Реабилитация

Проснулся я недовольным, но тут же нашёл способ себя развеселить. Это было, правда, мрачное и злорадное веселье, но главное, что веселье. Я вытащил из шкафа свой набор нарядов на тот случай, если придётся входить в ряды преступников. Здесь даже все ещё была облегающая чёрная водолазка, в которой… Я проник к господину Тэ. Только ее с тех пор я не надевал, и никогда уже не надену. Да и не надо: Тэ даже среди шестерок хотел видеть людей на каком-никаком уровне, а вот для Злата у меня готовится совсем другой номер. Правда, как бы забавно ни было, самые жуткие и дырявые развалины, годящиеся, чтобы изображать уличного воришку-оборвыша, здесь тоже не подойдут. Надеюсь, что Злат все же не настолько низкого обо мне мнения, чтобы поверить, что я мог бы довести одежду до такого состояния непреднамеренно. Но у меня, определённо, есть вещь, которая его впечатлит. Точного названия ей у меня нет. Пожалуй, «уродливая кофта» подойдёт в своём роде. Она ужасна, однако, по ней видно, что её держат в приемлемом состоянии, как могут. Заштопанная в нескольких местах чёрными нитками, правда, разных оттенков и разной прочности. Даже с одной заплаткой. Из тонкой, ужасно мнущейся ткани, весьма неприятной на ощупь. И, конечно, прибавляющей образу детскости. Она одновременно была мала и велика мне. Висела, даже почти спадала с плеч, а рукавами доставала до ногтей мизинцев, а вот живота почти не прикрывала, хотя очень сомнительно, что такова была задумка создателей. И к ней весьма бесформенные, весьма мерзкого оттенка серого — штаны. Нет, в таком виде на завтрак я бы ни за что не вышел. Все исключительно для тебя, дорогой дядюшка Злат. Не терпится увидеть твоё лицо.

***

— У меня для тебя хорошая новость, дядя, — сказал я, как бы совсем не глядя по сторонам. Я не спешил замечать комнату Злата, поскольку она требовала яркой реакции, а я не был до конца уверен, смогу ли её сыграть. Но когда я увидел Злата, играть ничего не пришлось. Я застыл на месте, а потом и вовсе отступил на шаг. Злат восседал на своём несанкционированном диване, разодетый в пух и прах. Центром композиции был, конечно, возмутительный маникюр. Жёлто-зелёные, почти кислотные ногти с чёрным френчем. Небось рисовал всю ночь… Не менее зелёная рубашка обладала своим непристойным нюансом: вырезами на плечах, которые услужливо открывал пиджак, безупречно сшитый, но явно больше Злата размера на три, и предназначенный на замену норковому манто оперной дивы. Штаны… Это отдельный разговор. Как будто отлитые на Злате, они подчёркивали почти всё, что не следовало бы подчёркивать приличному человеку. Даже тапок, кокетливо висящий на ноге, был будто бы к месту. А вот геля для волос Злат явно не признавал, вследствие чего они представляли из себя художественно оформленную бурю в стакане. Накрашенные будто на сцену глаза зеленели сильнее прежнего, правда на этот раз… в них застыло удивление. Наверное, лишь это его удивление и спасло меня. Даже и с ним вместе облик Злата оказывал ужасающее по силе воздействие. Притягивал. Восхищал. Почти возбуждал. Почти. Стоило только ему совладать с собой, или стоило мне прийти как обычно, и все, что бы только мне осталось делать — снять резинку с волос, и быть выведенным отсюда. И, может быть, никогда, никогда не возвращаться. Но он был удивлён. Так искренне и глубоко, точно я ударил его по носу. И лишь это, лишь осознание этой победы на волосок от падения, позволило мне сбросить оцепенение первым. — Я не вовремя? У тебя свидание, дядя? — как можно более резким, даже обиженным тоном спросил я. Было на что обидеться. При нем в таком виде, чувствуешь себя сиротой перед лицом неприлично богатой медийной личности. Вот только кого же он хотел поймать? Меня или Истребителя? Нас обоих? Если