Дикое вино – перед твоим дворцом.
Я поднимаю перед собой гроздь. Поразмыслив, кусаю – в мой рот попадает сразу несколько ягод. Дикий сок стекает с уголков губ. Он даёт мне сил и храбрости выдержать то, что ждёт меня у тебя, помогает собраться с духом, чтобы идти дальше; нужно успеть до захода.Дикое вино – я готов.
Я вернулся не на родину. Она далеко, и уже десятки лет я не был там. Я избрал себе удел бродяги; шёл туда, куда вели меня чувства, туда, где я был нужен. Одни считали меня простым странствующим менестрелем, другие – магом и колдуном, третьи – безземельным отпрыском какого-нибудь знатного феодала. Как-то раз я ненароком услыхал, что поговаривают, будто я незаконнорожденный сын самого императора. Не знаю, чему из этого можно верить, ибо я полагаю, что являюсь слугой Божьим, призванным скитаться подобно перекати-полю и нести добро.Объявляют о прибытии – только для короля.
Вот я уже у твоих врат. Дозорные знали, что я должен прийти, и опустили мост пред моими ногами. Кто-то отправился доложить тебе о моём прибытии. Я знаю, уже через несколько минут ты будешь восседать на троне и в возбуждении ожидать меня. В последний раз я оглядываюсь – алый солнечный блик исчезает за горизонтом. Единственная виноградина в самом низу грозди гаснет. Я вновь поворачиваюсь лицом ко дворцу и съедаю её – для храбрости, – после чего, вздохнув, шагаю вперёд, нервно перебирая в руке остатки грозди, словно чётки.Боже, помоги мне – открой ворота.
Однажды судьба завела меня сюда. Некоторые твои подданные уже слыхали обо мне от знакомых из других краёв, и я был гостеприимно принят. На протяжении нескольких вечеров я присутствовал у тебя на пирах вместе с моей неразлучной лютней, пел песни, легенды, сказы, собственного сочинения и чужие. Моя неоднозначная известность достигла и твоих подданных. В ту ночь, на исходе которой я собирался продолжить свой путь по земному шару, один из них открыл мне, что уже без малого месяц, как вознеслась на небеса горячо любимая тобой невеста – за день до венчания. Горе настолько поразило тебя, что единственным средством, что могло хоть как-то помочь, стало вино. Сперва оно было просто другом, а затем поработило тебя. От этого вскоре начало страдать всё королевство. "Я слыхал, ты можешь творить чудеса, – глаголил подданный. – Молю тебя от имени всего народа: помоги нашему королю освободиться из винного плена". Я не смог отказать в помощи и остался, пообещав сделать всё, что в моих силах. Я остался с тобой наедине в тронном зале. Долгое время ты молчал, лишь изредка бросая на меня взгляд, пока задумчиво не изрёк: – Твои уста напоминают мне виноград, что лежит на фарфоровом блюдце. Скажи мне, уж не оттого ли этот голос звучит так пьяняще, что губы его обладателя налиты вином? – Сами по себе они не дурманят разум, не подвергают опасности Вас и Ваше окружение. Так впейтесь лучше в них. Я до сих пор не понимаю, какой порыв заставил меня это выпалить. Я думал, всё пройдёт даром, но ты тут же посмотрел на меня с некоторым интересом и осторожно спросил: – Ты позволишь? Я замялся, не зная, что ответить. Моё неловкое молчание ты воспринял как знак согласия: поднялся с трона, подошёл ко мне вплотную – и поцеловал.Дикое вино – лишь гроздь винограда.
Я неспешно иду по крепости ко входу в твою обитель. По дороге даю щедрую милостыню нескольким беднякам; дарю им последние медяки. Может, Господь увидит, простит и поможет?.. И всё-таки впервые меня мучает ощущение того, что мне больше нечего терять, ибо лишён я чести, подобно женщине. Нет, неправильно - если девушка навеки верна одному, то обладает достоинством особым. Но до мозга костей растлён мужчина, коль о нём приходится говорить такое. Губы подрагивают в бесшумной молитве. Я уже и сам забыл, в который раз прихожу сюда. Видимо, далеко не в первый, раз даже дети глазом не поводили в мою сторону, хотя в других городах я всегда ловлю на себе множество любопытных взглядов и собираю небольшую толпу юных зевак. Собственно, я рад, что никто не утяжеляет моё нелёгкое бремя своим взором. Интересно, догадывается ли твой народ, зачем я прихожу?.. Возможно. Во всяком случае, говорят, что меня здесь любят, ибо заметили, что после моего первого прихода дела государства стремительно пошли на лад, и людям не так уж и важно, почему.Дикое вино – и очень медленно.
