Три поражения

      Лань Сичэнь был достойнейшим из мужей. Прославленным воином, закалённым в бою. На полях сражений он не единожды сталкивался со смертельной опасностью и не терял твердости духа, но даже ему не было уготовано избежать поражений в этой бесконечной схватке с самим собой. Страх брал верх над ним трижды.       Первый раз он лишился воли во время осады горы Луаньцзан. После того как кланы заклинателей умылись кровью в Безночном городе, праведные намеренья и месть даровали им цель, которую они вознамерились достич любой ценой. Гору обступили плотные ряды великих, как им тогда казалось, воинов. Ужас объял их сердца, когда они увидели, какими силами повелевал Старейшина Илина и как эта мощь, лишенная контроля, обрушилась на своего хозяина. Мир получил избавление от кровожадного чудовища самым жутким образом и заклинатели, которым посчастливилось уцелеть в этом урагане рвущейся плоти, прокатились по горе Луаньцзан карательной волной, будто намереваясь срыть её своими мечами до самого основания. Позже Лань Сичень в сердце своем признал, что тогда не только Старейшина Илина потерял контроль. Резня, учинённая после, имела мало общего с благородным желанием избавить мир от зла. Одна мысль, что подобное сражение может когда-либо повториться, заставляла высокородных заклинателей уничтожать всё и всех, что было хоть как-то связанно с основателем темного пути.       Второй раз страх взял верх над Лань Сичэнем, когда по возвращении в Облачные глубины, дядя велел ему сообщить Лань Ванцзи о свершившемся. Сочувственно и с тягостным сердцем, Лань Сичэнь полагал, что лучше брату узнать о произошедшем именно от него, а не каким либо иным способом. Решение дяди могло быть истолковано превратно, но все же было продиктовано искренней заботой о своем младшем племяннике и Лань Сичень это знал. Он ожидал, что брату нужно будет оказать поддержку, даже если внешне тот не дрогнет. Чего он не ожидал, так того, что Лань Ванцзы с его ранами ускользнет из-под надзора и лично отправится на гору Луаньцзан. Обнаружив его записку, Лань Сичэнь испугался. Он гнал от себя мысль, что возможно они виделись в последний раз. Он места себе не находил, каждую минуту борясь с желанием сорваться вдогонку. В конце концов, он решил, пусть Ванцзы больше никогда не заговорит с ним, лишь бы он просто был в порядке, даже если навсегда покинет Облачные глубины. Но Ванцзы вернулся. Вернулся иным человеком. Во хмелю и с ребенком на руках. Теряясь в поступках брата, Лань Сичэнь не мог до конца с уверенностью утверждать, был ли малыш на руках у Лань Чжаня единственной причиной его возвращения или нет.       Но в третьей раз Лань Сичэнь изведал то, что заставило его в дальнейшем думать о собственной смерти со спокойным умиротворением.       Пробудившись от вина, Лань Ванцзы самовольно принял свое наказание. Ни словом, ни отношением он не выказал брату обиды, но Лань Сичэнь не мог игнорировать своих подозрений, что отныне Ванцзы присутствует не всецело в этой жизни. В конце концов, он собственноручно нанес себе увечите, будто так и надо. Отрешённость Лань Чжаня могла являться результатом уединения, в котором он отныне находился постоянно. Это было достойное объяснение, но братские чувства Лань Сичэня были в смущении и он старался приглядывать за братом по возможности, что не составляло никакого труда. Лань Ванцзы больше не покидал Облачные глубины, не покидал своего уединения и вел себя, будто последние несколько лет вовсе не были прожиты. Но настал момент, когда Лань Сичэню пришлось отведать горечь своей нежеланной правоты. Целитель, который следил за состоянием второго молодого господина Ланя, указал на одно обстоятельство. Спустя должное количество времени, раны на спине второго молодого господина Ланя, едва начали затягиваться, хотя для заклинателя его лет и уровня духовных сил прошедшего времени было более чем достаточно для полного рубцевания даже таких