Remember I'll always love you
Вокруг идеи «будки для поцелуев» крутится много разногласий. « — Объективизация.» « — Это вообще легально?» « — Кто захочет этим заниматься?» — Ну… это для благотворительности.⋆ ˚｡⋆☆˚ 🔖 ˚☆⋆｡˚ ⋆⋆ ˚｡⋆☆˚ 🔖 ˚☆⋆｡˚ ⋆
И так Ян Чонвон находит себя стоящим за стендом, напоминающим те, в которых обычно продают детям лимонад или мороженое, только в пастельно-розовый раскрашенным. Надпись «KISSING BOOTH» выглядит слегка приглушённой из-за своего тёмно-розового оттенка, но не менее привлекательной засчёт мигающих в выпуклых буквах маленьких лампочек, шторки под цвет раскрыты и собраны маленькой гармошкой, а сзади на стене, выложенной алым кирпичом, поблёскивает горящая неоновым заурядная вывеска в виде контура губ. Всё это до безобразия мило, включая Чонвона с его маленьким кукольным лицом и его сына, Пак Райана, четырёхлетнего мальчишку с маленьким носиком-пуговкой и любопытными, блестящими тёмным глазами; а так же нервным покусыванием губ в думах о том, где он в жизни забрёл не туда, и вопросами из серии «когда же я научусь держать язык за зубами?» — Папа, — Райан, одетый в свою свободную светло-серую футболку и спортивные шорты, болтает ногами на стульчике позади. — А отец придёт к нам? — …Нет, — приглушённо отвечает Чонвон спустя короткое время. — Он не придёт. В конечном счёте, оказаться в такой ситуации — ещё не самое волнующее. Дело в его друзьях, из эмоций которых, когда им посчастливилось узнать, на что он подписался, можно было составлять полноценную шкалу: начиная от неловкости, которой одарил его Джеюн, заканчивая лёгкой холодностью, проскользнувшей во взгляде Сонхуна — ледяного принца, хотя, Чонвона немного успокаивало то, что он по своему обыкновению холоден; Сону, его лучший друг, был откровенно не в порядке, хоть и утверждал обратное, и лишь Хисын, их «мамочка», с мягкой улыбкой похлопал его по плечу и огладил макушку, пестрящую блестящей чёрной шевелюрой. Однако этого было недостаточно, чтобы отстранить от него чувство, будто они… разочаровались в нём. Но Чонвон просто не в силах отказать, если у него нет на то веской причины. Все деньги уйдут на благое дело. И, он пришёл к выводу, никто ведь не пострадает. Кроме, возможно, самого Чонвона. Но, может быть, ему не стоит волноваться. Тихий детский вздох звучит слишком тяжело в тишине такого романтичного места. Райан выпячивает пухленькую нижнюю губу и глупо хлопает своими большими глазами-бусинками. — Не понимаю, как отец может не прийти для того, чтобы поцеловать тебя, — тянет он. Впервые Чонвон так проклинает факт того, что сына не интересует открытая на телефоне игра, и всё его внимание сосредоточено на папу. — Милый, мы с отцом не целуемся уже давно, — неловко парирует омега сквозь плотно сжатые зубы. Райан вздыхает вновь, прежде чем пожать узенькими плечами и вновь устремить своё внимание к телефону, на котором сейчас открыта какая-то игра, связанная со сбиванием цветных шариков из пушки — бабл шутер или вроде того. Чонвон прослеживает внимательным взглядом за тем, чтобы вторая маленькая ладонь сына, потянувшаяся к открытой упаковке сырных палочек, не слишком оттягивала свисающую с его шеи верёвочку, на которую привязаны очки. И неважно, что он чувствует большую нервозность, чем ожидал, неважно, что он вроде как хотел бы научиться говорить «нет», неважно, что его сердце никак не успокоится, неважно. И тут начинает цепочка «возможно»: возможно, цена слишком велика — пять долларов за поцелуй достаточно много; это ведь почти пять тысяч вон! За такие деньги можно купить себе несколько мороженых, сэндвич в ближайшем минимаркете или даже больше! Возможно, его никто не заметит? Ещё в восемнадцать у него отлично получалось оставаться в тени. Но это помеха для сбора