Разрешите войти?

Элитный район города. Ярко выкрашенные пятнадцатиэтажные новостройки. Знойное лето високосного года. Кажется, в тот день даже было полнолуние. Спросите, к чему я это? Отвечу — просто понаблюдайте за людьми в полнолуние, они реально становятся какими-то странными. Количество задержаний в такие дни возрастает, а дела варьируются от мелкого хулиганства до особо тяжких. Окей, с полнолунием понятно. А високосный год что, вестник беды? Тут уже вам решать, но Титаник, например, затонул в високосный год. В високосный год под Парижем разбился Конкорд, Наполеон вторгся в Россию, а вулкан Уайнапутина, что в Перу, взорвался, принеся с собой облака пепла, которые закрыли небо, и начало малого ледникового периода. Но это всё лишь суеверия, ничем не подкреплённые гипотезы. В нашей работе им нет места — мы работаем только с фактами. Но не наблюдать странностей, конечно же, тоже не можем, ведь подмечать малейшие детали — наша работа. Элитные пятнадцатиэтажки, квартиры в которых себе могут позволить только далеко не бедные люди. В одной из них аккурат под самой крышей дома живёт сын известного в широких кругах человека. Единственный сын, которого родители так и не дождались в субботу 4 июля на ужин, до которого они так и не дозвонились в воскресенье 5 июля. Тогда эта история и началась, аккурат с нашим делом, открытым 6 июля по факту пропажи человека. — Старший лейтенант Иренов, разрешите войти? — показываю удостоверение в слегка приоткрывшуюся дверь. — Даже не знаю, с какой шутки начать, — широко улыбается мне молодой парень, чем-то напоминающий золотистого ретривера. Светлые волосы, карие глаза, в которых сейчас пляшут огоньки. На первый взгляд худощавый, но, если присмотреться, хорошо виден рельеф мышц на предплечьях, торчащих из-под закатанных по локоть рукавов слегка растянутой домашней кофты. Ноги скрылись под тёмными трениками, но уверен, что они тоже в хорошей форме. На улице без малого плюс тридцать, и это пятнадцатый этаж — не жарко ему? Видимо, вопрос читается в моём взгляде, потому что парень в тот же момент выдаёт: — Не встречать же мне вас в одних трусах. Проходите, старший лейтенант Иренов. Где Вам будет удобнее расположиться: на кухне, в гостиной, кабинете или, может, в моей спальне? Как пошло. Хотя его харизма и широкая улыбка вполне могут спасти нелепейший подкат, превратив «нет», обязательно сказанное бы при других обстоятельствах, в «да». Вообще, смелости ему не занимать. Наше общество, конечно, прогрессирует, но не настолько, чтобы парни так открыто подкатывали к лицам своего же пола, которые, на секунду, могут оказаться теми ещё гомофобами. — Я был бы не против румтура, — отвечаю сдержанно, слегка растягивая губы в подобии улыбки. Пожимает плечами и действительно показывает мне комнату за комнатой, не пропуская ванную и туалет. Рассказывает об интересных дизайнерских решениях и чем вдохновлялся при их проектировании. — Мне нечего скрывать, — равнодушно бросает в конце мини-экскурсии. Но опыт подсказывает, что всем есть, что скрывать. А те, кто говорит обратное, обычно лгут больше всех. Пытается меня впечатлить или просто делает вид, что заинтересован, болтает об отвлечённом, создавая образ открытого всему парня? Провожу стандартный опрос: знаком ли с пропавшим, что известно о нём, когда в последний раз видел, приходил ли кто к нему в гости и так далее. В целом, новой информации получено не много. Из-за преимущественно ночного образа жизни нашего ретривера пересекались они крайне редко. Зато о себе он рассказал достаточно. И о работе, и о привычках, и о вечеринках в клубах с известной репутацией каждую пятницу, а иногда и субботу, если партнёр был недостаточно хорош, чтобы провести с ним больше одной ночи. — Благодарю за сотрудничество, — говорю, стоя на пороге его прихожей-куба, вдохновлённой фильмом Винченцо Натали. Крайне необычный дизайнерский ход, которым он гордится больше всего. Фанат камерных триллеров. Познакомься мы при других обстоятельствах, было бы даже интересно пообщаться. — Обязательно дам знать, если что-то замечу, — смотрит выжидающе, а потом с тяжёлым вздохом протягивает свою визитку. — Или Вы звоните, если что-нибудь будет нужно. В любое время дня и ночи, но насчёт выходных ничего не могу обещать, если не знаю наверняка, что это Вы, старший лейтенант Иренов. Снова многозначительно молчит. Намёк на мой номер я понял, но решил тактично проигнорировать, пряча визитку в карман даже не взглянув. Прощаюсь и выхожу. В таких делах каждая минута на счету, а мы с мёртвой точки так и не сдвинулись. Телефон пропавшего был найден в квартире на зарядке. Деньги и ценные вещи никуда не пропали. Версия побега отпадает. Всё говорит о том, что произошло похищение, при чём вне стен дома, который жертва покинула на предполагаемо короткий промежуток времени, вроде похода в магазин, например. Или же преступник вернулся на место преступления, чтобы замести следы. Возвращение говорит о непродуманности плана или допущенной ошибке. Где план не выверен и не доведён до идеала, будут ошибки. А где есть одна ошибка, там будет и вторая. Остаётся надеяться, что наш фрукт тоже накосячил. Обыск и опросы ничего не дали. Друзья встречи с жертвой не планировали, в пятницу после пар разошлись по домам. Здесь наши зацепки обрываются, пора искать новые. Очень кстати в офис доставляют записи с камер наблюдения у подъезда и в лифте, вовремя так доставляют, за пять минут до окончания смены. Прячу материал в рюкзак и ухожу. Дома я с такой работой справляюсь лучше. Кажется, кого-то ждёт бессонная ночь. Знать бы ещё, что искать… Итак, жертва покидает дом в половину первого дня субботы. Спускается в лифте, выходит из подъезда и скрывается за углом, попадая в слепую зону камер. Утром надо будет сделать запрос на просмотр записей всех камер, находящихся в той стороне поблизости. Делаю скриншот видео для ориентировки. Момент пропажи понятен. Телефона ни в руках, ни в карманах