же, следуя его записям, это у него «шуточное соревнование», то страшно представить, что из себя представляет настоящее. — Почему же? Ты как раз… ровно тогда, когда нужно? — в его тоне мелькнула тень целой сорванной репетиции, пошедшей насмарку. — Но ты… Какой-то уж очень нарядный, — неуверенно проговорил я, заодно, окидывая взглядом комнату. Чтобы уж она засчиталась за часть удивления по поводу его наряда. — И камеру как украсил… Может, тогда, у тебя День рождения? — А разве я не могу нарядиться, чтобы встретить любимого племянника?.. Уже и любимого. Очень быстро хочешь двигаться, дорогой дядюшка. — А я думал, я у тебя единственный, — снова с наигранным возмущением отозвался я. — А если и любимый, то в приличном смысле, — так достаточно агрессивно, чтобы никто ничего не понял? Или чтобы все сразу поняли всё. Но даже если они задумаются, лучше его охладить, чтобы больше не видеть в воображении такого, как вчера. Что ж, кажется, своего я добился, получив в награду медленно краснеющие уши и первобытный ужас в глазах, смешанный с чем-то… Похожим, пожалуй, на обиду. Но вот позы он почти не сменил, видимо, не желая терять лица перед охраной, да и нечто, смутно похожее на смущённую улыбку, растянуло губы. — Ох, только не надо тут!.. Таких шуток я наслушался в универе. Но я не улыбнулся и серьёзно посмотрел ему в глаза. Думаю, при всем дурном отношении, охрана меня поддержит в том, чтобы убедить Злата одеваться прилично. — Я не шучу, дядя. — Ты думаешь обо мне слишком плохо даже как о преступнике, Яся! — он пытался звучать преувеличенно обиженно, но на миг его голос сорвался на что-то… Будто бы настоящее. В итоге же он укутался в пиджак и, как сказал бы Семёну Калашников, сел нормально. — Может это ты думаешь обо мне слишком хорошо, — возразил я, чтобы уж совсем его не расстраивать. А то ещё закроется и не станет сотрудничать. Только я не верю, что он сделал это случайно. Я подошёл к нему совсем близко. Он грустно хмыкнул и поднял на меня взгляд, в миг ставший каким-то уставшим, несмотря на косметику. — А тебе понравилось? Я помедлил. Впрочем, после прошлой встречи, попытка ответить отрицательно, выглядела бы совершенно неестественно. Истребитель, наверное, снова будет зол. Ещё чуть выждав, я с нарочитой наглостью сел на диван рядом с дядей. — Да. Производит очень сильное впечатление. Может быть, ты думаешь… Со смущённой, но… умилённой?.. улыбкой Злат уставился на свои колени, пока его пальцы боролись с пуговицей на пиджаке. Суетливо, но всё ещё чересчур изящно. И на этом фоне пряди, будто случайно выбившиеся из его причёски у лица, смотрелись ещё более возмутительно!.. — Может быть, ты думаешь, — почему-то мягче повторил я, — что слово «родной» работает как волшебный переключатель. Но я до сих пор очень мало понял, что это вообще такое. И меня ничто не защищает, — кроме брони из уродливой кофты и отвратительных брюк. — Нет-нет, тебя обвинять не в чем. Это я не подумал. Я-то живу с этим давно, — его улыбка стала чуть увереннее, но нового взгляда в глаза я всё ещё не получал. — Мне сложно даже думать о том, что ты… взрослый, — с этими словами Злат почему-то отодвинулся от меня чуть дальше. Но не настолько далеко, чтобы это сошло за отвращение. Что ж, я знал, что он хороший актёр. — А что, как ребёнок я понимал высокую моду? — теперь и я улыбнулся, лишь уголками губ. Очень интересное оправдание. Ребёнку, конечно, голые плечи Злата дороже материнского молока. — Ты думал, что я смешной, — теперь его улыбка смотрелась совсем глупой, но зелёные глаза вновь сверкнули в моём направлении. И почему-то теперь это меня даже не насторожило. В отличие от его рук, ладивших со второй пуговицей совсем уж плохо. — И, к сожалению, не ошибался. Только смешные люди, как правило, не