучать.
- И я, - говорю.
После секса Марк ласковый и хочет пообщаться, а я ухожу в себя или в телефон.
Сегодня я не выспался и злой: на работе затык, погода какая-то не та, Марк сваливает слишком надолго.
Когда он уезжает, я всегда немного на взводе. Это похоже на ощущение, когда стоишь на высоченной рампе в аквапарке, а потом решаешься и летишь. Вжух – и ты внизу. Вжух – и тебя подбрасывает. Вжух – и снова вниз. И так болтаешься туда-сюда, пока окончательно не затормозишь.
- Хотелось бы верить, - доносится из ванной.
Я слышу его улыбку. Мне нравится думать, что Марк настроен на мою волну, типа радио, и что у нас особая телепатическая связь, а я могу распознавать его мысли на расстоянии.
- Не душни, - я широко зеваю.
Каждую его командировку я зарекаюсь трахаться на стороне, но каждый раз не сдерживаюсь.
Об относительной свободе мы договорились на берегу. Точнее, я договорился, а Марк согласился. Правда потом он сказал, что у него нет ни времени, ни желания, но моё решение оспаривать не стал.
"Не бери в голову, я просто озабоченный", - сказал я.
Я стремился снять напряжение и обрадовался, что он с лёгкостью принял моё предложение.
«У меня нет цели тебя изменить, - бесстрастно пояснил Марк. – Мы взрослые люди».
В идеальной Вселенной я бы ответил, что мне никто не нужен, но в этой, естественно, промолчал.
До сих пор я плохо понимаю, чего хочу и как правильно.
Тот разговор состоялся на одном из наших первых свиданий, которое я упорно звал «ужином» или «встречей», и тогда уж точно не подозревал, как далеко у нас зайдёт.
«Ты экспериментируешь. Это нормально и скоро пройдёт», - сказал Марк.
Меня задел его снисходительно-уверенный тон - будто ему про меня виднее - и властное лицо, как у биг босса совсем не понравилось. Марк старше на девять лет и иногда разговаривает со мной, как руководитель проекта. Очень мудацкий руководитель дохуя важного проекта.
Я моментально решил его послать, но по дороге домой мы вовсю трахались на заднем сиденье чёрного мерса, который предоставила Марку компания вместе с водителем.
Вернувшись к себе, я остро почувствовал, как мало зарабатываю и насколько бессмысленно живу.
Все мои знакомые ставили долгосрочные цели, брали ипотеки, строили дома, создавали стартапы, женились, заводили детей, ходили на митинги, боролись за свои права, имели чёткую политическую позицию.
Я же хотел хорошо одеваться, вкусно есть, жить в чистой квартире без ковров на стенах, спать с симпатичными мужиками, работать на интересной работе, про которую не стыдно рассказывать родителям и друзьям.
Со стороны мои желания выглядят незначительными и мелкотравчатыми.
Я нахожусь в вечном поиске ориентира, но его и близко не видать. Я ждал, что найду его, когда перееду, переведусь из вуза в вуз, сменю работу, но всё без толку.
Я встречаюсь с Марком почти год, хотя до сих пор уверен, что отношения не для меня.
«Ты же знаешь, я – распиздяй», - говорю, когда он нудит о какой-нибудь ерунде: типа я раскидываю вещи или проспал будильник.
Если же он не отстаёт, напоминаю, что вдобавок я токсичный тип.
Марк возвращается в комнату в костюме, массивных часах и со шлейфом опиума от Yves Saint Laurent. От тяжёлого запаха в спальне делается душно и тесно.
Он поправляет галстук, знакомым жестом проводит ладонью по подбородку, проверяя щетину. Я сразу вспоминаю, что и мне пора побриться.
Телефон булькает сообщениями, я засовываю его под подушку: прочитаю позже.
Дольше месяца я заманиваю звёздного адвоката на программу о трудовых договорах, и никакой альтернативы у меня нет. Если гость слетит, предстоит весь выходной скроллить базу в поисках подходящей замены. Адреналин держит в тонусе, но всегда есть риск налажать - съёмки уже на следующей неделе.