обтягивающих джинсовых шорт не наблюдается. Обстановка в квартире не инсценировка, он действительно вышел ненадолго. Осталось понять, как можно было незаметно похитить человека с улицы средь бела дня и у кого на него были виды. Ответ искать придётся в более ранних записях, поэтому я завариваю кофе покрепче и поудобней устраиваюсь в мягком компьютерном кресле, забираясь на него с ногами. Удивительные вещи творят с людьми закрывшиеся двери лифта. Они будто отрезают тебя от всего мира, позволяя быть просто самим собой. Вы когда-нибудь замечали, как ведёте себя в лифте, что ощущаете? Мне нравится пересматривать записи с камер, это своего рода камерный триллер. Наша жертва, оказывается, ничем не примечательная личность. Не типичный избалованный ребёнок богатых родителей. Никаких тебе вечеринок в квартире, никаких девчонок (или парней) на ночь. Жизнь по графику: дом — универ — дом. Изредка он приходил с одногруппниками, иногда с родителями, но новых лиц в его компании замечено не было. Зато вот в компании Мистера-Золотистого-Ретривера постоянно было кто-то новый. Вспомнив нашу встречу, я решил, что было бы неплохо проверить и его. Некоторые моменты не давали мне покоя, какой-то червь забрался внутрь после беседы с ним и сейчас точил, точил. Кажется, огоньки в глазах были не реакцией на меня. Они просто живут в нём. Такая мысль появляется, когда я смотрю на его зажигательный танец, который, в прочем, прекращается с остановкой лифта. В кабину заходит девушка с ребёнком, и они едут в гробовой тишине. Лишь слегка подрагивающая в такт песне в наушниках ягодица свидетельствует о неуёмной энергии и хорошем настроении. Почему-то меня это умиляет и заставляет улыбнуться. Тянусь к карману пиджака, в который спрятал визитку. Тонкий, но прочный пластик кричит о сумме, отваленной на его изготовление. Дизайн лаконичный. Одна сторона чёрная, с белым логотипом и названием компании и тонкой белой полосой, отделяющей снизу примерно пятую часть карточки. Под полосой указан сайт. Вторая сторона белая. Чёрная горизонтальная линия делит информационное поле в отношении 1:3. В верхней части — его фамилия и имя, в нижней — контактные данные. Что ж, графический дизайнер Вадим Гиргель, теперь понятно, откуда такая квартира. Откладываю визитку и возобновляю просмотр. Вот он вышел в магазин, возвращается с небольшим пакетом продуктов и два дня не покидает квартиру. А тут помогает бабуле с двенадцатого этажа, на котором лифт стоял открытым около трёх минут, разобраться с телефоном. Она ещё долго ему что-то говорит, стоя уже на лестничной площадке, а он неловко улыбается и держит палец на кнопке «открыть двери». Когда двери наконец закрываются, отрезая его от лишних глаз, запускает руку в волосы и слегка ерошит их. А вот и пятница. Он в белой рубашке с коротким рукавом и слегка зауженных серых клетчатых брюках прямого кроя покидает дом ближе к одиннадцати ночи. Рукава выгодно подчёркивают его круглые дельты и открывают рельефный бицепс. Штаны аппетитно обтягивают ягодичные мышцы и крепкие бёдра. Просто, со вкусом, но главное очень сексуально. Именно поэтому он возвращается домой во втором часу в компании какого-то смазливого брюнета. Целует его так страстно, крепко прижимая к стенке лифта, что мой собственный член приходит в полуготовность. О том, что парни на моём экране на грани, свидетельствуют сильные толчки бёдрами навстречу друг другу и укусы-поцелуи в шею, так что мне приходится ослабить давление, расстегнув брюки. Так мы ещё не дрочили. Хотя никто и не дрочит! Просто смотрю, как двери лифта открываются и закрываются снова, а пара всё ещё остаётся внутри, едва находя силы отстраниться. Видимо, брюнетик оказался достаточно хорош, потому что задержался ещё на день. Ближе к обеду субботы на пятнадцатый этаж доставили две большие пиццы. Думаю, для них. Вечером незнакомец спустился один и больше в этом доме не появлялся. Подобные сцены оказались нередкими, но типаж определить мне так и не удалось — каждый раз было что-то новое. Будто он пробовал, искал. Что я понял наверняка — он актив, чертовски уверен в себе и оттого ещё привлекательнее. В какой-то момент я не выдерживаю и накрываю рукой уже крепкий член, лениво проводя рукой вниз-вверх. Очередная пятница, очередной горячий наряд и поиск новой жертвы. Решаю, что это будет последняя сцена, на которую я и спущу по-быстрому да пойду спать. Часы в правом нижнем углу напоминали, что на работу вставать уже через четыре часа, а я трачу бесценное время на какую-то ерунду, никак даже не относящуюся к делу. Но расслабиться хотелось нестерпимо. Завалы на работе, отсутствие долгое время партнёра и самоудовлетворения буквально заставляют взять себя в руки в прямом смысле этого выражения. Проматываю несколько часов, которые обычно требуются графическому дизайнеру Вадиму для того, чтобы снять какого-то парня. Сегодня, то есть, конечно, не сегодня, а пятого июня он справляется быстрее, поэтому мне приходится отмотать назад. Двери лифта привычно распахиваются на первом этаже, впуская внутрь двух мужчин, буквально приклеившихся друг к другу. Моя рука замирает, приоткрыв головку, когда я понимаю, что к стене на этот раз прижат не какой-то незнакомец, а сам Вадим. Дыхание сбивается, и я резко жму на паузу, приближая кадр. Спасибо богачам за фул эйч ди в лифте. Его взгляд замутнён. Откинул голову, открывая максимальный доступ к белоснежной коже на шее. Губы приоткрыты. Правой рукой запутался в тёмных волосах партнёра, сжимая их в кулак и слегка оттягивая, а левой тянется куда-то в сторону кнопок с этажами. Вспоминаю, как дышать, и нажимаю плей. Лифт не двигается. Блондин тщетно стучит по панели, не попадая ни на одну кнопку, поэтому его спутник отстраняется и уточняет этаж, нажимая нужную цифру, после чего возвращается к начатому. И я вместе с ним. Провожу по головке большим пальцем — парень на экране задирает футболку Вадима, заталкивая её полы тому в рот. Вид открывается