к добру. Растяпкин — большое исключение, и кроме того, он не специально. — К сожалению? — его брови взлетели, а выражение лица превратилось в совершенно меланхолическое. — Ну, — я неопределенно пожал плечами. — Мне с тобой весело. Так весело, что я забываю, что ты преступник, — и именно это тебе, конечно, и нужно. Хуже всего то, что это даже не вполне ложь. Я забываю, по крайней мере, что он опасный преступник. — Признаться, я тоже, — он неловко повёл плечами и как будто наклонил в мою сторону колени. — Правда… — он вздохнул, будто сожалел, что придётся сказать мне что-то неприятное, — не всегда в том смысле, в котором хотелось бы. — А в каком? — что ж, один вывод сделать можно. Мы выбрали неподходящее наказание. И на Злата оно влияет совсем не так, как требовалось. — В том, — он понизил голос почти до шёпота, — в котором тебе сложнее достать приличную одежду в мире без надзирателей и ограничений в передвижении. Пусть изначально я наряжался с мрачным удовольствием, но теперь вдруг почувствовал себя едва ли не смущенным. Хотя, с чего бы это? Злат просто лжет, чтобы подойти ближе. Я отвернулся от него. — Просто стирку пришлось устроить, вот и все. — У меня тоже бывают стирки, но что-то… — он бегло оглядел свои ногти, явно давая себе время подобрать слова и ещё раз осознать свою оплошность, — менее экстравагантное на замену всегда остаётся, — я видел его в тюремном комбинезоне только в основной камере, и явно по регламенту, а не по причине стирки. И теперь был удивлён, вспоминая, как мало меня впечатляли детали этого наряда, пока валялись на стуле и висели в шкафу. Очень интересно, где Злат их взял. — А тебя, как законопослушного гражданина с зарплатой и пособием, эта страна должна бы уважать побольше меня. — Ага, бегут и падают, — мрачно отозвался я, затем выпрямился и прямо посмотрел ему в глаза. — На самом деле, я просто не могу сейчас тратить эти деньги на одежду. Потому что это не главное. — Институт? — он одобрительно прищурился. — Да, — я решительно кивнул. А затем, опираясь на руки, подался к нему, вперёд. — Ты-то откуда все это взял, а? Не из дома же принёс? Или принёс? Разрешили? — Разве что серёжки, — смущённо улыбаясь, он смял мочку своего уха. — Остальное… В общем, пока надзиратели не понимают, что в шашках, нардах, картах и Овервотче ты лучше их, они довольно сговорчивы. Я прыснул, конечно, заработав шанс на безлимитные мрачные взгляды. Замечательно. Злат действительно разоряет наших агентов. — Ты тут ещё и в компьютер играешь? — я окинул комнату ещё одним взглядом. Злат, конечно, мерзавец. Порядка не бывало! Скорее, хаос утроил свои силы. А если говорить про стол, то теперь вместо трех ураганов, теперь там было ещё цунами и землетрясение. И это за один день… — Я уже начинаю думать, что ты не сбежал, потому что не захотел. — Многого можно добиться, капая на нервы тому, кому ты ещё нужен живым… — почти мрачно ответил Злат. Я выпрямился и снова отвернулся, будто бы разочарованно хмыкнув. Хотя, в действительности, этот ответ показался мне вполне интересным. Даже очень. Интересно, чего он добился? Очевидно, чего-то, чего мы не замечаем. Может, расслабленности охраны. А может, напротив, того, что мы отвлекаемся на его великую персону и забываем про актуальные дела. Злат притих, но даже не оборачиваясь, я чувствовал, как его взгляд сверлит мою спину. — Я не имел ввиду ничего действительно незаконного. — Смотри, дядя, а то через три года они тебя так и не отпустят, — будто бы растерянно выдохнул я. Вообще-то, я ещё не передал Злату эту «радостную новость», но, в конце концов, когда сказать надо слишком много, иногда забываешь, что успел озвучить прежде. А с такими потрясениями, как наряд дорогого дядюшка, ничего странного тут нет. — А они собирались? — с