Тот поцелуй был долгим. Я чувствовал, как он сладок для тебя, чувствовал, как ты наслаждаешься, чувствовал и потому не противился; ради всеобщего блага я на время забыл про себя и делал всё, чтобы сладкие соки заполнили тебя. Наконец ты будто бы пресытился и отстранился. Чуть прищурившись, ты смотрел мне в глаза, смотрел мягко, словно умоляя о чём-то. – Прошу, – молвил ты негромким, дрожащим голосом, – подари мне ещё один... – и, не дожидаясь моих слов, ты снова соединил наши уста. Я не смог устоять перед мольбой, звучавшей в твоей речи. Понимал, какой скорбью ты терзаем, и потому опять поддался. Крохотная искра желания в очах разгорелась в настоящий огонь. – Прости... – шептал ты сквозь боль мне на ухо, закрыв глаза. – Я не могу устоять...Дикое вино – так тепло и влажно.
Перед твоим троном я стою на одном колене, смиренно склонив голову. – Здравствуй, друг мой, – властно говоришь ты. – Я рад, что ты снова пришёл. – Для меня большая честь служить Вашей стране, – сдавленно отвечаю. – Полно, Рихард, встань, – смягчаешься ты. - Мы уже знаем друг друга не первый год. Ты можешь не становиться предо мной на колени. Я встаю и невозмутимо заявляю: – Тебе это нравится. Губы искривляются в усмешке. – Да, ты прав.Дикое вино – перед твоими коленями.
На рассвете того дня я скрепил договор своей кровью. Он позволял мне "вольно" путешествовать по миру при одном условии: в ночи с последнего числа каждого месяца на первое следующего я должен приходить к тебе. Мне и другим странникам обеспечивались полная свобода передвижения и покровительство в твоих землях. И "ничтожная" плата за это – одна ночь. Для тебя – блаженная, для меня – мучительная. Фактически, ты привязал меня к себе. Разве уйдёшь далеко за какой-то жалкий месяц? Нет, меньше: полмесяца - надо еще успеть вернуться. Конечно, я мог бы ослушаться и бежать. Однако, во-первых, я бы никогда не простил себе клятвопреступления, а, во-вторых, ты крайне наивен, если полагаешь, что я, многолетний скиталец, ни разу не замечал твоих соглядатаев. Да, я вижу, как шпионы всюду за мной следуют, отслеживают каждый шаг. Интересно, они всё ещё уверены, что, каждый раз покидая насиженное место, я действительно забываю там монеты? Мог ли я не согласиться на унизительную сделку? Мог. Но не сделал этого: за мой отказ королевство бы заплатило слишком большую цену – гораздо более дорогую, чем любую из обозначенных в документе. И ты бы так или иначе изобрёл способ вернуть меня – не мытьём, так катанием. Но и я выдвинул одно условие: на рассвете ты был обязан вновь пускать меня в вольные странствия. Остриё карманного ножа кольнуло бледную кожу, и желтоватый пергамент впитал в себя алую каплю. Ныне лишь тот ветхий документ да старая одежда хранят мою кровь, ибо с того мига моё сердце гнало по организму дикое вино; вид его, конечно, ни разу даже не смутил невинные на вид очи, однако эффект сохранялся: ты пьянеешь, но не падаешь так низко. Ты пресыщаешься, но с восходом солнца твой разум проясняется, и ни одна капля вина не осмеливается коснуться твоих губ ещё целый месяц...Дикое вино – это было начертано.
