Живи сейчас

      Шан Цинхуа рассеяно потёр пальцами воздушную ткань своего не особо-то дорогого халата. Надо же как забавно, в мире простых людей, но высоких технологий он даже не смог найти отдаленно что-то похожее даже на то, что было на нем сейчас.       Было итересно какие именно техники применялось для создания такой ткани. Шан Цинхуа внезапно почувствовал грусть, столько интересного и неизвестного было в его собственной секте. Да и в мире демонов тоже было не мало, если быть честным. Но он больше тратил время на перебежки туда-сюда и выполнение то работы для секты, то каких-то поручений Мобей-цзюня, то каких-то своих проектов для него же. Потратил жизнь практически впустую, чтобы умереть из-за ложного доноса.       Как забавно, что он и не жил до своей так называемой смерти. Сначала хотелось достигнуть чего-то… чего-то такого, иметь хорошее положение, уважение, а уже потом можно было и пожить… — Да вот как-то не успелось только, — невесело хмыкнул Шан Цинхуа, заглядевшись на восход.       Горизонт вспыхнул яроко-жёлтым пламенем и он ненадолго очистил голову от тяжёлых мыслей. Пара минут все равно ничего бы не решила.       Солнечный диск довольно быстро взошёл, но загипнотизированный заклинатель не спешил вставать и идти по делам. Всю свою жизнь он куда-то торопился. Разве не мог он себе позволить хотя бы ненадолго созерцать вид из родного дома?       Это была такая свежая картина. Тот мир… был неплох, по правде говоря, но для выросшего здесь, в этом прекрасном месте, человека он был душным. Пыль, машины, грязь, высокие небоскребы, за которыми даже днём солнце еле видно. Он не хотел принижать достоинства и достижения того мира, но сердце там билось столь угнетенно, что он потратил все свои силы, чтобы вырваться оттуда.       Душу тянуло куда-то ввысь, в горы. К подобию дома. И где он только не побывал…       Мир без магии, без совершенствования, вдали от современных цивилизаций, он был прекрасен в своей простоте, по своему достойный и полный очарования. Но дать то чувство… Принадлежности, родства, которые он испытывал в родном мире, он не мог.       И все же, он был благодарен за возможность познать себя, познать жизнь, не будучи погребённым под постоянным давлением из-за своей опасной деятельности.       И вот сейчас он снова стоял перед вопросом, что делать со своей жизнью.       Знание будущего не давало особых преимуществ.       Должен ли он был избавить себя и мир от тирании Ло Бинхэ? Но по такой логике следовало и Шэнь-шисюна отравить для пущей уверенности. И Мобей-цзюня. И Лингуань-цзюня, да и вообще всех окружающих… А ХуанХуа вообще самому снести первым делом. «И что же тогда делать?»       Раздался стук в дверь и Шан Цинхуа, вздрогнув, выпал из размышлений. — Войдите, — голос неожиданно подвёл и из горла вырвалось нечто невразумительное.       Шан Цинхуа неловко прокашлялся и повторил: «Войдите!»       В комнату вошёл его старший ученик, несущий поднос с чайными принадлежностоями и стопку бумаг под подмышкой. — Шицзунь, — мальчик неглубоко наклонился. — Доброе утро! — Мэн Сюнь, — мальчик тут же оторвался от приготовления чай и взглянул на своего непривычно… спокойного наставника. — Да? — Шан Цинхуа открыл рот, чтобы что-то сказать, но слова, казалось, застыли тяжёлыми камнями на языке. Что он мог сказать? Что скучал? Или что ему было… Жаль?       Что из этого он мог бы сказать, если для его ученика ещё и дня не прошло с их прошлой встречи, а трагедии, к которой Цинхуа приложил руку ещё не случилась. — Нет… — он помолчал пару секунд, снова устремив взгляд на вид из окна. Солнце уже было ослепительного белого цвета. Его ученик молчаливо наблюдал за ним, — Нет. Ничего. Что сегодня с распорядком? — Почти пусто, помимо собрания лордов сегодня запланирована только проверка новых торговых путей, — мальчик, наконец, закончил приготовление чая и замолк, сложив руки на коленях. — Удивительно спокойно… — Шан Цинхуа потянулся к своей любимой чаше в странных чувствах. Прошло столько лет, что он уже почти забыл, как она выглядела.       