О всех созданиях, лучших и умных

На второй день Джон и Шерлок идут в гости. От Джима по-прежнему ничего, и, хотя Шерлок в курсе, что и не должно быть, пытка ожиданием, возможно, терзает сильнее, чем сама беда. Когда он появляется в Бартсе, Молли ярко краснеет и роняет в труп хирургические щипцы. Смотрит туда озадаченно, словно инструмент упал в канализационый сток и теперь не подлежит извлечению. Бедняжка пренебрегла в этот раз губной помадой, но на ресницах лежит легкая тушь, а цвет кожи лица — неестественно ровный. Шерлок делает несколько шагов вперед, извлекает для неё щипцы и, попытавшись изобразить задорную улыбку, идет мыть руки. — Шерлок, — заикается Молли. — Я... ммм... А где... Джон? Нет, я не намекаю, что... Потому что ты отлично... То есть, он не с… — Он в туалете. Шерлок стряхивает воду с пальцев. Молли ёрзает, при этом не двигаясь, — только она умеет так ёрзать. Несколько секунд они изучают друг друга, размышляя, что — если вообще нужно — следует теперь сказать. — Джон говорил с тобой, — пробует Шерлок. Это лучше, чем ничего. По крайней мере немного разрядит обстановку. Молли наклоняет голову в подтверждение. Шерлоку вдруг бросаются в глаза все прядки волос на ее висках, не поддавшиеся укладке, и хочется сказать тихо, все будет хорошо. Молли меньше всех заслуживает эту боль. Но поскольку он знает, что скорее всего ничего хорошо не будет, то просто продолжает говорить. — То есть он дал понять, что мы… вместе. Впрочем... он, наверное, дал это понять очень-очень ясно. Прошу прощения за это. Молли снова кивает, скривившись, прежде чем у нее получается овладеть лицом. Ужасно, полагает Шерлок, после чего пытается больше об этом не думать. — Ну, — продолжает он. — И, наверное, он упомянул, что, по причинам, о которых я всегда умалчивал, точнее, из-за конкретного физического недостатка, весьма пикантного... ты бы меня точно не захотела, — выдавливает Шерлок, махнув рукой. Грудь Молли часто вздымается и опадает. Ее нижняя губа вытворяет такое, что и не снилось крупным плотинам и прочим сдерживающим водные потоки сооружениям. В данный момент Панамскому каналу не сравниться с лицом Молли Хупер. — Мне следует... ммм, нужно извиниться, — выдавливает она. — Я никогда не... Ты такой... ну, ты никогда не говорил, вот я и не... Если я выставила себя дурой… — Вчера только один человек выставил себя дураком, и это был Джон, — уверяет её Шерлок. — Он идиот. Ну… Получше, чем некоторые, но… — Нет, я не о том... Я не имела в виду... — Вздрогнув, Молли смотрит на щипцы в своей крошечной руке. — Не вчера. Он, ну... очень милый. То есть, теперь милый, раньше не был, но... все равно, ты знаешь про то, как мой папа умер? Я тебе рассказывала? Как он был храбр, и как пытался быть веселым до самого конца? Шерлок вешает полотенце и подходит к ней, хмурясь. — Да. — Иногда он выглядел таким грустным, но только не тогда, когда мы на него смотрели, — шепчет Молли сдавленным голосом. — А ты... Ты, ты иногда, ммм... Ты бывал таким грустным, когда думал, что я не вижу. Но я видела и... именно это я хотела тебе сказать. Я тебя видела. Вот почему я... то есть да, ты мне нравишься, но... о, боже, прости, что говорю об этом, прости, я всегда несу чушь, когда ты рядом, но я хочу сказать, я знаю, что я не важна, но иногда плохо всё, просто всё, так с каждым иногда бывает, понимаешь, не только с невезучими или депрессивными, а ты... на тебя столько наваливалось всё время; и ты был печальным, когда думал, что я не вижу, но я видела, ты не прав, я видела каждое мгновение, и никогда не хотела, чтобы ты был так одинок. Комок в груди Шерлока сжимается еще сильнее. Все ужасно плохо. Насчет этого Молли, пожалуй, права. Наклонившись, он мягко целует Молли в щеку, невзирая на ее шок, и осторожно отодвигается. — Ты ошибаешься, знаешь, — говорит Шерлок тихим и глубоким голосом. — Ты важна. Всегда была важна, и я всегда тебе доверял. На лице Молли появляется очень