средств, что является его основной задачей. Но, может быть, он сможет придумать альтернативный вариант? А если об этом узнает его б- Кто-то совсем рядом прокашливается. Чонвон подпрыгивает, чувствует, как сердце подскакивает к горлу — этот хриплый тон даже по одному звуку он с закрытыми глазами узнает из тысячи. Омега поднимает взгляд и растерянно моргает, хлопая пушистыми длинными ресницами, вытянутыми благодаря туши. — Хён? -ывший парень. Джей. Джей потупляет взгляд своих острых узких глаз и давит улыбку. Его альфа объективно красив: привлекателен, у него острая линия челюсти, высокая переносица, тёмные прищуренные глаза и прекрасная улыбка. Она действительно очаровательна, а его лицо так красиво преображается, когда он улыбается во все свои белые ровные зубы. Его тело — сплошной узор из татуировок, чернильными нитями извивающихся на карамельной коже, в ушах — дай бог сосчитать, сколько проколов, вместе с любимым пирсингом языка, в виде холодного металлического шарика. Но… ах, чёрт. — Привет, котёнок. У них с Джеем почти ничего общего, кроме отношений длиною в четыре года за плечами и ребёнка — четырёхлетнего сына по имени Райан, честь с которым вы уже имели познакомиться ранее. На самом деле, их отношения пестрили любовью, однако были под небольшим вопросом из-за разницы в возрасте: Чонвону было восемнадцать, он был юн и жизнерадостен, когда забеременел от двадцатишестилетнего Чонсона, который никогда не был уверен насчёт их романтических чувств друг к другу. Они разошлись два года назад, согласившись на том, что слишком разные: Чонвону двадцать два, и он до невозможного любит детей, оттого и в детском саду нянькой на полную ставку работает, отучившись в педагогическом колледже; Джею тридцать, и его страсть — это музыка. Он — настоящая поп-звезда, пишет и исполняет песни, продюсирует как опытных популярных артистов, так и совершенных в этом деле новичков. Уже два года они не были вместе, но часто проводили время друг с другом, когда соглашались на совместные встречи ради прогулок с сыном. Но ни разу за это время не целовались даже в щёчку, ограничиваясь стандартными поклонами перед тем, как Райан потянет их за пальцы, обернув полностью своими маленькими ладошками, играть. Они всегда были уверены, что больше не испытывают друг к другу никаких чувств, кроме банального взаимоуважения. Тем не менее, теперь Джей здесь. — Отец! Осчастливленный Райан поджимает под себя ножки и поднимается на коленях на и так высоком стуле, чтобы стать ещё выше. Его маленькое лицо светлеет, а глаза сияют неподдельной радостью. Райан зажимает телефон в одной своей маленькой ручонке, чтобы помахать ладошкой Джею. Джей усмехается, с нежностью выглядывая из-за плеча Чонвона. — Hi, солнце моё. — Hi! — в ответ Райан радостно хлопает в ладошки и кричит ещё громче. Чонвон цокает языком, прежде чем свои чудесные глаза закатить. Действительно, Райан любил Джея и был невероятно сильно к нему привязан. Он пошёл в него чертами лица, тёмными мягкими волосами, такими же кудрявыми от природы и завивающимися мелкими завитушками; был вынужден носить очки из-за не самого лучшего зрения, однако обладал отличным слухом и незаурядным для своего возраста умом и прекрасным речевым аппаратом. Райан даже мог бегло говорить на американском английском, несмотря на то, что начал вникать в него всего лишь чуть меньше года назад, когда его память начала активно развиваться. Ребёнок действительно пошёл в Джея, и внешностью, и интеллектом (хоть и не сказать, что сам Чонвон был глупым). — Я думал, у тебя сейчас работа, — растерянно бормочет Чонвон. — Так и есть, — Джей пожимает плечом. — Просто я узнал от Сонхуна про твою «будку поцелуев» и решил расспросить про место, чтобы навестить тебя. — Удивительно