Purr-fect Cafe

      «Purr-fect Cafe» открывает свои двери в десять часов утра. Хисын, его владелец, с кошачьего позволения встает за три часа «до».       Эспрессо можно было бы назвать самым подвижным из котов, но этот титул с удовольствием отобрал у своего домочадца Капучинчик. Однако последний котик предпочитал с утра подремать в самой высокой точке пространства, тем временем как Эспрессо, открыв желтые глаза, сразу выбирал идти другим путём. Например, пару раз пнуть лапой лицо Хисына. В конце концов, завтрак должен быть по расписанию.       От этого Хисын и проснулся. Он недовольно и сонно промычал, рукой стараясь оттолкнуть Эспрессо подальше. Безрезультатно — как и ожидалось, потому что черный комок голода уже запрыгнул юноше на лицо и помял щеку лапами. Его прервало только болезненное шипение. Когти всё-таки выпустил.       Хисын встал рывком и тут же об этом пожалел. Эспрессо от такого жеста драматично упал на спящую в ногах Мокку, перевернувшись на ходу, и та жалобно и высоко мяукнула, для полной картины ударив черного кота короткой лапкой с аккуратно подточенными коготками. Эспрессо на это недовольно прижал уши, но в ответ не ударил. Мокка, во-первых, самая младшая, а во-вторых, самая маленькая. Никто из кафе не посмел бы задирать крошечного и обычно добродушного манчика. Даже сейчас, окончательно проснувшись, кошечка медленно моргнула. «Извини.» Эспрессо ударил хвостом и отвернулся скорее от Хисына, который только вздохнуть и успел. Было дурацкой идеей открывать кошачье кафе на первом этаже своего же дома.       К себе в комнату, однако, котов владелец заведения обычно не пускал. Но эта троица всегда умудрялись к нему зайти. И Хисын пускай и пообещал им не открывать тайну таких чудесных возможностей, только этим угрожать милым мордочкам и мог. Особенно когда Капучинчик все-таки просыпался. Этот абессит, рыжий с «подпаленными» боками, с громким мяуканьем как зевал, так и продолжал вести свой день. Капучинчик единственный, кто понимал команды, но ценой этому нескончаемая разговорчивость. Поэтому очередным «мяу» он возмутился маленькой драке двух друзей. Мокка мяукнула в ответ. Эспрессо недовольно уставился на Хисына. И всё-таки завтрак.       — Хорошо-хорошо, — Хисын пробурчал, свешивая с кровати ноги. — Как-будто бы сами приготовить не можете.       И, конечно, первым делом громко отозвался Капучинчик. Эспрессо подбежал под шкаф, где друг улегся, и мяукнул ему в ответ. Два мяу — и кот всё-таки спрыгнул, потеревшись о черного котика боком. Мокка осталась лежать в кровати. Юная леди собиралась поспать еще немножко.       — Иногда мне кажется, что вы и в самом деле ничего не понимаете, — продолжил возмущения Хисын. Он чуть не сбил очки с тумбы, кое-как умудрившись их надеть и не проткнуть себе глаз. — Эсп! Ты вообще поспешил бы. Сегодня большой день.       И Эспрессо поспешил. Под кровать, если нужны уточнения. Хисын повел плечом и рукой позвал за собой Капучинчика. В отличие от друга, абессит с удовольствие потопал на длинных ногах за владельцем, довольно задрав хвост.       Через полу-прозрачные шторы на кухню приятным ласковым голубым проникал солнечный свет. Из окна дуло весенней свежестью; шумели машины. Капучинчик запрыгнул на подоконник, пока Хисын возился то с кофе-машиной, то с банками тунца. Если уж троица проснулась и изъявила желание поесть, то и остальным котикам тоже стоило бы. Один из них уже прибежал и лег у подножья двери.       Когда корм был раскидан по мискам, Хисын подтянул к себе свою чашку. Парадоксально, но на ней изображалась мультяшная собака с огромной косточкой в обнимку. Один из прошлых сотрудников подарил шутки ради. Может, чтобы владелец кафе не сошел с ума от количества усатых на квадратный сантиметр.       — А завтрак?       Хисын вздрогнул, пролив часть кофе на белую футболку, в которой привык спать, и с недовольным лицом обернулся к Капучинчику. Вернее, к тому, кем этот котяра любил становится.       — Я никогда не привыкну к вашим фокусам, — шикнул Хисын, отложив чашку от греха подальше. — Хотите моего инфаркта?       — Инфаркта? Нет-нет, не хотим, — «Капучинчик» активно замотал головой. Волосы растрепались слегка. — Я вот точно не хочу. Хён, я просто подумал, что тебе надо тоже завтракать. Ты как обычно выйдешь на смену без завтрака! А я не хочу…       — Всё-всё, хватит тараторить, — Хисын потер переносицу и поправил очки следом. — Тебе переложить тунец в тарелку или станешь котом всё-таки?       — Не хочу пока становиться котом! Хён, может, поменяешь одежду? А то пятно… Или это такой… Как его… Стиль? Да! Это такой стиль, да, хён?       — Стиль последней нервной клетки, — вздох. — Джеюн-а, слезь с подоконника, раз уж назад пока не хочешь.       И Джеюн — Капучинчик — с него спрыгнул. В человеческом обличье его кожа и в самом деле слегка загорелая, а волосы — тёмно-серые, как те самые «подпалины». Клиенты часто шутили о схожести этих двоих — о, и если бы они знали, как были правы. Даже взгляд в обоих обличьях у Джеюна одинаковый. Широко открытые тускло-зеленые глаза, которые с интересом и любопытством глядели на мир и редко моргали. Золотой блеск в них не был похож на звезды или что-то вроде, только на искры от сварки электрододержателем. Такие яркие-яркие, но если будешь смотреть долго, то собственные глаза сгорят. Поэтому Хисын и отвернулся, не выдержав пристального внимания к своей персоне.       Таких «фокусников» у него трое. Именно те, кто тайком из своих комнат пробирались к Хисыну. И если Эспрессо и Капучинчик уже много лет таким делом промышляли, то недавно подобранная с улицы Мокка решила копировать «старших братьев», следуя за ними хвостиком. Хисын провел полотенцем по футболке, стараясь оттереть черно-коричневое пятно.       — Джеюн-а, раз уж ты решил обратиться, — Джеюн кивнул. — Вы уверены насчет Мокки? Она с нами уже полгода, но я ни разу не видел, чтобы она становилась человеком.       — Уверены, хен, конечно уверены! Ты видел ее глаза? А запах? Она точно как я и Чонвон! — Джеюн подошел ближе и сложил на столешнице локти. Лежа на них, он повернул боком голову, взглянув снизу-вверх на лицо Хисына. — Я уверен, и Чонвон тоже. Просто она стесняется, наверное. Я не знаю. Она не разговаривает.       — Разве вы не понимаете друг друга, когда мяукаете? — спросил Хисын. — Кофе будешь?       — Буду кофе, хен! Спасибо. Добавь только сахар! И-и-и нет, не понимаем. Точнее, я и Чонвон друг друга понимаем. Но мы давно знакомы! И говорим на одном людском языке. Поэтому наши «кошачьи» разговоры звучат так же, как и ваша речь! А Мокка… Мокка мы не знаем даже, на каком языке говорит. Но мы с Чонвоном говорим на корейском! Хотя, если бы ты меня не научил, я бы так и говорил по-английски. Тогда бы мы все запутались! Да и вообще… Ты ведь тоже меня понимаешь, хен, когда я кот.       «Ничего подобного».       — Да, понял. Спасибо, что объяснил.       — А, хен! А что, ты не хочешь, чтобы Мокка была человеком? Разве так не веселее, хен? У нас с Чонвоном теперь есть младшая сестричка! Это же здорово. Мы правда не одни такие. Кстати! Чонвон же сегодня идет в университет? А когда? А там так же, как в школе? Если так же, то я не хочу, чтобы он общался с тем противным мальчиком, который приводил к нам свою собаку. Ненавижу собак! Хен, а ты…       — Твой кофе, — Хисын вручил «коту» дымящийся напиток. В отличие от «сырого» хисынового эспрессо без сахара и молока, напиток Джеюна всегда был похож на что-то из их детского меню — больше сахара, чем кофе. И обязательно сверху сбитые сливки, иначе Джеюн расстроится, но вслух скажет только «спасибо», а потом уйдет. Когда Джеюн таким образом уходил, Хисын даже видел призрачные поджатые к голове уши.       Джеюн, сразу забыв обо всем на свете, сжал в руках стакан, от которого на всю кухню, пропахшую рыбой, разнесся запах банана и горячего молока. Улыбнувшись хозяину во все тридцать два, это стихийное бедствие все-таки село за стол, принявшись за «кофе». Тунец из миски Джеюна Хисын сразу пересыпал назад в банку. Раз уж пьет молоко, рыбы ему дополнительно потреблять не стоит.       Старый кот, так и ожидавший завтрака в дверях, с хрипом зевнул. Хисын стал переставлять миски со стола под стенку, где обычно все пушистые-усатые и ели. По-настоящему коты голодные только по утрам. В течение дня на обед кошачья стая ползет неохотно, уже вдоволь наевшись едой посетителей. «Кошек кормить запрещено» написано на входе. Трижды. Никто никогда не слушал.       — Завтрак! — огласил Хисын, пока старый котяра с удовольствием подобрался к мискам.       Из коридора послышалось звучное мяуканье. Помимо троицы «оборотней» (как на самом деле люди-коты называются, Хисын пытался выяснить по сей день) в кафе обитали еще четверо нормальных зверушек. Старый Раф уже жевал положенную ему порцию; сестры Флэт и Вайт влетели на кухню первыми, сразу учинив драку за одну и ту же миску. Хисыну пришлось разнять. Рыжий Латте, кот без одного уха и глухой на второе, как обычно был обнаружен на одном из столиков. Хозяин ласково почесал голову коту, после чего тот, сразу поняв что к чему, посеменил на кухню вслед за остальными. Со второго этажа неловкими прыжками прибыла Мокка. Она потешно протопала за приоткрытую дверь, глянув по дороге на Хисына. Не было среди собравшихся только Эспрессо — собственно, виновника вечных ранних подъемов. Хисын решил пока его не беспокоить.       Из всех «оборотней» Эспрессо больше всего походил на человека. Тому была простая причина — Хисын познакомился с ним, когда самому Хисыну было десять лет, и родители приняли решение усыновить «странного» ребенка из детского дома. Чонвону тогда было всего четыре года. Младший брат вечно вел себя дико и непонятно, как настоящий зверек. Он не рассказывал про свое прошлое, да и в целом учиться говорить не собирался. Только через пару лет Хисын узнал всю правду. Тогда он был в шоке. Сейчас, когда он несколько лет назад подобрал Джеюна, ничего удивительного больше в происходящем не находил. Вел собственное расследование — да и то, в формате хобби. Может, некоторым вещам суждено быть непонятыми. А Чонвон вырос и совсем перестал быть похожим на маленького себя. Только ужасно любил огрызаться и уже года три как застрял в пубертате.       Когда Хисын вернулся на кухню, с порога на него влетел Джеюн. Благо, кофе из рук не вылил — а то «стиль» Хисына пополнился бы еще одним, в этот раз еще и сладким, пятном.       — О! Хен, я хотел узнать! А мой завтрак? Сделаешь нам общий, да? — радостно заспрашивал Джеюн, крутясь перед Хисыном.       — Сделаю.       Потому что отказ коту — приговор на собственную смерть.       Яичница и бекон не заняли много времени. Когда Хисын оставил на столе обе порции, все коты уже расползлись по углам. Довольные и облизывающиеся кошачьи морды слабо поднимали настроение с утра. Часовая стрелка близка к восьми. Двери университета откроются в девять тридцать.       — Я пойду проверю Чонвона, — огласил Хисын. — Не думай есть мою порцию.       — Хен, я честный кот! Чужое не трогаю, да и ты сам навалил мне во-о-он сколько еды! Наемся и пойду спать — хорошая идея, да? О, точно-точно! Хен, передай Чонвону…       Звонкий голос Джеюна перестал быть разбираем, когда владелец кафе стал подниматься по лестнице наверх. В ногах путалась Мокка, видимо, тоже заинтересованная, как у ее старшего брата дела. Хисын подобрал коротколапую кошечку на руки и помог ей добраться до второго этажа. Даже благодарного «мяу» юноша не получил. Но он привык — такова кошачья природа.       За дверью спальни Хисын обнаружил Чонвона — именно человеческое обличье, от кошачьего вида сохранившее только глаза и вечно ровную укладку, которую и не сравнишь с тайфуном-гнездом на голове Джеюна. Чонвон был крайне занят залипанием в телефон, и возвращение в спальню старшего ни чуть его не заинтересовало. Хисын тыкнул пальцем в верхнюю часть смартфона и потянул слегка на себя, привлекая внимание. «Кот» скучающе глянул на брата и все-таки отложил мобильник в сторону.       — Тебе скоро выходить, — обозначил Хисын. — А тебе еще нужно переодеться и позавтракать.       — Не хочу завтракать, — отмахнулся Чонвон и поднялся с места, следом потягиваясь. Он широко звенул.       — Ты меня разбудил, потому что голоден.       — Уже нет.       — Ян Чонвон.       — Иногда у меня складывается ощущение, что мы никогда не съезжали от родителей. Ну точно склочная мамаша.       