потрясный: едва заметные мышцы пресса на его худом, но крепком животе, маленькие аккуратные сосочки, к которым так и хочется прильнуть губами, что незнакомец, собственно, и делает. Чувствую, как узел внутри живота затягивается туже, а член становится крепче. Лифт останавливается на девятом этаже — сердце пропускает удар. Карие глаза тут же накрывает мужская ладонь, а её хозяин резко поднимается, закрывая блондина собой и что-то шепча ему на ухо. Вижу, как трясутся коленки Вадима и ускоряю темп своих поступательных движений. Двери закрываются, оставляя ночного гостя одного переживать увиденное, и лифт возобновляет маршрут, достигая последнего этажа. Вадим не может самостоятельно держаться на ногах, потому что как только его партнёр отстраняется, слегка съезжает по стенке, но в тот же момент оказывается прижат обратно. На его пах давит пах спутника и слегка проезжается по эрегированному члену вверх-вниз, после чего его кусают в плечо и подхватывают под ягодицы, заставляя обвить партнёра ногами, дабы не упасть. Футболка всё ещё в его рту, в уголках глаз проступили слёзы удовольствия, и я снова останавливаю видео, пережимая себя у основания. Возбуждение слегка откатывает. Сейчас, глядя на его спутника со спины, можно представить себя. Тёмный шатен, на вид мои метр восемьдесят, широкие плечи, накачанные трапеции, выделяющиеся под идеально подчёркивающим каждый миллиметр тела гольфом. Желание кончить уже болью отзывается по всему телу, но желание услышать его голос, когда буду кончать, ещё сильнее. Поэтому я, не отдавая больше себе отчёта ни в чём, тянусь за визиткой и телефоном, дрожащими пальцами набираю семь цифр и прикладываю к уху телефон. Гудок, второй, третий. Сжимаю пальцы в кольцо у основания и медленно скольжу к головке, достигнув которой разжимаю пальцы и возвращаю к основанию. Очень вовремя вновь его пережимаю, потому что гудки сменяются хриплым «алло». Голос не сонный, но ломается от долгого молчания, а я ломаюсь от его звучания. Снова повторяю движение снизу-вверх и шумно выдыхаю. — Старший лейтенант Иренов? — смешок на том конце провода распаляет до предела. — Не надеялся, что вы позвоните так скоро. Чем могу помочь? Ускоряю темп, крепко обхватив член всей ладонью и разворачивая кулак то вверх, то вниз. Видимо, начинаю чаще дышать, приближаясь к кульминации, но резко отнимаю ладонь, когда слышу глухое, но повелительное «не смейте». — Не думайте, что я позволю Вам развлекаться одному, — в голосе больше нет ни грамма смеха, лишь приказ. Я опускаю глаза на экран и стону. Вадим на экране такой потерянный. Потерянный в своём наслаждении, но изо всех сил цепляющийся за реальность, материализовавшуюся в виде сильных мужских плеч и спины. Слышно, как скрипнула спинка стула, а колёсики тихо проехали по паркету. Представляю, как он медленно проводит своими длинными пальцами по голому животу, забираясь под резинку трусов, и возвращаю ладонь на ноющий член. — Интересно, каким Вы меня представляете, — пауза. — Или, может, наблюдаете, — добавляет вкрадчиво, и я шумно выдыхаю. — Вот как, значит, просматриваете видео из лифта, — ухмыляется, но я слышу, как потяжелело его дыхание. — И какое же из моих ночных приключений довело Вас до такого? Хотя стойте, дайте угадаю. Моя пассивная роль, верно? Я только стону в ответ, надрачивая себе с такой скоростью, что рискую стереть член в порошок. Вадим тихо рычит. — Так и знал. Не кажется ли Вам несправедливым, что у Вас есть картинка перед глазами, а у меня нет? Хотя, если честно, я и так хорошо Вас представляю. Представляю, как Вы втрахиваете меня в жёсткий стол, как кусаете за ухо и, оттягивая за волосы, поворачиваете к себе, овладевая моими губами… Сил слушать дальше больше нет. С громким стоном изливаюсь себе в кулак. В голове звенит так сильно, что я едва различаю гортанный рык, с которым кончает Вадим. Он заменяет звон и эхом разносится по самым отдалённым участкам тела, сливаясь в одно с бешенным пульсом и грозя разорвать меня на мельчайшие частицы удовольствия. — Вы знаете, где меня искать, — хрипит, не до конца возвращая себе контроль над голосом, и бросает трубку. Я даже не понимаю, насколько влип. Несколько часов поверхностного сна, и вот я снова на работе, пересматриваю всё те же записи, стараясь обращать внимание на всех «пассажиров» кабины лифта, но не на одного конкретного блондина с гипнотизирующими карими глазами и отменным вкусом и телом. Страницы блокнота заполняются записями одна за другой. Я уже с уверенностью могу рассказать вам, кто на каком этаже живёт и как порой проводит время. Могу рассказать, что бабульки-соседки с четвёртого этажа каждое утро в 7.30 покидают подъезд с сумками и складными стульчиками, а потом возвращаются назад ближе к обеду; что молодая пара на пятом любит эксперименты, а примерный семьянин с восьмого спит с няней и беспардонно лапает её задницу, едва скрытую короткой тканью юбки, прямо в лифте, когда они с женой и дочерью иногда отвозят девушку домой. Ещё могу рассказать, что графический дизайнер с пятнадцатого зависим от газировки, что возвращаясь домой, он всегда перебирает связку ключей и, отыскав нужный от квартиры, держит его большим и указательным пальцами, пока не откроются двери лифта. Четыре дня в неделю он выходит с синей спортивной сумкой и возвращается через три часа. А ещё у него два телефона, один из которых, видимо, рабочий. На него я и позвонил прошлой ночью, спалив себя с потрохами. Конечно, кто же решит заказать дизайн в четвёртом часу! — Эти богачи ничего не стесняются, — отмечает с усмешкой моя коллега дефис подруга, заглядывая в экран и ставя рядом с клавиатурой стаканчик кофе. — Ты пропустил наш обед из-за этого? Состроив максимальное пренебрежение на лице, она указывает на очередную сцену 18+, в главной роли которой неизменный графический дизайнер и тёмный шатен. Интересный факт: Вадим никогда не приводил к себе кого-либо дважды. Этот же незнакомец был вхож в его