Как обычно, ты приглашаешь меня украсить ужин своим присутствием. Я достаю мою поддержку, мою опору, моего вечного спутника жизни, который много раз выручал меня, давал силы продолжать жить... Достаю мою лютню и начинаю петь. Я исполняю, если не весёлую, то по крайней мере жизнеутверждающую музыку - не только для того, чтобы угодить гостям - так я помогаю себе не пасть духом. Ты время от времени бросаешь на меня многозначительные взгляды. Если они встречаются с моими очами, то я мигом отвожу их и глубже погружаюсь в песнь. Стоит заметить, что за всё пиршество ты ни разу даже не посмотрел на вино. Но вот ужин заканчивается. Слуги устраивают гостей почивать. Когда последний из них уходит в царство Морфея, ты загадочно улыбаешься и вкрадчиво говоришь: – Что ж, вот и настал час, которого я так долго ждал. Пойдём, мой дикий виноград. Ты берёшь меня за запястье и ведёшь наверх по крутой винтовой лестнице. Я пытаюсь собрать в кулак волю, которая упорно растекается по телу, подобно металлу Меркурия[1]. Как жаль, что она не может отравить меня!..Это остаётся в тайне – иначе я мог бы защититься.
Мы заходим в твои покои. Всё ближе и ближе... Пока ты запираешь дверь на ключ и засов - для большей сохранности - я подхожу ко стрельчатому окну. Оно выходит на восток. Небо черно. Луны нет, но несказанно ярко горят звёзды. А вот и ты, Звезда Любви[2], не мерцая, горящая ярче всех. Именно ты будешь светочем этой ночи. О, зачем ты столько тысячелетий обрекаешь род людской на страдания?.. Я взираю вниз и вижу глубокий ров с тёмной водой, в ряби которой отражаются серебристые блики. Окно достаточно широкое... Один рывок – и я мог бы избавиться от всего. У меня есть не больше пары секунд на раздумья. Однако нет. Прыгнув, я попаду из огня да в полымя, и вместо пламени страсти меня спалят адские костры. Я понял, что упустил последний шанс, когда почувствовал твои руки на своих боках. Пречистая Дева, дай мне сил!..В глубокой воде – не крестятся.
Только я успел медленно развернуться, как ты прижал меня к себе и, зажмурившись, накрепко соединил наши уста. Твои пальцы смяли ткань на моей спине; даже сквозь одежду твои ногти царапали меня. Вдруг ты оторвался и коснулся губами моей шеи. Прерывистое дыхание обжигало кожу. Моё платье упало на пол... В несколько мгновений твоё отправилось туда же. Корона была небрежно отброшена на письменный стол; со звоном она ударила стену. Резким движением ты бросаешь меня на кровать. Пролог заканчивается, начинается основное действие... Тебе ни к чему страшиться пекла преисподней, ибо ты, попав туда, если и начнёшь страдать, то разве что от холода – настолько горячо желание, которое движет тобой; оно гораздо сильнее и несравненно возвышеннее, чем похоть пьяницы к кубку, и в тоже время ещё развращённее...Дикое вино – так горячо и сыро.
В свои движения, поцелуи и прикосновения ты вкладывал всю боль, всю энергию, всю страсть. Мне и непривычно, и совершенно безразлично. Совсем каплю приятно, но гораздо больше – до онемения мерзко. Я пытаюсь мысленно покинуть оскверняемое тело, словно сквозь хрусталь наблюдаю за сводчатым потолком. Я даже будто бы не слышу твоих стонов. Хочу молиться, но грех не позволяет взывать к Господу "виноградным" устам, в которые ты время от времени впиваешься. Лёд сковал душу и заморозил единственную мысль: скорее бы рассвет охладил жар одного и согрел другого. Боже... Боже... Наверное, этой пытке не будет конца. Как мучительно болит заиндевевшая душа... Очи смотрят как в бреду, губы беззвучно двигаются, последние отчаянные крики падающей в бездну души не могут вырваться из груди. Тебя это только заводит; думаешь, я наслаждаюсь, но не понимаешь моих страданий. Боже, скорее бы восход!..Дикое вино – перед этой тьмой.
Вдруг стеклянных глаз коснулось что-то тёплое, розовое... Виноградный сок? Нет. Это рассветный луч! Он прояснил зрение, и я увидел, что за окном уже светает. Горячка усиливается. Я комкаю пальцами простыню, дышу тяжелее и более прерывисто, начинаю судорожно дёргаться. Словно дух мой всё-таки смог заставить льды тронуться; точно у души начинают расти и раскрываться крылья, и вот-вот она разобьёт тюрьму и вылетит прочь... Солнце уже встаёт. Твоё время вышло; ты и не думаешь останавливаться, хотя обычно с первым же проблеском зари отпускаешь меня. Почему же ты не останавливаешься? Чем лихорадочнее рвусь я, тем сильнее ты вдавливаешь меня в постель. Почему же ты не можешь найти меры? Ужели море похоти вылилось из берегов?.. – Хватит! – наконец возражаю я. – Время истекло! – Нет, – очень коротко отвечаешь ты и продолжаешь своё чёрное дело.Но твоё желание высмеивает крылья.