Палец по привычке скользнул по неровному дну с еле заметным отпечатком его собственного пальца.       Каким-то нелепым образом эта чаша из всех приготовленных им изделий после обжига осталась мягкой.       Так вообще не должно было быть, он не знал в чем была причина, но стоило ему взять ее тогда в руки, как он бессознательно надавил именно в том месте, где глина была податливой. Недоразумение, но он не стал ее выбрасывать, или даже исправлять. Только и сделал повторный обжиг. Так и осталась… — Этот ученик может идти? — А? — Шан Цинхуа снова выпал из своих плавающих мыслей. — Да, ты можешь идти.       Мальчик подскочил и, поклонившись, ушёл.       Шицзуню явно было не до него. Да и не до работы, видимо. Обычно суетливый и потерянный в делах учитель сегодня был настолько отрешенным, что это было даже немного тревожно. Вероятно, у него было просто переутомление и он должен был дать Шицзуню возможность отдохнуть. Придя с собой в согласие, Мэн Сюнь кивнул сам себе и направился к общежитиям с твёрдым намерением избавить своего учителя хотя бы от части забот.       Шан Цинхуа проследил взглядом, как его главный ученик направлялся к общежитиям учеников.       Совсем ещё молодой. Он был просто обязан проследить, чтобы так это и оставалось.       А пока нужно было подготовиться к собранию, наконец, пригубив чай определился с дальнейшими действиями Шан Цинхуа.       Чай радовал уже подзабытой крепкостью. Организм смертного не находил такую крепкость приятной. Не то, чтобы ему становилось от этого плохо, это было даже полезно, но уж больно горько было это для обычного человека.       Несмотря на свое решение подготовиться к собранию, Шан Цинхуа до последнего откладывал это. — Я опоздаю, — Шан Цинхуа с странно-веселёлой улыбкой облокотился на стол и продолжил медленно пить чай. ***       Шан Цинхуа раздраженно подправил кипу бумаг на руках. Досиделся с чаем и пришлось за пару минут до выхода торопливо хватать уже подготовленные бумаги.       Он мельком поблагодарил небеса за то, что прежний он, как и обычно, подготовил документы заранее.       Поэтому он только прошептал себе под нос пару заковыристых проклятий, но продолжил покорно нести.       Непонятно откуда взявшийся вдруг ветер вырвал несколько раскрытых листов. Шан Цинхуа выплюнув проклятие, кинулся их поднимать и в итоге выронил вообще всё.       Шан Цинхуа смотрел на рассыпавшиеся по сочной зелени листы и отчаянно осознавал, что совершенно не имеет желания их поднимать. Да и вообще быть здесь.       Что он тут делал?       Идущая сзади Ци Цинци что-то шепнула Вей Цинвею и Шан Цинхуа прикусил кончик языка и наконец начал собирать бумаги. Он знал, что они просто… — Что просто? — едко выдал мозг, — просто снова прошептались между собой о твоем унижении? Просто не стали помогать? Ну да, где настоящие пиковые лорды, а где ты сам.       Рядом, наконец, приземлился Лю Цингэ… Из-за которого часть листов улетела ещё дальше.       Сзади хихикнули. Шан Цинхуа сделал резкий вдох через нос. Лю Цингэ просто был таким… 'бесцеремонным, грубым и туп…' «Замолчи уже».       Внутренний голос высокомерно фыркнул, но послушно замолк. Трудно было держать себя в руках, когда даже голос разума не хотел этого. «Ничего страшного…» — успокоил он сам себя и даже приподнял немного уголки губ. Просто бумаги… 'Которые можно было бы с тем же успехом выкинуть.' — Ты уже удержаться ровно не можешь от простых порывов ветра? — не простых, а тех, которые вызвал ты. Но Шан Цинхуа, конечно, ничего не ответил. Он никогда этого не делал. Так зачем сейчас что-то менять? Зачем тогда он здесь? — Позор, а не пиковый лорд, — Лю Цингэ строго сощурил глаза и скрестил руки на груди.       