дом, ведь мелькал на камерах то с ним, то один, но выходил неизменно на пятнадцатом вот уже две недели. Закрадывается подозрение, что они встречаются, потому что новеньких в компании графического дизайнера я с тех пор не видел. Его недофлирт теперь кажется ещё более неуместным и подозрительным. — Прости, Маш. И спасибо, — тянусь за стаканчиком и перематываю запись на двадцать секунд вперёд, останавливая кадр на пустой кабинке лифта, стены которой, впрочем, ещё помнят прикосновения горячих тех. — Есть какие-то сдвиги? — Никаких. На фоне нашей жертвы даже моя жизнь кажется не такой уж и убогой. — Но и не такая насыщенная, как у этих двоих, — фыркает, вспоминая увиденное. — Когда ты в последний раз расслаблялся, выбирался куда-нибудь? О, расслабился я этой ночью хорошо. Настолько, что от одной мысли об этом возбуждение снова начинает накатывать лёгкой волной. Но Маша, хоть и хорошая подруга, знать об этом не должна. Однако, если Вадим причастен к похищению, я мог запороть всё дело. Гоню стремительно эти мысли прочь и предлагаю сходить в пятницу в Вавилон, один из тех самых клубов с известной репутацией. Она согласно кивает и уходит — обеденный перерыв подошёл к концу, нам пора возвращаться к работе. В среду приходят записи с ближайших к дому жертвы камер, и я буквально переезжаю жить в рабочее кресло, отсматривая их одну за одной. 12.30 — жертва покидает подъезд и теряется в слепой зоне камер, вновь попадая в объектив в 12.34 уже в магазине. Покупает синий ротманс и уходит. Больше ни одна камера его не засекла. К слову, их было не так уж и много вокруг. Это тупик. От дома до магазина триста метров. Как мог человек пропасть без вести и не привлечь ничьего внимания — загадка. Только если он знал похитителя и добровольно пошёл с ним. Но опять же, насколько далеко может уйти человек без денег и телефона. В общем, дело подкидывало всё больше и больше вопросов, но ни одного ответа. К концу недели я окончательно выдыхаюсь. Если это похищение, почему никто не выдвигает требований. Если это убийство, где искать тело. Если он сбежал, специально создав обстановку «вышел на пять минут», то где прячется, кто ему помогает и главный вопрос — на какие средства он существует. Со счёта не исчезло ни копейки. Усаживаемся с Машей у барной стойки ночного клуба «Вавилон». Мы любим его за музыку, алкогольную карту и барменов с золотыми руками. И дело вовсе не в том, что это клуб для геев, а моя подружка бредит мыслью свести меня с кем-то, нет. Мы просто отдыхаем после тяжёлой рабочей недели, а поиск партнёра это так, второстепенное, приятный бонус. — Ваш негрони, — передо мной ставят стакан с красной жидкостью и кубиками льда внутри. — И клубничный мохито для дамы. Поднимаю глаза на Германа, нашего бармена на сегодня, который уже поставил второй бокал на подстаканник, но не спешил убрать руку. Рассеянная Маша потянулась за напитком, что-то внимательно высматривая в своём телефоне, но вместо тонкой ножки бокала вцепилась в пальцы бармена. Понятно, похоже поиск половинки для меня уже давно просто прикрытие — об этом кричат слегка покрасневшие щёчки подруги и её застенчивый взгляд, обращённый на Германа, довольного своей выходкой. Я выпытаю у неё все подробности! Обязательно. Только немного позже, после коктейля третьего где-то. А пока танцевать. Музыка снимает напряжение, копившееся всю рабочую неделю. Её биты магическим образом расслабляют все мышцы, проникают под кожу и заставляют двигаться в одной с ней ритме. Пожалуй, зря я предпочёл спорт танцам в школьные годы. От них я ловил реальный кайф, до сих пор ловлю. Кто-то приобнимает меня со спины, аккуратно разворачивая к себе — Маша наконец отклеилась от стула и решила составить мне компанию. Бросаю взгляд на Германа, к которому уже выстроилась очередь. Ага, вынужденная мера — отмечаю вслух, на что она только улыбается и пожимает плечами. Да я и не обижаюсь. — Коктейль для старшего лейтенанта Иренова, — сообщает Герман, когда я подхожу к стойке перевести дыхание, и легко кивает головой куда-то за свою спину. Две пары удивлённых глаз — мои и Машкины — отслеживают траекторию и натыкаются на широкую улыбку, которая мне скоро будет в кошмарах сниться. — Ян, это же одиннадцать из десяти, чувак! — Маша бьёт меня по спине. — Иди скажи спасибо за угощение! — Сама и скажи, — отказываюсь, церемонно придвигаю к ней свой коктейль. — Это мой неофициальный подозреваемый. Заказываю любимый джин и, опрокинув рюмку, рассказываю вкратце историю о мистере графическом дизайнере. Маша во многом может казаться несерьёзной и невнимательной, но, когда дело касается работы, она просто преображается на глазах: становится максимально сосредоточенной и анализирует всё с такой скоростью, что любой компьютер позавидует. Выслушивает, не перебивая, с неизменной межбровной складочкой, говорящей о непрерывном мыслительном процессе. Только она может быть такой серьёзной после коктейлей и диких танцев, не замечать ничего вокруг и фокусироваться на деле. — Ты бросаешься в крайности, потому что зашёл в тупик, — подводит итог она. — Подумай сам, был ли хоть малейший намёк на то, что их жизни могут как-то пересекаться. И какой мотив, если это всё же он? Чем он занимался в день исчезновения, например? Конечно, у него могли быть и пособники, но ты подумай пока хорошенько. А ещё это хорошая возможность втереться в доверие и присмотреться к поведению, обстановке в квартире. Не знаю, чего в Маше сейчас было больше: профессионализма, желания свести меня с горячим мужчиной или избавиться скорее от моей компании, потому что бармен вновь скучал без заказов. Хотелось верить в первое. Коктейль, в котором уже растаял лёд, снова оказался передо мной, а Машка оставила наедине со своими мыслями и удалилась к другому краю стойки, где её уже ждал мягко улыбающийся Герман. Я завис. Думать о работе сейчас никак не хотелось, потому что мы пришли сюда отдыхать. Мне крайне необходим свежий взгляд на дело, но