Пьянящая душу ночь

В одном из ночных клубов, где живут только опьяняющее веселье, неразрывно переплетающееся с туманом в голове и в сердце, взывающим остаться в месте, полном шума, пьяниц и танцев, где никто из гостей не задумывается о том, чтобы быть таким, каким он бывает на публике, забывались двое заклятых друзей, ненавидящих друг друга до такой степени, что не могли обойтись без сарказма и ссор при любом удобном случае. Они ненавидели друг друга настолько, что не хотели вспоминать совместное прошлое, где оба некогда были приятелями, объединившимися рядом с их общим и другом, с которым они оба чувствовали себя счастливыми. Они не переносили друг друга до скрежета зубов и томных взглядов исподтишка, когда никто из них не мог быть замеченным или униженным одним движением глаз, возвращавшим в далёкое-далёкое прошлое. Они не переносили друг друга вплоть до желания прикоснуться к рукам, изводившее обоих каждую встречу. Желание впиться в губы, не произносящие ни слова без сарказма, желание бесконечно долго смотреть в глаза полного идиота, до боли неуклюжего в своих действиях и до ужаса смешного в своих страхах они вдвоём всем сердцем презирали и игнорировали бы до тех пор, пока один из них не пропал бы навеки из бренной жизни. Они ненавидели друг друга настолько сильно, что сейчас, среди оглушающей музыки, пьяных до безумия людей и страстных желаний, подавляемых слишком долго, они с ненавистью, переплетённой с горечью и испепеляющей сердца любовью, яростно прижимались друг к другу в объятьях, жарко переплетая языки и руки, которые от ненависти не знали, куда себя деть. Му Цин всей душой ненавидел Фэн Синя за его слова, за его поступки, за глупую улыбку, что навсегда пленила его разум и представлялась в самых кошмарных снах, когда он просыпался, обливаемый потом, с чувством удушения вспоминая, что эту улыбку Фэн Синь больше никогда не пошлёт в его адрес. Фэн Синь ненавидел Му Цина до боли в сердце за его сарказм, слова, за предательство, за которое, впрочем, он ненавидел и себя, за его прекрасные, утончённые губы, с которых он не мог дождаться заветных слов, когда ловил себя на мысли, что простил бы ему все грехи мира, и с ужасом и злобой щипал себя за руки, возвращаясь в суровую реальность, в которой он никогда не сможет вдоволь налюбоваться на его прекрасные уста и никогда не почувствует их вкус. Они ненавидели друг драга настолько, что не замечали бесконечную любовь, которая в разы превышала ненависть, заглушая все её проявления при одном лишь взгляде на возлюбленного, эта бесконтрольная любовь всё время вырывалась из груди и не давала им покоя, когда каждый с сожалением засыпал, пытаясь забыть весь мир и себя, утомлённого вечным притворством. Сейчас никакой ненависти не было. Была лишь правда, приносящая неописуемые страдания и боль, которая, всё же, стоила своего существования взамен на горячее желание быть любимым и любить. Когда оба, напившись до полного забвения, обнажили свои истинные чувства и раскрыли болезненную правду, никому и в голову не пришло оттолкнуть любимого, которого каждый так сильно желал видеть в своих объятьях. Поддавшись воле случая, заклятые возлюбленные не заметили, как оказались в уединённом месте, где все громкие звуки и громкие слова остались позади. Словно в самом прекрасном сне никто ничего не говорил, боясь спугнуть это шаткое равновесие, которого они так яростно добивались. Никто ничего не говорил, говорили лишь руки, ноги, губы и сердца, так давно желавшие свободы. Выдыхая обжигающий воздух в губы Му Цина, Фэн Синь не заметил, как слова, давно зарытые глубоко в сознании, сами вырвались наружу, как только он посмотрел в эти потрясающие воображение глаза, с любовью глядящие лишь на него. - Вернёмся домой? Дом, в котором он жил никогда не был домом, в котором он желал бы остаться. Эти холодные стены лишь означали, что он смог добиться положения, к которому стремился, но также напоминали, что он потерял. Не издавая больше ни звука, он вытащил Му Цина из клуба за его изящную руку, которую он хотел бы миллионы раз расцеловать, оставив на ней уйму напоминаний о том, как Му Цин значим для него, и усадил на свой мотоцикл, невзирая