И был таков. В щель не закрытой до конца Чонвоном двери просочилась Мокка. Раздался тихий стук и звонкое «мяу» — в свою комнату Чонвон сестренку не пустил. Хисын поправил очки и сам открыл дверцы шкафа. Стоит убраться внизу, раз уж у него снова появилось «свободное время».       Чонвон, закрыв за собой дверь спальни, упал на собственную еще заправленную кровать и сонно прикрыл глаза. Первый день университета, на поступление в который он согласился потом и кровью. А еще, возможно, долгими уговорами Хисына и двух школьных друзей. Сону и Минджи его чуть не придушили в объятиях, когда увидели друга в списке поступивших. Еще и всей троице повезло оказаться в одной группе. Это радовало — новых знакомств Чонвону заводить пока не хотелось.       Прошло минут пятнадцать, прежде чем юноша смог собрать себя на кучу и открыть шкаф. Почти весь его гардероб состоял из черных почти одинаковых рубашек и таких же оттенков штанов. На дверце повис комплект, подаренный Хисыном в честь поступления — молочная (Чонвон тогда отметил, что, вообще-то, жемчужная, и поссорился с Джеюном заодно) рубашка оверсайз и небесно-голубые джинсы. То, что с радостью носил бы Хисын. Рука потянулась внутрь шкафа за привычными темными оттенками, но удивительным образом сбилась с заданного курса. Впервые застегнутые пуговицы на ново вещи шли туго. Джинсы длинные — если наденет обувь без огромной подошвы, то будет наступать на них пятками. Чонвон посмотрел в зеркало и поморщился. Сам на себя не похож. И плевать — порадует старшего брата хоть в первый день учебы, а потом самозабвенно вернет слишком светлый комплект. С собой Чонвон захватил клетчатый пиджак. Весна только начала расцветать на улице, но бывало холодно.       Чонвон спустился вниз. Старик Раф ему вежливо моргнул и отвернулся, закрыв веки. С кухни выглянула довольная мордашка Джеюна.       — Чонвон-а! — радостно выкрикнул друг. — Ничего себе. Ты что, больше не черный кот?       — Сейчас дорогу тебе перейду и проверим, — огрызнулся Чонвон. Джеюн не понял, но посмеялся для приличия.       Хисын свою порцию так и не трогал, но уже попивал вторую чашку кофе. Или, будет правильнее сказать, первую с половиной. Во избежание очередного инцидента владелец кофейни обосновался в самом углу кухонки и переоделся в черное худи.       — Чонвон-а-а! — протянул Джеюн, усаживаясь рядом с другом за стол. — Ты только посмотри! Хен опять не ест. Сказал, для тебя порцию сделал. А я уже надеялся, что хен начал задумываться о своем здоровье. А-я-яй… Если его снесет ветром, то кто будет нас всех кормить?       — Работай ты чуть чаще, сам бы нас и прокармливал, — фыркнул Чонвон.       — Всё равно я вам плачу, — произнес Хисын, отпив немного кофе. — Ты надолго сегодня?       — Две пары, — ответил Чонвон, подумав. — И, я думаю, Минджи захочет еще погулять. Но это уже их с Сону дело…       — Приводи их к нам.       — Нет! — встрепенулся Джеюн, как ошпаренный. — Сону к нам нельзя! Он собачник. А вдруг снова своего пса притащит? Нет, хен, им нельзя сюда… Чонвон! Как вы вообще с ним общаетесь? Разве тебя не пугает его собака?       — Адель не так плоха для пекинеса, — пожал плечами Чонвон. — Она смешно хрюкает.       — Отвратительно! — Джеюн стукнул по столу пустой чашкой.       — Пекинесы по китайской легенде происходят от льва и обезьяны. Так что они наполовину ваши родственники, — Хисын поправил очки. — И не бей посуду, пожалуйста. Останешься без рыбы на неделю.       — Тогда ты тоже отчасти пекинес, — усмехнулся Чонвон. — Обезьяна двуногая.       — Ешь давай, а не умничай.       — Я читал, что гиперопека приводит к несамостоятельности, — тыкнув вилкой в яичницу, отметил Чонвон. — Вот тоже сейчас открою тикток и всем расскажу, что мою возрастную регрессию ущемляют и…       — Я подвезу тебя через пятнадцать минут. Пока протру столы, — Хисын оставил пустую чашку в раковине. — Джеюн, помой посуду.       На кухне остались только два кота. Джеюн к посуде и не подошел, потому что нашел беседу с Чонвном занятием куда более увлекательным, чем оттирание кофейных остатков с чашки. Они в самом деле разболтались, и когда завтрак был съеден, даже не убрали тарелки со стола. Они спорили о собаках — об одной конкретной собаке, которую Джеюн ненавидел. Как и самого Сону.       