пока я просто мечусь от одного к другому. Мысли решили разбежаться, и в голове царила пустота. Я просто залип на бутылку «Малибу», выпадая из реальности. — Бармен уверил, что Вы любите этот коктейль, — вдруг раздался над ухом вкрадчивый баритон, — Но может угостить Вас чем-то другим? На соседний стул опускается главная звезда моих эротических фантазий и несменный актёр всех сексуальных сцен в лифте по адресу Шарипова 19/1. Сегодня на нём рубашка горчичного цвета, рукава которой закатаны по локоть, а три верхние пуговицы расстёгнуты и открывают острые ключицы. Белые скинни выгодно подчёркивают крепкие ноги и открывают тонкие лодыжки. Завершают образ тёмно-коричневые мокасины в цвет ремня. Это действительно одиннадцать из десяти. Хотя чего ещё ожидать от дизайнера. Ловлю себя на том, что уже долгое время верчу в руках бокал с любимым негрони, и отставляю его в сторону, обращая внимание полностью на Вадима. Он абсолютно справедливо уверен в себе, и это отзывается теплом, разливающимся внизу живота. Улыбается, как и всегда, протягивает руку: — Вадим. Хочет сделать вид, что ничего не было? Ладно, я в игре. — Ян, — пожимаю руку в ответ. — И бармен был прав, люблю негрони, но я уже перешёл на чистый джин. Без лишних слов заказывает два джина: мне и себе. Пьёт залпом и слегка морщится — не фанат крепкого? Смеюсь и протягиваю дольку апельсина. Огонёк в карих глазах сменяется непониманием, но быстро возвращает себе права, разрастаясь с новой силой. Вадим благодарно принимает протянутый цитрус, медленно кладёт в рот, но не спешит жевать. А вот притянуть опешившего меня к себе за шею очень даже спешит. Накрывает мои губы своими, и юрко пробирается языком в мой рот. Рецепторы улавливают горьковатый вкус кожуры, в то время как Вадим медленно проводит по уздечке и нижней поверхности языка и накрывает апельсин сверху, слабо нажимая и выдавливая немного сока из мякоти. От такой приятной смены вкусов, стону ему в рот, выражая тем самым одобрение и призывая к продолжению. Наши языки переплетаются, плотно держа между собой апельсиновую дольку. Он не спешит сокращать расстояние, лишь рука осторожно поднимается к затылку и пальцы зарываются в волосы. Шея приятно горит там, где он её касался. Отстраняется, забирая с собой переживший долгое путешествие фрукт, и я сглатываю слюну, смешавшуюся с апельсиновым соком, смотрю на Вадима будто сквозь туман. Вау. В следующую минуту мы уже на тацполе. Его разгорячённое тело так близко, что жар передаётся и мне — или наоборот? Кладу руки ему на плечи, скрещивая их и сокращая таким образом расстояние между нами до минимума, до жалких миллиметров, которые лишь подогревают желание. Наши тела повторяют движения друг друга, но дистанцию не нарушают. Кажется, эта игра ему по нраву. Поворачивается ко мне спиной и откидывает голову мне на плечо, прикасаясь щекой к щеке. Пёсик хочет ласки? Просить дважды меня не надо. Руки опускаются на крепкий живот, притягивая к себе. Левая остаётся на месте, очерчивая через ткань рубашки границы мышц, которые в моей голове живо предстают в обнажённом виде, а правая поднимается выше, останавливается на шее, слегка сжимая её. Рык вибрацией расходится по гортани и отдаёт в мою ладонь. Упругие ягодицы, обтянутые тонкой тканью, плотно прижимаются к моему паху, периодически двигаясь по оси ординат. Примем за ось мой вставший от таких нехитрых движений член, мне кажется, он сейчас идеально ей соответствует. — Старший лейтенант Иренов, не кажется ли Вам, что нам уже пора? — едва разборчиво говорит мне в ухо и захватывает мочку в рот, играя с ней языком. Опускаю руки на бёдра, прижимая их к себе сильнее, и слышу слабый стон. Да, определённо пора. Вадим уверенно ведёт в сторону парковки, открывает дверь чёрного рендж ровера, галантно пропуская вперёд, а после совершенно не галантно забирается мне на колени и закрывает дверь. — Домой, — коротко кидает водителю, который только кивает в ответ и включает музыку погромче, чтобы мы без стеснения могли продолжить начатое. Что, собственно говоря, и делаем. Вытаскиваю полы рубашки из штанов и забираюсь под неё руками, очерчивая мышцы спины, пробегая пальцами по острым позвонкам и вырывая рваный вздох. Вадим ёрзает на моих бёдрах, потираясь стояком о живот. Неудобно, хочется расстегнуть ширинку, как и мне. Но эта давящая боль добавляет остроты ощущениям. Мы целуемся, пока губы не занемеют, а машина тихо не остановится у нужного подъезда на Шарипова. — Тшш, притормози, ковбой, — смеюсь, когда мы выбираемся на улицу. Свежий воздух вместе с лёгким дуновением ветра приносит долю самообладания, и я отстраняюсь, заправляю рубашку Вадима обратно в штаны, поправляю его волосы и привожу себя в порядок, насколько это понятие вообще применимо к нам сейчас. В свете подъездной лампы я вижу, как в карих глазах появляется непонимание, затем смирение и тоска. Этот подъезд и лифт видели слишком много, и я не планирую делиться с ними тем, что целиком и полностью принадлежит мне. Все замутнённые взгляды, вздохи и стоны сегодня только мои. Надо всего лишь потерпеть минуту: пока лифт спустится и не отвезёт нас на пятнадцатый этаж, пока Вадим привычно не достанет ключи, не отыщет нужный и не впустит нас в дизайнерскую прихожую-куб. Уже здесь, внутри, я прижимаю его спиной к холодному керамограниту и кусаю выступающую ключицу, манившую весь вечер. Вадим тут же оживает с громким стоном, притягивая меня к себе, вжимаясь пахом в мой. Мы снова целуемся, торопливо раздевая друг друга. Желание порвать все пуговицы велико, их явно придумал какой-то садист, поэтому я решаю справиться сначала со штанами. Вытягиваю из шлевок кожаный ремень, который со звоном падает на пол, расстёгиваю пуговицу и ширинку. Благодарный стон вибрацией отдаёт по зубам. Следом за ремнём летит моя майка-поло и наши брюки. Вадим всё ещё в рубашке, под которой в трусах прячется такая желанная задница, ведёт меня в кабинет, щёлкает выключатель, и