- Такси подъезжает, - Марк присаживается на край кровати, трогает мою руку.
Я терпеть не могу прощаться и жалею, что убрал телефон.
Поднимаю глаза и жду, когда он скажет, чтобы я не жрал макдак, курил поменьше и не долбился ночами в приставку. Но он молчит и смотрит мне в лицо. Я тоже смотрю на него. Мы улыбаемся друг другу.
- Трусы надень, - говорит наконец он.
Я тут же хочу затащить его обратно в постель и устроить что-нибудь этакое, но время поджимает, и он не оценит.
- Мне и так норм, - отвечаю.
- Бельё постельное сменить нужно.
Марк брезгливо отпихивает скомканное одеяло. Он ненавидит бардак, а потому удивительно, что запал на меня.
- Оно чистое.
- Нет, не чистое.
- Ты валишь всё равно.
- Но ты остаёшься.
- Я домой поеду. А если останусь, и новое захуячу.
- Не ругайся, тебе не идёт.
- Ой бля, всё.
Я считаю, что мне очень идёт ругаться, и вообще мат многое компенсирует, но Марк другого мнения.
- Ты можешь жить здесь, - говорит он. - И не только, когда меня нет.
Но я точно не могу, и список аргументов против постоянного совместного проживания всегда держу наготове.
Во-первых, я безалаберный, во-вторых, я его достану, в-третьих, буду пить пиво, а пустые бутылки забывать под кроватью, в-четвёртых, переверну всё вверх дном, в-пятых, позову друзей, от которых Марк не в восторге и, что уж греха таить, это взаимно, в-шестых…
Он отвлекается на звонок, мой список идёт лесом.
Лицо Марка из расслабленного и домашнего делается концентрированным. С такого ракурса он похож на Аттикуса Финча. Иногда я думаю, что связался с ним только потому, что он – фактурный мужик, которого легко воображать главным героем процессуальных драм или закрученных триллеров. Я же режиссирую это кино, как хочу: могу хоть в порно.
Марк подробно объясняет про наружный блок и дренажные шланги. Вчера он весь вечер дрочил инструкции по установке кондеев. Есть одно слово, которое очень точно характеризует Марка – «основательность». Он особенно основателен, когда речь о комфорте.
- Мастер будет через двадцать минут, - сообщает он, повесив трубку. – Я не дождусь.
- Ок, я побуду.
Я подчёркнуто не замечаю настороженные нотки в его тоне. Одно из двух: Марк либо старается избавить меня от любых бытовых забот, либо боится, что накосячу.
Это вроде как мило, но и бесит.
Чтобы не посраться перед его вылетом, я судорожно перебираю в памяти самые крутые совместные моменты: как мы прыгали с парашютом, лазили в панда-парке и хоронили петушка. От чего он подох - неизвестно. В депрессивные периоды я загоняюсь, что мою энергетику не выдержала даже мелкая агрессивная рыбка.
Марк собственноручно выловил Петяна́ из аквариума, а я прочитал поминальную речь о том, что его жизнь мелькнула ярким поплавком, но теперь он наверняка переродится во что-нибудь более значимое.
Я закопал Петяна у входа в подъезд, хотя Марк предлагал слить его в унитаз.
«Друзей – в унитаз. Символично», - сказал я.
«Трупы под окнами – не лучше», - парировал он.
После похорон я предложил идти в "Бургер Кинг", а Марк – в "Ян Примус". Как компромисс мы выбрали "Шоколадницу". Марк назвал это «рыбьи поминки», а я понял, что он тоже немного двинутый, и вполне логично, что мы вместе.
Я начинаю одеваться и краем уха слушаю, как Марк гонит на организаторов командировки и жалуется, что два месяца в Шанхае – перебор.
- Прилетай, если надумаешь.
- Я работаю.