благородный поступок, — фырчит Чонвон. — И как ты относишься к этому? — Тебе честно? — Давай уже. Тонкие губы Джея складываются забавной уточкой. — Полная херня. Зачем было лезть? Оставался бы в детском саду, больше проку было бы. И кто заставил тебя лезть сюда?.. — Хорошо, а теперь заткнись, — раздражённо бурчит Чонвон и глаза к светло-розовому потолку будки возводит. — Никто не просил тебя говорить так много. Тем более, ты же знаешь, что я никогда не могу отказаться. Яркий аромат тёмного шоколада обдаёт его и проникает на носовые рецепторы, приятно щекоча нюх. Чонвон ахает; думая обо всём и ни о чём одновременно, омега не может не заметить те мимолётные мелочи, которые большинство людей, не знающих Джея достаточно хорошо, не смогли бы увидеть: нервную дёрганность его пальцев, неестественный угол улыбки, напряжённость накаченных мышц на руках, сплошь и рядом покрытых чернильными узорами татуировок, и почти неуловимые движения носа, когда он принюхивается к нежному аромату ванили и клубничного молока его омеги. — Конечно знаю, — бормочет Джей практически в его губы, обдавая горячим дыханием — их лица в нескольких сантиметрах друг от друга. — Я всё ещё помню, как в свои восемнадцать ты смущался оттого, что я подарил тебе блестящие духи Coco Chаnel, настолько, что готов был отказаться от подарка. Но не смог. — Как и от твоего члена, придурок, — тихо фырчит Чонвон, чтобы сын позади не услышал. Джей хмыкает. Его глаза темнеют, немного игривым огнём загораются, что совсем некстати в такой романтичной, казалось бы, атмосфере — ну, или Чонвону уже мерещится всякое. На его тонком бледном запястье браслет из драгоценных камней, который подарил ему Джей, и, вообще-то, не заметить это нет шансов. Но Чонвон надеется, что альфа не заметит. — И сколько ты уже насобирал? — он отстраняется и кивает на пузатую стеклянную баночку, крышка которой набекрень лежит на ней, сверкая скошенной пимпочкой наверху, и почти не закрывает. Чонвон передёргивает плечом. — Вообще-то, уже достаточно. У меня здесь… — призадумывается, силясь что-то вспомнить. — Сто двадцать пять или около того, — юный омега удерживает себя от того, чтобы на его лице самодовольный смешок не пронёсся сверкающей молнией, когда бровь Джея приподнимается, а губы сжимаются в упрямую линию на его холодном лице. Ревнует. — Но вообще-то, пятерыми из этих людей были наши… Под «нашими» он имеет в виду Хисына, Джеюна, Сонхуна, Сону и Рики, конечно же, которые оставляли на разных частях его лица, избегая губ, целомудренные поцелуи, чтобы, несмотря на всю свою предвзятость, немного помочь Чонвону; и, конечно, омега намеревается успокоить своего бывшего парня, однако видя реакцию Джея, Чонвон понимает, что, кажется, ему конец — его сейчас к ангелам отправят первым рейсом. — Как они тебя целовали? — наконец, бормочет альфа. Чонвон не смеет взгляд своих больших и блестящих кукольных глаз отвести. Его щёки заливаются едва заметным персиковым румянцем. — Это не важ- — Как они тебя целовали? — рычит Джей, настаивая. Его нахмуренные брови и плотно сжатые губы заставляют Райана, до этого спокойно болтающего ногами на стульчике и наблюдающего за ну совсем странно общающимися родителями, спрыгнуть и активно посеменить в их сторону. Заслышав топот маленьких ножек в голубых ботиночках с облачками и радугой позади, пара удивлённо, будто по команде оборачивается к сыночку. Райан, шаркая ступнями по полу, побегает к Чонвону и с улыбкой хватает его за указательный палец. — А я знаю, как хёны целовали папу! — уверенно и воодушевлённо, почти грозно лепечет альфочка. Джей оглаживает взглядом, в котором нежность плескается, маленькую фигурку, чья голова на отца задрана, и с любопытством наклоняется к прилавку. — Дядя Нуну целовал