серьезных ран. Лань Сичэнь, уверившись, что с братом твориться что-то неладное, проявил всю возможную заботу, а целитель стал неусыпно следить за состоянием второго молодого господина Ланя, подозревая, что тут кроется некий коварный недуг, но их общие усилия будто бы усугубили ситуацию и спустя всего пару дней последовал нежданный удар. Едва поросшая тонкая кожа, что покрывала раны на спине Лань Чжаня вздулась и подверглась порче. Когда Лань Сичэню, всё же удалось увидеть это воочию, он изменился в лице. Сам Лань Чжань совершенно не разделял волнений брата. Он заверял, что не чувствует каких-то особенных изменений и не позволял суетится вокруг себя. Дух Лань Ванцзы был все крепче с каждым днем, но его тело неизменно теряло силы. Лань Сичэнь посещал его каждый день. Если сначала они проводили время сидя у стола и Лань Сичэню удавалось налить брату дополнительную порцию целебного чая, то теперь Лань Чжань уже не мог подняться с постели и говорил с братом лёжа. Лань Сичэнь не мог представить, что может быть хуже и ощущал свою полную беспомощность, но хуже становилось каждый раз. В последние визиты брат даже не сразу его узнал и, в конце концов, Лань Сичэнь отказался покидать покои Ванцзы. Он видел, как брата бьёт крупный озноб. Ему с трудом удавалось выпить воды из поднесенной к губам чаши. Тело Лань Чжаня охватил жар, что сжигал его изнутри. Брат буквально таял на глазах, и настало утро, в которое он так и не пробудился, а продолжил валяться в бессвязном бреду. Целители, коих набралось уже в количестве трех штук, объясняли его дяде Лань Цижэню, что не сталкивались с подобным течением недуга. Духовные силы второго молодого господина Ланя были при нем и, тем не менее, болезнь хозяйничала в его теле. Их усилиями они оберегали больного от губительной лихорадки и единственное объяснение его состоянию, на данный момент, заключалось в возможном проклятье, которое поражает внутренние сопротивление к любым недугам. Лань Сичэнь проводил у постели брата уже вторые сутки. Он вливал в него свои духовные силы, стараясь сохранять спокойствие и благожелательность по отношению к людям, которые пытались помочь Лань Чжаню. Целители предостерегли дядю, что если так пойдет и дальше, то их помощь может понадобится уже обоим молодым господам, не говоря уже о коварности проклятья, которое с легкостью может перекинуться на столь близкого родственника. Обеспокоенный Лань Цижэнь попытался удалить Лань Сичэня из покоев больного, но получил решительный отказ. Никогда до этого его старший племянник не возражал ему даже в личной беседе, а теперь открыто перечил его воле не взирая на присутствие посторонних. Отшатнувшись, Лань Цижэнь молча, покинул покои. Когда прохладный ночной воздух коснулся его лица, к нему вернулась ясность мыслей. Он понял, что чудовищным образом теряет детей, которых воспитывал с малых лет. В итоге он оставил Лань Сичэня там, где тот жаждал находиться больше всего, но строго велел заботится о своем собственном отдыхе. Лань Сичэнь подчинился без колебаний. Время от времени лекарь отстранял его от ложа брата и делал иглоукалывание. Лань Сичэнь оценил эффект от процедуры с первого раза. Если раньше он всего лишь предполагал искусность лекарей, которым вверили заботу о Лань Чжане, то теперь убедился лично, что в деле врачевания им не было равных. Однако, теперь это знание порождало больше вопросов, чем успокаивало. Выбрав нужный момент, во время очередного иглоукалывания, он тактично поинтересовался у лекаря, что же по его мнению препятствует исцелению брата. Лекарь был самым молодым из трех врачевателей. Лань Сичэнь подозревал, что именно поэтому его заботой стало состояние фактически здорового человека. Хотя именно из-за своего возраста он мог отнестись к переживаниям Лань Сичэня с большим пониманием, чем его более умудренные опытом коллеги. Лекарь поведал ему с осторожностью: — Молодой господин, именно ответ на этот вопрос нам