Марк многозначительно молчит и наверняка думает, какая хрень моя работа на телеке - ни нормальных денег, ни корпоративного обучения, ни премий, разве что график гибкий.
За три года на одном месте я и сам перегорел, но чем бы ещё заняться ума не приложу.
Комнату заливает солнце, помещение становится похожим на офис или магазин. Во всех апартаментах по-моему есть что-то неживое.
Квартиру арендует для Марка компания. Раньше он жил неподалеку от Сити, но недавно перебрался в новый ЖК на Ходынке. Стены тут белые и серые, потолки чёрные и тёмно-фиолетовые, вид из окна невъебенно крутой.
Я снимаю комнату в старой девятиэтажке на Владыкино. Хозяин квартиры - по совместительству мой друг и сосед, что удобно. К тому же, до работы мне недалеко.
Ходынка значительно ближе к Останкино, чем Сити, и, когда я особенно параною, уверен, что Марк потихоньку подбирается ко мне.
- Пора, - говорит он и раскрывает руки.
Мы обнимаемся. Марк в костюме - искусственный и деревянный, опиум забивается в нос, как пряный клей. В объятьях его жарко и надёжно.
***
Распрощавшись, я врубаю Korn на всю, прыгаю, подпеваю и трясу башкой, но тут звонят в дверь. Ещё и телефон верещит...
- Кондей там, - указываю в комнату, не отлипая от экрана.
Мастер возится в коридоре, шурша, как огромный майский жук в спичечном коробке. Я говорю не снимать обувь и быстро прохожу на кухню.
Адвокат согласился – это хорошая новость, попросил изменить некоторые вопросы – это хреново.
Я с бешеной скоростью строчу редакторам, уламываю внести правки в сценарий, согласовываю, скачу из чата в чат: помощница юриста, продюсер, редакторский, общий, гостевой. Я немного психую, но с каждым кругом завожусь только больше, в такие моменты я охуеть как люблю свою работу.
Телефон смолкает, меня отпускает. Несколько секунд я самодовольно улыбаюсь. Сейчас я - победитель по жизни, жаль ненадолго.
Вскоре ощущение проходит, а я снова становлюсь собой.
Я откладываю телефон, выдыхаю и раздумываю, что бы такое заточить без лишних заморочек.
Кухня сверкает лакированными поверхностями, которые засираются в пять минут. Планировка здесь свободная, Марк оставил её как есть. Он любит доёбываться до мелочей, но не выносит глобальных переделок.
Посреди гостиной уже стоит стремянка, кожаный диван сдвинут.
Я усаживаюсь на кухонный остров и болтаю ногами. Только Марк мог устроить такой геморрой – менять новый кондей на новый кондей, потому что тот более мощный и экологичный.
«Хочешь кондеем остановить глобальное потепление?» - спросил я.
Он ответил что-то типа «вклад каждого важен» и завёл про сортировку мусора и цивилизованные страны и что о будущем нужно думать уже сегодня. Я не понял, какое будущее он имеет в виду – планеты или наше, но уточнять не стал.
Как-то Марк заговорил о переезде, явно ожидая моей реакции.
«Представляешь, как я заебу нас обоих!» - отшутился я.
«Ты должен понимать, Руслан, эта страна рано или поздно схлопнется», - заявил он.
Не вывожу этих разговоров, я для них слишком поверхностный. Я не против идеи в принципе, но точно не готов о чём-то договариваться.
Я выудил зелёное яблоко из стеклянной миски, надкусил и начал издалека «контролировать процесс», как просил Марк.
На инструменты, белые панели, ребристые шланги и болты смотреть скучно, поэтому я пялюсь на мастера. Люди всегда интереснее вещей. Мне и минуты порой достаточно, чтобы сочинить про человека историю, особенно, если человек этот фактурной внешности. Мастер по кондеям как раз такой.
Я в два счёта придумываю парню биографию и характер.