выражением умиления моей наивности, вдруг спросил Злат. — Ну да. Так и сказали, — дернув плечами, подтвердил я. Не удивлён, что Злат тоже в это не верит. Он здесь слишком давно, чтобы не понимать. Но племянник верил бы в это решительно. Я уверен. — Не думаю, что им доставляет удовольствие смотреть на тебя так долго. — Если бы всё решало это, они вышвырнули бы меня через три дня, — он вновь весьма выразительно взглянул в камеру. — Но они же не могут тебя здесь держать вечно, — конечно, можем. Но, если я правильно понял Кибера, это не является нашей целью. — Тем более… — я быстро опустил взгляд и скривил губы, как будто смущаясь. На самом же деле, нечему было смущаться. Я уже знал, что Истребитель опередил меня и объяснил Злату, что произошла ошибка. Но, уверен, дядюшке будет дорого услышать это именно от меня. — Мне сказали, что ты действительно понял все лучше, чем пресса. — Правда? — в его голосе совсем не было удивления, но какая-то доля… то ли облегчения, то ли радости прозвучала. — Правда. Объяснили, что не решились выдать версию, противоречащую официальной без разрешения директора. Вот он сам и рассказал, как все было на самом деле, — и Злат, конечно, был бы очень рад узнать, как близко я был к тому, чтобы за такую скрытность заставить директора заплатить сполна. — Вполне в их духе дурить самих себя, — скептически вздохнул Злат, театрально подперев щёку ладонью. Самих себя. — Не думаю, дядя, что кому-то из них это как-то навредило, — как можно остраненнее заметил я. Хотя Злат прав. Но как ко всему, что было исчерпано по мнению директора, возврата к этому не поймут. От меня не поймут. Но ведь это не могло бы совсем не разозлить настоящего племянника Злата? — Хотя я думал, что задача такой организации в защите всех… — но взгляда в камеру все-таки не послал. Не нужно. — Как может защитить кого-то контора, так отчаянно танцующая на своих же граблях? Не то, что отменить набор школьников, — они не соизволили даже запомнить, что не следует трогать мой стол!.. во избежании чересчур стремительной текучки кадров. Лишь на миг очевидная, но далёкая мысль о том, что и это наследие Жнеца — ведь что, кроме преданности, выигравает Академия, беря нас к себе так рано? — промелькнула в моей голове, но я решительно отодвинул её обратно, вглубь. — Так это они так твой стол разворотили? Выглядит так, будто кто-то безуспешно строил карточный домик, а построил гнездо осы, — сошедшей с ума трижды осы. — Нет-нет, это я кое-как привёл его в порядок, а они чистюли… Разложат всё по полочкам, половину выбросят, а потом — ищи-свищи и разбирайся, в каком месте у тебя теперь какая страница! Я подавил улыбку. Мне было одновременно приятно, что я заставил Злата повозиться, и противно, что то, на что ушёл час, как минимум, пропало безвозвратно. И почему? Потому что Злат не умеет пользоваться алфавитом — только хаосом? — Имеешь в виду, ты можешь что-то понять вот в этом бардаке? — Тут всё просто и ясно: я точно помню, где и что оставил, на какие стопки раскладывал, почему не дописал и куда пририсовал иллюстрацию! Что ж, иллюстрации Злата к его ненависти к Академии воистину стоят сожалений, если пропадут все разом. — А что пишешь? Тут бумаги на три леса… — не то, чтобы я об этом заботился. Но если в тот раз я не нашёл пропавшего надзирателя, это ещё не значит, что его нет тут сегодня. — Что-то вроде мемуаров, хотя надежды на изобличительную статью ещё не окончательно откинули копыта, — он иронически прищурился, смущённо клацнув ногтями. — Мемуары… — протянул я, но ощущая скорее интерес, чем веселье. В мемуарах Злата, сколько бы там ни было лжи, может быть немало интересного. А кроме того, я смог бы прочитать что-то важное, не выдавая этого никому. Ведь в космической свалке, именуемой