Что ж, ты сам нарушил договор. Я не должен сдаваться. Нужно вырваться любой ценой. Ещё пара усилий... Ещё немного... О чудо! Мне удалось оттолкнуть тебя. Я стремительно спрыгиваю с кровати, хватаю валяющийся на полу плащ, заворачиваюсь него и подбегаю к окну... Солнечный диск уже полностью взошёл над горизонтом. Он поднимался прямо на глазах, всё сильнее слепил глаза. Я чувствовал его тепло. Ветер подул мне в лицо... Ветер Свободы. Я ощутил в себе такую волю к жизни, какую не знал уже очень давно. Я слышу зов оттуда. Я должен вырваться навстречу рассвету!.. – Куда собрался, мой сладкий? Ты снова обхватил меня руками и потащил назад. Я тщетно сопротивлялся. – Пусти! Срок вышел! – праведная ярость вскипала внутри меня. – Ты преступил договор, скреплённый кровью! – Диким вином, – в азарте поправляешь ты. – Кровью! – вскрикнул я за миг до того, как ты бы снова толкнул меня на постель. Гневная волна выплескивается за пределы тела. Кажется, что небесная длань поднимает меня и несёт туда, откуда так свежо, так маняще веет Свободой, туда, куда меня тянет какая-то неведомая разуму сила... – Стой! – слышен испуганный зов. – Рихард! – Прощай, Тилль... – тихо произношу я, стремительно забираясь на подоконник. Ты мигом подбегаешь ко мне. – Прости... – Но ты же разобьёшься! Ты хватаешься за плащ. Он слетает, но меня уже нет. Вместо этого ты видишь, как из складок чёрной ткани взмывает в зарю белый голубь. Ты в недоумении смотришь на то, что поймал руками, и понимаешь, что держишь виноградную гроздь и цветок лилии[3].Дикое вино – как голубь.
Я парю, купаясь в мягком сиянии утра. Оно омывает мою обнажённую душу, обращает в пыль отягчающие камни порока. Я чувствую себя невесомым, точно сам ветер, чистым, как утренняя звезда[4], что ещё несколько часов назад сулила мне столько мук... – Свобода! – неясно откуда льётся счастливый смех. И в то же время каким-то странным еле слышным эхом доносится: – Рихард! Умоляю, прости меня! Рихард! Вернись!.. Мне не ведомо, в какие дали я лечу, но точно я знаю только одно: я не вернусь.Дикое вино – исцелён светом.
Однако что станется со мною дальше? Почему сверху и спереди падают такие яркие золотые лучи, если розоватое солнце осталось далеко внизу?.. Возводя взор к небу, я узнаю ответ. Всё отчётливее слышится хрустальный хор голосов... Ступая на облако, я будто бы принимаю человеческий облик. Однако нисколько не утяжеляется мой полупрозрачный стан. – Добро пожаловать, Рихард, – молвит ясный, возвышенный глас Хранителя Ключей. – Врата Царства Небесного открыты пред тобой, праведник. – Господи, спасибо! – восклицаю я, поднимая взгляд ввысь. - Спасибо! Я не верю своему счастью. Я очищен! Я прощён! Неужели страдание только искупило мои грехи? Неужели мои молитвы смогли растопить ледяные оковы и достичь Господа? – Неужели... – шепчу я вслух. – Проходи, – зовёт апостол. – С тобой желает встретиться та, что все последние годы молилась за каждого из вас Всевышнему. Радостный смех и все земные звуки постепенно растворяются в ангельском пении. Однако в последний миг я будто внутри себя слышу последний отголосок мира людей...Я жду тебя – на исходе ночи.
______
[1]Т.е. ртути. Ртуть - металл с очень низкой температурой плавления (жидкий при комнатной температуре), при попадании в организм может значительно повредить здоровью. У алхимиков ассоциировался с Меркурием (как с планетой, так и с древнегреческим богом). [2]Имеется в виду планета Венера, названная так в честь древнеримской богини любви и красоты. [3]Лилия – символ чистоты и непорочности. [4]Та же Венера.