папу в щёку, дядя Джейки чмокнул его в кончик носа, — перечисляет не по годам умный малыш по пальцам одной руки. — Дядя Сыни обхватил его лицо ладонями и поцеловал в макушку, — бровь Джея взлетает вверх, а в голове Чонвона уже алеющей строкой пробегает надпись: «Пора бежать». — Дядя Кики поцеловал в лоб, а дядя Хунхун целовал его руку. — Один раз, — цедит Чонвон на молчаливый вопрос, вспыхнувший в глазах Джея. Джей хмыкает. — Детка, — он с трепетом в груди обращается к сыну, маленькая головка которого всё ещё задрана, а тёмные волосы рассыпались шапкой из едва завитых кудрей. — Никто ещё не целовал папу в губы? Райан убеждённо мотает головой. — Только туда, куда я сказал! — и подпрыгивает на месте взволнованно, крепкими подошвами ботинок ударяя в пол. — Но это можешь сделать ты. Чонвон ахает. Уже бледно-розовый румянец, заливший щёки и так сильно пекущий, начинает медленно, незаметно для него перебираться на нежную кожу тонкой шеи омеги. Мягкий причудливый контраст с его гладкой молочной кожей, почти белоснежной, на которой ещё недавно, казалось бы, можно увидеть россыпь фиолетовых следов от голодных поцелуев, сочетается с карамельными губами, блестящими от тинта, отдающего рыжеватым оттенком, и вязаной горчично-розовой жилеткой. — В любом случае, — бросает беспечно, добавив в баночку для наличных худую стопку купюр, на которую омега тут же переводит изумлённый взгляд, всматриваясь в гладкие доллары до тех пор, пока не скашивает глаза. — Хён, чт- — Один поцелуй стоит пять долларов, верно? — то, как Джей наклоняется вперёд, заставляет Чонвона почувствовать знакомое тепло, разливающееся в груди. Этот человек — его бывший парень, альфа, с которым они делили печаль и радость, вместе проводили будни, когда Чонвон был беременен Райаном, целовались долго и тягуче-сладостно и проводили незабываемое время в постели. Вместе обнюхивали маленького Райана, пахнущего молоком и корицей, на его первых месяцах жизни, когда он лежал у Джея на груди, пуская слюни на его дорогую футболку; вместе спали на большой кровати, когда Чонвон лежал на крепкой натренированной руке Джея, используя её вместо подушки, успокаиваясь второй большой ладонью, мягко, но по-собственнически покоящейся на его тонкой талии, а свою маленькую руку положив на спинку Райана, который лежал на животике, прижимаясь трепетно к его всё ещё набухшей от молока груди, в своей тёмно-синей пижамке со звёздами. А на потолке такие же сверкали — маленькие пластмассовые звёзды, светящиеся в темноте, и изгибающийся месяц. Вместе. «А почему мы вообще расстались?..» — проскальзывает мимолётно в голове у Чонвона, когда его рука невольно, по привычке, тянется, чтобы убрать спадающую вечно на глаза светлую прядь мягких волос Джея. — Здесь тридцать пять долларов, — бормочет Джей. Чонвон глупо хлопает глазами: — На семь поцелуев?.. Джей целует его в щёку. Он не спешит, и прикосновение его сухих тёплых губ совсем не ощущается странным. Чонвон сосредоточен и одновременно потерян на нескольких вещах: на близости альфы, на исходящем от него запахе такого яркого тёмного шоколада, на отсутствии того холода, что ещё совсем недавно был между ними, о котором Чонвон так беспокоился тогда. После Джей наклоняется вперёд настолько быстро, что Чонвон не успевает даже сориентироваться, когда его звонко чмокают в кончик носа. — Буп, — тихо отпускает Джей; уголки его губ щекочет усмешка. — Буп? — они слышат, как Райан повторяет это и, кажется, машинально подносит ладонь к своему носу. Раньше, когда альфочка, оставляющий за собой лёгкий шлейф аромата корицы, был совсем-совсем малышом, родители часто делали ему «буп!» по носику, заставляя заливаться звонким хохотом. Чонвон хихикает, но стоит ему выпрямиться, как старший обхватывает