я не хочу жить там, где нет тебя

Серафим иронично думает о себе как о герое-любовнике или рыцаре на белом коне, вырвавшем свою принцессу из лап злобного дракона. Только Глеб на принцессу мало похож, да и в целом, сейчас он мало похож на человека, которого Серафим знает и любит. Бледная копия себя прежнего, с красными глазами и опухшим лицом. Сидит на переднем сидении автомобиля, утонув в своей толстовке — один нос торчит из-под капюшона — и переключает треки в машине с телефона Серафима. Плеер постоянно крякает, не воспроизводя ни одной песни больше пяти секунд. Его удивляет лёгкость, с которой Глеб согласился на его предложение. В свете всех последних событий Серафим будто и не ждал от него положительного ответа. Поражается даже, когда на его «поедешь со мной?», Глеб отвечает «поеду» почти сразу, будто он только этого и хотел. Серафим на это надеялся, но не ждал. И вот уже Глеб с рюкзаком стоит у его машины, с видом, правда, недовольным, но Серафим списывает все это на его общее состояние, с ним не связанное никак. Да и было бы ему наплевать, разве согласился бы он с ним поехать, даже не думая? Зная Глеба — вряд ли. Серафиму казалось, что смотреть на него такого через экран телефона — невыносимо, но на деле оказывается, что в жизни ещё сложнее. Язык не поворачивается назвать себя сентиментальным, но Серафим буквально чувствует как сжимается его сердце каждый раз, когда он на Глеба смотрит. И оформить свои чувства в слова не получается, он же именно поэтому переходит к решительным действиям, именно поэтому (почти) хватает Глеба в охапку и везёт подальше от людей. Ему будет полезно. Да им обоим будет полезно. — Ну че, приехали, — заявляет Серафим, стоит машине оказаться во дворе. — Мгм, — раздаётся из капюшона. Кажется, что Глеб до сих пор не пришёл в себя. Хотя, скорее всего даже не кажется. Серафим борется с желанием заглянуть туда. Борется и побеждает. Он почему-то опасается предпринимать подобное, ему кажется, что стоит Глеба тронуть, он развалится на части прямо на месте. Он сам подтверждает теорию Серафима, когда, застыв посреди прихожей, глядит на свои кроссовки и выдаёт, пожалуй, самое связное и самое честное, что слышал от него Серафим за очень долгое время. — Бля, Сим, я так устал. Серафиму больше всего на свете хочется его обнять. Выразить одним объятием все свои эмоции. Он поднимает глаза на Глеба который, кажется, вот-вот расплачется, и сдаётся — подходит чуть ближе и раскрывает объятия. Глеб, уронив рюкзак на пол, подходит и утыкается тёплым носом в шею Серафима, который тут же его обнимает. Они стоят так целую вечность. Глеб, кажется, переходит в режим энергосбережения на несколько дней к ряду. Облюбовав старенький диван, он много спит, утонув в нем так, что кажется, будто под пледом у него нет тела, только голова в сером капюшоне. Серафим часто его проверяет. Глеб спит на удивление спокойно, кажется умиротворенным, как младенец. Серафиму сложно порой сдержать тёплую улыбку и желание подоткнуть плед посильнее. Он вообще чувствует себя молодой мамочкой, проверяющей каждые пять минут, дышит ли её новорождённый ребёнок, поэтому Серафим с трудом заставляет себя отвлекаться на какие-то дела. Он даже готовит что-то поесть и добывает большую банку компота. Иногда будит Глеба и пытается скормить ему свои кулинарные шедевры. Тот не отказывается, но ест мало. Серафим решает, что он как удав — просто долго переваривает съеденное. Найти себе дело, которым можно заняться одному и при этом всегда находиться в периметре двора оказывается сложно. Серафим едва не начинает строить беседку. Ему приходится остановить себя и переключиться на более реальные задачи — разобрать мусор, помыть машину, помыть квадроцикл. Занимаясь последним, он краем глаза