Пожалуй, он мог бы управлять космическим кораблём, или возглавлять шайку повстанцев в постапокалиптическом будущем, или объезжать шестихвостых лошадей на ранчо безумного учёного.
Мастер стоит на стремянке. Высокий, широкоплечий, немного сутулый с выбритым затылком и в тёмно-синей форменной куртке, он похож на Капитана Америку на минималках. На спине его ослепительно сияет надпись «Ваша прохлада». Капитан Прохлада - звучит!
Марк вызвал «проверенную» компанию, а, когда я посоветовал найти частника на профи.ру и сэкономить, посмотрел на меня как на дебила. В некоторых вопросах мы вообще не совпадаем.
Стремянка вдруг качается, Капитан Прохлада взмахивает руками.
- Осторожнее! - я спрыгиваю с острова.
Ловить его или что?..
Как в замедленной съёмке, Капитан Прохлада тянется к люстре из кристаллических звенящих лепестков, но замирает, наверное, сообразив, что проще наебнуться и переломать руки и ноги, чем возмещать ущерб. Материальный мир жесток.
Я подбегаю и хватаюсь за стремянку, но тёмно-синяя фигура уже обрушивается назад, на меня.
Бах.
Мы с кэпом падаем и расползаемся, как герои боевика после взрыва, которые летели, летели, рухнули, а потом идут дальше спасать мир без единой ссадины и в чистой одежде...
Но это в кино. В реальности у меня гудит башка и, наверное, вылезет шишка, большая и красная, как у Тома, когда Джерри нахлобучил его большим деревянным молотком.
- Бля…- я ожесточённо массирую затылок.
Бабушка в детстве всегда говорила, что ушиб нужно хорошенько растереть, иначе образуется гематома.
Напротив меня на полу в зеркальной позе сидит установщик нового, никому не нужного кондея. Я морщусь от боли и уже представляю, как расскажу Марку, что получил из-за него сотрясение, и это ли не знак, что нехер беситься с жиру, а вещизм реально убивает.
- Извини... те, - говорит мастер пиздецки знакомым голосом.
Я поднимаю тяжёлую голову...
Это напоминает охуенно дурацкий розыгрыш, сон или глюк.
- Бля, - повторяю, потому что больше сказать нечего.
Я не хочу на него смотреть, но смотрю долго и жадно. Чересчур долго и чересчур жадно.
Знаю, я не обознался, но понятия не имею, как себя вести.
В семнадцать ты интуитивно умудряешься принимать верные решения, но в двадцать пять — это редкость, примерно как останки древней цивилизации, на которые натыкаются археологи раз в ахулиард лет.
- Привет, Руслан, - говорит Косой.
Он встаёт как ни в чём не бывало и опять лезет на ебучую стремянку, а она опять шатается. Ничего тупее я давно не видел, и это немного меня отрезвляет и неожиданно радует, рядом с Марком я часто ощущаю свою недоразвитость, а тут кто-то не умнее меня.
- Опять ёбнешься, - предупреждаю я. - Где-то есть ступенька, щас принесу.
Я смываюсь быстрее, чем страус-бегун и, возможно, под моими ногами клубится дым и горят подошвы.
В гардеробной я закрываюсь на щеколду и прислоняюсь лбом к металлической штанге. Железо холодит голову, кругом болтаются костюмы и рубашки, пропахшие опиумом. Меня мутит. Сквозь полоску матового стекла на двери виднеется незаправленная постель: гора из одеяла, разбросанные подушки, сбившаяся простынь. Желудок разъедает кислота от непереваренного яблока...
- Вот.
Я грохаю ступеньку об пол рядом со стремянкой и топаю на кухню, стараясь заглушить мысли.
- Спасибо, - говорит Косой мне в спину.
Я притворяюсь, что не слышу, открываю холодильник, наобум достаю помидор, огурец, красный перец, зелень. Тщательно мою овощи, беру деревянную доску и нож с зубцами, начинаю мелко строгать.