тёплыми, шершавыми ладонями с немного мозолистыми от игры на гитаре жёсткими пальцами лицо, чтобы наклонить к себе, и целует его в макушку. Чонвон краснеет гуще, чем в прошлые разы, хотя и не знает, почему; может, дело в том, как Джей мягко поглаживает его щёки или как задерживает руку на его плече. Джей улыбается мягко. Он тянется вперёд, ласково целует в лоб. — Это всего четыре… — Чонвон не успевает смутиться от собственных слов. Джей берёт его ладонь и целует. Чонвон поджимает пальцы от приятного покалывания на коже и чувствует, как всё лицо уже горит. — Пять, — подмигивает альфа. Затем перемещается на вторую щёку, ещё не тронутую, и оставляет на ней ласковый поцелуй. Джей отстраняется, игриво косясь на Райана, который, дуя свои маленькие пухлые губки, мягкой линией очерченные на лице, в форме сердца, сердито топает ножкой. — И всё?! — он дёргает растерянного Чонвона за указательный палец, и тот лишь мычит рассеянно в непонимании, что здесь, чёрт возьми, вообще происходит. — Ну-ну, детка, — Джей с озорством прикусывает кончик языка. — Погоди ещё, у меня последний поцелуй. Джей целует губы совсем мимолётно. Чонвон едва успевает зажмуриться, как и подобает; осадок сухих обветренных губ на его собственных, мягких и пухлых, измазанных кучей уходовых средств, лёгким шлейфом дразнится, уволакивая за собой. Джей улыбается ему, мило склоняя голову вбок. — Мне пора. До встречи, котёнок. Пока, детка, — он машет на прощание открывшему в забавном удивлении рот Райану, который и хотел этого, но почему-то не ожидал, отпустившему палец Чонвона своей ослабленной маленькой ладошкой, вспотевшей от напряжения. — Заберу тебя на выходные. Джей уходит, оставляя за собой лёгкий аромат горького шоколада. Чонвон касается мягкими бледными подушечками пальцев своих губ, припухших от нервного терзания зубами. Омега замечает, что, уходя, альфа снимает блокировку с телефона, и на рабочем экране видит размытую фотографию, чьи очертания напоминают фигуру его самого среди нежно-розовых цветов. Он был в той же одежде, что и сейчас, и совсем недавно просил Джея сфотографировать его, когда они впервые за долгое время гуляли с Райаном в парке только втроём. — Может, и неплохой идеей было сфотографировать меня на его телефон, — лепечет он, обернувшись к Райану. Райан надувает свои и так пухленькие щёчки, бледные и по мягкости больше напоминающие рисовые пирожки: на его щеках под глазами рассыпаны бледно-коричневые веснушки, и Райан сам удивлялся, откуда они, ведь ни у отца, ни у папы таких и в помине нет. Джей называет его солнцем, а Чонвон утверждает, что его поцеловало солнышко. Малыш кивает, серьёзно и со всей ответственностью, чем заставляет Чонвона тихонько рассмеяться — согласен, мол, я полностью согласен. Понимает всё. — Хочу бургер, — выдаёт ребёнок, скрестив ручки на груди и сжимая маленькие пухлые ладошки, и Чонвон хихикает, снисходительно прикрывая трепещущие веки с дрожащими от волнения длинными ресницами.⋆ ˚｡⋆☆˚ 🔖 ˚☆⋆｡˚ ⋆⋆ ˚｡⋆☆˚ 🔖 ˚☆⋆｡˚ ⋆
— Пап, а отец придёт сегодня? Райан задаёт интересующий его вопрос, пока жуёт откушенный кусочек бургера — его голос немного приглушён из-за еды во рту. Чонвон растерянно мычит. — Не знаю, может быть, — он даже предположить не может, что для него будет лучше. — Не разговаривай во время еды, Райан, это моветон. «Дурной тон» для Райана — это самое плохое замечание, которое он может получить, поэтому малыш тут же спохватывается, послушно кивает, тряся тёмными волосами, как какая-нибудь маленькая неваляшка, и усаживается на высокий стул — Чонвон следит и молится, чтобы сын не захотел с него прыгать, представляя себя Человеком-пауком, не меньше — поудобнее. Что интересно, ответ не заставляет себя долго ждать. Спустя короткое время, проведённое