замечает восставшего с дивана Глеба. Тот, отыскав где-то его солнечные очки, выползает на крыльцо. Все равно морщится от солнечного света, а потом усаживается на ступеньку, наблюдая за тем, что делает Серафим, который едва сдерживается от того, чтобы попрыгать на месте от радости. — Я где? — спрашивает Глеб охрипшим ото сна голосом. — На даче у меня, — отвечает Серафим, пожав плечами. — Ого, — произносит Глеб, удивлённо поджав губы. — Стой, в смысле? Я же… Почему я тогда тут? — Хочешь, верну тебя туда, откуда взял? — отвечает Серафим. — Не хочу! — тут же отвечает Глеб. — Я есть хочу. И курить хочу. А сигарет я не нашёл у себя. И у тебя не нашёл. Серафим удивляется такой быстрой смене темы и бросает все свои дела. Подходит к крыльцу и, опершись бедром о перила, складывает руки на груди. — Очки, значит, нашёл, а сигареты нет? — интересуется Серафим, склонив голову набок. — Они в машине. — Ты их специально спрятал что ли? — Конечно, а ещё ножи, вилки, и все стены мягким отделал, заценишь потом. — Между прочим, в дурках можно курить, — Глеб закатывает глаза. Вот, это уже больше похоже на него прежнего. — Я подумаю. — Так, а что там насчёт поесть? — Глеб зеркалит позу Серафима и тоже склоняет голову набок. — Ну, поешь, кто тебе не даёт. Ты же у нас самостоятельный, все вон нашёл. Глеб в ответ хмурится. Заставлять его что-то приготовить все равно что заранее распрощаться со всеми продуктами и заодно с домом. — Знаешь что, Серафим, мы в ответе за тех, кого приручили. Я, вообще-то, больной человек, за мной уход нужен. — Слышь, больной, я тебе сейчас уход нахуй организую, ясно? — усмехается Серафим и тянется к Глебу, чтобы щёлкнуть его по лбу, но он уворачивается. — Дождись уж когда я дела закончу. Добившийся своего Глеб растягивает губы в довольной улыбке, чем снова радует Серафима. Даже пропадает желание его стукнуть. Зато появляется желание сгрести в охапку и заобнимать. Серафим пока оставляет его до лучших времен и отправляется домывать свой транспорт, пока Глеб не помер с голоду. Сигареты ему потом все же выделяет — он же не изверг. Серафим отмечает, как Глеб постепенно начинает приобретать человеческий вид. Он уже меньше похож на маленького пони из любого парка, заезженного детьми. Все чаще путается у Серафима под ногами, когда тот занимается каким-то делом, начинает вредничать и язвить, выползает из своей толстовки на белый свет. Через несколько дней Серафим предлагает поехать на рыбалку. Глеб сначала хмурится, высказывает свое «фи» перспективе сидеть весь день с удочкой на одном месте. — А если меня комары там съедят? — ворчит он. — Отравятся, — усмехается Серафим. — Бля, точно, — Глеб поджимает губы. — Ладно, поехали. А давай, кто меньше рыбы поймает, будет на улице спать? — Тебя так тянет провести ночь под открытым небом? — лучшая защита — нападение. Серафим не считает себя мастером рыбалки, а новичкам (и дурачкам) везёт, поэтому Глеб вполне может выловить на одного карасика больше. Спорить с ним опасно, он ведь вынесет мозг. — Боишься? — щурится Глеб. С козырей пошёл. — Нихуя я не боюсь. — Тогда давай спорить. Серафим долго смотрит на него. Он вообще-то хотел не вестись на провокации. Но как на такие провокации не вестись? К тому же, так реально интереснее. — Хуй с тобой, золотая рыбка, давай. Буквально через час они приезжают к реке. Оставив Серафима в одиночестве разгружаться и готовиться, Глеб направляется к берегу. — Я топиться, — заявляет он. Серафим, конечно, почти уверен, что Глеб не стал бы прощаться с жизнью именно таким образом и прямо сейчас, но на всякий случай провожает его взглядом. Наблюдает за тем, как, скинув кроссовки и носки, задрав треники до колен, Глеб целеустремленно лезет в воду. Убедившись, что тонуть он не собирается, Серафим