столом Злата, никто и впрямь не разберётся. — А разве ты не слишком молод для этого? — Даже если и так, что мне ещё тут делать? Материть школьников в играх и изображать перед надзирателями умалишённого? «Мемуары» всё ещё звучит веселее, не находишь? — Да. Наверное, да. Мне никогда не приходилось так долго бездельничать, так что… — я вяло повел плечами. А затем, с неловким вздохом, задал вопрос, неминуемо возникший после того, что я обнаружил в прошлый раз. — И обо мне там тоже написано? — очень бы хотелось взглянуть. На эту пачку пустых листов, если говорить о прошлом. — Конечно! — он, было, оживился, но почти тут же стушевался вновь. — Если ты выдержишь страниц пятьдесят моего нытья… Великий скромник. Видел я твоё «нытье». Хотя, пожалуй, и правда видел. Цели разоблачить, что Злат и сам не знает ни о каком племяннике, у меня тоже нет. Но взглянуть все-таки интересно. — Давай проверим. Ты покажи мне, сначала, что-нибудь попроще. Например, как узнал вот об этих вот, — я кивнул головой в сторону камеры. — Ничего себе, попроще! — Злат рассмеялся, но как будто без ожидаемого от него высокомерия. — Это самое путанное! Хотя, в общем, и самое интересное… — Ну это попроще для меня, ведь из знакомых людей там будешь только ты, — хотя, если быть до конца откровенным, я не испытывал никакой неловкости, пока читал о себе самом среди бумаг дяди. Но, к примеру, Семён успел бы умереть от смущения. — Если ты совсем не помнишь Колю. Хотя, это и не удивительно… — с некоторой поспешностью, Злат встал на ноги, хотя похоже это было скорее на движение не вполне приличного танца. Настолько крепко заученное, что воспринимать его как что-то непотребное у самого исполнителя уже не выходит. — Я ничего не помню. И никого. Иногда обрывки сами всплывают, но я за них не цепляюсь, — кто угодно сейчас с лёгкостью скажет, что если уж все забылось, значит, там непроглядный мрак. Мне его хватает и без того, о чем нет смысла помнить. Может быть, это и звучит «слишком удобно», как для меня, так и для Злата, но выдумывать тут было бы куда опаснее. Я поднялся вслед за Златом и без стеснения подошёл ближе к столу. — Что ж, — буднично вздохнув, он вытянул приличную стопку листов из самого основания бумажной башни. И из середины другой, немало удивив меня тем, что вся эта конструкция умудрилась не рухнуть. — Так ты о таком порядке жалеешь?.. Конечно. Это ведь такой повод сломать головы всем, кому станет интересно. Кто от такого откажется? — Поверь мне, когда пишешь статью с середины, а после похода за чаем переключаешься на концовку заметки для дачного вестника, — кажется, даже интернет-издание до сих пор живо только из-за тех, кто читает его иронично… — это лучшее, что можно придумать. Я только заглянул ему в глаза, но ничего на эту тему больше не сказал. Я не допускаю мысли, что это случилось у нас, но часть людей сочла бы его опасным просто из-за этого. Властвующий над хаосом гений. — А что надо писать, чтобы найти настоящую секретную организацию? — Нет-нет, тут скорее наоборот… Сначала ты на них натыкаешься, и впечатляешься настолько, что в итоге превращаешься в журналиста расследователя, — на этот раз он стянул несколько листов с самой верхушки башни и протянул всё найденное мне. Я с осторожностью, будто действительно чего-то опасался, забрал их у него. Мне нечего бояться. Я знаю правду. А племяннику не сможет навредить ложь. Если только путаница, но ведь в листе, который я забрал, её не было. Собрав листочки так аккуратно, как можно, я снова заглянул Злату в глаза, почти вопросительно, а затем опустил взгляд в текст. Небезынтересно увидеть Кибера таким, каким он был в то время. И кроме того, узнать, как себя видит Злат. Как оценивает. И насколько его версия будет отличаться от версии Кибера.