двумя в относительном молчании, Райан, прищуренными глазами высматривая кого-то на горизонте, восклицает, чуть не подавившись своим купленным мороженым: — Отец! Отец пришёл! И правда. Чонвон даже не знает, почему он улыбается, когда видит выросшую на горизонте крепкую фигуру альфы. Джей подходит ближе, и теперь видно, что он выглядит так, будто его только что выволокли из постели — что, зная его, скорее всего правда, хотя день уже близился к вечеру. На Джее очки в тёмной оправе и с двумя парами золотистых заклёпок по бокам, которые Чонвон постоянно забирает себе. — Сегодня в ресурсе, проснулся раньше, чем обычно? — Чонвон дразнит невинно совсем, не позволяя себе большую наглость в присутствии хёна. В ответ Джей только фырчит, не удостаивая его ответом. — Ты опять позволяешь ему трескать фастфуд и сладкое? Он кивает на потерянного Райана, который, плюхнувшись на попу на стуле, лижет самое обыкновенное ванильное мороженое из McDonald’s, еле удерживая в своей ладошке большой вафельный рожок. На внутреннем выступе будки в раскрытой упаковке покоится надкушенный бургер. Чонвон закатывает глаза. — Заткнись, хён. Если ты не хочешь, чтобы Райан ел много сладкого, это не значит, что он не может есть его совсем. Джей пфыкает. На его плече ремень от чехла для гитары, который он поправляет мимолётным движением. — Bad and unhealthy food. Чонвон фырчит и глаза свои чудесные закатывает к потолку, а Райан, чьё лицо измазано ванильным кремом для мороженого, пахнущим так же вкусно и нежно, как папа, приподнимает маленькие и тонкие тёмные бровки. — So bad, father. Stop being so aggressive, — просто отвечает он и вновь зарывается ртом в мороженое. Лицо Джея кривится в удивлении, когда Чонвон дразняще высовывает язык. — Don't tell your father what to do, baby. «Ц-ц», — Райан протяжно цокает языком, но не удостаивает подобный выпад ответом. Но Чонвон продолжает улыбаться сам себе, когда Джей приходит снова. На самом деле, он не знает ничего о личной жизни Джея, который после Чонвона скрывает её как от публики, так и от самого Чонвона, и от этого ещё больнее. Он не рассказывал никому, потому что глупо рушить то, что у них есть сейчас, чтобы попытаться воссоздать нечто, уже давно утерянное. Хотя, один раз за относительно недавнее время у них с Джеем была тёплая близость. Может, около полугода назад. — Разве это не странно? — Чонвон как-то спросил об этом, когда они лежали вместе, кутаясь в тепло пушистого одеяла. — То, что я не знаю, что чувствую. Джей по-доброму покачал головой и коснулся губами его макушки. — Ты не выбираешь, кого любить, Чонвон, — он улыбался, когда произносил эти слова, и Чонвон знал, что они думали друг о друге, говоря их. Вот дебилы. — И это нормально. И Чонвон знает о том, что он слишком молод для того, чтобы иметь ребёнка, знает, что люди говорят о любви, влюблённости и крашах; он знает, что Джей, возможно, слишком взрослый для него, чтобы продолжать оставаться вместе. Он знает. Но он знает, что люди, создающие слухи вокруг их пары, не знают настоящего Джея, который сейчас опускает пять долларов в баночку. — Так?.. — Ты всё-таки это спланировал, — Чонвон шепчет ему в губы. Джей пожимает плечами и мягко улыбается. — Может быть. Да, их друзья, возможно, были здесь неслучайно, а ревность Джея к ним была ничем иным, кроме как актёрской игрой — хотя, он может ревновать так и всерьёз, Чонвон знает. Чонвон чувствует в груди прилив смелости и позволяет себе наглость: подцепляет кончиками пальцев очки, чтобы схватить их аккуратно за тёмные дужки и надеть на себя. Джей хмурится, прежде чем перевести на его глаза растерянный взгляд, в котором читается: «Этот котёнок серьёзно только что снова своровал мои очки? Снова.» — …произошло спиздивание, — невнятно