комната заливается тусклым светом, не давящим на глаза. Останавливаюсь в дверях и осматриваюсь, будто впервые здесь, но с моего прошлого визита ничего не изменилось. Разве что стол, на котором раньше стояли два монитора и карандаши, лежали планшет и прочие рабочие принадлежности, сейчас был пуст, абсолютно. Меня ждали? Он был так уверен, что я приду в тот клуб, что соглашусь поехать с ним? Смотрю с немым вопросом на Вадима, который уже забрался на стол и медленно расстёгивал рубашку, миллиметр за миллиметром открывая гладкую бледную кожу. — Я надеялся, — только и выдыхает он, будто прочитав мои мысли. — И надеюсь, что Вы, старший лейтенант Иренов, подарите и мне картинки на память. Рубашка падает рядом со столом, и я замечаю, что трусы его лежат там же. От этого рвёт крышу, и все вопросы мгновенно покидают мозг, когда взгляд падает на налившийся кровью член, слегка подрагивающий на бледном животе. Больше думать я не в состоянии. Единственное, что мне сейчас под силу, совершить рывок-прыжок к откинувшемуся на руки и изучающему меня Вадиму. Нависаю над ним, заставляя полностью лечь, и целую в шею, провожу медленно языком дорожку к соску и слегка кусаю его, после чего облизываю. Вадим шипит, выгибаясь, и прижимается стояком к моей груди, слабо трётся. Одной рукой хватаюсь за край стола, а вторую просовываю между нашими телами, обхватывая горячий член и выбивая из тяжело вздымающейся подо мной груди стон. Не спешу набирать темп, слабо провожу кольцом из сомкнутых указательного и большого пальцев вверх-вниз. Хнычет. Хочет большего и пытается толкнуться сильнее, быстрее, на что я лишь полностью отстраняюсь и убираю руку от жаждущего внимания члена. Картинки на память подарит, скорее, распалённый Вадим, который сейчас беззащитно лежит на столешнице из тёмного дуба, смотрит на меня из-под полуопущенных ресниц, закусив губу. Чувствую, как по икре и задней поверхности бедра скользят маленькие пальчики ног, тянутся к резинке трусов, поддевая её, и тянут вниз. Без промедлений снимаю бельё, о котором и забыл, полностью увлечённый своим партнёром, который сейчас довольно улыбается. Растрёпанные волосы прилипли к мокрому лбу, в глазах читается лишь желание. И кто я такой, чтобы отказать ему. Сердце пропускает удар, а дыхательная система на секунду даёт сбой, когда моего члена касаются всё те же проворные пальчики уже обеих ног, обхватывая его и начиная медленно надрачивать. Вадим с вызовом смотрит прямо в глаза и пальцем выводит на груди и животе какие-то непонятные символы. Наверное, заклинание привязывания, потому что в следующий момент я уже языком повторяю увиденное, постепенно опускаясь к требующему внимания стояку. Целую нежную кожу мошонки, слегка посасывая её, провожу языком от основания к головке и забираюсь кончиком под крайнюю плоть. Пальчики на моём члене сбиваются с ритма. Понравилось, значит? Начинаю медленно исследовать языком чувствительную головку, не оголяя её. Выписываю первый полукруг под кожицей, и Вадим громко стонет, закидывая ноги мне на шею, притягивая ближе, на что я лишь отстраняюсь слегка, аккуратно всасывая крайнюю плоть и вновь забираясь под неё языком. Проникая глубже и помогая себе рукой, стараюсь очертить полный круг. — Это… слишком… — еле шепчет, вновь ногами притягивая ближе, на что я послушно беру весь член в рот, надрачивая рукой и расслабляя горло, чтобы пропустить как можно глубже. Громкий стон эхом отбивается о стены кабинета и служит мне одобрением. Продолжаю, то посасывая и облизывая лишь головку, то вновь вбирая максимально глубоко и помогая себе рукой. — Яяяян, просто… выеби меня уже, — от собственного имени, звучащего так пошло, меня подкидывает. Отстраняюсь, и Вадим, пользуясь небольшой паузой, переворачивается на живот, чтобы удобней было залезть под стол. Пошарив там рукой, достаёт небольшой тюбик смазки и упаковку презервативов, заранее очищенную от пластиковой обёртки. Подпирает голову рукой, развалившись на столе, и наблюдает, как я оттягиваю крайнюю плоть, раскатываю по члену латекс и обильно смазываю его. Смотрим друг на друга какое-то время, и мой сексуальный блондинчик грациозно становится на четвереньки, слегка выгибаясь. Только сейчас замечаю анальную пробку и слабо сверкающий чёрный кристалл. Это какое-то испытание на прочность. Медленно достаю металлическую пробку и так же медленно засовываю обратно. Надавливая на стенки под разными углами, описываю несколько кругов в направлении движения часовой стрелки, после чего снова вынимаю игрушку, сменяя её смазанными пальцами. Внутри так тепло и тесно, что член уже болью даёт о себе знать, просясь внутрь. Но я не спешу. Проталкиваю средний и указательный пальцы до костяшек, замирая, вынимая и затем вставляя их полностью. Аккуратно добавляю третий палец и стону вместе с Вадимом. Да, он уже давно готов, знал, чего хочет. Но это не умаляет наслаждения, которое я испытываю, трахая его пальцами и стимулируя его простату. Аппетитная задница перед моим лицом так резво насаживается на фаланги, что у меня возникает желание её укусить. Так и поступаю, получая в ответ удивлённый вздох. Притягиваю Вадима к себе, обнимая со спины и целуя в шею. Крепко охватываю под грудью и спускаю на пол, нагибая над столом. Потираюсь головкой о разработанный анус и медленно вхожу, выхожу. Резким движением Вадим опускается на член до основания, звонко шлёпаясь ягодицами о мои бёдра, и предохранители от этого движения просто срывает. Понимаю, что мы оба ждали слишком долго и нежничать не надо. Набираю темп. Стол под нами уже начинает ходить ходуном, шумно елозя по полу. Соседи снизу, прощения просить не буду. Запускаю пальца в блондинистую шевелюру и притягиваю охуенно сексуального графического дизайнера к себе. Он откидывает голову на плечо, как тогда в клубе, и опаляет горячим дыханием моё ухо, в которое шепчет: — Куда круче, чем я себе представлял. Чувствую, что я уже на грани, поэтому резко выхожу и разворачиваю