сейчас недоступен. Как только мы обнаружим причину, помощь вашему брату станет вопросом времени. Возможно, нам с вами стоит объединить наши знания. — Если в моих силах восполнить возможные прорехи, прошу, спрашивайте. — И я могу рассчитывать на вашу откровенность, молодой господин Лань? Лань Сичэнь с секундной задержкой кивнул. Молодой лекарь улыбнулся и продолжил: — До меня доходили слухи о втором молодом господине Лане. Люди восхищаются им. В таком юном возрасте он обладает рядом выдающихся заслуг и непревзойдённым мастерством. Лань Сичэнь слушал хвалебные речи в адрес своего брата не первый раз, даже можно сказать привык к этому, но сейчас не мог взять в толк, как это вообще относится к его нынешнему состоянию. Лекарь продолжил: — Так же есть мнение, что он сосредоточие неизмеримо крепких духовных сил. Это действительно так? Лань Сичэнь все подтвердил. По крайней мере, среди заклинателей его возраста и статуса брат был одним из самых одаренных. Лекарь согласно кивнул: — Столь мощные духовные силы, столь закалённые разум и тело. Много лет всё это служило на благо и ему самому и окружающим, но скажите мне, молодой господин Лань, что случиться, если безупречный клинок умелой рукой обратить к себе идеально заточенным острием? У Лань Сичэня ёкнуло сердце. — То о чем вы говорите, невозможно. — Всё возможно, когда речь идет о людях. Для практикующих мое ремесло, отметать малые возможности весьма предосудительно. — Вы не знаете Хань Гуань Дзюня. — Да,— согласился лекарь, — но вы знаете. Мысленно пройдитесь по всем своим знаниям и дайте ответу самому вас найти. — В этом нет необходимости. Домыслы не развеют моей уверенности. — Пусть так, но помните, что второй молодой господин Лань даже сам может не осознавать путь, на который ступил. Столь ли удивительно, что человек, до этого не имевший изъянов внезапно перестал быть идеалом. Возможно, нам даже повезло, что его разум сейчас затуманен. Молодой лекарь резко прикусил язык и опустил взор. Пульс, который он сейчас мерил, выдал, что сдержанность его собеседника обусловлена не чувствами, а воспитанием. Он поспешно добавил: — Очень хорошо, что вы сейчас здесь, но вам стоит следить за своим состоянием тщательней, так как это может быть одним из непременных условий благополучного исхода для вашего брата. Лань Сичэнь учтиво улыбнулся и поблагодарил лекаря за беседу. Как бы там ни было, чувство благодарности было искренним. Отныне он перестал ощущать себя бесполезным свидетелем. Прерываясь на точно выверенные периоды восстановления, все остальное время он посвящал исполнению песни очищения сердца. Долгие ночи и не менее долгие дни не приносили улучшений, но и ухудшения не наступало. Лекари заверяли, что это благоприятный знак и Лань Сичэнь позволил себе им поверить. Теперь он играл с большим воодушевлением. Доиграв завершающую ноту песни, он облегченно выдохнул и прикрыл глаза, а когда шокировано их распахнул, за окном уже чернела ночь. Разбудил его не внезапный звук или неудобная поза, в которой Лань Сичэня застиг сон, а непозволительное ощущение отдыха. Он уснул. И заботливые лекари не стали его тревожить, а может просто подверглись той же напасти. По крайней мере, именно тот, что присутствовал сейчас в тихих покоях, явно дремал, прислонившись к стене. Лань Сичэнь ошарашено поднялся на ноги спотыкаясь и задевая предметы вокруг. Что-то с грохотом упало на пол. Лекарь на это и ухом не повел. Лань Сичэнь поднял опрокинутый меч и застыл в непонимании. Его освеженный сном разум тут же подсказал ему, что не так. Их с братом мечи он мог различить не глядя, однако на секунду он их спутал. Почему? Он выронил меч второй раз. От Биченя не исходило прохлады. В два прыжка он подлетел к Ванцзы и сдернул с того одеяло. Жар вернулся. Волны лихорадки прокатывались по телу Лань Чжаня, сводя судорогами его конечности. Лань Сичэнь коснулся брата и тут же отдернул руку. Это был конец. Даже если Ванцзи