бормочет он. Чонвон тихонько хихикает ему, такому потерянному, хотя, казалось бы, они оба должны к этому привыкнуть. Но тут же ахает, упираясь мягко и слабо в чужую крепкую грудь, обтянутую белой футболкой, когда Джей хватается пальцами за его талию, чтобы вновь приблизить лица друг к другу, оставляя между ними лишь считанные жалкие миллиметры. — Во-первых, мы расстались два года назад, и ты сказал, что будка поцелуев — это херня, — трепетно шепчет Чонвон. — А во-вторых, Райан хотел послушать твою новую песню. — Во-первых, мне всё равно, и я хочу целовать тебя, котёнок, — Джей оставляет мягкий поцелуй на его губах. — А во-вторых, наш сын сейчас пялится на нас. И, по-моему, ему уже всё равно на песню. Как по команде, альфа и омега оборачиваются к Райану, удивлённо раскрывшему рот. С уголка его маленького рта, струясь, капает мороженое, что тает на уголках круглого рожка и стекает вниз по ослабшей маленькой ладошке. Ну вот… Теперь отмывать его дома целиком в ванной надо. Ещё и очки заляпал! Чонвон усмехается, прежде чем обернуться на Джея. А после хватает его за воротник его любимой полосатой рубашки, покоящейся на крепких плечах поверх самой обыкновенной белой футболки, и прижимает к своим губам. В ответ Джей целует его намного дольше, чем в первый раз. Джей целует Чонвона с вниманием, которое присуще лишь тому, кто и без того ждал слишком долго, чтобы сделать это, и теперь готов насладиться каждой каплей. И, кажется, в какой-то момент жульничает, отстраняясь, чтобы вздохнуть, а затем возобновляет то, что, Чонвон уверен, позже будет доказывать, было одним поцелуем. Его длинные грубые пальцы ощущаются в волосах мягко естественно, а протяжный томный выдох, сорвавшийся с губ омеги в его губы, становится его маленькой личной победой. Когда он отстраняется, припухшие губы Чонвона краснеют, как и его стремительно алеющие щёки. — Пойдёшь ко мне в гости вместе с Райаном сегодня? — с придыханием бормочет Джей, упираясь в лоб Чонвона своим. В ответ Чонвон хихикает. — К тебе — ни за что. Не хочу снова столкнуться с твоим огромным чудовищем. Бровь Джея изгибается мягкой дугой. — Ты про мой член? — Размечтался. Я про твою глупую агрессивную собаку, которая больше меня в десять раз, придурок. Прикрыв глаза, Джей тихо смеётся, обнажая свои белые ровные зубы, и Чонвон смеётся в ответ. Если честно, омега никогда не был сторонником убеждений а-ля: «если простишь — то любишь, если любишь — то простишь, простил — любил, не простил — дебил!», но как будто бы Джея и не за что прощать. Разве только за то, что они почти были готовы разбежаться, как в море корабли. Но Чонвон ведь знает, что Джей, если надо будет, его из-под земли достанет. И, это… Возможно, обратно в землю положит. — Так мы… может, пойдём прогуляться в парк? — первым возобновляет разговор Чонвон. — Моя смена уже закончилась, — неловко добавляет он. Джей ухмыляется. — Конечно, котёнок. Твоё желание — моя команда. Губы Чонвона плавятся в обаятельной улыбке, отчего на его мягких бледных щеках выступают глубокие очаровательные ямочки. — Эй, Райан, милый! — омега оборачивается к сыну, который растерянно дожёвывает мороженое. В ответ малыш ёрзает на стуле, а после очень резко и внезапно садится, свесив ножки с сиденья, упирается в него липкими от сладости руками и склоняет голову так, будто готовится смотреть какое-то представление — не хватает только попкорна. — Пойдём гулять с отцом? Райан вздыхает. — Ну только-только до тебя дошло. — Что?.. — Чонвон хмурит брови, пока Джей посмеивается ему в шею, находя время между короткими поцелуями в неё. — А то я не видел, как вы смотрите друг на друга, — бурчит мальчик таким тоном, что, кажется, теперь самый умный и сообразительный здесь он, а не его родители. — И