Вадима лицом к себе. Медленно целую в губы, переводя дыхание и слегка успокаиваясь. Он втягивает мой язык, посасывая, и я тону в омуте наслаждения. Отстраняется, вновь забирается на стол, раздвигая ноги в приглашающем жесте, и лениво надрачивает. Подхожу ближе, закидываю его бёдра себе на плечи, а руки завожу за голову. Снова целую и вхожу, проезжая головкой по простате. Стон в губы, мой любимый стон. Возобновляю фрикции, обхватив рукой член Вадима и двигая ею в ритме проникновений. Склоняюсь к соску, прихватываю его бусинку губами и обвожу языком. Чувствую, как этим нехитрым движением довожу до оргазма. Горячая сперма, пачкающая руку и живот, доводит и меня. Кончаю с протяжным стоном, падая без сил в объятия мужчины подо мной и закрывая глаза. — Я, конечно, не против и такой ночи, но может всё же ляжем в кровать, — тихо предлагает Вадим, перебирая мои волосы и поглаживая спину. Кажется, я отключился на какое-то время. Покорно поднимаюсь и подхватываю его на руки, несу в ванну. После водных процедур мы падаем в заранее подготовленную кровать и проваливаемся в сон. В полусознании я чувствую, как он прижимается сильнее, упираясь спиной в грудь, и крепко обнимаю. Давно я так не высыпался. Обычно крепкий сон уходит, как только появляется какое-то сложное дело. Вот как сейчас. Вадим тихо сопит, удобно устроившись на моей руке. Такой беззащитный и невинный. Убираю упавшую на лицо прядь волос за ухо и целую в нос. Смешно морщится и улыбается. — Доброе утро, — голос ломается после сна, поэтому выговорить получается только с третьего раза. — Я боялся, что это лишь сон, — признаётся честно, слегка заливаясь краской. — Доброе утро, Ян, — уже увереннее. И что дальше? Мне кажется, я так давно не оставался у кого-то или не приглашал к себе. Когда следует уйти, надо ли вообще уходить. Достаточно ли я хорош, чтобы остаться до конца дня, или мы больше не увидимся. Как он выпроваживает тех, кто ему не по вкусу? Мозг проснулся и незатуманенный алкоголем и наслаждением вновь включился в работу. — Ты же останешься? — спрашивает осторожно, будто у меня всё на лице написано. Снова. — Останусь, если ты этого хочешь. — А если я хочу приковать тебя наручниками и никогда больше не отпускать? — Давай наручники мы прибережём до следующего раза. — Следующий раз будет? В его вопросе и глазах столько надежды, что я даже при большом желании не смог бы отказать. Но такого желания у меня не было, поэтому я просто согласно кивнул и увлёк его в нежный поцелуй. Хоть ночью казалось, что Вадим относится скорее к семейству кошачьих, сейчас я вернулся к первому впечатлению — настоящий ретривер. Такой же неугомонный, игривый, любящий ласку и почесушки за ухом. Я был категорически против доставки еды и решил приготовить очень поздний завтрак, который по времени был уже ближе к ужину, сам. Возможно потому, что мне не хотелось быть для него одним из тех многих. Или потому, что хотелось впечатлить его ещё больше, а готовил я хорошо. А может всё и сразу, но то, как он следил за каждым моим движением, сидя на подоконнике на кухне, и то, как нахваливал еду, доставляло мне неописуемое удовольствие. Вот это я влип. Суббота проходит лениво на диване перед телевизором. На экране герой Джейка Джилленхола пытается вычислить террориста за 8 минут, и я невольно сравниваю себя с ним: так же мечусь от одного к другому, не замечая главного. Рядом лежит сексуальный дизайнер, устроив свою голову на моих коленях, и я отбрасываю мысли о работе. Этим делом занимаются и другие, Ян, тебе надо хоть немного жить и свою собственную жизнь. — Как нереально, но всё же хорошо, — подытоживает Вадим, когда по экрану бегут титры. — Глубокая мысль, — смеюсь в ответ и наклоняюсь, чтобы поцеловать его. Любовь победила. Вот бы в реальной жизни сила любви тоже решала бы все проблемы. Родители никогда бы не теряли своих детей, дети — родителей, а возлюбленные — друг друга. И все были бы счастливы. — О чём думаешь? Я снова ушёл в себя со своими размышлениями. Никогда не замечал такой привычки раньше, надо будет спросить у Маши. — О том, что ключ к миру — любовь. — Любовь и есть причина несчастий, — парирует он и, видя мой выжидающий взгляд, продолжает: — Ну, я не так уж и силён в истории, но вот, например, Троянская война. Пусть и мифология. Просто первое, что в голову пришло. Да и я уверен, что на почве любви совершаются преступления. Ты разве не сталкивался с таким? Этот вопрос заставил меня задуматься. Истинная ли любовь является причиной или слепая страсть, ревность, обиды. Как назло, все дела тут же вылетают из головы, и я не могу подобрать подходящий пример. Но тон мы задали вечеру хороший. Переместились на кухню, заварили чай и долго болтали о жизни. Ох уж эти ночные разговоры, ох уж эта атмосфера кухни, располагающая к откровениям. Затем мы перебрались в спальню, завернулись в плед и что-то долго обсуждали, пока усталость не взяла верх. — Вадь, мне действительно пора. Завтра на работу, — я лежал под придавившим меня Вадимом и молил о свободе. Стрелка часов близилась к девяти вечера. За ленивой субботой пролетело не сильно активное воскресенье, и, видимо, опомнившись, мой графический дизайнер решил отыграться за два дня, потому что уселся на мои бёдра, слабо двигаясь вперёд-назад, будто находился в седле, и легко целовал в шею, перехватив руки над головой. Контраст нежности губ и грубой силы, давящей на запястья, сила трения сделали своё дело — результат в виде стояка долго ждать не пришлось. — Я ведь не могу отпустить тебя в таком состоянии, — слова обжигают не меньше горячего воздуха, выпущенного вместе с ними прямо в ухо. Да его самого кроет не меньше! Думаю, именно поэтому хватка слабеет, и мне удаётся перенять лидерство, подминая Вадима под себя. Такой расклад его устроил, видимо, даже больше. Его расслабленная поза, неровно вздымающаяся грудь и губы, которые между которых то и дело скользил острый язычок, выбили последние капли здравого