Стоило ли его вообще спасать в этой жизни? Проще было просто отмазать Цинцю в благодарность.       Ладно, он, конечно, шутил. Но в каждой шутке была доля шутки.       Лю Цингэ продолжал стоять прямо над душой за каким-то хреном. Шан Цинхуа раздражённо вздохнул. Не то чтобы ему было обидно. Ему не было, его поколение чудесным образом собралось из людей, которые вообще никого не уважали… что уж говорить о нем. Шан Цинхуа медленно моргнул и втянул воздух через нос. Что он здесь делал?       Ну… На данный момент, склонившись перед другими, собирал кучу рассыпавшейся макулатуры.       Отчаяние и нерешительность душили с новой силой. Как он вообще мог на что-то повлиять? Должен ли он был?       Лю Цингэ снова фыркнул и посмотрел на него так, будто Шан Цинхуа лично не давал ему уйти.       Тоненький голосок Ци Цинци, которая снова что-то прощебетала, заставил его наклониться сильнее с попыткой скрыть лицо.       Шан Цинхуа не любил злиться. Или расстраиваться. Он вообще не любил отрицательные эмоции проявлять. И так проблем в жизни хватало… Поэтому постарался вернуть лицу безразличное выражение и просто… …просто. Просто какого черта?       Горло непроизвольно болезненно сжалось от возмущения. И он наконец с удовольствием скрипнул зубами и дал лицу расплыться в отвратительной гримасе обиды и непонимания.       Он отвык от их отношения. Разум со временем сглаживал неприятные моменты и оставил в воспоминаниях только мягкую нежность к дому и тлеющую привязанность к своим боевым братьям.       Следующий лист притянутый в рулон оказался мокрым. Шан Цинхуа растерянно моргнул и почувствовал, как на руку что-то капнуло.       Иногда он ненавидел эмоции. Лицо непроизвольно потеплело от растерянности и неловкости. «Какой же стыд…» — Мне казалось, Лю-шиди торопился, — ровный голос Шэнь Цинцю совсем не скрывал издёвку в обращении к положению Лю Цингэ. Наоборот, казалось, только подчёркивал.       Шан Цинхуа выдохнул и быстро собрал оставшиеся бумаги, находу разгоняя Ци, чтобы убрать покраснение из глаз.       Лю Цингэ насмешку из виду не упустил и выглядел готовым начать перебранку. — В самом деле, давайте быстрее. Я очень тороплюсь, — мягкое замечание Му Цинфана расшевелило всех. Лю Цингэ поджал губы и проглотил возражения, но выглядел крайне возмущенным.       Если бы у Шан Цинхуа спросили кого он из всей своей боевой братии любил больше всех, то он бы непременно ответил, что это был Му Цинфан.       Впрочем, не только у него, наверное.       Му Цинфан был особенным человеком. С налетом идеальности, если так можно было выразиться. Мягкий и сострадательный, при том достаточно бесстрашный и уверенный в себе. И он не раздражал. Его идеальность и правильность не мозолили глаза и не отдавали фальшью.       Но от Шэнь Цинцю он, пожалуй, не ожидал подобного жеста. Не то, чтобы он думал об этом человеке... Хуже, чем тот был...       Да ладно, не было смысла делать вид, что Шэнь-шисюн был хорошим, добрым человеком.       Нет, не был.       Шан Цинхуа уважал его, но сторонился. Хотя бы потому, что Шэнь Цинцю каждую их встречу в юности смотрел на него, как удав на мышь.       Нормальные люди не хотели, чтобы о них думали плохо. Шэнь Цинцю хотел обратного, чтобы о нем не дай Небеса не подумали хорошо.       До чего гордый был человек. И есть.       Шан Цинхуа был уверен, попытайся он хоть как-либо поблагодарить его, тот бы сделал вид, что вообще не понимает, о чем он, и между делом облил бы собственными упрёками, чтобы неповадно было. Шан Цинхуа закатил глаза, потому что Шэнь Цинцю и хорошее даже стоять рядом не могли.