на свой нетрезвый вид. Всего пара каких-то незначительных минут не станут настолько же мучительными, как многие годы непереносимости друг друга в пленительном ожидании чуда, которое с каждым днём становилось всё дальше и бледнее. Холодный воздух ударял им в лица, скрытые за шлемами, укрывавшие от посторонних глаз ужасное смущение и неловкость, которые стали настолько же явными, насколько явна была их ненавистная любовь. Зайдя в дом, чудом спасшиеся от накатившего головокружения мужчины, не желавшие терять ни единой минуты впустую, направились к кровати. Оказавшись в плену своих мыслей за отрезвляющим ветром, сумевшим развеять туман опьянения, оба замерли, так и не начав то, ради чего они сюда прибыли. Нависая над Му Цином грозной тенью прошлого, Фэн Синь остановился, чтобы ещё раз взглянуть в глаза тому, кто занял все его самые пленительные мысли. Му Цин долго избегал его взгляда, то и дело отводя глаза, что было совершенно не похоже на его дерзкую натуру, которую он проявлял каждый день по отношению к нему. Поймав его разгорячённое лицо за подбородок, Фэн Синь заставил его посмотреть прямо в свои глаза, доказывая всю искренность своих действий и намерений. К его превеликому изумлению, в этих глазах, неустанно закатывавшихся при любом удобном и неудобном случае, блестели едва уловимые слёзы, заставившие Фэн Синя оказаться в её большем замешательстве. Приблизившись к лицу Му Цина так близко, насколько было возможно до прикосновения к его коже, он еле слышно задал вопрос, мучавший его длительные года: - Что же происходит в твоей голове? Этот вопрос заставил Му Цина вновь вернуться в настоящее, к его отстранённому виду, с которым он мог закрыться в себе от всего света. Фэн Синь никогда не примет его, потому что он в его глазах предатель. Самый настоящий, паршивый, лживый предатель. - То, до чего тебе не будет дела. Отвали. Стерев с лица беззащитное выражение, он притворился, что ничего не произошло и попытался отодвинуть ничего не понимающего Фэн Синя в сторону, дабы уйти отсюда как можно скорее, пока они не сотворили ничего необратимого, которое заставит его сожалеть на протяжении всей оставшейся жизни. Но Фэн Синь вовсе не собирался всё так оставлять. Рывком прижав Му Цина к постели он снова схватил его за подбородок, заставляя заглянуть в свои глаза. - Не отвалю. - Отпусти, придурок! - Почему ты себя так ведёшь? Почему мне нет до этого дела ты **** даже не представляешь, какое мне есть до этого дела! - Ох, ну извините меня, ваше благородие, за то, что задел вашу честь своими словами, сейчас лягу под вас и буду молить о прощении. Подвинься, идиот, тебя это не касается, я уйду. - Да почему ты такой!? - Какой такой?! Такой, который сейчас тебе врежет, если ты сейчас же не дашь мне уйти! - Что у тебя на уме? - Дай пройти! Фэн Синь перехватил руку, намеревавшуюся ударить по его лицу, и ещё сильнее прижал Му Цина к мягкой поверхности, не давая ему и шанса пошевелиться и покинуть комнату. - Ответь! - Нет! Это упрямство всегда его до жути бесило. Сейчас единственное, о чём он яростно желал, это встать и хорошенько врезать Му Цину так, чтобы выбить из него всю дурь раз и навсегда. Но тогда ничего не получится, и они снова ввяжутся в драку, как делали это всегда, только теперь будут бить друг друга до тех пор, пока не смогут отпустить всё то, что не могут выразить словами. Недоговорённостей были слишком много, и никто бы их не разнял, поэтому единственным, что приходило ему в голову, было настаивать на ответе Му Цина. - Как же ты бесишь! - Ах ты… - но ему было не суждено закончить ругательство, готовое вот-вот сорваться с его губ, ведь эти самые губы были вновь взяты в плен разозлённым мужчиной, не желавшим мириться с таким положением дел. Пару минут Му Цин пытался сопротивляться, но, после тщетных попыток, поддался своему горящему желанию. Они вновь впали в транс, танцуя чувственный танец, в котором переплетались все противоречивые чувства, возникающие при мимолётном видении предмета обожания. Когда температура и напряжение достигли своего апогея, Фэн Синь вдруг обессиленно навалился на Му Цина всем своим весом, больше не пытаясь удержать последнего, руки