приступает к своим делам. Он возвращается к Глебу минут через десять. Подходит к нему, но в воду прыгать не спешит. Глеб молча стоит в воде, сложив руки на груди и опустив голову вниз. Кажется, что он даже не дышит, просто стоит неподвижно, как статуя. Удивительно, Глеб и стоять неподвижно. — Ты че? — все же спрашивает Серафим, не выдержав интриги. — Рыбки кусают, — отвечает Глеб. — А? — Если долго стоишь, то рыбки начинают кусать, — поясняет Глеб. — Прикольно. — Я тоже иду тогда. Серафим тут же избавляется от собственных кроссовок, закатывает штаны и лезет к Глебу. Ему тоже хочется увидеть кусающихся рыбок. — Распугал всех, — Глеб толкает его в плечо и шатается, потеряв равновесие. Хватается за рукав Серафима, а потом и вовсе цепляет его под руку и тянет к себе. — Ладно, сюда иди, щас приплывут. Они так и стоят в обнимку в ожидании рыбок. Через некоторое время они и правда приплывают. Толпятся вокруг их ног и бьются о них. Серафиму кажется, что они скорее не кусаются, а целуются. Возможно он проецирует на них свои желания. Он косится на Глеба, который, щурясь, снова всматривается в воду у себя в ногах. — Глеб, — зовёт его Серафим. — Мм? — отзывается тот. Задерживает ещё раз взгляд на воде, а потом, наконец, поворачивает голову. Серафим свободной рукой цепляет его подбородок и тянет к себе. Целует Глеба сначала аккуратно, усмехаясь, когда тот снова шатается и хватается за него двумя руками, пытаясь удержать равновесие на уходящем из-под ног дне. Впрочем, ему это чувство тоже знакомо, как физическое, так и ментальное. Серафим, истосковавшись, вкладывает в поцелуй, пожалуй, все свои эмоции, которые ему пришлось пережить за последнее время из-за этого дурака. Впрочем, сейчас-то он здесь. Все хорошо. — Опять всех рыбок распугал мне, — выдыхает Глеб, когда они, наконец, друг от друга отстраняются. Выдыхает неуверенно, скорее, для приличия. — Мы их вообще-то сюда приехали ловить, а не кормить, — напоминает ему Серафим. Он оказывается прав — Глебу сначала везёт. Он долго рассуждает о том, как холодно и одиноко Серафиму будет спать на улице, потом даже обещает пожалеть его и пустить в дом, если тот хорошо попросит. Но потом что-то идёт не так и буквально в последние пять минут Серафим вытаскивает двух несчастных карасиков размером с палец и демонстрирует их Глебу, довольно улыбаясь. — Так уж и быть, пущу тебя в дом, — говорит он. — Если хорошо попросишь. Вечером Серафим, не отыскав Глеба в доме, выходит на крыльцо. Пропажа обнаруживается на ступеньках. Сидит, курит и пускает вверх колечки из дыма, заставляя их проходить друг через друга. Неужели и правда решил тут сидеть всю ночь? Серафим опускается рядом. — Выебываешься? — спрашивает он и закуривает сам. — Конечно, — отвечает Глеб. — Что, соскучился уже? — Решил посмотреть, как ты тут устроился. — Охуенно, — выдаёт Глеб, отправляя окурок в стоящую рядом жестянку. — Правда? — Серафим хмурится. — Конечно, смотри, у меня тут и сигареты и даже подушка есть, — с этими словами Глеб устраивает голову у него на плече. — Лучшая просто подушка. — Э, я подушка что ли? — возмущается Серафим. — Ага. — То есть ты мне тут всю ночь предлагаешь вместе с тобой сидеть? — Конечно, — кивает Глеб, не поднимая головы. — А ты что, против? — Нет, — Серафим и правда не против просидеть с ним тут всю ночь, да хоть всю неделю, весь месяц, всю вечность. — Ну и все, сиди значит, — усмехается Глеб и тянет руку, чтобы стащить сигарету у Серафима изо рта. Затянувшись пару раз, возвращает её на место. — Сим. — А? — Спасибо тебе. — Я ещё не согласился пустить тебя в дом, — отвечает Серафим и улыбается. — Ты знаешь за что, дурак, — Глеб тычет пальцем ему под ребра. — Да я понял, — заверяет его Серафим и целует лохматую макушку. — Обращайся.