выживет, подобная лихорадка почти наверняка пожрет его разум. И чья это была вина? Лань Сичэнь схватил брата на руки и вылетел стремглав вон из покоев. Он бежал, будто его самого подгоняли кнутом. Своими резкими движениями он сорвал корку с многострадальных ран на спине Вандзи и теперь чувствовал, как из них вновь выступила свежая кровь, но он не остановился пока не достиг цели. Каждая секунда промедления казалась смертельной. Он медленно и аккуратно погрузил брата в воды холодного источника. Как бы Лань Сичэнь не спешил, он не хотел, что бы у Ванцзы от резкого перепада температур разорвалось сердце. Тело Лань Ванцзы выгнулось дугой. Свистящее дыхание сделалось резким и прерывистым. От каждого вздоха он судорожно дергался, рискуя уйти подводу, но брат крепко сжимал его в своих руках. Когда Ванзи затих, Лань Сичэнь наконец погрузил в прохладную воду и его голову. Струи воды подхватили черные волосы Ванцзы и окутали этими мягкими шелковыми прядями их обоих. Лань Сичэнь взглянул в едва узнаваемое от болезни лицо своего брата, и сердце его пронзила боль. Его красивый, справедливый, добрый брат такого не заслужил, он не заслужил всё это. Лань Сичэнь с силой сомкнул веки, не вынеся представшей перед ним картины, и на его ресницах выступили дрожащие слезы. Их мать умерла, оставив в его душе пустоту, которую он заполнил заботой о брате. Весть о смерти отца застигла его в бегах. Он скрывался и таился, повторяя про себя, что не в силах был повлиять на роковые обстоятельства. За место скорби ему досталась жажда мести. Но сейчас... сейчас, когда жизнь брата утекала из его рук как вода сквозь пальцы, он еле сдерживался, что бы не вопить как смертельно раненная тварь. Потому что тот драгоценный дар, что когда-то преподнесли ему родители, боги вознамерились востребовать себе. Лань Сичэнь взмолился тому, в кого верил сейчас больше всего: — Лань Чжань... Лань Чжань, прошу тебя... Не оставляй меня. Что мне делать? Что нам делать в мире без тебя? Он обнял брата и прижал к себе. — Из нас двоих ты же всегда был самым сильным! Я никогда не о чем тебя не просил, но сейчас я прошу. Прошу тебя, Лань Чжань, останься сильным и теперь. Все тело Лань Сичэнь сотрясало, от еле сдерживаемых рыданий. Как безумный он продолжал ронять слезы, которые никто не видел и слова, которые никому не было суждено услышать: — Я больше никогда... Я больше никогда тебя не придам, даже в мыслях. Просто останься со мной, прошу тебя. В эту ночь Лань Сичэнь выплакал всё нутро, прижимая к сердцу своего младшего брата, будто баюкая младенца. Он плакал по матери и отцу, но самое главное по себе. Ведь когда-то в прошлом он жил на свете и безмятежно наслаждался своим счастьем. Уж лучше бы у него никогда не было брата, чем терять его вот так. В сумрачности своего сознания, он не чувствовал больше нечего, и только плеск вод источника заполнял пустоту внутри. Лань Сичэнь закрыл глаза и ведомый звуками воды, отстранился от всего внешнего и внутреннего, стремясь углубиться в единственную оставшуюся духовную связь. Он поддерживал Вандзи, больше не загадывая и не оставляя сил на потом. Второй раз за сутки его сознание стремилось провалиться в дрему, но на этот раз он не дал себя увлечь. Долго пробыв на гране, он открыл глаза, узнав чувство глубокого мирного дыханья, и от этого ощущения сам перестал дышать. Перестал чувствовать. Всё перестал. И едва не выпустил из безвольных рук драгоценную ношу. Он поверить не мог, что сработало. Он смог вернуть брату сон. Едва живой от пережитого Лань Сичэнь боялся шевельнуться, что бы не спугнуть свою удачу. Он медленно опустил взор. Глаза Лань Чжань быстро перемещались под закрытыми веками, а брови хмурились. Того определенно одолевал некий сон и у Лань Сичэня даже в мыслях не было его будить. Он был оглушен своим немым ликованием и безотрывно созерцал спящего брата. Губы Вандзи дрогнули. Он будто что-то бормотал, но пересохшие горло и рот отказывались давать этим словам жизнь. Лань Сичэнь аккуратно смочил свои пальцы в водах источника и провел ими по губам Ванцзы. Едва задержавшись пара прозрачных капель скопилась в уголке рта и скатилась по щеке обратно к водной глади. Лань Сичэнь повторил свое легкое касание каплями воды еще раз и стал прислушиваться. Он понял, кого его брат так отчаянно звал еще до того как четко расслышал. — Вэй Ин... Лань Сичэнь замешкался на мгновение, потом тихо взял брата за руку, наклонился и поцеловал его в непокрытый лоб, прошептав: — Я здесь, Лань Чжань. Все хорошо.       