Месть

«Я отомщу ему с тобой», - говоришь ты. «Раздевайся», - говоришь ты. И я теряю перчатки - там, в углу, за стойкой. Нетерпелива, неуемна - убеждаешь. Манишь прикрытыми веками и агонией рук. Горлышком бутылки, свистящим от настойчивого смеха. Волосами - не убранными, на пробор. «Третья», - говоришь ты, подчеркивая хаотичными жестами опыт в лесбийском сексе, а я думаю - каковы были те две, и вроде молчу, но: «Она сладко-богобоязненно вздыхала, а потом без перехода стягивала с меня белье и своими длинными ногтями, кажется, пыталась меня убить», - дергаешь ногой и добавляешь: «У меня есть колотые раны». За первой бутылкой следует вторая - и: «Наверное, я ее любила, но все-таки кровопускания - это отвратительно». Мне, конечно же, не сравниться с ними. «Знаешь, ты всегда мне нравилась. В меру импульсивная, в меру серьезная, в меру влюбленная в своего парня», - ты лежишь на моем плече и пытаешься не смотреть в потолок душного такси. Москва однозначно не хороша - мы скользим общим взглядом по пунктирам огней за стеклом, и ты вздыхаешь, стискивая мои пальцы. «Если меня стошнит, я заплачу», - произносишь совсем трезво и облизываешь мою ладонь. Утро рушится на нас внезапно после глупой, несостоявшейся ночи. «К черту все», - стонешь ты из-под подушки, и я падаю рядом, зажмурившись так, чтобы тело думало: звезды еще не гасли. Ты подрагиваешь вся от тяжелого, придавленного одеялом дыхания и задеваешь коленом мой живот. А я оглядываю тебя руками: тепло бедер, холодная белизна спины - все остальное скрыто под некрасивым одеялом. Руки замирают у выбивающихся на волю спутанных волос - щекотно - и брошенного в слабости детского вафельного полотенца - брезгливо. Вокруг все настолько не для нас, что верю - сплю. И во сне аккуратно разворачиваю твой кокон и целую твою грудь. Ты шепчешь чужое имя. Так ты мстишь мне.