Обычно я завтракаю яйцами, но сегодня и салат сойдёт, хотя лучше бы макдак. Заверну туда по пути домой, возьму бургер, картошку и сырные палочки. И шоколадный коктейль. Самый большой.
Батя Косого умер, а о нём самом я так ничего и не слышал, и слышать не хотел.
Но теперь у меня никак не получается не думать, как я смотрюсь в этой квартире за много миллионов на двадцать четвертом этаже элитной высотки, явно мне не принадлежащей.
Между прочим, все счета в ресторанах я прошу разделить пополам, хоть Марк и обзывает это блажью. Мне хочется срочно рассказать об этом Косому. Не про Марка, а про счета...
Кровь брызгает на бежевый мрамор, я ошалело изучаю рассеченный указательный палец и тут же начинаю беззвучно ржать.
В пять лет я вдребезги расквасил нос, и мама повела меня в больницу. Я держал марлю у лица, но кровь всё равно просочилась на футболку. К врачу я пришёл весь в красных пятнах, как после сражения с вампирами или зомби. С тех пор при виде крови я периодически истерю.
Салфетка или полотенце не находятся, хотя, могу поклясться, они тут были. На деревянной доске и столешнице расплывается гранатовая лужица.
Понятия не имею, есть ли у Марка аптечка и где её искать, поэтому просто включаю холодную воду, но кто-то сзади цепляет меня за локоть.
- Нельзя водой, - говорит Косой очень строго, как училка младших классов.
Его лохматые брови стоят дыбом и совсем не сочетаются с бритой башкой.
Ты зачем так побрился, хочу спросить. И для чего здесь?..
- Перекиси нет. И йода... - я еле сдерживаюсь, чтобы снова не заржать.
Сюр какой-то! Косой с кондеем и я в крови, ну чисто комедия положений.
Косой внимательно осматривается, открывает белоснежную фарфоровую сахарницу и пихает мой палец в золотистый тростниковый сахар.
- Сука! – щиплет так, что глаза чуть из орбит не вылезают. – Сука, сука, сука! - я стискиваю зубы и зажмуриваюсь.
На внутренних сторонах век пляшут цветные круги, как от бензина в лужах, по затылку бегут мурашки.
- Сахар останавливает кровотечение, - спокойно объясняет Косой.
Я открываю глаза. Его лицо очень близко и слишком загорелое для весны, а ещё я нахожу в нём несоответствие со старой картинкой.
- Ты не косой!
Шрам от края рта до уха на месте, на подбородке - тоже, брови дикие тут как тут, но правый глаз больше не косит.
- Операция, - Косой смущённо улыбается.
Он суёт мне сахарницу и быстро отступает назад.
- Охренеть! Давно ты это провернул?
Я сразу представляю, что в кармане у Косого футляр с набором сменных зрачков: одним он стреляет, другим смотрит вдаль за много-много километров, третьим видит мельчайшие детали, даже микробов…
- Нет, не очень... Я доделаю, там... - отвечает он и уходит.
Я держу палец в сахаре ещё немного, потом вытаскиваю, нахожу пластырь и заклеиваю порез.
Косой ковыряется в стене, меня подмывает поделиться с ним про сменные глаза и Капитана Прохладу, но я не решаюсь.
Косой смурной и взрослый, таким я его не знаю и немного опасаюсь. Но больше я опасаюсь себя.
Я бы с удовольствием сбежал домой или просто его игнорировал, но любопытство перевешивает, поэтому я усаживаюсь в гостиной и завожу беседу на нейтральные темы: рассказываю, как учился на факультете искусств, как чуть не вылетел перед самым дипломом. Про ток-шоу, куда я привожу политиков, юристов и бизнесменов я говорю подробно и с гордостью.
- Полгода назад я устанавливал в Останкино плазму, - говорит Косой. – Меня звали на «Давай поженимся». Но ехать надо было, жаль не срослось.
