Волны разобьются

Серые волны разбивались пеной об черные камни. Эхри не очень любил море. Ветер бил в лицо, песок застревал в волосах, и иногда Эхри невольно представлял, что заходит в холодную, соленую воду и тонет. В грустные дни ему даже хотелось утонуть. Шифра говорила, что он всего лишь поэт. Собака лаяла на волны, пыталась зайти в воду, но боялась, резвилась и пачкалась в коричневом песке. Волны заглушали шум машин и музыку бара, были дикими, норовили уничтожить, утащить белые лежаки и пляжные зонтики. Но не дотягивались. В небе нарисованы строительные краны. Прокладывали мост. Об этом все вокруг много говорили, и компания обещала много возможностей. Ноги утопали в сыром песке. Шифра гуляла по воде, не обращая внимания на мокрое платье. Она выглядела так, будто состояла из морской пены. Она глядела перед собой, и иногда опускала пальцы в воду, и волны словно слушались её, ласкали. Море заставляло думать и Эхри чувствовал тревогу — ему вспоминались недружелюбные стены офиса. — Сколько мы уже вместе? — спросила Шифра. — Почти полгода, вроде как, — ответил Эхри. — Ты любишь меня? — спросила она. Эхри ответил не сразу, он разглядывал её и пытался вспомнить свою жизнь пять месяцев назад. Пять месяцев назад он редко ходил на пляж и пять месяцев назад он чуть реже писал стихи. — Я тебя люблю, — сказала Шифра. — Мне нравится на тебя смотреть. — Да, — ответил он. — Сейчас я тебя тоже люблю. — Я люблю море. Ты напоминаешь мне море. Эхри не был доволен таким сравнением и не знал, откуда могло оно возникнуть. Человеком он был спокойным, обыкновенным, и занятия были его спокойные и обыкновенные: писать нерегулярно стихи, сидеть в библиотеке, работать в офисе, коллекционировать пластинки — не из-за стремления к подобию оригинальности или демонстрации старомодного вкуса, а потому что пластинки собирали его родители. Даже ролевые игры не делали его особенными — он этим не болел, они были слишком нерегулярные, он редко встречался, тоже самое, что и писать, только еще странным назовут, просто побег, как и стихи, и пластинки… — Почему? — спросил он. Шифра не ответила. — Я хочу пригласить тебя на наш бал, — сказала вдруг она. — Показать тебя моему народу. Эхри был польщен. Шифра редко рассказывала о своем народе, и тем более не пускала его ни на какие национальные мероприятия, часто уходя в лес или к руинам одна, порой — в окружении двух-трех незнакомых ему фей. — Почему это вдруг, а? — Раз мы любим друг друга, ты должен быть одним из нас. — И часто вы приглашаете людей, которые, как ты говоришь, становятся феями? — Феей можно только родиться, и нет, не часто. Это опасно. — Из-за злых человеческих мотивов? — Да. Таинственность — хорошая защита. — Люди склонны врать и отмалчиваться, я понимаю вашу скрытность. — Но тебе я хочу доверять. — Я тоже человек… Эхри поглядел на темно-синее небо и белых альбатросов, круживших под ним. — А я похож на фею? — Нет. Ты слишком большой, — Шифра помолчала. — Любовь — это в первую очередь доверие. — Но я люблю молчать. — Ты не доверяешь мне? — Я не знаю. — При этом ты любишь меня? — Да, потому что я терпеть не могу одиночество. — Твоя любовь эгоистична? — Люди любят ради себя, и ты ведь тоже. Они снова немного помолчали. Шифра вышла из воды, и некоторое время стояла, выжимая подол платья. Эхри подумал, что несмотря на загадочностью, которую Шифра всеми силами старалась создать, феи и люди — одно и тоже. — Когда у вас бал? — спросил Эхри. Шифра подошла и взяв его под руку, повела вдоль побережья. — В начале октября, когда на время становится теплее, — ответила она. — А оно станет? В прошлому году бабье лето как-то мимо прошло. — Станет, — ответила Шифра. — Но тебя не пустят, если ты мне не доверяешь. Доверять мне — это больно. — Не стареть больно и доверять больно? — Это взаимосвязано. — Наверное, потому что я буду наблюдать за смертью близких или переменами любимых мест? — Физически больно. — Если я тебя люблю, значит, это не страшно, не так ли? Шифра улыбнулась и на мгновение положила голову ему на плечо. Собака вертелась вокруг них. — Ты бываешь противоречивым, — сказала она.