странная, страдальческая улыбка. Двойные ямочки на щеках; необычно маленький ротик изгибается, и она опускает взгляд в пол, перед тем как снова посмотреть в глаза Шерлоку. — Думаю, я скоро умру, — признается он. Шерлок может признать это Молли. Пусть даже только Молли. Её глаза расширяются, затем становятся ярче из-за непролитых слез. Молли берет его ладонь в свою, сжимает и стыдливо отпускает. — Тогда ты тоже неправ, — говорит она просто. — Не можешь быть прав. Ради Джонa. Может... может, ради меня. Если хочешь. Ради твоих друзей. Это… это всё. Ты не можешь быть прав. Кивая, Шерлок взъерошивает свою копну волос быстрым почёсыванием. Отталкивающая любовная песня R&B вчера ушла, но теперь невыносим покой. Столько дней перед ним стояла цель, но теперь и её отобрали. Как и всё остальное скоро отберут... — Что ты собираешься делать? Шерлок выпускает из легких воздух и думает твою мать, да возьми себя в руки хоть раз в своей идиотически короткой жизни. — Мы пытаемся выследить Мориарти. Он плохо себя вёл последнее время. — Шерлок, он взорвал старушку! — с упреком восклицает Молли. Она выглядит шокированной такой легкой оценкой. — Нет. То есть да, но технически я говорил о магнитофонной серенаде в мой адрес, — вносит поправку Шерлок. Открывается дверь, и Джон входит уверенным шагом, растирая пальцы левой ладони. Не хромает, но, кажется, чувствует себя неловко. Подходит к Шерлоку и Молли, улыбается ей — настоящей улыбкой, понимает Шерлок, — и сжимает ее локоть. Молли заметно расслабляется. — А с этим что? — спрашивает Джон в порядке светской беседы, кивая на труп. — Все нормально. Умер, — безучастно отвечает Молли. Джон смеется, прежде чем может сдержать себя. Прочищает горло. — Ясно. Да. Вы как... поговорили? Живые люди, я имею в виду. — Да, — говорит Молли, наконец положив щипцы. — И все в порядке? — Тебе нужно сделать всё, что в твоих силах, — говорит Молли Джону, задыхаясь. Сжимает его плечи, и Джон смотрит на нее невозмутимо, как всегда. — Всё. Я не могу... то есть... ну... если любому из вас что-то понадобится... что угодно — только попросите, но ты должен о нём позаботиться, раз уж я не могу... ничего сделать. Не представляя, как реагировать на эту манифестацию, Шерлок внимательно наблюдает за Джоном. Доктор скрещивает на груди руки, опускает голову, снова откашливается и протягивает ей ладонь. Отпустив плечи Джона, Молли осторожно берет её. — Так и будет, — объявляет Джон. — Я обещаю. Они покидают Бартс — и снова пища превращается в прах во рту Шерлока, — китайская на этот раз; и снова он высаживает в ноль аккумулятор телефона; и опять закат над Лондоном кутает платаны ласковым янтарным светом, а на небе проступает полоса прохладной синевы, а за ней еще одна цвета апельсина; и когда они возвращаются пешком на Пэлл-Мэлл, Шерлок смотрит, как одна за другой загораются на небе звезды, — и ведь еще недавно размышлял, доведется ли еще раз их увидеть вместе с Джоном рядом, перед тем, как придет конец всему, и тогда он верил, что исполнение желания принесет покой, но на деле оказалось совсем не так. Он хочет большего. Теперь он хочет, чтобы так было всегда. Хочет вечности, чтобы бережно качать её в ладони. Вместо этого он берет Джона за руку, сплетая их пальцы вместе, и делает вид, что не видит, как лицо друга расплывается в улыбке. На этот раз, когда они ложатся в кровать, Шерлок не спрашивает, обязательно ли им заниматься сексом — он просто сворачивается в еще один жалкий отчаявшийся клубочек, и только когда Джон, обхватив его сзади руками, шепчет полные любви слова ему в спину, в тонкий хлопок рубашки, Шерлок понимает, что так и не попрощался с Молли в Бартсе. И, скорее всего, уже не попрощается никогда. — Как у тебя получается просто ждать? — хрипло спрашивает он Джона в темноте. — Как ты это выносишь? — Именно это солдаты и делают, когда ни в кого не стреляют, и никто не стреляет по ним, — стоически отвечает Джон. — Мы ждём.