смысла из мозга. И снова я проиграл. — Сдаюсь, — только и выдыхаю, тянусь к манящим губам и чувствую победную улыбку в поцелуе. Вадим тянется куда-то в сторону прикроватной тумбы, и я понимаю намёк, но не спешу разрывать поцелуй. Отстраняюсь и удовлетворённо облизываюсь, когда трение о пах становится сильнее, а стоны, тонущие в моём рту, громче. Демонстративно медленно открываю ящик, испытывая его терпение. Содержимое — стандартный набор: смазка, презервативы и пачка сигарет. — Не знал, что ты куришь. Или только после секса? Я недостаточно хорош? — обиженно надуваю губы и машу открытой пачкой синего ротманса у лица. — Это не моё, — признаётся едва слышно, отводя взгляд, и меня вдруг накрывает понимание, отбивающее всякое желание продолжать. — А, твоего парня. Точно-точно, тёмный шатен, который был удостоен чести видеть тебя больше одного раза. Проблемы в раю или сложно быть с одним партнёром долгое время? Нда, я уже и забыл, насколько бываю ревнив, но чувства накрыли с такой силой, что контролировать язык становится невозможно. Говорить такое я не имею абсолютно никакого права. Ты хамло, Ян. В глазах Вадима грусть. Улыбка, украшавшая тонкие губы ещё минуту назад, пропала, и я не нашёл выхода лучше, чем просто начать одеваться. — Он не мой парень. Не больше выходного секса, как и раньше. Подумаешь, встретились не один, а два-три раза, и те по чистой случайности. Я уже на следующей неделе чуть с другим не ушёл, как вдруг появился его бывший и начал скакать на меня с кулаками. Весь настрой отобьёт, знаешь ли, — Вадим лёг спиной ко мне и свернулся калачиком. Прячется. Но чего он боится? — О, я забыл, что ты можешь устроить себе выходной, когда захочешь. Хоть во вторник, хоть в среду, хоть каждый день отдыхай, — может он боится тебя, кретин? Останови свой словесный понос! Голос разума я умею хорошо игнорировать, это точно. Иначе бы всего этого не было. Вадим резко подрывается на кровати и смотрит своими карими глазами прямо в душу, кусает губы, но молчит. — Это первый и последний раз, когда я отчитываюсь перед тобой, — больше, наверное, самому себе сказал он и со вздохом продолжил: — Мы виделись три раза: двое выходных в начале месяца и последний раз на прошлых, как раз перед твоим приходом. Ты настолько хорош, что после нашей встречи, мне даже больше и искать никого не хотелось — хотелось только тебя и твои стоны, которые засели в голове после того ночного разговора. И в Вавилон этот припёрся в надежде встретить тебя там. Ты прекрасно знал, на что подписываешься, так что не смей меня винить в том, что я живу жизнь так, как мне нравится. Последние слова он сказал уже с вызовом в глазах — я слегка поутих. Теперь была моя очередь обдумывать услышанное. Но я ведь чётко видел, как тот шатен поднимался на пятнадцатый на третьих выходных месяца и в какие-то будние дни. И где же он тогда был, если не здесь? У бабули за стеной? Или, может, у соседок напротив, которые «просто живут вместе»? Кроме них, Вадима и жертвы на этаже никого нет. В голове щёлкает — синий ротманс! Перед глазами встают кадры с камер наблюдения магазина, и желание продолжать сцену испаряется. Снова сажусь на кровать и прошу рассказать об их последней встрече в подробностях. Во взгляде Вадима читается непонимание, но он послушно рассказывает всё, начиная с одиннадцати часов вечера пятницы. Алкоголь, танцы, мастурбация в машине, секс в ванной, секс на кухне — и нет, мне вовсе не хотелось заткнуть уши, потому что представлять такое было неприятно. Потом утомлённый Вадим провалился в сон и проснулся от шума ударившейся о керамогранит ложки для обуви. — Он сказал, что хотел покурить, но не стал будить, чтобы спросить про балкон. Решил покурить в подъезде. Да я бы и не был против, думаю. Никогда просто не видел его курящим, да и не чувствовал, когда мы целовались. Ну мало ли, что-то случилось за две недели, что мы не виделись. Я не стал спрашивать. Тем более моему языку тогда нашлось занятие поинтереснее. Видимо, Даник и закинул сиги на автомате в ящик, когда полез туда за резинкой. Утром он ушёл, а потом пришёл ты. Больше мы не виделись и в гости ко мне никто не заходил. Рассказ окончен. Вадим молчит, а я собираю картину по частям. — Даник? Ты серьёзно ушёл с кем-то, кого зовут Даниил? — решаю разрядить атмосферу шуткой. — Вообще-то он Данила, — прилетает мне в ребро локоть. — Ещё лучше, — смеюсь и за плечи притягиваю к себе. — Ты сможешь прийти завтра в участок и рассказать там то же самое? Данила Струкачёв, 29 лет, преподаватель в местном ВУЗе, научный руководитель нашей жертвы. За обычными разговорами по душам выведал личную информацию, привычки своего студента. Следил за ним, проникал в дом, когда парня там не было, устанавливал скрытое наблюдение (все видеоматериалы были обнаружены после обыска компьютера). В ночь на пятое июля проник в квартиру жертвы и украл последнюю пачку сигарет. Знал, что первым делом после сна студент идёт курить, поэтому караулил того у магазина. Пригласил на кофе, в который подсыпал быстродействующее снотворное, привёз к себе и приковал к батарее. Там мы их и нашли. Звоню в дверь, которая открывается лишь через три минуты. В квартире темно, только в кабинете горит тусклый свет — навевает воспоминания. Мы не виделись четыре дня, не списывались и не созванивались после дачи показаний Вадимом, и я словил себя на мысли, что безумно скучаю. — Старший лейтенант Иренов. Разрешите войти? Усмехается, но всё же отступает, пропуская внутрь без лишних слов. Терпеливо ждёт, пока я проверну все замки. — Следственный отдел выражает Вам свою признательность за помощь в поимке преступника, — тянусь в карман, вытягивая из него наручники, защёлкиваю на правой руке один браслет. В тишине, окружённой керамогранитом, звук усиливается, и я слышу тихий смешок. — В качестве благодарности примите мои извинения за все плохие слова, сказанные Вам вечером воскресенья, и мою полную покорность всем Вашим желаниям.