Первое, что увидел Лань Ванцзы, открыв глаза, это знакомый потолок своих покоев. Это зрелище и тут же прорезавшаяся головная боль смутили его разум. Лань Ванцзы принялся озираться и постепенно глаза привыкли к невыносимо яркому дневному свету. Он действительно находился в цишане и подле него совершенно точно находился его брат, погруженный в чтение. Заметив пробуждение Ванцзы, Лань Сичэнь отложил книгу и обратился к брату с воодушевленным видом: — Ты проснулся! Как себя чувствуешь? Лань Джань подался навстречу брату и резко сел. Лань Сичэнь чуть чувств не лишился от такой его прыти. Он тут же очутился рядом на краешке кровати, приготовившись ловить нерадивого больного, если придется. — Я будто бездонная лодка, — сорвалось с губ Ванцзы. Услышав такое, Лань Сичэнь, нервно хмыкнул. «Это, что шутка? Он что, сейчас шутит?! Или он серьезно? И вообще... ЧТО?!» Конечно, Лань Сичэнь был искренне рад тому, что брат пришел в себя, но в себе ли он, это был вопрос. — Я долго проспал? — Ты... несколько дней, — не сразу опомнившись, ответил Лань Сичэнь. Лань Чжань взглянул в лицо своего брата и увидел там еще не сошедшие следы глубоких тревог. Головная боль отдалась новым аккордом, и он закрыл глаза ладонью от света, выдохнув: — Прости. — Тебе не стоит переживать. Все уже в прошлом. И сон был тебе необходим. Ты очень устал, брат. Ванцзи горестно глянул на него и прикрыл глаза уже, что бы не выдать всего того, что хотел и не хотел сейчас чувствовать. Он был рад, что Лань Сичэнь сейчас здесь и хотел чувствовать только это, но не мог. — Ванцзи, все хорошо? Лань Сичэнь придвинулся ближе и положил руку ему на плече. Лань Чжань накрыл его руку своей ладонью и решил, что должен быть кто-то еще. Если что-то случиться, кто-то должен обладать пониманием. — Я видел кое-что. — Пока ты спал? — Я... Лань Чжань не знал, как начать, ведь он не был до конца уверен, сон ли это. Откровенно говоря всё для него было истинной явью ровно до того момента, когда он увидел потолок своих покоев, но этого брату знать было не обязательно. Если он посчитает, что речь идет о сне, пусть так и будет. Наконец он нашел слова. — Битва. Я сражался. Лань Сичэнь внимательно и терпеливо ждал, будет ли какое-то продолжение. Не имело смысла тянуть из Лань Чжаня подробности. Он всегда говорил ровно столько, сколько хотел сказать, но Лань Сичэнь определенно видел, что для брата это важно, поэтому ждал, явно надеясь услышать больше. Он слегка сжал его плечо, желая приободрить Ванцы. — Я сражался на горе Луаньцзан. — Ох, Лань Чжань... Не теряя самообладания, Лань Чжань глянул на брата с легким вызовом и продолжил: — Я защищал его. Лань Сичэню нечего было на это сказать. В конце концов, он слышал, как его брат зовет в ночи Старейшину Илина. В ответ на это откровение он только уточнил: — И тебе удалось? Напряжение спало с лица Лань Ванцзы. Он не слишком уверенно покачал головой и ответил: — Нет, — а потом добавил чуть более решительно, — но бой до сих пор идет. — Да, — согласился Лань Сичэнь, — бой еще идет. Секундное понимание воцарилось в цишане. Лань Сичэнь улыбнулся брату своей теплой улыбкой. Тому уже давно было не шесть лет, но что-то нужно продолжать втолковывать на протяжении всей жизни, а то похоже со временем забывается. — Ванцзи, ты никогда не будешь сражаться один. Никогда. Только если сам этого захочешь.