Причины были и Чонвон их понимал. Даже если они с Сону были отличными друзьями, этот человек не любил кошек вплоть до того, что если видел на улице, корчил кислую мину и обязательно высказывался о присутствии бедного кота. И потому, когда в старшей школе Сону впервые заглянул к Чонвону в гости, пережил полный культурный шок от количества мяукующих зверюшек на квадратный метр пространства. Тогда еще Капучинчик по своему обыкновению побежал радостно здороваться с гостем и пытался даже лапу ему на обувь поставить, но Сону отшатнулся так резко, что Джеюн остался с, как он говорил, «ментальной травмой». И теперь переспорить кота было невозможно: стоило сказать «Сону», и Джеюн приходил в искреннее недовольство. Обычно разговорчивый абессит был фаворитом среди гостей.       Зато Минджи все котики нравились и наоборот. Девушка была всегда добра к животным, и в их присутствии чувствовала себя как дома. Не поступила на ветеринара только потому, что боится крови и не любит медицину. Однако груммером Минджи работала уже третий год и ни на что не жаловалась. Вот ее Джеюн всегда был рад видеть — она даже приносила игрушки иногда, когда заходила в кафе. Но даже если Хисын сказал «пригласи их к нам,» Джеюн предпочитал сразу высказаться о недовольстве от шанса присутствия «этого-глупого-собачника» у себя дома.       Через пятнадцать минут Хисын вернулся на кухню и вздохнул, глядя на кучу грязной посуды. Он закинул тряпку на маленький крючок и похлопал Чонвона по плечу.       — Пойдем, пора на учебу, — сказал он, а затем наградил Джеюна укоризненным взглядом. Джеюн не понял и вскинул брови. С этим Хисын разберется позже.       Чонвон нехотя встал из-за стола и, махнув на прощание Джеюну, пошел за Хисыном к «пожарному выходу», который вел в гараж. Младший закинул сумку на заднее сидение, а сам уселся рядом с Хисыном на переднем. Он поморщился.       — Ты поменял освежитель воздуха? — фыркнул он. — Противный.       — Хороший, — не согласился Хисын, заводя машину. — Терпи уж, Чонвон-а. Мне теперь тебя снова каждый день возить.       — Я уже не в школе, хен, — запротестовал Чонвон. — Пары не всегда будут по утрам. Ничего не будет, если покатаюсь на общественном транспорте.       — В прошлый раз тебя чуть не сбила машина, — хмыкнул Хисын. — Это опасно.       — Ну нет. Я больше человек, чем кот, а то была просто случайность. Я же не ребенок!       — Скинешь мне потом фотку своего расписания, — заключил Хисын. Чонвон обиженно отвернулся, наблюдая за меняющимся пейзажем за окнами. Всё равно ехать им не так далеко, и не обязательно все время болтать.       Первый день учебы — почти как в школе, но совсем по-другому. Чонвон мало думал о том, как будет выглядеть университетская жизнь, строил образ того, что видел в дорамах, которые обожал смотреть Джеюн. Вот только там мужские персонажи всегда были состоятельными молодыми людьми уже в свои девятнадцать лет содержат целые компании или, по крайней мере, собираются их содержать. В чем-то Чонвон под образ подходил: у родителей Хисына, как и у самого Хисына, есть свой бизнес, но он маленький, и деньги они лопатами не гребли. А сам Чонвон, эдакий «male lead», зарабатывал свои карманные работой в кошачьем кафе. Для друзей он там официант и повар. По факту он еще и кот. У них с Джеюном своеобразные должности.       Во всяком случае, люди в университете не захотят его тискать и гладить, как происходит в кафе. В первые дни после открытия Чонвон терпеть этого всего не мог, прятался на шкафах, пока какой-нибудь ребенок с криками «киса, киса!» не бегал за ним, размахивая глупой игрушкой с перышком. Им с Хисыном пришлось пережить ровно три крупных скандала, прежде чем Чонвон согласился терпеть. И всё равно детей он ненавидел.       Наконец, машина остановилась. Университет через дорогу, но возле него парковочных мест не осталось, как и ожидалось. Чонвон отстегнул ремень и подхватил сумку.       — Удачи тебе, Чонвон-а. Напиши, если все-таки приведешь друзей. И не думай даже в первый же день спорить с преподавателями!       — Да-да, пока, хен.       Дверь машины хлопнула.       Что ж, видимо, началась новая глава жизни.