которого так же вяло опустились без сил. Спустя непонятно какой промежуток времени, за который, казалось, в одну минуту уложился час, послышался шорох от движений человека сверху, который, внезапно отстранился, перекатившись на место рядом с Му Цином. Осторожно взяв Му Цина за руку, Фэн Синь повернул голову, чтобы увидеть вновь сверкающие слезинки в глазах, в которых меньше всего их можно ожидать. - Если ты действительно хочешь уйти, то… сначала выпусти всё то, что ты держишь в себе, и расскажи, а потом поступи, как захочешь… я не буду тебя останавливать, - в его приглушённом голосе словно что-то должно было вот-вот вырваться наружу, но он всеми силами старался вести себя как можно более сдержанно, боясь вновь спугнуть это проявление искренних чувств. Снова последовало длительное молчание, заставляющее сердце обливаться кровью и стучать в бешенном ритме, чтобы, в конце концов, остановиться. Вздохнув, Фэн Синь привстал, чтобы дать Му Цину побыть одному перед уходом, его запотевшее лицо выглядело очень изможденным то ли из-за переизбытка чувств, то ли из-за усталости сразу от всего. Всё вокруг вмиг перестало иметь смысл и стало пепельно-серым, каким всегда и было до этого удивительного момента забвения. - До сих пор… В изумлении уставившись на говорящего, Фэн Синь забыл обо всех тяготах, придвинувшись ещё ближе, но сохраняя дистанцию, боясь упустить хоть слово. - До сих пор мне всегда хотелось быть с вами хорошим другом… - так долго сдерживаемые слёзы теперь застилали весь его взгляд и стекали на мятое покрывало. – Я никогда не хотел вас предавать и в тот день… я до последнего действительно имел только хорошие намерения…но…неужели мне действительно так надо было предавать друзей ради матери? Вы бы ведь в любом случае остались там, но всё ещё можно было наладить, а с ней… знаешь, спустя несколько месяцев после того, как я смог добиться хорошего положения она… тоже ушла… и тогда я остался один, хотел найти вас, помочь взобраться выше и может даже стать опорой, но… вспоминая тот день, когда вы меня прогнали у меня не было права снова появляться у вас перед глазами, а потом пришёл и ты… и тогда, увидев тебя и ненависть, с которой ты на меня смотрел, я точно понял, что это конец, и больше шанса объясниться не будет… Слова лились таким же бесконечным потоком, как и слёзы, водопадом лившиеся из его глаз. Впервые в жизни он обнажил перед кем-то душу, не притворяясь и не закрываясь в себе. Он так привык подавлять все эмоции, что перестал считать их своими, словно отделяя их от своей души, закончив историю, которой не суждено было иметь хорошего конца. Или просто он так думал. Неловким движением приподняв Му Цина, он крепко-накрепко обнял его, хватаясь за эту его мягкую сторону, которая вообще не должна была появляться перед кем-то. Он хотел сказать ему тысячи слов извинений, вопросов, чувств, но просто сделал то, в чём действительно сейчас нуждался Му Цин. Слушая всхлипывания холодного и отстранённого по натуре человека, он не мог сам не поддаться чувствам и не дать волю эмоциям. Глубокая ночь, переходившая в утро, стала переломным моментом в жизни двух сломанных душ, которые сами себя подняли и спустя многие годы нашли утешение, в котором нуждались слишком давно, чтобы вспомнить. Цепляясь друг за друга, словно утопающие за спасительную соломинку, они не переставали плакать, что-то говоря друг другу, пока комья в горле не заглушали пламенные речи. Выговорившись, Му Цин отпустил от себя часть невыносимого бремени, разделив его с Фэн Синем, чувствовавшим то же самое и корившим себя за те же грехи перед прошлым, которого оба не могли изменить. Они не ненавидели друг друга, их любовь была слишком особенной, чтобы говорить о ней вслух или упоминать, словно она была такой же, как и у других. Обнажив друг перед другом свои истинные облики, они приняли каждый дюйм горя, которое их связывало, и заглушили бесконечной любовью, которую они пытались скрыть, то, что не давало им спать по ночам. С того момента, их жизни перестали казаться невыносимыми, а ночи – кошмарными и пугающими. Теперь они действительно были друг у друга, а это значит, что всё самое тяжкое осталось позади.