- Мы могли там встретиться, - отвечаю я. – Но «Давай поженимся» - трэш, там одни фрики и снимают нудно и целый день. У нас драйвовее.
«Приходи», - чуть было не срывается с языка, но я вовремя затыкаюсь.
Мне ясно, к чему всё в итоге придёт. Я всегда прихожу к одному и тому же – к сексу.
Я люблю трахаться, и этого не скрываю, но с начала отношений с Марком я никогда повторно не встречаюсь ни с одним парнем. А с Косым ситуация сложная. Я даже не уверен, гей ли он.
Я расспрашиваю о нём.
Косой отслужил в армии и не знал, что делать дальше. Знакомый предложил верняк в Киргизии. Я предполагаю какой-нибудь криминал, но он всего лишь строил гостиничные коттеджи неподалёку от озера Иссык-Куль. Стройка быстро накрылась, Косой уехал в Узбекистан. В Ташкенте он возил воду по офисам, заливал формы на фарфоровом заводе, чистил вольеры в зоопарке, охранял парк аттракционов.
Чуть меньше года назад он вернулся, вечно ищет, где подзаработать и ждёт не дождётся, когда наконец купят батин дом с участком.
- Не жалко? – спрашиваю я.
Я вспоминаю плакат Цоя со стикерами на глазах, узкую кровать, татарское кладбище, звёздное небо, захламлённый гараж, бумажный самолётик на нитке, лохматую дворнягу и двоих мальчишек, вечно прячущихся, но счастливых, хотя, скорее всего, счастлив был только я один.
Мне по-дурацки жалко гнилую развалюху, и себя, и нас...
- Не могу там, - отвечает Косой неожиданно резко.
Он гремит инструментами, на меня не смотрит, а я больше не спрашиваю...
Косой прикручивает внешнюю панель и своей сосредоточенностью снова напоминает капитана. Тёмно-синие куртка и брюки изуродовали бы кого угодно, но ему идут, как и стрёмный шрам и бритая башка. Он возмужал, но я легко угадываю в нём черты и повадки долговязого подростка, благодаря которому утвердился в своей сексуальности. По сути, я многим ему обязан.
Я опять начинаю параноить похлеще, чем сторонники теорий заговоров, и не верю, что он появился случайно...
- Принимай работу, - Косой подаёт мне пульт.
Горизонтальные жалюзи опускаются и поднимаются, я рассеянно жму на разные кнопки и раздумываю, стоит ли предложить выпить как-нибудь вечером.
Косой складывает стремянку и спрашивает, где туалет.
Я объясняю и дёргаюсь от того, что он может наткнуться на использованный гондон. Хотя Марк – мой парень, мы в его квартире, и Косой устанавливал его кондиционер. И всё равно я надеюсь, что он не полезет в мусорку...
- Вроде всё ок, - говорю, когда он возвращается.
- Тут просто.
Косой отбирает пульт и терпеливо показывает, что и к чему. Я поглядываю на него и не слушаю.
Тени расстилаются тёмными ковриками, солнце перемещается и бьёт сквозь дизайнерскую штору, лицо Косого озаряется персиковым светом, кустистые брови золотятся.
Самый мощный режим раздувает мне волосы, Косой поглядывает на меня и улыбается.
В животе мерзко ноет. Поскорей бы он уже ушёл...
- В центр пробки, опаздываю, - словно в ответ на мои мысли Косой смотрит на часы.
Брови его озабоченно сходятся, мне сразу хочется потрогать их пальцем, но этого я, конечно, не делаю.
- Будут неполадки – звони, - он кладёт визитку на столик для ключей в коридоре. – Внизу мой номер.
Он быстро разворачивается, распахивает дверь и, избегая моего взгляда, шагает к лифту, а потом с силой утапливает круглую кнопку в стену.
Я гипнотизирую ссутуленную спину. Двери лифта разъезжаются и съезжаются, Косой не оборачивается.
Я запираюсь на оба замка, отправляю визитку в мусорное ведро и набираю Марку.