зачем расставаться было, не понимаю… Obviously, — он показательно хлопает себя маленькой ладошкой по лбу. — Я сейчас приду. Бургер доем, — авторитетно заявляет он — без сомнения, самая важная персона на свете. Чонвон хихикает. Омега проходится по пушистой макушке Райана своей маленькой ладонью, проходя мимо него, когда покидает будку, и хочет встать рядом с Джеем; но стоит ему только оказаться возле альфы, как тот тянет свои большие цепкие руки, чтобы окольцевать его талию и прижать к себе, удивлённый писк между губ приглушая. — Чёрт возьми, — рычит Джей в его губы. — Если бы не сын, я бы прямо сейчас запихнул тебя в эту тесную будку, задёрнул шторы и отымел дважды. Чонвон на заявление альфы лишь глаза расширяет: — Я тебя знаю, но угомони своё внутреннее животное хотя бы на время того, когда мы с сыном, Боже… — Угомоню, когда чужие альфы перестанут раздевать тебя глазами, когда мы идём по улице, котёнок. — Детка, может это тебе стоит поработать над тем, чтобы показать, насколько я твой, м? Если ты хочешь вернуть меня обратно, может, тебе нужно дать им почувствовать, что ты ещё не старый и не теряешь хватку, не думаешь? Джей прослеживает за секундным блеском на дне его зрачков. Обаятельно ухмыляясь, он облизывается, чувствуя лёгкую жажду из-за желания отучить того огрызаться с ним прямо здесь и сейчас. Альфа притискивает маленькое тело омеги ближе к себе, сжимая его невозможно тонкую талию. — Я бы мог просто пристрелить всех этих уёбков, но с нами Райан. — Правильно, Пак, поэтому ты потерпишь, — Чонвон нежно зачёсывает блондинистые волосы мужчины назад, проходится меж них пальцами и легко целует в макушку, приподнимаясь на носочки из-за на первый взгляд небольшой, но довольно ощутимой разницы в росте. — Не мой конёк, котёнок. — Ты такой ребёнок, когда ревнуешь без повода, знаешь?.. — Чонвон смеётся, прежде чем с нежностью оглянуться на маленькую фигурку сына, который подбежал к ним и задрал своё почти чистое личико, которое вытер так тщательно, насколько мог. Джей усмехается с теплотой. — Ну что, детка, ты готов? Хлопая звонко в ладошки, Райан, растерявший весь свой былой скептицизм, подпрыгивает на месте. — Да, да! Я уже съел. Но ещё хочу пиццу! Мы должны устроить праздничный банкет в честь того, что вы теперь снова вместе. — Только через мой труп, — фырчит Джей, стоит только маленькому сыну упомянуть слово «пицца». Чонвон хмыкает, закатывая глаза: — Извини, но два праздничных банкета я не потяну. Джей хочет возмутиться, но это не в его компетенции, когда альфочка, держась за обе руки родителей, шагает вперёд, таща за собой и цепляясь маленькими, липкими, сладкими ладошками за их пальцы. Кажется, на улице уже вечереет, но неудивительно, что в середине апреля сумерки опускаются на город гораздо позже. Теперь Сеул не загорается множеством огней в такое время, и Райану только и остаётся, что пялиться в небо, где едва уловимыми фонариками, почти такими же, как на вывеске в будке поцелуев, загораются звёзды. Чонвон не любит такую мрачную погоду, кутается в чёрную джинсу куртки, которую Джей накинул на его плечи под слабые протесты, мол, не нужна она ему. Жарко стало, видите ли. Райан звонко смеётся, тихонько визжит, резво болтая ногами, когда Джей с Чонвоном, обмениваясь короткими взглядами, поднимают его над землёй. Чонвон улыбается, посмеиваясь в унисон, а после переводит взгляд на Джея. Тёмные кошачьи глаза смотрят из-под его очков, цепляются за родимое пятно в виде неровного, но ясно вырисовывающегося сердечка на шее, по которому Чонвон так соскучился; как и по тому, чтобы целовать его каждый вечер перед сном. Джей смотрит на него в ответ. В усталых, но радостных глазах Чонвона отражаются звёзды, и Джей понимает, что никогда так не любил прежде.